ранснс возра-
зил, что это его личный секрет, которым он вовсе не обязан делиться
с правительством, поскольку на службе не состоит. К тому же, добавил
Франсис, он давно передал все эти сведения г-ну Морена, хотя п умолчал,
откуда их получил. Де Верженн удивился и попросил у Морена объясне-
ний. Тот ответил: оЯ в самом деле знал об этом, да все забывал вам
сказатьп.


Г-н де Трессан, некогда любовник г-жи де Жанлис и отец двоих ее
детей, под старость решил проведать своих отпрысков и приехал в Сийери,
одно из их поместий. Они лично проводили гостя в отведенную ему

спальню и откинули полог кровати, над которой заранее велели повесить
портрет своей покойной матери. Де Трессан обнял их, прослезился, они
тоже расчувствовались, и произошла трогательная, но до неприличия
смешная сцена.


Герцогу де Шуазелю страшно хотелось заполучить обратно письма,
написанные им де Калонну в связи с делом де Ла Щалоте но при-
знаться в этом прямо казалось ему слишком опасным. В результате между
ним и Каленном произошла забавная сцена. К-алонн поочередно вынимал
из портфеля тщательно пронумерованные письма и пробегал их, всяким
раз прибавляя: оВот это лучше бы сжечь!п - и отпуская иные насмешли-
вые замечания. Шуазель изо всех сил старался делать вид, что не придает
никакого значения происходящему, а Калонн, наслаждаясь его терзаниями,
приговаривал: оДело, которое мне ничем не грозит, утрачивает в моих
глазах всякий интересп. Любопытнее всего, однако, другое. Узнав об
этой сцено, д'Эгийон написал Калонну: оМне стало известно, сударь, что
вы сожгли письма г-на де Шуазеля, относящиеся к делу де Ла Шалоте.
Что до моих, прошу сохранить их в целостип.


Некий очень бедный человек, написавший крамольную книгу, восклик-
нул: оКогда же меня засадят в Бастилию, черт побери! Мне уже срок
платить за квартируп.


Когда Монтазе, сделавшись архиепископом Лионским, вступал в дол-
жность, старуха канонисса де*, сестра кардинала де Тансена, сделала
ему комплимент насчет его успехов у женщин и поздравила с сыном, кото-
рого родила от него г-жа де Мазарини. Прелат стал отпираться и ска-
зал: оДа будет вам известно, сударыня, что клевета не щадит даже вас.
История, которую рассказывают обо мне и госпоже де Мазарини, столь же
правдива, как и сплетни о вас и господине кардиналеп. - оВ таком случае
ребенок несомненно вашп,-невозмутимо ответила канонисса.


Накануне лиссабонского землетрясения португальская королевская
чета уехала в Белен на бой быков, что и спасло ее. Король-это факт,
за достоверность которого ручались мне многие французы, жившие тогда
в Португалии,-так никогда и не узнал истинных размеров катастрофы.
Сперва ему говорили, что разрушен десяток домов, затем - что разрушмю
несколько церквей; в Лиссабон он больше не вернулся и оказался един-



ственным человеком в Европе, на представлявшим себе, какое бедствие
постигло его столицу, хотя находился он всего в одном лье от нее.


Г-жа де К* сказала г-ну Б*: оЯ люблю вас за. . .я. - оАх, суда-
рыням-пылко прервал он ее. - Если вы знаете - за что, я пропал1п.


Я знал мизантропа, который в хорошие минуты говаривал: оОхотно
допускаю, что на свете бывают и порядочные люди, только никому не-
известно, где их искатьп.


Однажды во время сражения маршал де Бройль упорно не хотел
покинуть место, где он бесцельно подвергал себя опасности. Друзья
тщетно доказывали ему, что он не вправе попусту рисковать жизнью.
Наконец, один из них, г-н де Жокур, подошел к де Бройлю и шепнул:
к Не забывайте, господин маршал: если вас убьют, командование перейдет
к г-ну де Рутуп (так звали самого бездарного из генерал-лейтенантов).
При мысли о том, чем это грозило бы армии, де Бройль немедленно поки-
нул опасное место.


Принц Конти не любил г-на де Силуэта и дурно отзывался о нем.
Однажды Людовик XV сказал принцу: оА ведь кое-кто считает, что его
надо сделать генеральным контролеромп. - оЗнаю, - ответил принц. -
Поэтому я прошу ваше величество не выдавать меня, если он все-таки
получит эту должностьп. Когда назначение Силуэта состоялось, король
не замедлил сообщить об этом принцу и добавил: оЯ не забуду своего
обещания, тем более что вы ведете тяжбу, которую должен рассматривать
кабинетп. (Анекдот, рассказанный г-жой де Буффлер).


В день смерти г-жи де Шатору Людовик XV был очень удручен;
печаль свою он излил в весьма примечательной фразе: оКак ужасно, что
мне придется скорбеть еще так долго-я ведь доживу по крайней мере
до девяноста лет1п. Этот анекдот сообщила при мне г-жа де Люксембург,
своими ушами слышавшая восклицание короля. оЯ рассказала вб этом
лишь после кончины Людовика XVп, - прибавила она. Слова Людо-
вика XV действительно стоит сделать достоянием гласности-так при-
чудливо смешались в них любовь и эгоизм.


Некто пил превосходное вино, но от похвал воздерживался. Тогда
*озяин дома велел подать ему другое, гораздо хуже сортом. оХорошее
вино!п,-сказал молчальник. оНо это же пойло за десять су, тогда как
то, что вы пили раньше,-истинный нектар!п,-воскликнул хозяин.
оЗнаю,-ответил гость.-Потому я о нем ничего и не сказал: оно в по-
хвалах не нуждалосьп.


Чтобы не осквернять слово оримлянинп, Дюкло всегда называл совре-
менных римлян оитальянцами из Римап.


оДаже в юности, - говаривал мне М*, - мне нравилось увлекать жен-
щин, а не соблазнять их и уж подавно не развращатьп.


В разговоре со мной М* заметил: оЯ бываю только у тех, кого почи-
таю людьми более достойными, чем я сам: не такой уж я бездельник,
чтобы ходить в гости по каким-нибудь иным побуждениямп.


М* говорил: оХотя над браком принято смеяться, я не вижу ничего
смешного в супружеском союзе шестидесятилетнего мужчины и женщины
лет на пять помоложеп.


Г-н де Л* сказал мне о г-не де Р*: оЭто сосуд, куда общество сливает
свой яд. Он копит его как жаба,* источает как гадюкап.


О г-не де Каление, который был отставлен от должности, после того
как обнародовал дефицит, говорили: оЕго не трогали, пока он поджигал,
но наказали, чуть только он стал бить в набатп.


Как-то раз я беседовал с г-ном де В*, человеком, который, видимо,
избыл свои иллюзии еще в том возрасте, когда люди обычно сохраняют
способность к пылким чувствам. Я дал ему понять, что удивлен его бес-



страстностью. оЧто может интересовать человека, который изведал все? -
невозмутимо ответил он. - В свое время я, как и другие, был любовни-
ком светской дамы, игрушкой кокетки, забавой распутницы, орудием
интриганки. Что мне еще остается?п.-оСтать другом хорошей жен-
щинып. - оНу, такие встречаются только в романахп.


оУверяю вас,-сказал М* одному очень богатому человеку, - я от-
нюдь не нуждаюсь в том, чего у меня нетп.


Когда М* предложили должность, сопряженную с обязанностями, ко-
торые были бы слишком тягостны при его щепетильности, он ответила
оЭто место не отвечает моим честолюбивым замыслам - ни тем, что я ле-
лею сам, ни тем, что вынужден питать в силу своего пополненияп.


Некоего острослова, прочитавшего маленькие трактаты Даламоерн
о красноречии, поэзии и оде, спросили, что он думает об этих сочинениях..
оНе каждый любит есть всухомяткуп,-ответил он.


М* говорил: оЯ отвергаю те блага, что добываются с помощью про-
текции, готов, пожалуй, с признательностью принять те, что приносит нам
заслуженная репутация, но ценю лишь те, что дарует нам дружбап.


М*, который коллекционировал речи, произнесенные при вступлении
во Французскую академию, говаривал мне: оКогда я перелистываю их,
мне так и кажется, будто передо мною обгорелые остовы ракет-остатки
фейерверка, что устраивают в Иванову ночьп.


М* спросили, какое свойство делает человека особенно приятным
в обществе. оУмение нравитьсяп,-ответил он.


Одному человеку, некогда облагодетельствованному М*, сказали, что
последний ненавидит его. оПозволю себе взять ваши слова под сомне-

ние, - ответил он. - Насколько мне изнсстно, М* никогда не пытался
поколебать мое уважение, к самому себе, а ведь оно-единственное чув-
ство, питать которое меня обязывает моя признательность М*п.


М* всегда упорно отстаивает свои взгляды. Он мог бы даже прослыть
человеком последовательным, не будь так глупо то, чему он следует, и
пошел бы довольно далеко, если бы руководился убеждениями, а не
предубеждениями.

Некая юная особа, мать которой весьма раздражало то обстоятельство,
что дочери ее уже тринадцать, однажды в разговоре со мной призналась:
оМне хочется попросить у нее прощения за то, что она меня родилап.


М*, известный литератор, за три года ни разу не удосужился попро-
сить, чтобы его представили кому-нибудь из иностранных государей, то и
дело посещавших Францию. Когда я осведомился о причинах подобной
непредприимчивости, М* ответил: оВ театре жизни я люблю лишь те
сцены, где коллизии просты и естественны. Я понимаю, например, что и
км связывает отца с сыном, женщину с любовником, друга с другом,
сановника с искателем места, даже покупателя с продавцом и так далее.
В сценах же вроде аудиенции у иностранного государя, где все подчинено
этикету и даже диалог как бы расписан заранее, нет, на мой взгляд, ни-
какого смысла; поэтому они не вызывают у меня интереса. Предпочитаю
итальянскую комедию-там по крайней мере импровизируютп.***


В последние годы общественное мнение все сильнее влияет на государ-
стренные дела, назначение сановников, выбор министров. Вот почему М*,
желая посодействовать карьере одного своего знакомого, сказал г-ну
де Л*: оБудьте добры, устройте ему немного общественного мненияп.


Я спросил г-на Н*, почему он не бывает в свете. оПотому что я раз-
любил женщин и узнал мужчинп,-ответил он.


М* сказал о Сент-Ф., человеке без всяких правил и неразборчивом
в средствах: оОн, как собака, не отличает благовония от вонип.




Не без успеха поставив свою первую пиесу в театре, М* преиспол-
нился спеси и чванства, и тогда кто-то из друзей сказал ему: оДруг мой,
ты сеешь терния на своем собственном пути. Пойдешь по нему снова-
изранишь себе ногип.


Г-н де Б* говаривал: оСтоит лишь вспомнить, кого в обществе хулят
к кого хвалят, как у самого беспорочного человека на свете появляется
желание стать жертвой клеветып.


Некая дама, сын которой из-за чего-то заупрямился, сказала, что все
дети-ужасные эгоисты. оДа, - отозвался М*-У них все наружу:
они еще не приобрели светский лоскп.


Кто-то сказал М*: оВы ведь тоже добиваетесь уваженияп. Вот его
ответ, поразивший меня: оНет. Я просто сам уважаю себя, поэтому порой
меня уважают и другиеп.


Со времен Генриха IV до министерства кардинала де Ломени вклю-
чительно наше государство пятьдесят шесть раз отказывалось платить по
своим обязательствам. Вот почему, когда речь заходила о частых банкрот-
ствах французских королей, г-н Д* всегда вспоминал двустишие Ра-
сина :

И свой священный трон порою утверждают
На клятвах, что дают, но редко соблюдают.


Академику М* сказали: оКогда-нибудь и вы женитесьп. Он ответил:
Я долго осмеивал Академию и все-таки попал в нее. Теперь я в вечном
страхе, что и с женитьбой будет то же самоеп.


О мадмуазель, которая чуждалась корыстных расчетов, покорствовала
лишь велениям сердца и хранила верность своему избраннику, М* гово-
рил: оЭто очаровательная особа, ведущая самый достойный образ жизни,
хотя она и не девица, и не замужняяп.

Один муж предупреждал жену: оСударыня, у этого человека есть на
вас какие-то права - он был неучтив с вами в моем присутствии. Я этого
не потерплю. Пусть он грубит вам, когда вы с ним наедине; но не оказы-
вать вам уважения, когда я рядом, значит оскорблять меняп.


Однажды мой сосед по столу, указав на женщину, что сидела напротив
него, спросил меня, не жена ли она человеку, сидящему рядом с нем.
Я же, заметив, что последний за все время не перемолвился с нею ни
единым словом, ответил: оОдно из двух, сударь: либо они незнакомы,
либо она его женап.


Я спросил г-на де* женится ли он когда-нибудь. оНе думаю, - отве-
тил он и, рассмеявшись, добавил: -Я не ищу женщину, которая мне
подошла бы; более того, я даже не боюсь ее встретитьп.


Я спросил г-на де Т*, почему он пренебрегает своим талантом и, по
всей видимости, совершенно равнодушен к славе. Вот дословно его ответ:
"Когда потерпел кораблекрушение мой интерес к людям, вместе с ним
пошло на дно и мое честолюбиеп.


Некоему скромному человеку сказали: оИ в спуде, под которым таится
добродетель, порою бывают щелип.


Когда М* попробовали вызвать на разговор о различных злоупотреб-
лениях в общественной и частной жизни, он холодно отпарировал: оЯ каж-
дый день расширяю список предметов, о которых не говорю. Мудрее чс-?х
тот, у кого такой список особенно обширенп.


оЯ, - говорил г-н Д* - охотно предложил бы клеветникам и людям
злокозненным такой уговор. Первым я сказал бы: ѕМожете клеветать на
меня, но при одном условии: повод для клеветы (то есть какой-нибудь
незначительный, а порой и похвальный поступок) даю я сам, а клевета



.лишь вышивает по канве, не выдумывая ни фактов, ни обстоятельств.
Короче говоря, ваше дело-форма, а не содержание". Строящим козни
я сказал бы: ѕЗлоумышляйте против меня, сделайте милость, но извле-
кайте из этого хоть какую-нибудь выгоду. Короче говоря, откажитесь от
сбыкновения вредить только ради удовольствия - ведь у вас есть такое
обыкновение" п .


Об одном нею-сном, но трусливом фехтовальщике, человеке остроумном
и обходительном с женщинами, но бессильном в постели, говорили:
оШпага у него острая, в речах он тоже остер, но клинок его всегда
гнется - он боится и дуэли, и любвип.


оВесьма досадно,-сетовал М*,-что мы так уронили значение ро-
гов. Я хочу сказать, что на них никто теперь не обращает внимания.
В былое время они давали их носителю определенное положение в светс-
ка него смотрели, как в наши дни смотрят, например, на игрока. А ныне
рогоносца просто не замечаютп.


Однажды, беседуя со мной о любви к уединению, г-н де Л*, известный
мизантроп, заметил: оНужно черт знает как сильно любить человека,
чтобы выдерживать его общество!п.


М*  радуется, когда его называют человеком злым, точно так же как
иезуиты бывали довольны, когда их называли цареубийцами. Гордыня
всегда стремится управлять слабостью с помощью страха.


Один холостяк, которого настоятельно уговаривали жениться, шутливо
возразил: оДа спасет меня господь от женщин - от брака я спасусь и
с ам п .


Некто разглагольствовал о том, что публику следует уважать. оДа, -
согласился М*, - этого требует осторожность. Торговок презирают все.
но разве кто-нибудь рискнет задеть их, проходя через рынок?п.


Я спросил г-на Р*, человека весьма умного и одаренного, почему он
никак не проявил себя в дни революции 1789 года. Он ответил: оЗа трид-
цать лет я столько раз убеждался в порочности людей, взятых поодиночке,
что уже не жду от них ничего хорошего и тогда, когда они собираются
вместеп.


оУчреждение, именуемое полицией,-шутила г-жа де*, - должно быть,
.я в самом деле ужасное место. Недаром англичане боятся ее больше, чем
воров и убийц, а турки-больше, чем чумып.


оВсего несноснее в обществе-это, во-первых, плуты, а, во-вторых,
порядочные люди,-говорил мне г-н де Л* - Чтобы сделать жизнь в нем
сколько-нибудь терпимой, надо истребить первых и отучить от слабо-
душия вторых, а это столь же просто, как разрушить ад и перестроить
райп.

Д* немало удивлялся, видя, что г-н де Л*, человек весьма влиятель-
ный, не в силах помочь своему другу. А дело было только в том, что
слабохарактерность де Л* сводила на нет все выгоды его положения.
Тот, чья сила не подкреплена решительностью, все равно что бессилен.


Г-жа де Ф* считает, что главное во всяком деле-умно и красно-
речиво высказаться о нем, а все остальное приложится само собой.
Если бы какая-нибудь из ее подруг делала то, что она, г-жа де Ф*, со-
ветует, из них двоих вышел бы один отличный философ. Г-н де* метко
.сказал про нее: оОна отлично описывает действие слабительного, а потом
удивляется, почему ее тут же не прослабилоп.


Один острослов следующим образом описал Версаль: оЭто такое
место, где, даже опускаясь, надо делать вид, что поднимаешься; иными
словами, где надо гордиться тем, что вы знаетесь с людьми, знаться с ко-
торыми зазорноп.

М* говорил мне, что в общении с женщинами ему неизменно помогали
такие правила: оВсегда хорошо отзывайся о женщинах вообще, хвали тех,



кто тебе нравится, а об остальных не говори вовсе; водись с ними по-
меньше, остерегайся им доверять и не допускай, чтобы твое счастье за-
висело от одной из них, пусть даже самой лучшейп.


Некий философ признался мне, что, познакомившись с государствен-
ным устройством и порядками у различных народов, он сохранил интерес
лишь к дикарям и детям. Первых он изучает по книгам путешественников,
за вторыми наблюдает в повседневной жизни.


Г-жа де* говорила о г-не де Б*: оЭто человек порядочный, но неумный
и неуживчивый. Он - точь-в-точь окунь: безвреден для здоровья, но без-
вкусен и костистп.


М* не столько обуздывает свои страсти, сколько подавляет их. Он
сам признавался мне: оЯ вроде наездника, не умеющего сладить с ло-
шадью, которая понесла. Он убивает ее из пистолета и валится наземь
вместе с неюп.


Я спросил у М*, почему он отказался от многих предложенных ему
мест. оХочу быть человеком, а не действующим лицомп,-ответил он.


оРазве вы сами не видите,-говорил М*,-что я был бы ничем,
если бы не моя добрая слава? Стоит мне поскользнуться, как я слабеют
стоит мне оступиться, как я падаюп.


Весьма примечательно, что Кребильон и Бернар, пламенно воспе-
вавшие-один в прозе, другой в стихах-безнравственность и распут-
ство, умерли, страстно влюбленные в потаскушек. Трудно придумать
большую нелепость-разве что платоническое чувство, которое
г-жа де Вуайе до последнего своего вздоха питала к виконту де Ноайлю,
.ча еще сентиментальные любовные письма, дважды переписанные рукой
г -на Вуайе и найденные поем его смерти. Ими были набиты две шка-
тулки. И оба писателя, и чета Вуайе напоминают мне трусов, распеваю-
щих во весь голос, чтобы заглушить страх.


оДопускаю, что умный человек может сомневаться в верности любов-
ницы, - смеясь, говаривал г-н де*-Но сомневаться в неверности жены
может только дуракп.


Г-н Л* - прелюбопытный человек: ум у него насмешливый и глубо-
кий, сердце гордое и неколебимое, воображение беззлобное, живое и даже-
пылкое.


оВ свете,-говорил М*, - встречаются три сорта друзей: первые вас
любят, вторым нет до вас дела, третьи вас ненавидятп.


оНе понимаю,-удивлялся М*, - почему г-же де Л* так хочется,
чтобы я у нее бывал? Я почти перестаю презирать эту даму, когда н?
вижу ееп. Эти слова можно отнести и к светскому обществу в целом.


Д*, мизантроп и насмешник, говоря со мной о порочности людей,
сказал: оБог не насылает на нас второй потоп лишь потому, что первый
оказался бесполезенп.


Услышав, как некто обвиняет современную философию в том, что из-за
нее умножилось число холостяков, М* отпарировал: оПока мне не докажут,
что именно философы, сделав складчину, собрали те деньги, на которые
открыла свое заведение мадмуазель Бортей,*й' я по-прежнему буду счи-
тать, что нежелание мужчин жениться объясняется иной причинойп.


Н* говорил, что, вдумываясь в отношения людей, надо всегда прини-
мать во внимание, что их связывает: сердце или плоть-если это мужчина
и женщина; дружба или выгода-если это частное лицо и сановник или
придворный, и т. д.


Г-н де П* считал, что на публичных заседаниях Французской акаде-
мии следует читать лишь предписанное ее уставом, и подкреплял свое



мнение такими словами: оДелая что-нибудь бесполезное, следует ограничи-
ваться лишь самым необходимымп.


М* говаривал, что быть ниже принцев-прискорбно, зато быть вдали
от них-приятно. Второе с лихвой искупает первое.


Когда М* посоветовали вступить в брак, он ответил: оУ меня всегда
были две страсти - к женщинам и к