ядочных
и влиятельных женщин, слышавших весь разговор, один из друзей моло-
дого человека почел долгом возразить: оПреувеличение) Злостный навет)
Он и светскими дамами не брезгует)п.


М*, большой женолюб, говорил мне, что он не может обойтись без
женщин: они смягчают его суровый ум и дают пищу его чувствительной
душе. оВ голове у меня Тацит, а в сердце - Тибуллп, - заклю-
чил он.


Г-н де Л* утверждал, что брак следовало бы приравнять к аренде
дома, который можно нанять сроком на три, шесть, девять месяцев, а если
окажется подходящим, то и купить.


оМежду мною и вами та разница,-объяснял мне М*,-что вы всем
маскам по очереди сказали: ѕМаска, я тебя знаю", а я сделал вид, будто
они меня провели. Поэтому свет ко мне куда благосклоннее, чем к вам.
Вы отняли у других интерес к маскараду, да и себя лишили развлеченияп.


Если г-ну де Р* за день не удается написать ни строчки, он повторяет
слова Тита: оСегодня я потерял деньп.*


оСудя по мне,-говаривал М* - человек - преглупое животноеп.


М* выражал свое презрение к людям всегда одной и той же фразой:
оЭто предпоследний из людейп. оНо почему предпоследний?п,-спросили



у него. оЧтобы ни у кого не отнимать надежду: смотрите, какое их мно-
жествоп.

М*, человек слабого здоровья, но сильного характера, говорил о себе:
оФизически я похож на тростник, который гнется, но не ломается; нрав-
ственно же подобен дубу, который можно сломать, но нельзя согнуть.
ѕHomo interior, lotus nervus",' как сказал ван Гельмонтп.


Г-н де Л* - ему пошел уже девяносто второй год-как-то сказал Мнр:
оЯ встречал людей характера сильного, но не возвышенного, и людей
характера возвышенного, но не сильногоп.


Г-н д'А* оказал однажды большую услугу г-ну де К*  и попросил
его держать это в тайне, что тот и выполнил. Прошло несколько лет,
они поссорились, и тогда г-н де К* рассказал о добром поступке д'А*.
Г-н Т*, общий их друг, узнав об этом, спросил де К* о причине такого
странного, на первый взгляд, поведения. Тот ответил: оЯ молчал о благо-
деянии д'А*, пока любил его. Заговорил же я потому, что больше его не
люблю. Раньше это была тайна д'А*, теперь-только мояп.


М* говорил о принце де Бово, большом ревнителе чистоты француз-
ского языка; оЯ заметил, что когда я встречаю принца на утренней про-
гулке и на меня падает тень от его коня (а он часто ездит верхом-этого
требует его здоровье), то потом я уже весь день не делаю ни единой
ошибки во французском языкеп.


Н* говорил, что его всегда приводят в изумление смертоубийственные
пиршества, которые задают светские люди. оДобро бы они приглашали
родственников-тут хоть можно рассчитывать на наследство, но зачем
звать друзей? Ведь от их смерти все равно никакого проку1п.


оЯ видел немало гордецов,-говаривал М*,-но все они мало чего
стоят. Единственный, кто по-настоящему горд,-это Сатана из милто-
нова ѕПотерянного рая'п.

' оЧеловек изнутри-сплошные жилып (лаг.).


оСчастье-нелегкая штука,-твердил М*-Его и в себе-то обрести
трудно, а уж в другом и подавноп.


Г-ну де* настойчиво предлагали уйти с поста, одно название которого
ограждало его от преследования могущественных врагов. оВы можете
остричь Самсона,-заявил он в ответ, - но не советуйте ему напраши-
ваться на головомойкуп.


На чье-то замечание о том, что М* необщителен, один из его друзей
заметил: оДа, 'ему противны те черты общества, которые противны при-
родеп.


Когда на М* нападали за его пристрастие к уединению, он обычно
отвечал: оВидите ли, к своим собственным недостаткам я притерпелся
больше, чем к чужимп.


Г-н де*, везде кричавший о том, как он дружен с Тюрго, явился
к г-ну де Морена и поздравил того с отставкой Тюрго.

Тот же самый друг Тюрго целый год не встречался с ним, после того
как он попал в немилость, а когда бывшему министру зачем-то понадо-
билось повидать де*, последний назначил местом встречи не дом
г-на Тюрго, не свой собственный дом, а мастерскую Дюплесси, кото-
рому позировал для портрета.

Тем не менее у него хватило потом наглости заявить г-ну де Берт. . .,
уехавшему из Парижа неделю спустя после смерти Тюрго: оЯ дневал
и ночевал у господина Тюрго, был его ближайшим другом и своими ру-
ками закрыл ему глазап.

Он стал высокомерно обходиться с г-ном Неккером, едва лишь у того
испортились отношения с г-ном де Морена, а когда Неккер попал в не-
милость, г-н де* вместе с Бурбулоном, врагом опального министра, от-
правился обедать к Сент-Фуа, хотя от души презирал обоих.

Начал он с того, что бесконечно злословил о г-не де Каление, а кон-
чил тем, что поселил его у себя. Точно так же сперва он обливал грязью
г-на де Верженна, а потом стал втираться к нему в доверие; для этого
он использовал д'Энена, но вскоре совершенно отстранил последнего.
Рассорившись с д'Эненом, он подружился с Ренневалем, который по-
мог ему вступить в очень выгодные отношения с г-ном д'Орнано, пред-



седателем  комиссии по установлению границы между  Францией и Испа-
иией.

Нсверующий, он на всякий случай постится по пятницам и субботам.
Выпросив у короля сто тысяч ливров на уплату долгов своего брата, он
делает теперь вид, что покрыл их денежками из собственного кармана.
Будучи опекуном юного Барт. . ., которому мать завещала сто тысяч экю,
обойдя при этом его сестру, г-жу де Верж. . ., он собрал семейный совет
и уговорил молодого человека не только отказаться от наследства, но
даже порвать завещание. А стоило Барт. . . совершить одну из свойствен-
ных юности ошибок, как г-н де* снял с себя обязанности опекуна.


Все, наверно, помнят, как нелепо важничал и чванился своим проис-
хождением и древностью рода Ле Телье-Лувуа, архиепископ Реймский.
В свое время его чванство было известно по всей Франции. Особенно
забавно проявилось оно при следующих обстоятельствах. Герцог д'А*,
несколько лет не появлявшийся при дворе, вернулся из провинции
Берри, где он был губернатором, и поехал представляться в Версаль.
По дороге его карета опрокинулась и сломалась. Стоял лютый холод.
Герцогу сказали, что починка кареты займет не меньше двух часов. В это
время герцог увидел, что выводят перекладных лошадей, и спросил, для
кого они предназначены. Ему сказали, что для архиепископа Реймского,
который тоже едет в Версаль. Тогда герцог отправляет вперед всю свою
челядь, оставив при себе только одного слугу, да и тому наказывает
держаться в сторонке, пока его не позовут. Приезжает архиепископ, и,
пока перепрягают лошадей, герцог велит одному из слуг прелата спро-
сить у своего хозяина, не согласится ли тот предоставить место в карете
дворянину, которому иначе придется томиться здесь еще два часа, ибо
его экипаж сломался и теперь в починке. Слуга передает просьбу архи-
епископу.

- А что это за человек?-спрашивает тот.-Хоть порядочный на
вид?

- Да, монсеньер, на вид очень благородный.

- Что это значит оочень благородныйп? Одет он хорошо?

- Просто одет, но хорошо, монсеньер.

- Слуги при нем есть?

- Кажется, есть, монсеньер.

- Поди узнай.
Лакей уходит и возвращается.

- Он велел им, не дожидаясь его, отправляться в Версаль.

- Aral Это уже кое-что, но отнюдь не все. Спроси у него, действи-
тельно ли он дворянин?
Лакей уходит и возвращается.

- Да, монсеньер, дворянин.

- Дай-то бог. Пусть он подойдет ко мне, посмотрим, что это за
птица.

Герцог подходит, кланяется. Архиепископ кивает ему головой и чуть-
чуть отодвигается, чтобы тот мог сесть на краешек сиденья. Тут он за-
мечает на незнакомце крест Святого Людовика.

- Сударь,-обращается архиепископ к герцогу,-мне, право, жаль.
что я заставил вас ждать, но, согласитесь, не мог же я предоставить
место в своей карете первому встречному. Теперь я знаю, что вы дво-
рянин. Полагаю, бывший военный?

- Да, монсеньер.

- И едете сейчас в Версаль?

- Да, монсеньер.

- Наверно, подать прошение в какую-нибудь канцелярию?

- Нет, в канцеляриях мне делать нечего. Я должен принести благо-
дарность. . .

- Г-ну де Лувуа? *'*

- Нет, монсеньер, королю.

- Королю? (Архиепископ отодвигается, освобождая немного больше
места на сиденье). Значит, король только что оказал вам какую-то ми-
лость ?

- Не совсем так, ваше преосвященство. Но это долго рассказы-
вать.

- А вы все-таки расскажите.

- Дело в том, что два года назад я выдал дочь замуж за человека
небогатого. . . (архиепископ снова рассаживается и теснит гостя), но  очень
старинного рода (архиепископ отодвигается). Его величество соизволил
благосклонно отнестись к этому браку (архиепископ отодвигается еще
дальше) и даже обещал моему зятю первое вакантное место губернатора.

- Место губернатора? Наверно, в каком-нибудь заштатном горо-
дишке? В каком же?

- Нет, монсеньер, это не город, а провинция.

- Что я слышу, сударь!-восклицает архиепископ, забиваясь в са-
мый угол.-Место губернатора провинции? . .

- Да, и сейчас появилось такое место.

- А в какой провинции?

- В моей-Берри. Я хочу передать управление ею моему зятю.

- Как, сударь, вы губернатор? . . Значит, вы герцог д'А*? (архи-
епископ хочет вылезти из кареты). Что же вы сразу не сказали, ваша
светлость? Это же невероятно! В какое положение вы меня поставили!
Умоляю, простите меня за то, что я заставил вас ждать! . . Мерзавец
лакей не сказал мне. . . Слава богу, я хоть поверил вам на слово, что вм
дворянин,-теперь ведь любой проходимец претендует на дворянство.
Этот д'Озье такой бездельник! Я в полном смущении, ваша светлость!



- Успокойтесь, монсеньер. Не гневайтесь на вашего лакея за то, что
он счел меня человеком благородным. Не гневайтесь на д'Озье за то,
что он подверг вас риску дать место в вашем экипаже старому нетиту-
лованному вояке. И не гневайтесь на меня за то, что я влез к вам в ка-
рету, не представив своей родословной.


ДОПОЛНЕНИЯ

Людовик XIV заказал Куапелю портрет герцога Бургундского
и велел сделать копию с него: оригинал он хотел отправить в Испанию,
а копию оставить себе. Обе картины, похожие как две капли воды,
были одновременно вывешены в галерее. Король, предвидя, что окажется
в затруднительном положении, отвел Куапеля в сторону и сказал: оМне
не подобает ошибаться в выборе, поэтому я хочу заранее знать, с ка-
кой  стороны висит оригиналп. Куалель показал, и Людовик XIV, второй
раз проходя мимо картин, бросил: оОни так похожи, что ничего не стоит
их спутать; но приглядитесь внимательно и вы увидите: оригинал -
вот этотп.


В древнем Перу право учиться имела одна лишь знать. Наша на это
право.не притязает.


оИной дурак похож на полный кувшин без ручки: так же неудобен
в обращениип, - говорил М* об одном глупце.


оГенрих IV был великим правителем, Людовик XIV правил в вели-
кую эпохуп. В этом словце Вуазенона  заложен смысл куда более глу-
бокий, чем в прочих его остротах.


После того как Людовик XV грубо выбранил покойного принца
Конти, тот рассказал об этом неприятном происшествии своему другу,
лорду Тирконнелу. и попросил у него совета. Подумав, лорд простодушно

сказал: оВаше высочество, вы вполне могли бы отомстить за себя: для
этого нужны только деньги и доброе имяп.


Король прусский, умевший отлично распоряжаться своим временем,
тем не менее говорил, что вряд ли существовал на свете человек, который
сделал в жизни хоть половину того, что мог бы сделать.


Братья Монгольфье, уже будучи авторами столь великого изобре-
тения, как аэростат, стали хлопотать в Париже о предоставлении одному
из своих родственников лицензии на табачную лавку. Их прошение нат-
кнулось на множество затруднений, чинимых разными лицами, в част-
ности г-ном де Колонна, от которого, в общем, зависел успех дела. Граф
д'Антрег, друг братьев Монгольфье, сказал г-ну де Колонна:

- Сударь, если их просьба не будет уважена, я выступлю в печати
и расскажу, как с ними обошлись в Англии и как, по вашей милости,
обращаются сейчас во Франции.

- А что было в Англии?

- Хотите знать? Слушайте. В прошлом году господин Этьен Мон-
гольфье посетил Англию. Он был представлен королю, который принял
его необычайно ласково и сказал, что хотел бы что-нибудь для него сде-
лать. Монгольфье передал через лорда Сидни,*'' что, поскольку он ино-
странец, у него не может быть никаких просьб. Лорд продолжал настаи-
вать, и тогда Монгольфье вспомнил, что в Квебеке у него живет *' очень
бедный брат, священник. Вот он и попросил для того небольшого бене-
фиция, гиней на пятьдесят, но лорд ответил, что такая просьба недо-
стойна ни братьев Монгольфье, ни короля, ни министра. Прошло не-
много времени, и в Квебеке освободилось место архиепископа. Лорд
Сидни доложил королю, что думает назначить на это место родственника
Монгольфье, и король дал согласие, отказав претенденту, за которого
хлопотал лорд Глостер. Братья Монгольфье не без труда добились,
чтобы король ограничил свою доброту более скромным благодеянием.

Между подобной щедростью и отказом французских властей в та-
бачной лавке разница немалая.


Как-то в обществе зашла речь о споре между теми, кто считал, чго
эпитафии следует писать по-латыни, и сторонниками эпитафий на фран-
цузском языке.

- Не понимаю, о чем тут спорить,-сказал г-н Б*

- Да, я тоже не понимаю,-подхватил г-н Т*



- Это же очевидно, - продолжал Б*. - Их надо писать только по-
латыни, не так ли?

- Вот уж нет,-запротестовал Т*. - Только по-французски.


- Какого вы мнения о г-не*?
- Очень любезный человек; я очень его не люблю.
Сказано это было так, чтобы особенно подчеркнуть разницу между
людьми любезными и людьми, действительно достойными любви.


оЯ поставил крест на любви,-сказал однажды М*,-как только
женщины начали говорить: ѕАх, этот М*, я очень люблю его, люблю от
всей души!". Прежде, когда я был молод,-добавил он, - они говорили:
ѕАх, я бесконечно ценю М*: он такой воспитанный молодой человек'''*


оЯ так ненавижу всякий деспотизм,-сказал как-то М*,-что слово
ѕпредписание" противно мне даже в устах врачап.


Некий больной был так плох, что от него уже отказались врачи.
У г-на Троншена  спросили,, не пора ли послать за святыми дарами.
оСейчас они ему очень пристанутп.


Когда аббат де Сен-Пьер хотел что-нибудь одобрить, он всегда
говорил: оЧто касается меня, то сегодня мне это очень по душеп.
Можно ли лучше дать понять, что мнения людские разнообразны,
а взгляды каждого человека изменчивы?


Пока мадмуазель Клерон  не ввела во Французской комедии те-
атральные костюмы, для трагедии существовал только один вид костюма,
который именовался оримскимп. Актеры играли в нем пиесы, где дей-
ствующими лицами были греки, американцы, испанцы и т. д. Первым
подчинился нововведению актер Лекен:  он заказал себе для роли
Ореста в оАндромахеп греческое одеяние. В тот момент, когда те-

атральный портной принес его в уборную Локона, туда вошел Добер-
валь. Пораженный невиданной одеждой, он спросил, что это такое.
оГреческий костюмп,-ответил Лекен. оОн изумительно красива-во-
скликнул Доберваль. - Первый же свой римский костюм я велю сшить
на греческий ладп.


М* утверждал, что иные правила хороши для натур твердых и несо-
крушимых, но не годятся для более податливых характеров. Доспехи
Ахилла по плечу лишь ему одному: Патрокл-и тот сгибается под
их тяжестью.

Сразу после умышленных преступлений и дурных дел следует поста-
вить зло, совершенное с благими намерениями, и поступки, сами по себе
хорошие, но вредные для общества: помощь негодяям, глупое попусти-
тельство, доведение до абсурда философских принципов, неловкие услуги
друзьям, неуместное применение полезных и благородных жизненнмх
правил и т. д.

Природа, обрушив на человека столько напастей и при этом все-
лив в него неистребимую любовь к жизни, обошлась с ним словно зло-
умышленник, который поджег бы наш дом, а у дверей выставил бы ча-
совых. Очень уж страшна должна быть опасность, чтобы побудить нас
выброситься из окна.

Министры, если случайно они не вовсе лишены ума, любят говорить
о том времени, когда они будут уже не у дел. Люди обычно идут на эту
удочку н верят их чистосердечию, хотя министры просто стараются вы-
казать здравый ум. Они подобны тем больным, которые постоянно го-
ворят о своей смерти, но, судя по случайно оброненным ими замечаниям,
уверены, что не умрут.

Кто-то попенял Делону, врачу-месмеристу: оВот вы обещали исце-
лить г-на Б* а он умерп.-оВы куда-то уезжали,-ответил врач, -
и не были свидетелем того, как удачно шло лечение: г-н Б* умер, совер-
шенно исцеленныйп.

О М*, который вечно был во власти мрачных предчувствий и все
сидел в черном свете, говорили: оОн любит строить воздушные тем-
ницып.




Когда аббат Данжо, член Французской академии и великий рев-
нитель чистоты французского языка, работал над составлением грамма-
тики, ни о чем другом говорить он не мог. Однажды в его присутствии
кто-то стал сетовать на военные поражения, постигшие Францию
(это было в конце царствования Людовика XIV). оНу и что ж! - во-
скликнул аббат.-Зато у меня в шкатулке уже лежат две тысячи глаго-
лов с полным их спряжением!п.


Некий писака тиснул в своем листке: оОдни говорят, что кардинал
Мазарини умер, другие-что жив, а я не верю ни тому, ни дру-
гом ! п.


Старик д'Арнонкур заключил с девицей легкого поведения контракт,
по которому обязывался выплачивать ей ренту в тысячу двести ливров,
пока она будет его любить. Она легкомысленно бросила его и связалась
с молодым человеком. Тот знал о контракте и решил во что бы то ни
стало восстановить его. Подстрекаемая любовником, девица потребовала
у д'Арнонкура денег, не выплаченных ей после разрыва, предъявив ему
составленное на гербовой бумаге свидетельство о том, что она по-преж-
нему его любит.

Некий торговец эстампами 25 июня продавал гравированный портрет
г-жи Ламотт, подвергшейся 21 июня телесному наказанию и клейме-
нию; при этом он запрашивал очень высокую цену, говоря, что гравюра
была оттиснута заблаговременно и клейма на ней нет.


Массильон был большой поклонник женщин. Он влюбился в г-лу
де Симиан, внучку г-жи де Севинье. Эта дама очень ценила изыскан-
ный слог, и, чтобы ей понравиться, Массильон с особенным тщанием
писал оСинодып-одно из лучших своих творений. Он жил при Орато-
рии  и должен был возвращаться не позже девяти вечера; ради него
г-жа де Симиан приказывала подавать ужин в семь часов. За одним из
таких ужинов вдвоем Массильон сочинил прелестную песенку, из кото-
рой я запомнил половину куплета:

Эльвира, нежны наши узы!
Так пусть же будет этот стих
Для любопытных - шуткой Музы,
Но истиной - для нас двоих1


У г-жи де Рошфор спросили, хочет ли она узнать будущее. оНет, -
ответила ома,-оно слишком похоже на прошлоеп.


Аббата Ватри уговаривали хлопотать о том, чтобы ему предоста-
вили освободившееся место в Королевском коллеже. оТам видно бу-
детп, - отговорился он и ничего не стал делать. Место получил кто-то
другой. Один из друзей аббата прибегает к нему:

- Ну, что вы за человек! Сидели сложа руки, а тем временем на
это место назначили другого!

- Уже назначили?-спрашивает аббат. - Ну, теперь мне самая
пора просить его себе.

- Вы что, с ума сошли?

- Ничуть! Раньше у меня была сотня соперников, а нынче остался
только один.
Аббат начал хлопоты и получил место.


Г-жа*, которая из кожи вон лезла, чтобы привлечь в свой салон лю-
дей умных и острых на язык, говорила о Л*: оЯ о нем невысокого мне-
ния: он никогда даже не заглянет ко мнеп.


Аббат де Флери  был влюблен в супругу маршала де Ноайля, но
она обходилась с ним свысока. Потом аббат стал первым министром н,
когда г-же де Ноайль что-то понадобилось от него, припомнил ей, как
сурова она с ним была. оАх, монсеньер,-наивно воскликнула дама, -
кто же мог предвидеть, что так получится!п.


Герцог де Шабо приказал нарисовать на своей карете изображеиле
богини Молвы, и по этому случаю кто-то вспомнил известные стихи: 

Поступок совершил оплошный,
Когда, в припадке доброты,
Свою хулительницу ты
Зазвал