ные из них могли бы
играть хорошо, будь у публики вкус поутонченней. Порядочный человек
старается играть свою роль как можно лучше, не думая при этом о  галерке.
				*   *   *
 Стойкость характера порою приносит человеку такие радости, кото-
рые  превыше всех благ судьбы. Пренебречь золотом-это все равно что
свергнуть короля с трона: очень острое ощущение!
				*   *   *
 Иной раз терпимость доходит до такого предела, что ее скорее на-
 зовешь глупостью, нежели добротой или великодушием. Г-н де Ш*
 так терпим, что мне он просто смешон и напоминает арлекина, который
 твердит: оТы дал мне затрещину? Ну что ж, а я все еще не рассер-
 дился!п. У человека должно хватать ума на то, чтобы ненавидеть своих
 врагов.
				*   *   *
 Робинзон, лишенный всего на своем необитаемом острове и выну-
жденный самым тяжким трудом добывать себе хлеб насущный, тем не
менее стойко переносил эту жизнь и даже, по собственному признанию,
испытал несколько счастливых минут. Теперь представьте, что он очу-
тился на волшебном острове, где мог бы, ни о чем не хлопоча, вести беа-
заботную жизнь; вполне вероятно, что праздность сделала бы его суще-
вование невыносимым.
				*   *   *
Убеждения людей похожи на карты и прочие игры. Иные из них еще
на моей памяти считались опасными и слишком дерзкими, а теперь они об-
щепризнаны, почти тривиальны и распространены даже среди людей,
мало их достойных. Точно так же убеждения, которые ныне мы име-
нуем смелыми, нашим потомкам покажутся робкими и заурядными.
				*   *   *
Читая книги, я не раз отмечал, что первым движением тех, кто со-
вершил какой-нибудь подвиг, отдался благородному порыву, спас обез-
доленных, на многое отважился и многого добился для всего обществам
или для отдельных людей,-повторяю, я не раз отмечал, что первым их
движением было отказаться от предложенной награды. Чувством этим
были движимы люди самые неимущие, из самых низших слоев общества.
Что же это за нравственный инстинкт, который даже невежественному
человеку подсказывает, что награда за добрые деяния заключена в сердце
того, кто их совершил? Нам кажется, что, когда нам платят за благород-
ный поступок, его у нас отнимают.
				*   *   *
В основе добродетельных поступков и готовности жертвовать своимп
интересами и самим собою лежат потребность благородной души, само-
любие великодушного сердца и, в какой-то степени, эгоизм сильной на-
туры.
				*   *   *
Братья столь редко живут в согласии между собой, что до нас дошло
только одно предание о двух братьях-друзьях, да и то оно гласит, будто
они никогда не встречались, ибо в то время как один из них жил нa земле,
другой пребывал в Елисейских полях; таким образом, у них не было по-
вода для раздоров и ссор.
				*   *   *
Людей безрассудных больше, чем мудрецов, и даже в мудреце больше.
безрассудства, чем мудрости.
				*   *   *
Прописные истины-это в повседневной жизни то же, что приемы и
навыки в искусстве.
				*   *   *
Убеждение - это совесть разума.
				*   *   *
Человек бывает счастлив или несчастлив по тысяче причин, которые-
 никому неизвестны, о которых он не говорит и о которых нельзя сказать..
Наслаждение может питаться иллюзией, но счастье всегда зиждется
на истине, ибо только такое счастье способно удовлетворить человеческую
природу. Человек, воображающий себя счастливым, подобен тому, кто
поместил свои деньги в ненадежные бумаги, а человек подлинно счастли-
вый-тому, чье богатство-земля и другие прочные ценности.
				*   *   *
В светском обществе мало такого, что могло бы принести отдохновение-
уму и сердцу порядочного человека.
				*   *   *
Когда при мне утверждают, что человек тем счастливее, чем меньше-
способен чувствовать, я вспоминаю индийскую поговорку: оЛучше сидеть,-
чем стоять, лучше лежать, чем сидеть, а еще лучше быть мертвымп.
				*   *   *
 Ловкость в сравнении с хитростью то же самое, что проворство рук
 в сравнении с шулерством.
				*   *   *
Упрямство имеет примерно такое же отношение к силе воли, как любо-
страстно к любви.
				*   *   *
Любовь-милое безумие; честолюбие-опасная глупость.
				*   *   *
Предрассудки, тщеславие, расчет-вот что правит миром. У чело-
века, который в своем поведении сообразуется лишь с разумом, истиной,
чувством, мало точек соприкосновения с обществом. Счастье он почти,
всегда ищет и находит в себе самом.
				*   *   *
Сперва нужно быть справедливым, а уже потом великодушным: сперва
нужно обзавестись рубашками, а уже потом кружевами.
Голландцы не знают сострадания к должникам: по их мнению, всякий
человек, обремененный долгами, живет за счет своих сограждан, если он
беден, и своих наследников, если богат.
				*   *   *
Судьба нередко похожа на богатую мотовку, разоряющую то самое
семейство, куда она принесла изрядное приданое.
				*   *   *
Изменения моды-это налог, которым изобретательность бедняков-
облагает тщеславие богачей.
				*   *   *
Для ничтожных людишек корысть - самое сильное искушение, для
людей достойных-самое слабое; от человека, презирающего деньги, еще
очень далеко до человека истинно порядочного.
				*   *   *
Богаче всех человек бережливый, беднее всех скряга.
				*   *   *
Порою два человека сближаются и становятся неразлучны только
потому, что в их характерах есть черты кажущегося сходства. Постепенно
заблуждение рассеивается, и эти люди с удивлением обнаруживают, что
они бесконечно далеки друг от друга и все точки их соприкосновения
превратились в точки отталкивания.
				*   *   *
Разве не забавно размышлять о том, что иные из великих людей
стяжали славу, всю жизнь сражаясь с самыми жалкими предрассудками
и нелепостями, которые, казалось бы, и в голову-то никому не могут
лрийти? Бейль, например, прославился тем, что показал бессмыслен-
ность философских и схоластических ухищрений, над которыми по-
смеялся бы любой крестьянин из Гатине ,где все здравым
смыслом; Локк-тем, что объяснил, как нехорошо возражать, не пони-
мая, на что возражаешь, и, ничего не понимая, считать, будто понимаешь;
еще несколько философов-сочинением толстенных книг, направленных
против таких суеверий, от которых с презрением отмахнулся бы дикарь
из Канады; Монтескье и два-три автора до него-намеком на то, что
не подданные существуют для правителей, а правители для подданных
(при этом они ни словом не обмолвились о множестве гнусных предрас-
судков). Если мечта философов, верящих, что общестао можно улучшить,
исполнится, что скажут наши потомки, читая о том, какие огромные уси-
дня потребовались для достижения столь простых и само собой разу-
меющихся результатов?
				*   *   *
 Человек разумный и в то же время порядочный должен быть не только
 чист перед своей совестью, но, из уважения к себе, еще и предусмотри-
 телен, чтобы заранее разгадать и отвратить клевету.
				*   *   *
Роль предусмотрительного человека весьма печальна: он огорчает дру-
зей, предсказывая им беды, которые они навлекают на себя своей не-
осторожностью; ему не верят, а когда беда все-таки приходит, эти же
у самые друзья злятся на него за то, что он ее предсказал. Их самолюбие
потупляет глаза перед человеком, который должен быть их утешителем
и  к которому они сами прибегли бы, если бы в его присутствии не чув-
ствовали себя униженными.
				*   *   *
Тот, кто хочет, чтобы его счастье целиком зависело от разума, кто
слишком пристально вглядывается в это счастье, подвергая его, так ска-
зать, допросу с пристрастием, кто согласен лишь на самые высокие ра-
дости, тот в конце концов совсем их лишается. Он подобен человеку,
который так рьяно взбивал пух в перине, что от нее ничего не осталось
и он принужден спать на досках.
				*   *   *
Время притупляет в нас способность к наслаждениям абсолютным, как
выражаются метафизики, но, пожалуй, преподносит нам больше насла-
ждений относительных; с помощью этой уловки природа, надо полагать,
привязывает людей к жизни даже после того, как все, что особенно кра-
сило ее, все наслаждения стали для них недоступны.
				*   *   *
После того как человека вволю истерзает и утомит собственная его
чувствительность, он приходит к убеждению, что надо многое забыть,
надо жить сегодняшним днем, одним словом, каплю за каплей впитывать
утекающую жизнь.
				*   *   *
Из всех разновидностей лицемерия самая пристойная-это ложная
скромность.
				*   *   *
Нам говорят, что мы должны, не жалея стараний, каждодневно из-
бавляться от какой-нибудь своей потребности. Это верно. И всего настоя-
тельнее следует уничтожать в себе потребности, порожденные самолюбием:
они особенно тиранят нас и потому с ними надо бороться особенно упорно.
				*   *   *
Нередко приходится видеть, как люди слабодушные, которым довелось
провести много времени в обществе людей более крепкого закала, силятся
возвыситься над собственным своим характером. Притязания эти так же
смешны, как потуги дурака на остроумие.
				*   *   *
Добродетель, как и здоровье, нельзя назвать высшим благом. Она
не столько благо, сколько его местонахождение. Утверждать, что добро-
детель непременно приносит счастье, тоже нельзя; с уверенностью можно
сказать лишь, что порок влечет за собой несчастье. Стремиться к добро-
детели нужно главным образом потому, что она-полная противополож-
ность пороку.

				Глава  3

	О ВЫСШЕМ ОБЩЕСТВЕ. ВЕЛЬМОЖАХ, БОГАЧАХ

	И СВЕТСКИХ ЛЮДЯХ

Жизнь по книгам не узнаешь - об этом уже не раз говорили; умалчи-
вали лишь об одном - о причине этого. Она же такова: знание жизни
складывается из множества разрозненных наблюдений, но самолюбие не
позволяет нам делиться ими с кем бы то ни было, даже с лучшим дру-
гом, - мы боимся, как бы нас не сочли людьми, чье внимание поглощено
одними лишь мелочами, хотя мелочи эти очень важны для успеха в боль-
ших делах.
				*   *   *
Просматривая мемуары и другие литературные памятники времен
Людовика XIV, мы убеждаемся, что в ту пору компании самого дурного
тона было присуще нечто такое, чего не хватает лучшему обществу наших
дней.
 Когда общество не скреплено разумом, не оживлено чувством, когда
в нем нет неподдельной благожелательности и обмена достойными мыс-
лями, что видит в нем большинство его сочленов? То ярмарку, то игор-
ный притон, то постоялый двор, то лес, то разбойничий-вертеп, то пуб-
личный дом.
				*   *   *
Мы можем представить себе светское общество в виде здания, состоя-
щего из ниш и каморок б6льших или меньших размеров. Эти ниши и
каморки соответствуют разным местам в обществе с их прерогативами,
правами и т. д. Места постоянны, а люди, занимающие их, приходят и
уходят. Люди то велики ростом, то малы, но никогда или почти никогда
не соответствуют своему месту. Вот скорчившийся исполин, сидящий
в клетушке на корточках, а вон карлик, затерянный под аркадой; словом,
ниши и статуи редко подходят друг к другу. Вокруг здания теснится
толпа. Это все люди разного роста, и каждый из них ждет, когда же для
него освободится хоть какая-нибудь каморка. В надежде получить ее
они наперебой выхваляют свое происхождение и связи: кто попытался бы
объяснить свои притязания тем, что место должно соответствовать чело-
веку, как футляр инструменту, того немедленно освистали бы. Даже со-
перники не решаются попрекнуть друг друга подобным несоответствием.
				*   *   *
Избыв свои страсти, люди уже не в силах жить в обществе: с ним
можно мириться лишь в том возрасте, когда источником наслаждения
для нас служит желудок, а средством убить время-собственная персона.
Чиновники и судейские знают двор и то, чем он живет в данную
минуту, примерно так же, как знает свет школьник, который получил
отпускной билет и разок пообедал вне стен коллежа.
				*   *   *
Все, что говорится в гостиных, в салонах, на званых ужинах, в собра-
ниях и в книгах, даже в тех, цель которых-рассказать нам об обще-
ствен-все это ложь или, в лучшем случае, полуправда. Про такие раз-
говоры уместно сказать по-итальянски оper lа predicaп или по-латыни
 'Для красного словцап (итал.) оad populum pllalerasп.(4) оКраснобайство
 для публикип (лат.). По-настоящему же правдиво только то, что, не
лукавя, говорит у камелька другу порядочный человек, многое повидав-
ший и многое уразумевший. Такие беседы порою давали мне больше,
чем книги и обычная светская болтовня: они быстрей выводили меня
на верную дорогу и учили глубже мыслить.
				*   *   *
Все мы не раз замечали, как сильно действует на душу несходство
наших представлений о предмете с самим этим предметом; но особенно
наглядно убеждаешься в этом, когда такое несходство обнаруживается
неожиданно и мгновенно. Представьте себе, что вы гуляете вечером по
бульвару и видите прелестный сад, в глубине которого стоит со вкусом
освещенная беседка. Вы замечаете группы хорошеньких женщин, боскеты;
из глубины аллеи к вам доносится смех. Прелестницы так стройны, что
вам кажется-это нимфы, и т. д. Вы осведомляетесь, кто вон та дама; вам
отвечают: оГоспожа де Б* хозяйка дома. . .п. К несчастью, вы с ней зна-
комы. Чары рассеялись.
Вы встречаете барона де Бретейля. Он принимается рассказывать
о своих любовных похождениях, невзыскательных интрижках и пр., а в за-
ключение показывает вам портрет королевы в оправе, имеющей вид
усыпанной бриллиантами розы.
				*   *   *
Глупец, чванящийся орденской лентой, стоит в моих глазах ниже того
чудака, который, предаваясь утехам, заставлял своих любовниц втыкать
ему в зад павлиньи перья. Второй, по крайней мере, испытывал наслажде-
ние. .Но первый!.. Барон де Бретейль куда ничтожнее Пейсото.
				*   *   *
Пример Бретейля доказывает, что можно таскать в карманах полтора
десятка усыпанных бриллиантами монарших портретов и при этом оста-
ваться дураком.
				*   *   *
Глуп, глуп. . . А не слишком ли вы щедры на это слово? Не слишком ли
строги? В чем, собственно, глупость этого человека? Он действительно
считает свою должность приложением к своей персоне, а вес и влияние
в свете-наградою за свои таланты и добродетели. Но разве остальные
чем-нибудь отличаются от него? Из-за чего же тогда весь шум?
				*   *   *
Даже лишившись должности-будь то портфель министра или место
старшего письмоводителя, глупец сохраняет всю свою спесь и нелепое
чванство.
				*   *   *
Умный человек всегда может привести тысячи примеров глупости и
низкой угодливости, очевидцем которых он был и которые то и дело
повторяются на наших глазах. Эти пороки столь же древни, как мо-
нархия, что убедительно доказывает их неистребимость. Из множества
слышанных мною рассказов я заключаю, что если бы обезьяны, как по-
пугаи, умели говорить, их охотно назначали бы министрами.
				*   *   *
Нет ничего труднее, чем вывести из употребления предвзятое сужде-
ние или общепринятый оборот речи. Людовик XV несколько раз объявлял
частичное банкротство; тем не менее мы продолжаем клясться ословом
дворянинап. Не отучит нас от этой привычки и скандал с г-ном де Ге-
мене.
				*   *   *
Стоит светским людям собраться где-нибудь в толпу, как они уже
мнят, что находятся в обществе.
				*   *   *
Я видел людей, которые поступались совестью, чтобы угодить человеку
в адвокатском мантии или судейской шапочке, Стоит ли после этого воз-
мущаться теми, кто торгует ею ради самой мантии или шапочки? И первые
и вторые одинаково подлы, но первые, сверх того, еще и глупы.
				*   *   *
Люди делятся на две части: у одной, меньшей, есть обед, но нет ап-
петита; у другой, большей,-отличный аппетит, но нет обеда.
				*   *   *
Мы кормим обедами ценою в десять-двадцать луидоров таких людей,
ни одному из которых не дадим даже экю, если бы это понадобилось
ему, чтобы переварить наши роскошные яства. 
				*   *   *
Вот превосходное правило, которым следует руководиться в искусстве
насмешки и шутки: осмеивать и вышучивать нужно так, чтобы осмеян-
ный не мог рассердиться; в противном случае считайте, что шутка не
удалась.
				*   *   *
М * сказал как-то, что главная моя беда - неумение примириться с за-
сильем глупцов. Он был прав: я убедился, что, вступая в свет, глупец
с самого начала обладает существенным преимуществом передо мной -
он оказывается там среди себе подобных, совсем как брат Лурди во
дворце Глупости:
	И всем он так доволен в зданье том,
	Что мнит себя в монастыре родном.
				*   *   *
Когда мы видим, как плутуют маленькие люди и разбойничают санов-
ные особы, нас так и подмывает сравнить общество с лесом, который
кишит грабителями, причем самые опасные из них-это стражники, об-
леченные правом ловить остальных.
				*   *   *
Светские люди и царедворцы определяют стоимость человека или по-
ступка по некоему ценнику условностей, а потом изумляются, что попали
впросак. Они похожи на математиков, которые сначала придали бы пере-
менным величинам задачи произвольные значения, а потом, подставив
на их место значения истинные, удивлялись бы, почему в итоге у них
получается несуразица.
				*   *   *
Порою мне кажется, что те, из кого состоит светское общество, втайне
знают истинную себе цену. Я не раз замечал, что они уважают людей,
которые нисколько с этим обществом не считаются. Нередко, чтобы стя-
жать уважение света, нужно лишь глубоко презирать его, и притом пре-
зирать откровенно, искренне, прямодушно, без притворства и бахвальства.
				*   *   *
Свет настолько достоин презрения, что немногие честные люди, кото-
рых можно в нем встретить, уважают тех, кто его презирает, и уважают
именно за это.
Дружба придворных, прямодушие лисиц, общество волков.
				*   *   *
Я советовал бы всякому, кто добивается милостей от министра, обра-
щаться к нему с видом скорее печальным, чем радостным: люди не любят
тех, кто счастливее их.
				*   *   *
В обществе, особенно в избранном, все искусственно, все рассчитано
и взвешено, даже самые располагающие к себе непритязательность и
простота. Это правда-жестокая, но бесспорная. Я знавал людей, у ко-
торых непринужденный, казалось бы, порыв оказывался на самом деле
лишь ловким ходом, обдуманным, правда, молниеносно, но тем не менее
очень тонко. Встречал я и таких, что соединяли самую трезвую расчетли-
вость с напускным простодушием, легкомыслием и беззаботностью - точь-
в-точь кокетка в неглиже столь искусном, что оно кажется совершенно
безыскусным. Все это досадно, но, как правило, необходимо: горе чело-
веку, обнаружившему свои слабости и пристрастия даже перед самыми
близкими людьми1 Я не раз наблюдал, как, случайно проникнув в нашу
тайну, друзья ранят потом наше самолюбие. Не допускаю даже мысли,
что в нынешнем обществе (я имею в виду общество высшее) хотя бы
один человек решился раскрыть лучшему другу глубины своей души,
свой истинный характер и, в особенности, свои слабости. Повторяю еще
раз: в обществе нужно лгать, и притом настолько тонко, чтобы вас не
заподозрили во лжи и не начали презирать, как дрянного фигляра, зате-
савшегося в труппу отличных актеров.
				*   *   *
Человек, обласканный государем и после этого воспылавший любовью
к нему, напоминает мне ребенка, который, поглядев на величавую процес-
сию, мечтает сделаться священником, а побывав на параде, решает стать
солдатом.
				*   *   *
Фавориты и сановники стремятся подчас окружать себя выдающимися
личностями, но предварительно так унижают их, что отталкивают от себя
всякого, кто не вовсе лишен стыда. Я знавал людей, которые рады
были бы стать угодниками любого министра или фаворита; однако обра-
щение, которому они подвергались, приводило их в такое негодование,
что и человек, наделенный самыми совершенными добродетелями, не
мог бы возмущаться сильнее. Некто говаривал мне: оВельможам хочется,
чтобы мы позволили попирать себя не за благодеяния, а за надежду
на них; они пытаются купить нас не за наличные, а за лотерейный билет.
Я знаю плутов, которых они по видимости не третируют и которым, не-
смотря на это, удалось вытянуть из них не больше, чем честнейшим людям
на светеп.
Какие бы деяния и подвиги ни совершил человек, какие бы подлин-
ные и величайшие услуги он ни оказал стране или даже двору, они
остаются лишь