облестящими грехамип, как выражаются богословы, если
этот человек не пользуется благоволением высших кругов.
				*   *   *
Мы и не представляем себе, сколько нужно ума, чтобы не казаться
смешным !
				*   *   *
Люди, проводящие много времени в свете, на мой взгляд, неспособны
глубоко чувствовать: я не вижу там почти ничего, что могло бы трогать
душу, если не считать зрелища всеобщего равнодушия, легкомыслия и
тщеславия, которое лишь ожесточает ее.
				*   *   *
Если монарх и забывает о нелепом этикете, то всегда ради потаскушки
или шута, а не человека истинно достойного. Если женщина и обнаружи-
вает свое чувство, то всегда ради какого-нибудь ничтожества, а не чело-
века порядочного. Если уж мы сбрасываем с себя оковы общественного
мнения, то чаще всего не затем, чтобы подняться над ним, а затем,
чтобы себя уронить. 
				*   *   *
В наши дни люди уже не совершают иных промахов или совершают
их гораздо реже. Мы стали настолько утонченны, что даже подлец-
если он следует рассудку, а не зову своей натуры и дает себе труд хоть
немного поразмыслить-воздерживается от известных низостей, которые
в старину могли бы оказаться отнюдь не бесполезны. Я наблюдал, как
независимо, пристойно, без всякого раболепства и т. д. держатся подчас
при государе или министре весьма бесчестные люди. Этим они вводят
в заблуждение юношей и новичков, то ли не знающих, то ли забывающих
о том, что человека следует судить по всей совокупности его правил и
поступков.
				*   *   *
Когда видишь, как настойчиво ревнители существующего порядка из-
гоняют достойных людей с любой должности, на которой те могли бы
принести пользу обществу, когда присматриваешься к союзу, заключен-
ному глупцами против всех, кто умен, поневоле начинает казаться, что
это лакеи вступили в сговор с целью устранить господ.
				*   *   *
Кого встречает молодой человек, вступая в свет? Людей, которые
уверяют, что жаждут взять его под свое покровительство, почтить своим
вниманием, руководить им, стать его советчиками. (О тех, кто стремится
повредить ему, обмануть его. устрмить. погубить, я просто умалчиваю).
Если душа у него возвышенная и он ищет покровительства лишь у своей
добродетели, не нуждается ни в почестях, ни в чьем бы то ни было вни-
мании, руководится собственными правилами, а советов просит только
у своего разума, сообразуясь при этом со своей натурой и положением,
ибо знает себя лучше, чем его знают другие, свет объявляет его чудаком,
оригиналом, дикарем. Если же это человек недалекого ума, заурядного
характера, нетвердых правил, если он не замечает, что им руководят и
ему покровительствуют, если он орудие в руках тех, кто им вертит,
свет находит его очаровательным и, как говорится, добрым малым.
				*   *   *
Общество, вернее, так называемый свет,-это не что иное, как арена
борьбы множества мелких и противоречивых интересов, вечной схватки
тщеславных притязаний, которые сталкиваются, вступают в бой, ранят и
унижают друг друга, расплачиваясь за вчерашнюю победу горечью се-
годняшнего поражения. Про того же, кто предпочитает жить уединенно и
держаться подальше от этой омерзительной свалки, где человека, только
что приковавшего к себе все взоры, через секунду уже топчут ногами, -
про того говорят, что он ничтожество, что он не живет, а прозябает.
Бедное человечество!
				*   *   *
Глубокое равнодушие, с которым люди относятся к добродетели, ка-
жется мне гораздо более странным и возмутительным, чем порок. Чаще
всего таким гнусным равнодушием грешат те, кого людская низость угод-
ливо именует высокими особами,-вельможи, сановники. Не объясняется ли
оно у них смутным, утаенным от самих себя сознанием того, что человека
добродетельного нельзя превратить в орудие интриги? Вот они и пре-
небрегают им, считая, что в стране, где без интриг, фальши и хитрости
ничего не добьешься, от него нет пользы ни им, ни кому бы то ни было.
				*   *   *
Что повсеместно видим мы в свете? Искреннее и ребячливое прекло-
нение перед нелепыми условностями, перед глупостью (глупцы привет-
ствуют свою царицу1) или вынужденную мягкость по отношению к ней
(умные люди боятся своего тирана!).
				*   *   *
Нелепое тщеславие побуждает буржуа делать из своих дочерей навоз
для земель знати.
				*   *   *
Предположим, что десятка два людей, притом даже порядочных, знают
и уважают человека признанного таланта, например Дориласа. Допустим,
они собрались вместе и принялись восхвалять его дарования и добро-
детели, которых никто из них не ставит под сомнение.
	- Жаль только, - добавляет один из собеседников, - что ему так не-
сладко живется.
	- Да что вы!-возражает ему другой.-Просто он скромен и чу-
ждается роскоши. Разве вам не известно, что у него двадцать пять тысяч
ренты?
	- Неужто?
	- Уверяю вас - да. У меня есть тому доказательства.
Вот сейчас этому талантливому человеку самое время появиться и
сравнить прием, который окажут ему в подобном обществе теперь, с той
большей или меньшей холодностью-вполне учтивой, конечно, - с какой
его встречали там раньше. Он так и делает; сравнение исторгает у него
горестный стон. Однако среди присутствующих нашелся все же человек,
который держится с ним по-прежнему. оОдин на двадцать?-восклицает
наш философ. - Ну, что же, я вполне доволен!п.
				*   *   *
Что за жизнь у большинства придворных! Они досадуют, из себя
выходят, мучатся, раболепствуют - и все ради самых ничтожных целей.
Они вечно жаждут смерти своих врагов, соперников, даже тех* кого зовут
друзьями. Вот уж тогда они заживут, вот тогда им, наконец, улыбнется
счастье! А пока что они сами сохнут, чахнут и умирают, но до последнего
своего часа не забывают справиться о здоровье г-на такого-то или г-жи
такой-то, которые так еще и не удосужились отправиться на тот свет.
				*   *   *
Современные физиономисты понаписали немало глупостей; однако не
подлежит сомнению, что то, о чем постоянно думает человек, наклады-
васт известный отпечаток на его лицо. У многих придворных лживые
глаза, и это так же естественно, как кривые ноги у большинства портных.
				*   *   *
От многих, в том числе от людей очень неглупых, я слышал, что боль-
шая карьера непременно требует ума. Такое утверждение, на мой взгляд,
не совсем верно. Правильнее было бы сказать иначе: бывают ум и сметли-
вость такого рода, что обладатели этих свойств просто не могут не сделать
карьеры, даже если наделены добродетелью, которая, как известно, пред-
ставляет собою наиопаснейшее препятствие на пути к житейскому успеху.
				*   *   *
Говоря о высоком положении в обществе, Монтень замечает: оРаз уж
нам его не добиться, вознаградим себя тем, что посмеемся над нимп.
Эти слова остроумны, во многом верны, но циничны и, сверх того, могут
стать оружием для глупцов, взысканных милостями фортуны. Действи-
тельно, наша ненависть к неравенству часто объясняется лишь тем, что
мы сами ничтожны. Однако человеку подлинно мудрому н порядочному
оно ненавистно главным образом, потому, что, как стена, разделяет род-
ственные души. Трудно найти людей благородного характера, которым ни
разу не пришлось бы подавлять в себе симпатию к лицу, стоявшему выше
их на общественной лестнице, и, к прискорбию своему, отвергать его
дружбу, хотя эта дружба обещала стать для них источником радостей
и утешения. Такой человек не станет вторить Монтеню, а скажет: оЯ не-
навижу неравенство: из-за него мне пришлось избегать тех, кого я любил
или мог полюбитьп.
				*   *   *
Есть ли на свете человек, который имел бы дело только с людьми
действительно достойными? У кого из нас нет таких знакомств, за кото-
рые мы краснеем перед друзьями? Кто видел женщину, которой ни разу
не приходилось объяснять гостям, почему они неожиданно застали у нее
г-жу такую-то?
				*   *   *
Вы - друг придворного, человека, как говорится, благородного, не
так ли, и вы хотите, чтобы он отнесся к вам с самой горячей симпатией,
на какую только способно человеческое сердце. Вы окружаете его нежней-
шей дружеской заботой, поддерживаете в несчастьях, утешаете в горе-
стях; вы посвящаете ему каждую свободную минуту, при случае даже
спасаете его от смерти или бесчестья. Но это пустяки, этого мало. Не
тратьте же зря время и сделайте для него кое-что посерьезнее и по-
важнее: составьте его родословную.
				*   *   *
Министр или сановник заявляет, что он держится такого-то взгляда;
вы слышите его слова, принимаете их на веру и остерегаетесь обращаться
к нему с просьбами, которые противоречили бы его излюбленному пра-
вилу. Однако вскоре вы узнаете, что введены в заблуждение: его по-
ступки доказывают вам, что у министров нет правил, а есть только при-
вычка, вернее, страсть, разглагольствовать о них.
				*   *   *
Мы зря ненавидим иных царедворцев: они раболепствуют без всякой
для себя выгоды, а просто так, ради удовольствия. Это ящерицы, которые,
пресмыкаясь, ничего не выигрывают, зато частенько теряют хвост.
				*   *   *
Вот человек, неспособный снискать уважение к себе. Значит, ему
остается одно: сначала сделать карьеру, потом окружить себя всякой сво-
лочью.
				*   *   *
Как бы ни опорочила себя корпорация (парламент, академия, собра-
ние), вступать с ней в борьбу бесполезно: она устоит благодаря своей
многочисленности. Позор и насмешки лишь скользят по ней, как пули по
кабану или крокодилу.
				*   *   *
Глядя на то, что творится в свете, развеселится даже самый мрачный
мизантроп, Гераклит - и тот лопнет со смеху.
				*   *   *
Даже при равном уме и образованности бедняк, на мой взгляд, знает
природу, человеческое сердце и общество лучше, нежели человек, богатый
от рождения: в те минуты, когда второй наслаждался жизнью, первый
заходил утешение в том, что размышлял о ней.
				*   *   *
Когда видишь, что коронованная особа по собственному почину со-
вершает похвальный поступок, невольно хочется объяснить большинство
ее ошибок и слабостей влиянием тех, кто окружает трон, и мы воскли-
цаем: оКак жаль, что этот государь избрал друзьями Дамиса и Ара-
мона!п. При этом мы забываем, что, если бы Дамис и Арамон отличались
благородным и сильным характером, они не были бы друзьями монарха.
				*   *   *
Чем больше успехов делает философия, тем ревностней силится глу-
пость установить всевластие предрассудков. Посмотрите, например, как
поощряет правительство всяческие дворянские привилегии. Дело дошло
до того, что женщинами у нас считают только знатных дам или девок,
другие' в счет не идут. Никакие добродетели не могут возвысить женщину
над ее положением в обществе; это в силах сделать лишь порок. -
Выдвинуться и снискать уважение к себе, если у вас нет знатных
предков и дорогу вам преграждает толпа людей, которые с колыбели об-
ладают всеми благами жизни,-это все равно что выиграть или по край-
ней мере свести вничью шахматную партию, дав партнеру ладью вперед.
Когда же - что случается довольно часто-светские условности даруют
вашим соперникам слишком большие преимущества, вам приходится и
вовсе прекращать игру: фора ладьи-это еще куда ни шло, фора ферзя-
это уж слишком.
				*   *   *
Наставники юного принца, которые надеются дать ему хорошее воспи-
тание, а сами примиряются с унизительным придворным этикетом и це-
ремониями, похожи на учителя арифметики, который, вознамерившись
сделать из своих питомцев отменных математиков, для начала согла-
сился бы с ними в том, что дважды три-восемь.
				*   *   *
Кто более чужд своему окружению-француз в Пекине или Макао,
лапландец в Сенегале или, может быть, все-таки одаренный человек без
денег и дворянских грамот, попавший в среду людей, которые обладают
одним из этих преимуществ или обоими сразу? Общество как бы молча-
ливо условилось лишить всяких прав девятнадцать двадцатых своих со-
членов. И такое общество тем не менее продолжает существовать. Чудеса,
да и только!
				*   *   *
Свет и общество в целом кажутся мне книжной полкой, где на первый
взгляд все в образцовом порядке, поскольку книги расставлены на ней по
формату и толщине, а на самом деле царит полная неразбериха, потому
что при расстановке их не посчитались ни с областью знания, ни с пред-
метом изложения, ни с именем автора.
Дружба с человеком значительным и даже прославленным давно уже
не почитается достоинством в стране, где людей нередко ценят за их по-
роки, а знакомства/с ними ищут потому, что они смешны.
				*   *   *
Бывают люди неприятные в обхождении, но не вынуждающие ближних
вести себя так же, как они; поэтому мы подчас легко переносим их
общество. Бывают и другие, не только нелюбезные сами по себе, но
одним своим присутствием уже мешающие проявлять любезность всем
остальным; такие люди совершенно невыносимы. Вот почему мы тak избе-
гаем педантов.
				*   *   *
Опыт наставляет частного человека, но, развращает государей и са-
новников.
				*   *   *
Наша публика похожа на нынешнюю трагедию: она глупа, жестока и
лишена вкуса.
				*   *   *
Царедворство-это ремесло, которое пытаются возвести в ранг науки:
всякому хочется занять место повыше.
				*   *   *
Светские знакомства, приятельские отношения и т. д.-все это в боль-
шинстве случаев имеет такое же касательство к дружбе, как волокитство
к любви.
				*   *   *
Умение вскользь обронить фразу-один из важнейших секретов свет-
ского красноречия.
При дворе всяк придворный: и принц крови, и дежурный капеллана
и очередной врач, и аптекарь.
				*   *   *
Судьи по уголовным и гражданским делам, начальник полиции и
многие другие должностные лица, чья обязанность-блюсти установлен-
ный порядок, почти всегда видят людей в самом мрачном свете. Они.
полагают, что изучили общество, хотя знают только его подонки. Но разве
можно судить о городе по сточным канавам, о доме - по нужнику? Такие
чиновники обычно приводят мне на ум сторожей при коллеже, которым
отводят жилье вблизи отхожих мест и о которых вспоминают, лишь когда
надо кого-нибудь высечь.
				*   *   *
Шутка призвана карать любые пороки человека и общества; она обе-
регает нас от постыдных поступков, помогает нам ставить каждого на
его место и не поступаться собственным, утверждает наше превосходство
над людьми, чье поведение мы осмеиваем, не давая при этом им повода
сердиться на нас, если только они не совсем уж чужды юмора и учти-
вости. Люди, пусть даже незнатные, но ловко владеющие этим оружием,
всегда стяжают себе в свете, в хорошем обществе такое же уважение.
какое военные питают к искусным фехтовальщикам. Один неглупый чело-
век - я сам это слышал-говаривал: оЗапретите шутку, и я завтра же
перестану бывать в светеп. Обмен шутками-это поединок, правда
бескровный; однако, подобно настоящей дуэли, он вынуждает нас быть
сдержанней и учтивей.
				*   *   *
Трудно даже представить себе, сколько вреда может принести стрем-
ление заслужить столь банальную похвалу, как: оГосподин такой-то -
очень приятный человекп. Не знаю уж почему, но получается так, что
покладистость, беззаботность, слабодушие и ветреность, сдобренные
известной долей остроумия, всегда по сердцу людям; что человек бесха-
рактерный и живущий сегодняшним днем кажется им привлекательнее,
чем тот, кто последователен, тверд, верен своим правилам, кто не забы-
вает отсутствующего или больного друга, готов покинуть веселую компа-
нию, чтобы оказать ему услугу, и т. д. Но не стоит перечислять недо-
статки, пороки и дурные черты, на которые мы взираем с одобрением, -
это слишком долго и скучно. Скажу только, что именно поэтому светские
люди, размышляющие об искусстве нравиться, куда чаще, чем то предпо-
лагают другие да и они сами, так подвержены названным выше слабо-
стям-они жаждут, чтобы о них отозвались: оГосподин такой-то-очень
приятный человекп.
				*   *   *
Есть вещи, о которых юноша из знатной семьи даже не догадывается.
Как, например, в двадцать лет заподозрить, что человек с красной лен-
той тоже может быть полицейским шпионом?



И во Франции, и в других странах самые нелепые обычаи, самые
смешные условности пребывают под защитой двух слов: оТак принятоп.
Именно этими словами отвечает готтентот на вопрос европейцев, зачем
он ест саранчу и пожирает кишащих на нем паразитов. Он тоже говорит:
оТак принятоп.


Глупейшее и несправедливейшее имущественное притязание, -которое
наверняка было бы осмеяно в собрании порядочных людей, может стать
поводом для судебного иска и, следовательно, сделаться законным-ведь
любую тяжбу можно и проиграть, и выиграть. Точно так же самое неле-
пое и смехотворное мнение торжествует в обществе или корпорации над
мнением куда более разумным. Добиться этого нетрудно: стоит только
представить это последнее как точку зрения противной партии - а почти
всякая корпорация расколота на два враждебных лагеря, - и оно тотчас
будет освистано и отвергнуто.


Что останется от фата, если отнять у него самомнение? Оборвите ба-
бочке крылья-получите безобразную гусеницу.


Придворные-это нищие, которые сколотили состояние, выпрашивая
милостыню.

Чего стоит слава-определить нетрудно: для этого достаточно самых
простых понятий. Тот, кто стяжал себе ее с помощью таланта или добро-
детели, становится предметом равнодушного доброжелательства со стороны
немногих порядочных людей и страстного недоброжелательства со сто-
роны людей бесчестных. Подсчитайте, сколько на свете тех и других,
и сравните их силы.


Философ мало в ком вызывает любовь. Ведь он, живя среди людей
и видя лживость их поступков, их непомерные притязания, говорит каж-
дому: оЯ считаю тебя лишь тем, что ты есть на самом деле, и поступки
твои оцениваю так, как они того заслуживаютп. Человек, столь решитель-
ный в суждениях, почти всегда всем враг, .и для него стяжать любовь
о уважение к себе - дело очень нелегкое.

Когда душа ваша глубоко удручена бедствиями и ужасами, которые
творятся в столице и прочих больших городах, скажите себе: оА ведь
стечение обстоятельств, в силу которого двадцать пять миллионов чело-
век оказались подвластны одному единственному и семьсот тысяч душ
скучились на пространстве в два квадратных лье, могло привести к по-
следствиям куда более страшным!п.


Слишком большие достоинства подчас делают человека непригодным
для общества: на рынок не ходят с золотыми слитками-там нужна раз-
менная монета, в особенности мелочь.


Кружки, гостиные, салоны -- словом, все то, что именуют светом, -
это дрянная пьеса, скверная и скучная опера, которая держится лишь бла-
годаря машинам и декорациям.


Если вы хотите составить себе верное представление обо всем, что
творится в свете, вам надлежит употреблять слова в значении, прямо про-
тивоположном тому, какое им придается там. Например, очеловеконена-
вистникп на самом деле значит одруг человечествап, одурной французп -
это очестный гражданин, который обличает безобразные злоупотребле-
нияп, офилософп - оздравый человек, полагающий, что дважды два -
четыреп, и т. д.

В наши дни портрет пишут за семь минут, рисовать обучают за три
дня, английский язык втолковывают за сорок уроков, восемь языков
одновременно преподают с помощью нескольких гравюр, где изображены
различные предметы и названия их на этих восьми языках. Словом,
если бы можно было собрать воедино все наслаждения, чувства и мысли,
на которые пока что уходит целая жизнь, и вместить их в одни сутки,
сделали бы, вероятно, и это. Вам сунули бы в рот пилюлю и объявили:
оГлотайте и проваливайте!п.


Не следует считать Бурра безусловно честным человеком: он ка-
жется честным лишь по контрасту с Нарциссом. Сенека и Бурр-это
порядочные люди того века, который не знал, что такое порядочность.




Кто хочет нравиться в свете, тот должен заранее примириться с тем,
что его станут там учить давно известным ему вещам люди, которые по-
нятия о них не имеют.


С теми, кого мы знаем лишь наполовину, мы все равно как незнакомы;
то, что нам известно на три четверти, вовсе нам неизвестно. Этих двух
положений вполне довольно для того, чтобы по достоинству оценить
почти все светские разговоры.

В стране, где каждый сил