а: с Мавланом покончено, можно немножко передохнуть.
     Заехав в первый же двор,  Саттар расседлал лошадь и привязал ее к
стволу  раскидистой  чинары.  Потом вымыл в арыке руки и освежил лицо.
Предложение  хозяйки  пройти  в  дом,  попить  чаю  и  поесть   Саттар
решительно отклонил.  Нет, нет. Не сейчас. После. Ему не до еды. Он не
спал двое суток кряду и только сейчас почувствовал,  как сильно устал.
Все тело ломило,  в голове стоял туман, глаза слипались. Спать, спать,
спать...
     Он закурил, положил под голову седло и лег под чинарой.
     Давно не было так спокойно на душе Саттара. Анзират спасена, и за
судьбу  ее  не  надо  тревожиться.  Закир в сопровождении Гребенникова
повез ее в свой кишлак,  и она найдет временный приют в доме родителей
Закира.  А потом он испросит отпуск у командира дивизиона и приедет за
ней.  И все это будет в самые ближайшие дни!  Глухую ревнивую мысль  о
том,  что  Анзират была женой Наруза Ахмеда,  он отгонял от себя,  как
злую докучливую осу. Главное - Анзират спасена, он пришел на ее зов, И
Саттар  быстро  уснул  крепким  сном  здорового,  смертельно уставшего
человека.
     Над ним ворковали горлинки, таясь в густой листве чинары.
     Разгорался знойный день.

     ...Спустя три часа к кишлаку тихо подъехали Наруз Ахмед, Бахрам и
одиннадцать  басмачей.  Им тоже нужны были свежие лошади.  План их был
прост:  выдать  себя  за  добровольцев-краснопалочников  и   уговорить
колхозников  обменять  коней.  Никаких  боевых  действий они решили не
предпринимать. Сейчас им было не до этого. Лошади - и только лошади!
     Но как   только   Наруз  Ахмед  увидел  во  дворе  крайнего  дома
привязанного к чинаре строевого коня и спящего возле него человека, он
забыл о лошадях и обо всем на свете.  Захватив с собой троих басмачей,
Наруз тихо въехал во двор.
     Форма Халилова,  драгунское  седло и лежавшее тут же оружие сразу
подсказали Нарузу Ахмеду, кто находится перед ним.
     - Связать по рукам и ногам! - шепнул он двум басмачам.
     Саттар продолжал мирно спать,  не ведая о беде, нависшей над ним.
Басмачи кошками соскользнули с коней и, вооружившись длинной веревкой,
навалились на спящего.  Саттар проснулся,  но не успел даже сообразить
что-либо,  как  был оглушен ударом приклада по затылку.  Его мгновенно
спеленали, как младенца.
     - Вяжи конец к хвосту своего коня, - приказал Наруз Ахмед.
     Басмач начал старательно вывязывать узел.  Вдруг рядом  на  улице
захлопали выстрелы.
     Наруз Ахмед  вздрогнул  и  приподнялся  в  стременах.   Всадники,
ожидавшие  за  дувалом,  кучей ринулись в переулок.  Конь под Бахрамом
завертелся.
     - Аскеры!  -  крикнул  он истошным голосом и,  пригнувшись к луке
седла, послал своего коня вслед удиравшим басмачам.
     Басмач вскочил  на  коня и вылетел со двора.  Веревка натянулась.
Связанный Саттар перевернулся,  как неживой,  раз,  другой - и  облако
пыли скрыло его.
     Наруз Ахмед подбежал к дувалу и стал наблюдать за улицей.
     Басмач проскакал  полсотни шагов и хотел уже свернуть в переулок,
как наперерез ему с обнаженным клинком вылетел всадник.  Ловким ударом
он разрубил натянутую струной веревку, и Саттар остался на дороге.
     Басмач рванулся было в сторону,  но тот же клинок блеснул в лучах
солнца  еще  раз.  Освободившаяся  от  седока лошадь перемахнула через
арык, уткнулась головой в дувал и облегченно заржала.
     Всадник подъехал  к  лежавшему  в пыли Саттару и соскочил с коня.
Опустившись на колени,  он ножом быстро  разрезал  веревки,  опутавшие
руки и ноги Халилова.
     Это был уполномоченный особого отдела Шубников.  Со своим отрядом
он шел по следу Наруз Ахмеда и наконец настиг его.
     Осторожно выглядывая  из-за  дувала,  Наруз  Ахмед  наблюдал   за
Шубниковым.  Когда  тот  опустился  над  телом Саттара,  он подал знак
басмачам, вместе с ними вылетел на улицу и поскакал вправо.
     Шубников схватился  за винтовку и открыл по беглецам огонь.  Конь
под одним упал на передние ноги и, храпя, кувыркнулся через голову. Но
второй басмач и Наруз Ахмед, нещадно нахлестывая обезумевших лошадей и
низко пригнувшись к седлам,  продолжали удаляться.  Однако уже в конце
улицы,  подняв коней на дыбы они повернули:  навстречу им мчались пять
конников.  Дико гикнув,  Наруз Ахмед послал коня на невысокий дувал, и
тот  легко  преодолел  препятствие.  Басмач  же замешкался и попал под
клинки красноармейцев.
     Сбив с  ног  старика во дворе,  Наруз промчался через сад,  через
виноградник, перескочил через второй дувал и оказался в переулке.
     Километрах в  десяти  от  колхоза  он нагнал скакавшего Бахрама и
присоединился к нему.
     Убедившись, что  их  уже  не  преследуют,  Бахрам  и  Наруз Ахмед
перевели взмыленных коней на  шаг.  Долго  они  ехали  молча.  Наконец
Бахрам спросил:
     - Что ты сделал с этим аскером?
     - Ничего,  - угрюмо ответил Наруз Ахмед. - Его привязали к хвосту
коня, а тут выскочил красный дьявол и все испортил...
     - Как?
     - Разрубил веревку и убил джигита.
     Бахрам покачал головой и вновь спросил:
     - А ты знаешь, кого ты привязывал к хвосту?
     - Нет, а что?
     Бахрам усмехнулся:
     - Это  был  тот  самый  аскер,  который  отрубил  мне  ухо и увез
Анзират.
     Наруз Ахмед плотно закрыл глаза, и из груди его вырвался стон.
     - Будь я проклят!.. Как я его не узнал?.. Неужели это он?
     - Он, он... Саттар Халилов! Видно, суждено ему жить...
     Наруз Ахмед  вновь  сомкнул   веки.   Желваки   на   его   скулах
задвигались.  Гнев,  отчаяние и злоба кипели в нем. О ишак! Длинноухий
ишак!  Упустил такой случай!  И почему взбрело ему в голову  привязать
его  к  хвосту  коня?  Зачем?  Не проще ли было покончить с ним ударом
ножа?  А теперь он жив... Жив! И будет смеяться над своим мстителем...
О шайтан!
     Они продолжали ехать шагом,  сберегая силы  лошадей,  и  молчали,
думая каждый о своем.
     Под вечер,  когда  до  пограничной  реки   оставался   час   езды
переменным аллюром, Бахрам первым нарушил молчание:
     - Ты твердо решил перебраться на ту сторону?
     - А куда же еще? - с раздражением спросил Наруз Ахмед.
     - Ты уверен, что тебя там ожидают белые лепешки, шашлык и вино?
     Наруз кинул на собеседника короткий злой взгляд и хмуро произнес:
     - Тебе лучше известно, что там ожидает нас.
     Бахрам кивнул и сказал:
     - В том-то и дело,  что мне лучше знать.  Одиннадцать лет -  срок
вполне достаточный для того, чтобы кое-что понять.
     - И что же ты хочешь сказать?
     Бахрам не  ответил.  Оглянувшись  назад,  он увидел вдали большое
пыльное облако и хлестнул коня.
     - Погоня!
     Никаких сомнений быть не могло:  облако приближалось. Сквозь пыль
угадывались  очертания  всадников.  Их  оружие  поблескивало  в  лучах
заходившего солнца.
     Началась бешеная скачка.
     Солнечный диск коснулся края земли и стал угасать.
     Кони вынесли  Наруза Ахмеда и Бахрама на высокий каменистый берег
реки с темно-стальными быстрыми водами.
     - Пускай с разгону, - посоветовал Бахрам, и они отъехали шагов на
двадцать от берега.
     Наруз Ахмед  ударил  каблуками  в бока коня и через мгновение был
уже в воде. Конь храпел, скалил зубы, Оторопело водил налитыми кровью,
глазами и, преодолевая быстрое течение, уносил твоего хозяина на чужой
берег.
     Спохватившись, что рядом с ним никого нет, Наруз Ахмед повернулся
в седле и увидел Бахрама на берегу.
     - Давай! Скорее! Они уже близко! - надрывая глотку, крикнул Наруз
Ахмед.
     - Плыви, плыви! - донесся до него голос Бахрама. - Я уже был там.
С меня хва-а-тит!..
     Бахрам повернул  коня  и  шагом  поехал  навстречу приближавшимся
всадникам.
     Смятение охватило Наруза Ахмеда.  Значит,  он остается... Бахрам,
верный Бахрам, слуга и телохранитель отца, бросает его в самую трудную
минуту...
     Наруз хотел что-то крикнуть,  но в горле  застрял  какой-то  ком,
душили слезы. Закусив губу, он выбрался на чужой глинистый берег и, не
оглядываясь, пустил коня вскачь куда глаза глядят.


        " * ЧАСТЬ ВТОРАЯ * "

        "1"

     Словно глубокими  морщинами,  избороздили  южную окраину Тегерана
кривые улочки и переулки.
     Шум большого  города  сюда  не  доходит.  Не дотягиваются до этих
кварталов трубы водопроводов,  иссякает где-то  в  пути  электрический
свет. Вечный полумрак, духота и зловоние царят в южном Тегеране.
     Здесь прозябали люди  на  последней  грани  нищеты.  В  маленьких
кособоких хибарках из глины или необожженного кирпича, а то и просто в
ямах,  вырытых в земле и покрытых чем попало,  в страшной  скученности
влачили свое существование все те,  чьи руки ценились очень дешево или
вообще никому не были нужны.  Как в знойной пустыне,  вода здесь  была
редкостью. Ее пускали по загрязненным отбросами арыкам раз в неделю, а
то и реже.  Люди запасались ею впрок и пили экономно,  оставляя лишнюю
кружку  уже тухлой воды на завтра.  Все здесь расходовалось по капле и
крошке.  Только воздух,  пыльный и пахучий,  выдавался вволю да  щедро
палило головы бедняков горячее беспощадное солнце.
     На одной из таких зловонных улиц в жалкой глинобитной хибарке жил
Наруз  Ахмед.  Время  круто  расправилось  и  с  его обликом,  и с его
привычками.  Ничто  не  напоминало  в  нем  теперь  ни  сына  знатного
бухарского   вельможи,  ни  преуспевающего  инспектора  потребсоюза...
Старое поношенное платье, стоптанные чувяки, несколько медных грошей в
кармане  -  вот  все,  чем располагал теперь Наруз Ахмед.  И впереди -
тоскливые нищие дни, бесконечные поиски хоть какого-нибудь заработка.
     Ушла молодость...   Восемнадцать   лет  искал  он  своей  судьбы,
особенной,  ему лишь предназначенной.  И не  нашел.  Чудесный  клинок,
который  он  с  таким  трудом  добыл  и  ради обладания которым шел на
смертный риск, не принес ему богатства. Клинок хранил свою тайну. Этой
тайной  владел  старый  лекарь-табиб Ахун,  один из двух посвященных в
секрет булатного клинка. А найти старика никак не удавалось.
     Долго искал  его Наруз Ахмед.  Очень долго.  В поисках его он три
года шатался по базарам, караван-сараям и мечетям Афганистана. А когда
наконец  напал  на верный след и полный ожиданий открыл дверь Ахуновой
лачуги,  оказалось,  что старый шайтан еще на прошлой  неделе  ушел  с
караваном в Иран. Наруз не задумываясь последовал за ним. Но и в Иране
Нарузу не посчастливилось.  Старик будто ускользал от него.  Казалось,
вот-вот  они  должны  встретиться,  люди утверждали,  что третьего дня
Ахуна  видели  в  чайхане,  что   только   вчера   почтенная   тетушка
Зейнаб-ханум  купила у него мазь от чесотки,  но старик снова исчезал,
как  сказочный  джин.  Следы  его  неизменно  терялись,  чтобы   через
некоторое время обнаружиться вновь и вновь исчезнуть.  Он поистине был
неуловим. В июне сорок первого года в Рафсинджане, на юге Ирана, Наруз
Ахмед окончательно потерял след старика - и, кажется, навсегда.
     Терзаемый горьким отчаянием,  обнищавший Наруз скитался по  всему
Ирану в погоне за дневным заработком. И куда его только не кидало, где
он только не побывал!  Вначале он  работал  грузчиком  на  текстильных
фабриках   в   Исфагане   и  Бехшахре;  потом  был  уличным  торговцем
наркотиками  в  Тавризе;  зазывалой  купеческих   лавок   на   базарах
Керманшаха и Кашана; комиссионером по продаже фальшивых рубинов...
     В городе Ахвазе его научили бить в барабан,  и он полгода состоял
барабанщиком  в  оркестре.  В Казвине он овладел ремеслом массажиста и
почти год мок в подземных банях города.  В Реште старый дервиш доказал
ему,   что  когда  пуст  желудок,  то  самым  вкусным  блюдом  кажется
обыкновенная саранча.  Он научил Наруза Ахмеда засушивать и  сохранять
этот крылатый пищевой продукт.  В восемнадцати километрах от Тегерана,
в  гостинице  "Дербент",  Наруз  Ахмед  постиг  искусство  полотера  и
некоторое время кормился за счет паркетного блеска.
     Но и "легкий" заработок не давался в  руки.  Любая  работа,  даже
самая  презренная,  бралась с бою.  Все это осточертело Нарузу Ахмеду.
Глухая  враждебность  свила  гнездо  в  его  сердце,   он   озлобился,
ожесточился.  Он  стал  ненавидеть все окружающее:  эту чужую для него
страну, людей, небо, звезды, солнце...
     Осень сорок  первого  года  вдохнула  в  Наруза  Ахмеда  какие-то
надежды.  Летом гитлеровская Германия вторглась в  пределы  Советского
Союза.  Газеты  предсказывали  скорую гибель коммунистического режима.
Иран с  первых  дней  войны  заявил  о  своем  нейтралитете,  но  этот
нейтралитет  носил  очень  странный характер:  гитлеровские разведчики
всех  рангов  и  мастей  наводнили  страну;  они  пролезали   во   все
учреждения,  захватывали важные посты.  В Тегеране,  Реште,  Пехлеви и
Казвине появились активные нацистские группы. Из немцев, проживавших в
Иране,  спешно  формировались ударные батальоны.  Их отводили в горы и
там обучали военному делу. К границам СССР подтягивались диверсионные,
шпионские   и   террористические  группы.  Их  сколачивали  из  бывших
белогвардейцев, из дашнаков, муссаватистов и басмачей. Перебрасывалось
оружие,   закладывались  тайники  с  продовольствием  и  боеприпасами.
Влиятельные лица подкупались гитлеровскими агентами.  Берлин не  жалел
денег: в стране велась разнузданная антисоветская пропаганда.
     На стенах домов и на заборах запестрели надписи с призывами  идти
рука об руку с фюрером, день и ночь передвижные радиостанции кричали о
победах немецкого оружия.
     В воздухе запахло порохом.  Обстановка была ясна:  фашисты хотели
вовлечь Иран в войну против Советского  Союза.  И  к  этому  все  шло.
Готовился военный переворот.
     Тут-то и понадобился Наруз Ахмед.  О его  существовании  пронюхал
известный в Иране гитлеровский разведчик майор Фриеш.  Это случилось в
конце июня. Через сутки после встречи с майором Наруз Ахмед оказался в
составе  диверсионной  группы  в  пустыне  Даште  Кевир под Гярмсаром.
Началась   сытая   жизнь,   появились   деньги.   Судьба,    казалось,
обнадеживающе кивнула Нарузу. Группу готовили к выброске на территорию
Узбекистана.  С этой целью  разношерстный  сброд,  набранный  майором,
обучали радиоделу,  взрывной технике, топографии, приемам самозащиты и
нападения,  владению всеми видами холодного и  огнестрельного  оружия.
Немецкие   "специалисты"   натаскивали   вчерашних  басмачей  в  таких
"тонкостях",  как  пользование  сильнодействующими  ядами,  прыжки   с
парашютом, шифровальное искусство.
     В первых  числах  августа   в   Тегеране   под   видом   делового
представителя   торговой   фирмы   появился   один   из  руководителей
гитлеровской разведки - адмирал Канарис.
     Все было готово. Ждали только сигнала.
     Правительственный переворот,  затеянный  реакционной   военщиной,
вначале  был  назначен на двадцать второе августа,  затем перенесен на
двадцать восьмое. Но двадцать пятого...
     Эту дату  Наруз  Ахмед  никогда  не  забудет.  Она  убила ожившие
надежды и вновь ввергла его в беспросветную нужду.  25 августа в  Иран
неожиданно вошли советские войска.
     Адмирал Канарис мгновенно исчез.  Майор Фриеш "испарился", словно
его  и  не  было.  Местные  фашисты и их подпевалы частью разбежались,
частью ушли в подполье.
     Заигрывавший с  Берлином  Реза-шах  отрекся  от престола.  Старый
кабинет ушел в отставку. Было сформировано новое правительство.
     Опасаясь разоблачения   и   ареста,  Наруз  Ахмед  перебрался  на
восточную окраину страны и вблизи Мешхеда нанялся рабочим на  сахарную
плантацию. Вновь в Тегеране появился он лишь зимой сорок шестого года.
Нищета так сдавила  Наруза,  что  оставалось  одно:  повыгоднее  сбыть
проклятый клинок.  Сделать это можно было только в Тегеране, где много
охотников до всякой старины.
     Тайна, окутывающая   клинок,   уже   потеряла   для  него  всякую
привлекательность.  Да и была ли она вообще?  Теперь ему казалось, что
никакой  тайны и не было.  Может быть,  отец просто посмеялся над ним?
Может,  клинок являлся для Ахмедбека просто  символом  старой  хорошей
жизни,  памятью  о  последнем  эмире?  Но  что  это значило для Наруза
Ахмеда?  Ровным счетом ничего.  Нарузу до зарезу нужны  были  наличные
деньги,  а  не  сомнительная  тайна.  Отец  погиб,  табиб Ахун пропал,
возможно,  умер...  Нет,  клинок стоит не больше, чем он стоит в лавке
древностей!
     И Наруз Ахмед сбыл клинок человеку,  понимающему толк в старинном
оружии,  и  на  вырученные  деньги  купил  неброский с виду,  но очень
приличный костюм,  модную фетровую шляпу,  полуботинки и две  сорочки.
Приличный костюм все же дает какие-то шансы в жизни...
     Кроме того,  у Наруза еще осталась значительная сумма, которую он
отложил на "черный день" - мало ли что могло случиться!
     Совершив удачную продажу и прошатавшись  дня  два  по  магазинам,
Наруз  покинул  Тегеран и вновь появился в столице Ирана лишь в начале
сорок девятого года.
     К переезду  в  Тегеран  его  толкнули  уже  надоевшая  причина  -
отсутствие легкого и прибыльного дела - и уговоры бродячего  фокусника
Али  Мансура.  Дружба  с  ним  началась  восемь  лет назад и оказалась
довольно  выгодной  для  Наруза  Ахмеда.  В  частые  наезды   фокусник
останавливался у него,  иногда жил подолгу,  и это время для владельца
лачуги  оказывалось  самым  сытным  и  беззаботным.  Али  Мансур  умел
добывать деньги!  И часть их перепадала Нарузу Ахмеду.  Кроме того,  в
периоды особого расположения фокусник посвящал  друга  в  тайны  своей
профессии.  А  в будущем это очень могло пригодиться Нарузу Ахмеду,  -
мало ли что ожидает человека в жизни!
     Али Мансур  собирался  поработать  лето  в  Тегеране  и окрестных
селениях.  Ему нужен был постоянный угол в городе и дешевый  помощник.
Старик  уговорил  Наруза  ехать  с  ним,  подыскал для жилья лачугу за
небольшую плату и пообещал через неделю пристроить его к делу.
     Так началась   новая   жизнь   в   столице.  И  началась  так  же
безрадостно,  как и всегда: без денег, с одной лишь надеждой на лучшие
дни.
     Наруз Ахмед лежал, уставившись в грязный косой потолок, и думал о
том,  куда  мог деваться Али Мансур.  Позавчера утром он покинул дом с
тем,  чтобы купить рису и муки,  и  больше  не  появлялся.  Что  могло
случиться?  Или  он  выехал  куда-нибудь?  Почему же тогда не зашел за
своим  сундуком?  Без  него  фокусник  как  без  рук,  все  волшебство
заключено в этом старом сундучке, валяющемся сейчас в углу каморки.
     Занятый этими мыслями,  Наруз скорее почувствовал,  чем  услышал,
что  в  комнату кто-то вошел.  Он привстал и увидел незнакомого худого
старика в белом халате.  Стоя посреди  комнаты  и  вращая  головой  на
длинной шее,  он презрительно осматривал голые стены. Когда взгляд его
остановился на деревянном лежаке, где, свесив ноги, сидел Наруз Ахмед,
старик сказал:
     - Салям алейкум!
     - Алейкум салям! - торопливо ответил хозяин и, соскочив с лежака,
поклонился гостю.
     Старик вздохнул,  сел  на  край,  достал  из-за  пояса  маленькую
тыковку,  вынул из нее щепотку наса  и,  заложив  ее  за  щеку,  начал
жевать.
     Наруз Ахмед с растерянным видом смотрел  на  неожиданного  гостя.
Его охватило какое-то смутное беспокойство.
     Старик посидел некоторое время в молчании,  а  затем  без  всяких
восточных церемоний спросил:
     - Как твое имя?
     - Наруз Ахмед.
     - Сын Ахмедбека?
     - Да.
     - Не думал встретиться... Ты узнаешь меня?
     Наруз еще пристальнее всмотрелся в изрезанное глубокими морщинами
лицо старика и отрицательно покачал головой.  Нет,  он не  знал  этого
человека.
     - Это было давно.  Много лет назад,  - тихо проговорил гость. - Я
был таким,  как ты сейчас,  а ты - совсем маленьким. Вот таким, - и он
показал рукой. - Я первый обучил тебя грамоте. Я - Ахун Иргашев.
     Нарузу Ахмеду  показалось,  будто силы сразу оставили его:  плечи
опустились, руки беспомощно