ило мое сердце...
                                                    Анзират, 27 июня".

     Несколько секунд Саттар сидел как,  оглушенный, непонимающе глядя
в письмо.  Жива!  Она жива!  Это главное,  все остальное - чепуха.  Он
спасет ее, пусть это будет стоить ему даже жизни...
     Первым побуждением  Саттара  было  вскочить и броситься к тетушке
Саодат - скорее сказать ей,  что нашлась Анзират,  что она жива.  Надо
обрадовать  женщину.  Ведь  она  сразу  потеряла  двух дорогих людей и
осталась одна-одинешенька на свете!
     Хотя нет.  К тетушке бежать нельзя. Зачем тревожить ее сердце? Уж
лучше явиться к ней вместе с Анзират.
     Саттар еще  раз  прочел  письмо,  бережно свернул его,  спрятал в
карман гимнастерки и бегом направился к воротам казармы.
     Все эти  четыре  месяца  после таинственного исчезновения Анзират
Саттар безуспешно разыскивал ее.  Чего только он не предпринимал, куда
только  не обращался!  На ноги была поставлена милиция,  доброотрядцы.
Анзират искали в самом городе,  на дорогах,  на станциях,  в дальних и
близких  кишлаках.  Запросы  о  ней по телеграфным проводам полетели в
Ташкент и Самарканд,  Фергану и Чарджуй, Сталинабад и Ашхабад. Ее тело
искали на железнодорожных путях,  в прудах,  арыках,  плотинах, реках,
колодцах. Но человек пропал бесследно. Ни единая душа не могла пролить
свет на тайну,  окутывавшую исчезновение девушки. Высказывались тысячи
догадок,  предположений,  построенных на зыбкой почве и,  конечно,  не
прояснявших  дела.  Человек  как  сквозь землю провалился,  не оставив
никакого следа.
     Постепенно все   примирились   с  мыслью,  что  отыскать  Анзират
невозможно. Не смирился только Саттар. С мрачным упорством и отчаянной
решимостью продолжал он розыски,  используя для этого каждую свободную
минуту,  выходные  и  праздничные  дни,  совмещал  их  со   служебными
выездами, специально отпрашивался у командования в дальние поездки. Но
все было тщетно...
     И вот  ее письмо!  Сразу две тайны раскрыло оно Анзират назвала и
убийцу отца и своего похитителя - это был Наруз Ахмед.
     Саттар вбежал  в помещение штаба и,  получив разрешение дежурного
по части,  начал с такой силой крутить ручку телефонного аппарата, что
на  столе  все задребезжало.  Он знал,  что Наруз Ахмед служит в союзе
кооперативов,  и звонил туда.  На вопрос Саттара, где находится сейчас
Наруз Ахмед,  работники отдела кадров порекомендовали ему обратиться в
спецчасть.  Саттар дозвонился туда, потребовал к телефону начальника и
повторил  свой вопрос.  Начальник спецчасти помедлил,  а потом любезно
осведомился:
     - А кто его просит?
     Саттар почему-то ответил, что говорит знакомый Наруза Ахмеда.
     В ответ он услышал:
     - Справок по телефону не даем... Зайдите лично...
     Озадаченный Саттар  вышел  из помещения штаба,  постоял несколько
минут под лучами раскаленного солнца,  подумал.  Собственно, зачем ему
вдруг  понадобилось  удостовериться,  работает или не работает в союзе
Наруз Ахмед?  Ну а если работает?  Что из того?  Что он, Саттар, может
предпринять?   С   этого   ли   надо  начинать?  Нет,  надо  с  кем-то
посоветоваться.  Если уж Наруз Ахмед пошел на такие страшные дела,  то
его,  видно,  голыми  руками  не возьмешь.  Сагтар пересек раскаленный
двор,  поднялся на крыльцо,  постучал в неприкрытую дверь  и,  получив
разрешение войти, перешагнул через порог.
     В низенькой комнате  сидели  за  столом  и  прихлебывали  чай  из
цветастых  пиал  командир второго эскадрона Корольков и уполномоченный
особого отдела Шубников.
     - Товарищ комэска!  - обратился Саттар,  приложив руку к козырьку
буденовки. - Я к вам по личному делу. Разрешите?
     - Присаживайся,  -  и  комэска  показал на табуретку.  - Чай пить
будешь?
     - Не хочу, - усаживаясь, ответил Саттар. - Не до чая мне...
     - Вот как! - усмехнулся Корольков. - Что же у тебя стряслось? Или
опять старая история?
     - Точно так, старая, - и Саттар полез в карман.
     - Что  ж...  выкладывай,  послушаем.  Один  ум - хорошо,  а три -
лучше.
     - Вот, читайте, - подал письмо Саттар. - Лучше я не расскажу.
     Комэска отпил из пиалы еще несколько глотков чаю, застегнул ворот
гимнастерки  и принялся за чтение.  Читал он вслух,  медленно,  четко,
соблюдая знаки препинания.  Прочитав  фразу  по-узбекски,  он  секунду
молчал,  а  потом,  пошевеливая  пальцами  в воздухе,  будто нащупывая
слова, переводил на русский язык.
     Уполномоченный слушал    с   невозмутимым   лицом   и   продолжал
прихлебывать чай. На лице его было такое выражение, будто все на свете
ему  безразлично,  в  том  числе  и  судьба  какой-то девушки Анзират,
попавшей в беду.
     Комэска прочел, покрутил головой, потуже затянул поясной ремень и
сказал:
     - Смотри! Вот диво! Значит, отыскалась?
     - Я звонил на службу Нарузу Ахмеду,  - пояснил Саттар,  - но  там
мне не захотели отвечать. Говорят, справок по телефону не даем...
     Корольков тем временем вынул из полевой сумки сложенную гармошкой
карту, расстелил ее на столе и отыскал на ней кишлак Обисарым:
     - Эге!  Туда,  верно,  и ворон костей не заносит.  Нашел, змеиное
отродье,  местечко!  Что же, выручать надо деваху? - и он посмотрел на
уполномоченного.
     Тот продолжал пить чай, отдувался и молчал.
     - Выручать, товарищ комэска! - горячо подхватил Саттар. - Если бы
только знали, какая это девушка...
     - Да уж известно какая,  самая  лучшая,  -  улыбнулся  тот.  -  У
старика Умара плохой дочки и быть не могло! А пишет она складно, ясно.
     Саттар не знал, что сказать по этому случаю.
     - И что же ты решил? - спросил комэска.
     - Арестовать его надо,  эмирскую собаку,  товарищ комэска.  Он  -
дважды преступник.  Он убил Умара Максумова,  похитил и... - дальше он
не мог продолжать.
     - Это   правильно,   -  согласился  комэска,  и  лицо  его  будто
отвердело.  - И к стенке поставить за такие художества.  Обязательно к
стенке.   Но   прежде   поймать   его  надо.  Он,  небось,  в  конторе
потребкооперации  не  сидит  после  таких  дел,   нас   с   гобой   не
дожидается...
     - Поймать! - загорячился Саттар. - Немедленно! Разрешите, товарищ
комэска,  взять коня,  Барса... Поскачу в этот кишлак, подниму на ноги
тамошний актив, захвачу этого мерзавца. Анзират привезу.
     - Прыткий  ты,  я  вижу,  -  усмехнулся  комэска.  -  Это  не так
просто...  Я тебе скажу,  а ты пока забудь.  Понял?  Я сам только  что
узнал. Наруз Ахмед банду водит...
     Саттар от удивления поднял брови.  Потом  подумал,  что  в  этом,
собственно, ничего неожиданного нет.
     - Но водить ему осталось недолго, - продолжал комэска. - Придет и
его  черед.  И скорее,  чем он думает.  А пока он занят своими делами,
ему, видно, не до жены. Поэтому мой совет...
     - Все понятно, товарищ комэска. Можно отправляться?
     - Стоп! Погоди! - поднял руку до сих пор молчавший уполномоченный
особого отдела Шубников.  Так не пойдет,  Саттар.  Что же, думаешь, мы
одного тебя в волчью пасть сунем?  Не  дело!  Один  в  поле  не  воин.
Девушку-то  тебе  на  блюде  едва  ли  вынесут.  Не  для  того  они ее
уворовали.  За нее они драться,  пожалуй, будут, И ты, парень, выручая
невесту, сам угодишь в беду.
     - Не надо мне никого,  - горячо возразил Саттар. - Сам управлюсь.
Это мое чисто личное дело.
     - Это еще как сказать,  - невозмутимо заметил Шубников и,  достав
из кармана блокнот,  начал что-то писать.  Закончив, он сложил листок,
подал его Саттару и спросил: - Командира особого отряда ОГПУ знаешь?
     - Так точно.
     - Отдашь ему.  Он выделит тебе двух хлопцев. Я пишу каких. Одного
русского, другого - таджика. Ребята - орлы.
     - Есть! Спасибо! Я оседлаю коня и мигом!
     - Вот  и отлично,  - потер руки комэска и обратился к Саттару:  -
Найдешь кишлак?
     - Найду, - твердо заявил тот.
     - А  лучше  посмотри  на  карту.  Вот  видишь,   О-би-са-рым.   И
кишлачок-то так себе,  дворов тридцать-сорок не более, а забрался куда
- ровно орлиное гнездо!  Дорога одна через ущелье идет, а другая через
перевал.  Но  эта  длиннее.  Выбирай сам,  на месте будет виднее.  Ну,
поезжай! Командиру дивизиона я сам скажу. Дуй! Аллюр три креста!
     - Есть! - ответил Саттар, круто повернулся и выбежал из комнаты.

        "11"

     Кавдивизион после   долгого   и  утомительного  марша  по  пескам
Таджикистана остановился  на  дневной  отдых  в  районе  строительства
крупной плотины.
     Бойцы и командиры,  невзирая на адскую жару,  спали, где кто мог.
Ночью предстоял новый длительный марш и надо было набраться сил.
     Уполномоченный особого  отдела  Шубников  долго  лежал  в  душной
войлочной кибитке,  силясь уснуть, но, окончательно убедившись, что из
этой затеи ничего не выйдет, встал и вышел.
     В голове от бессонной ночи и жары стоял неумолкающий звон,  глаза
воспалились и горели, словно они были забиты сухим песком.
     Шубников, вялый  и ослабевший,  без всякой цели побрел по поселку
строителей, напоминавшему собой цыганский табор.
     В красном  уголке с настежь распахнутыми окнами шла громкая читка
газет.  Слушатели сидели на скамьях,  думая о  чем-то  своем.  Кое-кто
дремал.
     Шубников прошел  мимо.  Миновав  три  ряда  палаток  с  поднятыми
краями,  он  подошел  к  крайней.  Перед  ней  на открытом воздухе,  к
большому ящику,  служившему столом,  тянулась длинная очередь. Молодая
женщина, врач или медсестра, в белом халате наливала из бутыли в чарку
жидкость и давала каждому выпить.
     По тому,  как  каждый выпивший кривился,  отплевывался и тихонько
поругивался, можно было догадаться, что здесь поили хинным раствором.
     Шубников побрел дальше и, выйдя на край глубокого котлована, стал
наблюдать за работой.  Нескончаемой вереницей,  приседая и балансируя,
по  дощатым настилам двигался людской поток:  из котлована с гружеными
тачками, а обратно - с пустыми. Голые спины землекопов, потемневшие от
солнца, отливали медью.
     К Шубникову подошел и встал рядом пожилой черный как жук  человек
в тюбетейке и цветастом халате. Он тоже наблюдал за работами и изредка
покрикивал:
     - Не задерживай, Усман! Не задерживай!
     Или:
     - Оттуда тачкой не выберете, возьмите носилки!
     Шубникова он, казалось, не замечал. Так прошло несколько минут, и
вот совсем неожиданно уполномоченный услышал:
     - Большое дело, начальник. Большое дело...
     - Ты, ата, мне говоришь?
     - Да,  тебе...  Я искал тебя...  Только ты не подходи ко мне. Это
лучше. И не смотри в мою сторону. Стой так и слушай меня...
     - Хорошо,  - произнес заинтересованный Шубников и спросил: - А ты
знаешь, кто я?
     - Знаю,  начальник,  потому и говорю.  Я - бригадир землекопов. В
мою бригаду сегодня утром пришли трое оттуда...
     - Откуда?
     - С чужой земли.
     - С той стороны?
     - Да...
     - Их много оттуда идет.
     - Правильно, но все разные. Одним нужна мануфактура, другим мука,
третьим чай,  четвертым - наша кровь.  Но эти  трое  -  честные  люди,
рабочие  люди.  У  них  пустой желудок,  они хотят работать.  Им можно
верить. Они мне сказали сейчас, что на нашу сторону перебрался курбаши
Мавлан со своей бандой.
     - Знаю об этом.
     - Но ты не знаешь, где таится банда.
     - А ты?
     - Я тоже не знаю, а эти трое знают и могут сказать.
     Шубников скосил  глаза  и  посмотрел  на  таджика.  Тот,  прикрыв
ладошкой брови, внимательно следил за работами в котловане.
     - Мухитдин-ата! Иди, пей хину! - крикнул он. - А то опять вечером
малярия затрясет. Передай тачку Халилу!
     - Дальше говори, - напомнил о себе Шубников.
     - И  еще они расскажут тебе,  что на подмогу к Мавлану идет с гор
со своей шайкой какой-то Наруз Ахмед.  Сообща они готовятся напасть на
районный центр.
     - Где эти люди? Я хочу их видеть.
     - За этим я и пришел. Я пойду, а ты не теряй меня из виду. Иди за
мной, но не сразу. Так лучше. Тут есть разные глаза и разные уши.
     Бригадир отдал  еще какую-то команду рабочим и медленной походкой
направился в поселок.  Минуту спустя в противоположную  сторону  пошел
Шубников и обогнув высокие отвалы земли, повернул к поселку.

        "12"

     Белое солнце   немилосердно   жгло  землю.  С  юга  дул  огненный
"афганец",  свистел в  чахлых  кустиках  верблюжьей  колючки,  шевелил
песчаные гряды, курчавил загривки мертвых барханов.
     Вокруг простиралась бурая, выжженная пустыня. Сквозь палящий зной
навстречу  горячему  солнцу мчались три всадника.  Пыль покрывала их с
головы до ног,  песок лез в  глаза,  щекотал  ноздри,  поскрипывал  на
зубах.
     Всадники торопились,  Путь  их  лежал  к   далеким   горам,   что
громоздились на юге, увенчанным белыми снежными шапками.
     - Сатанинское пекло!  -  зло  бросил  Саттар  Халилов,  скакавший
впереди.  Он перевел коня с рыси на шаг. Два бойца пристроились к нему
по обе стороны.
     - Да,  здорово печет,  - согласился таджик Закир и, сняв фуражку,
вытер рукавом бритую наголо голову.
     - Посмотрите! - воскликнул Гребенников и выбросил руку вперед.
     Зрелище было  обычным  для  этих  мест.  Горячие   лучи   солнца,
встречаясь  на  своем  пути с охлажденным воздухом гор и преломляясь в
нем,  создавали причудливые миражи.  Фантастические  картины  менялись
одна  за  другой.  Вначале  показалась  неохватная  глазом ширь водной
глади,  а секунду  спустя  с  другой  точки  рисовались  уже  какие-то
сказочные  чертоги  со  множеством  колонн,  которые,  в свою очередь,
сменил зеленый цветущий оазис.
     - Если бы вместо всех этих сказок кишлак Обисарым показался...  -
зло проговорил Саттар.
     - Его не увидишь, - ответил Закир. - Его только с воздуха и можно
увидеть. В горах он лежит.
     - Ты давно в нем был? - спросил Саттар.
     - Шесть лет назад.  Батрачил там весну,  лето и осень. Мой родной
кишлак  в двадцати километрах от Обисарыма...  И тоже в горах.  Похожи
они один на другой.
     - А дом Наруза Ахмеда знал? - поинтересовался Саттар.
     - Нет, про Наруза Ахмеда я тогда ничего не слышал.
     - Эге! Кто же это? - и Гребенников резко осадил своего коня.
     Все посмотрели направо.  Из глубины песков наперерез  им  неслась
группа всадников, примерно с полэскадрона.
     Остановились и Саттар с Закиром.
     - Это  уже  не мираж,  - с усмешкой проговорил Гребенников.  - От
такого миража нам может не поздоровиться.
     Все трое  без  всякой  команды приготовили винтовки,  передернули
затворы и стали ждать.
     - Стрелять  только  по  команде,  - предупредил Саттар и подумал:
"Плохо дело.  Это,  видно,  джигиты Наруза Ахмеда.  Нас они,  конечно,
увидели.  Но  как  же  мы их прозевали?  Придется держать бой.  Бежать
глупо, да и все равно не уйдешь".
     Группа мчалась  без  строя,  и это-то главным образом насторожило
Саттара,  хотя он и  знал,  что  нередко  красные  конники,  чтобы  не
спугнуть   басмачей   и   навязать   им  бой,  следуя  их  же  обычаю,
передвигаются в песках без строя.
     Когда расстояние  сократилось,  Саттар  вдруг поднял винтовку над
головой, потряс ею и крикнул:
     - Наши! Дивизионцы!
     Теперь уже Саттар хорошо разглядел серого коня,  на котором сидел
уполномоченный особого отдела Шубников.
     Всадники сблизились,  спешились,  повалились на горячий  песок  и
тотчас задымили цигарками.
     Шубников улегся рядом с Саттаром и спросил:
     - Кого-нибудь встретили в пути?
     - Ни души. Ни вчера, ни сегодня. А что?
     - Курбаши  Мавлан  соединился с Нарузом Ахмедом.  Они целились на
райцентр,  но наши их отбросили,  и теперь банда уходит  в  пески.  Мы
вышли на перехват.
     - А особый отряд выступил? - спросил Гребенников.
     - Выступил.  И доброотрядцы, и краснопалочники. Все выступили. Мы
их окружить должны. Завтра, по всем видам, рубиться будем.
     Саттар смущенно  сдвинул  фуражку  на глаза.  Он понимал,  что не
вовремя оставил свою часть.  Конечно,  его личное дело тоже не  терпит
отлагательства,  ведь речь идет о живом человеке,  может быть, о жизни
Анзират. И тем не менее он чувствовал себя неловко.
     Шубников будто разгадал его мысли.
     - Как только выручишь свою деву,  поручи ее ребятам,  а сам скачи
ко мне. Понял?
     Саттар кивнул.
     - Я буду в засаде у Белого Мазара. Знаешь?
     Саттар опять кивнул.
     - А теперь скачи! Время дорого. И поглядывай хорошенько! Сейчас и
на банду напороться не трудно. Их дозоры снуют всюду.
     Уполномоченный поднялся  с песка,  еще раза два затянулся и отдал
команду:
     - По коням!
     Дивизионцы взлетели в седла.
     - Счастливо!  - крикнул Шубников,  трогая своего коня.  - Быстрее
оборачивайтесь, хлопцы!
     Саттар, Гребенников и Закир сели на коней.
     Группы тронулись, каждая в свою сторону.
     Часа через три солнце спустилось к горизонту. Слева, километрах в
десяти, неясно замаячили постройки одинокого кишлака.
     - Колхоз  имени  Буденного,  -  пояснил  Закир.  -  Хороший будет
колхоз. Сейчас к нему воду ведут от канала.
     Солнце скрылось  за  край земли.  Небо сделалось багряным,  потом
тускло-серым.
     Всадники понукали коней.
     Наконец сиреневые громады  гор  вплотную  надвинулись  на  степь.
Дорога  начала  сужаться и повернула к ущелью,  откуда тянуло холодным
воздухом.
     - Уртак помкомвзвода! - обратился к Саттару Закир. - Разрешите, я
поеду передним. Тут трудная дорога. Очень трудная.
     Всадники вытянулись   гуськом.   Каменистая   ступенчатая  тропа,
прижимаясь к левой стене ущелья, повела на подъем.
     - Овринг, - сказал, обернувшись, Закир.
     Да, это был овринг - карниз,  вырубленный руками  человека  вдоль
отвесных  скал.  Местами  он  был выложен камнем,  местами - бревнами,
кое-где - хворостом.  По зыбкому,  непрочному настилу лошади двигались
медленно.  Чем выше поднималась тропа,  тем осторожнее делался их шаг.
Слева высились скалы,  справа,  по дну ущелья, несся, грохоча и пенясь
на камнях, бурный горный поток.
     Почти у самого  перевала,  откуда  тропа  должна  была  пойти  на
снижение,  на  остром,  как  кинжал,  скалистом  пике всадники увидели
крупного архара.  Он стоял,  не  шевелясь,  точно  каменное  изваяние,
высоко подняв голову, увенчанную массивными рогами.
     Карниз становился все уже  и  уже,  и  разминуться  со  встречным
всадником  здесь  не  было  никакой  возможности.  Хворостяной  настил
колыхался под ногами коней.  Казалось,  что в любую  минуту  он  может
рухнуть и увлечь за собой в пропасть людей и животных.
     Лошади, похрапывая, жались потными боками к каменной стене.
     Когда в  небе  показались  первые  звезды,  ущелье  раздвинулось,
горный поток исчез, и тропа незаметно перешла в каменистую дорогу. Она
круто повела вниз, в неширокую долину.
     Всадники придержали коней.  Перед ними,  как  на  рисунке,  лежал
кишлак.  Среди  темной  зелени садов желтели глиняные домики.  Один из
них,  как и  писала  Анзират,  заметно  выделялся.  Он  стоял  посреди
сравнительно    большой   усадьбы,   окруженный   высокими   тополями,
напоминавшими своей пирамидальной формой кипарисы.
     Да, ничего  не  скажешь:  Нарус  Ахмед  знал,  куда упрятать свою
жертву!  Здесь Анзират ограждена от любопытных взоров  и  отрезана  от
всего мира.
     Саттар тронул коня и начал спуск в долину.
     Сумерки быстро сгущались.  Наплывала звездная прохладная ночь.  В
кишлаке стояла тишина, и единственная улица его была безлюдна.
     У ворот  большой  усадьбы  всадники остановились.  Ворота и дувал
были настолько высоки, что даже с коня не удавалось заглянуть во двор.
     Саттар постучал   сапогом   в   ворота.  Залаяла  собака.  Спустя
некоторое время послышался голос:
     - Кто там?
     - Свои! - ответил Саттар. - Бойцы кавдивизиона.
     - Сейчас, сейчас... Возьму ключи...
     - Ого!  -  многозначительно  заметил  Гребенников.  -  Ворота  на
запоре.
     - Таким "своим" они как раз и  не  особенно  рады,