остижения компромисса, ибо имелось поверье, что  раздоры и ссоры между членами группы вредят ее благополучию.
• Первобытное общество имело сегментарный характер - состояло из малых однотипных, автономных  социальных единиц (родов, общин). Возможна биологическая аналогия с модулярными организмами (растения, грибы, метамерные животные), построенными из повторяющихся частей (узлов, члеников), каждый из которых способен выполнять основные жизненные функции самостоятельно. Отметим, что к сегментарному характеру тяготеют и некоторые варианты современной политической организации и, более того, этот принцип не утратил вполне своей политической перспективности. Значительную долю "сегментарности" сохраняет современная Швейцария с ее частично автономными и самобытными долинными общинами, из которых складываются более рыхлые по структуре кантоны. Сегментарная организация допускает творческое использование в современных социальных технологиях (раздел 4).

    Первобытное общество, в свете современных данных и концепций, могло быть многовариантным. Однако, вероятно, что один из типичных вариантов - и он отражен в известном мифе об Эдеме, о Золотом Веке -- был основан на неиерархических кооперативных отношениях между  охотниками-собирателями, формировавшими сплочённые малые группы. Добавим, что как иерархическая, так и не-иерархическая организация социума имеет значительную "эволюционную глубину" - у обеих моделей есть аналоги в биосоциальных системах широкого круга живых организмов. Несмотря на многочисленные примеры жестких иерархий у различных форм живого, достаточно распространены и не-иерархические, горизонтально построенные биосоциальные системы. В этих случаях, соответственно, поведение индивидов в группе (семье, колонии, стаде, стае и др.) согласовано (координировано) не в силу подчинения лидеру, а благодаря другим факторам координации. Известен  целый  ряд  не-иерархических механизмов социальной координации, интересных и для человеческого общества (они будут подробнее рассмотрены в разделе 5).
    В этом подразделе подробно описаны характеристики малых, часто спаянных кровнородственными связями, групп охотников-собирателей. Как мы увидим в разделе 5, людей роднят с животными явления родственного и взаимного (реципрокного) альтруизма, способствующие формированию именно малых групп кооперирующих индивидов (отметим, что группы охотников-собирателей сравнимы по численности с группами других приматов). Но картина первобытного общества будет неполной, если мы не укажем также на формирование, уже на этапе первобытного социума, также больших, составленных из многих малых групп, общностей людей. Этнографические исследования  говорят о существовании и важной роли племенных этнолингвистических общностей, насчитывающих  от 500 до 1500 членов (Richardson, Boyd, 1998). В пределах каждой такой общности, при всей ее рыхлости, имеется возможность взаимопомощи, кооперации. Поддержание стабильности этой крупной социальной структуры, как можно проиллюстрировать на примере аборигенов внутренних районов Автралии, связано с часто практикуемыми межгрупповыми браками в ее рамках (Richardson, Boyd, 1998).  Такие большие социальные структуры служат прообразом более организованных политических систем, вплоть до государств, о чем мы поговорим в следующем подразделе. Движущей силой формирования больших структур (этот процесс Ричардсон и Бойд называют ультрасоциальностью человека) с большой вероятностью  следует считать  чисто культурные факторы. Каждая большая социальная система, члены которой почти не связаны генетически, цементируется едиными культурными традициями, общностью языка, единой символикой (будь то флаг, герб, гимн, специфичные для данной системы религиозные ритуалы и т.д.),  позволяющей отличать "своих" от "чужих", представителей других социальных систем. В подразделе 3.8. мы подробнее рассмотрим взгляды биополитиков на переходные стадии от  первобытного социума к организованным политическим системам.
    Первобытное общество, в котором человечество провело порядка 90% , имеет многочисленные отголоски и в современном "цивилизовнном" обществе, что проявляется во многих тенденциях нашего социального поведения (см. подробнее раздел 4), а также в характерных для нашей психике образах. Запечатленные в нашем мозгу образы наиболее опасных животных (крупных кошек, хищных птиц, змей) до сих пор составляют содержание подсознательных страхов (фобий), входят в состав гербов, политических символов. Предъявление испытуемым символов опасностей, с которыми сталкивались первобытные люди (и их обезьяноподобные предки), вызывает у них стремление искать покровительство у надежного лидера (см. о "харизме" 5.16.1). Черный узор на желтом фоне - рисунок на шкуре леопарда - до сих пор вызывает у нас эмоциональный отклик, что используется в рекламном бизнесе. Различных очертаний и видов ("одноглавый", "двуглавый") орлы прочно обжили государственную символику ряда наиболее мощных в политическом отношении стран мира.
    

3.7. Кратко о понятиях "политика" и "политическая система"

Политика - понятие, допускающее много различных определений. Так, социолог и политолог Роберт Даль определял её как взаимоотношения, включающие власть, господство или авторитет29. Классик Гарольд Лэссуэлл пикантно определил политику в названии своей книги 1936 г., звучавшем "Политика: Кто получает что, когда, как?". Сторонники биополитики в лице, например, Питера Корнинга, опираются на эволюционно-биологические установки. Так, П. Корнинг в книге "Гипотеза синэргизма" и в целом ряде более поздних публикаций определяет политику как процесс управления, посредством которого принимаются решения в контексте общественных (общих или перекрывающихся) целей, а также процессы коммуникации (с обратной связью) и контроля, за счёт которых реализуется целенаправленное социальное поведение. Такая дефиниция понятия "политика" достаточно близка ко взглядам  представителей так называемой системной школы в политологии (Г. Алмонд, Д. Истон и др.), которые рассматривают политические процессы и системы с кибернетической точки зрения, используя характерные кибернетические термины, такие как "входы" и "выходы" энергии, информации, "обратная связь" и др. Кибернетический подход и взгляды П. Корнинга вполне согласуются с распространенным в политологии пониманием политической системы как целостной упорядоченной совокупности политических институтов, политических ролей, отношений, процессов, принципов политической организации общества, включающей организацию политической власти, отношения между обществом и государством30. привожу упрощенную кибернетическую схему функционирования политической системы31. 



                  










    
    
    Не будем вдаваться в подробную характеристику элементов этой схемы, большинство которых хотя бы интуитивно понятно для читателя, живущего в современной политизированной России. Однако кратко пояним смысл ее отдельных звеньев на примере первобытных общностей. Очевидно, что сообщества охотников-собирателей уже имели многие элементы политики, поэтому заслуживают название "протополитических систем". Они опирались на "исторические образцы" -- культурные традиции, отработанные веками технологии коллективной охоты, собирательства, военных действий, священные ритуалы, которые связывались, например, с заповедями мифических предков - тотемов. Имелись примитивная "экономическая система" - "система коллективного выживания" (по П. Корнингу), основанная на потреблении трофеев охоты и результатов собирания трав, кореньев, дикорастущих плодов и "социальная система", о которой мы уже вели речь выше (3.5.-3.6). "Система ценностей" -- свод моральных заповедей и ритуальных норм -- имела религиозно-мифологическую основу, и ее оберегали существовавшие во многих первобытных группах шаманы. Правда, элементы политики имелись не в структурированном виде - не было политиков как особой профессии или касты; все члены групп участвовали в принятии решений и контроле над их реализацией. "Политические деятели" соответствовали групповым лидерам -- вождям, шаманам и др., которые, как мы уже выяснили, часто были лишены привилегий, их полномочия носили частичный,  нередко временный, ситуационный характер. Не было "связанных с политикой интститутов" типа нынешнего государственного аппарата, политических партий, "групп давления и др.", однако "политические действия" уже предпринимались, и важной целью их было поддержание "стабильности политической системы" перед лицом изменчивых внешних условий, что обусловливало и необходимость "изменений" в политической жизни и самой социальной организации. Так, индейцы тропического пояса Южной Америки по-разному строят свою социальную организацию в сухой и во влажный сезон, возможны и взаимпереходы между оседлым и кочевым образом жизни (Salter, 1995). Стабилизация политической (протополитической у охотников-собирателей) системы наряду с ее готовностью к изменениям - результаты политической деятельности (рубрика "выходы" в кибернетической схеме); они, несомннно, влияют на "исторические образцы", саму "социальную систему", "экономическую систему", "систему ценностей", поименованные в кибернетической рубрике "входы"; влияние "выходов" на "входы" обозначают в кибернетике как "обратную связь".
    По убеждению П. Корнинга, Х. Блума и ряда других биополитиков или их поклонников, политика имеет весьма значительную эволюционную глубину. Вычлененные Корнингом элементы политики прослеживаются и в биосоциальных системах (колониях, семьях и др.) различных видов живого. Помимо этого, даже в рамках одного многоклеточного организма политические теоретики от Аристотеля до Дойча не без основания сравнивали политические системы с мозгом и нервной системой организма (можно было бы включить также органы чувств, эндокринную систему и мускулатуру) как системы внутриорганизменного контроля и коммуникации. Корнинг интерпретирует политику в предельно широком смысле, прилагая его к любым биосоциальным системам. "Политика - это процесс, происходящий во всех случаях, когда два или более индивидов собираются вместе, чтобы решить общую для всех проблему или скоординировать свои усилия, направленные к единой цели, например воспитание детенышей или ведение войны" (Corning, 1983, P. 7). В этой связи мы ниже приводим для сопоставления обобщенную. Кибернетическую схему "биополитической системы", которую можно вычленить в биосоциальных системах любых живых существ (см. 5.14).
    
3.8. Возникновение развитых политических систем.
    
Рассмотрим теперь вопрос о том, как первобытная социальная организация трансформируется в ходе истории в более развитые политические системы. Отмеченный ранее (см. 3.4.) переход от охоты к хортикультуре и далее к развитой агрикультуре постепенно привел к смене социальной системы. Причины известны - необходимость кооперации больших масс работников, четкой календарной организации работ и распределения излишков. В этих условиях "эгалитарное общество первобытного коммунизма шаг за шагом перерастает сначала в некое предгосударственное образование, а затем, при определенном стечении обстоятельств - в централизованное государство с более или менее развитой административной системой управления всеми его подразделениями" (Панов, 1999, С.347). Охотники-собиратели сопротивлялись нововведениям, хотели сохранить свой эгалитаризм и вольницу. Воспоминания об этой вольнице живут в легендах о Золотом Веке. По мысли Марьянски и Тэрнера, более жёсткие иерархические структуры  (сначала сельские общины, далее клановые системы с вождём, а затем примитивные государства)  воспринимаются людьми как "социальные клетки", которые хотя и возникают из естественных для человеческой природы первобытных групп, но по многим параметрам противоречат нашим генетическим задаткам. Наши гены сформировались в первобытную эпоху, составившую не менее 90% всей продолжительности истории, и не меняются столь быстро, как культура и цивилизация. Причина многих современных стрессов человека может быть связана с таким расхождением между природой человека и современными социальными условиями. Особенно стрессогенной для человека, по мнению ряда биополитиков  является бюрократия (см. ниже раздел 4). 
    Биополитики  вторгаются в такую многоаспектную проблему, как конкретные причины, породившие развитые политические системы, в особенности государства. В литературе представлены различные точки зрения на этот счёт:
    
* Теория конфликтов (государство возникает как властный арбитр, способный подавить непрекращающиеся междоусобицы между группами, родами, племенами), к ней близка "теория завоеваний" Карнейро, представляющая формирование государства как процесс конкурентной борьбы между общинами или деревнями с последовательным включением более слабых конкурентов в состав более сильных. Эта позиция напоминает о представлениях философа Т. Гоббса о природном эгоизме человека, ведущем к "войне всех против всех". Политическая система ("Левиафан"), по Гоббсу, способна сдерживать деструктивные эгоистические тенденции поведения  человека;
* Теория интеграции (государство способствует сплочению усилий многих  малых коллективов ради проведения крупномасштабных сельскохозяйственных работ, ирригации, эффективной защиты от внешнего врага и создаётся на основе соглашений между ними). Эта точка зрения созвучна философии Ж.-Ж. Руссо, постулировавшего не эгоизм, а "врождённую социальность" человека.

    Роджер Мастерс (Masters, 1989, 1991. 1993a) предполагает участие обоих факторов в процессе формирования развитых политических систем. Он подчёркивает, что только сочетание (а) внешней угрозы и конкуренции и (б) экономической и социальной кооперации, обеспечиваемой правовыми нормами, способно перевесить отрицательные последствия объединения людей в крупные политические структуры, вплоть до государств. Эти отрицательные  последствия связаны с тем, что в любой развитой политической системы люди несут бремя налогов и принуждаются к разным другим формам неизбирательной помощи незнакомым членам социума, анонимной (без персонального знакомства людей) системе в целом. Речь здесь идет о так называемом "косвенном взаимном альтруизме" - форме взаимопомощи, польза от которой каждому данному члену социума, жертвующему деньги (налогоплатильщик) и даже жизнь (солдату), проявляется далеко не сразу и является весьма условной (см. подробнее о "взаимном альтруизме" ниже, в разделе 5). Для  создания политических систем уже на догосударственном уровне (так называемый этап "вождества"), кроме объективно действующих факторов, необходим также исключительно талантливый политический лидер. Однако не один только лидер перевешивает отрицательные стороны формирования крупных социальных систем, ибо в игру вступают факторы культуры, цементирующие социум на базе единых культурных норм и символов (см. 3.7 о взглядах Ричардсона и Бойда). 
    П. Майер связыает ранние стадии политической эволюции с "инструментализацией войны" - переходом от "эндемических" конфликтов первобытных групп, вовлекавших часто все мужское население к боевым действиям специализированных групп (и далее каст) воинов. В ведение войн вносятся технические ииновации (новые виды оружия) и "социальные изобретения", такие как идея присоединения побежденных групп к победившей группе. Все эти "изобретения" не только укрепляют армию, но и способствуют формированию политических институтов, руководящих подготовкой и ведением войн, дающих этим войнам идеологическое оправдание (часто религиозную санкцию). Здесь усматривается прямой путь к становлению государства с его экономическими и бюрократическими институтами (Meyer, 1983).
    Близкие к биополитической платформе Ф. Уиллхойт и К. Барнер-Барри также оттеняют важность особых качеств лидеров, которые позволяют им стать вождями и далее главами государств. В список лидерских качеств входят интеллект, умение налаживать отношения между людьми, способность к решению проблем, а также богатый опыт в делах, важных для всей группы. Эти качества были важны ещё на этапе охотников-собирателей, когда, как уже отмечалось, лидер мог быть временным, ситуационным.
    Вождь создаёт рычаги контроля ("автокатализаторы" в терминологии Адамса32), обеспечивающие сохранение ресурсов именно в его руках. и передачу его в дальнейшем по наследству. Возникает религиозный культ правителя (сакрализация политического лидера, придание его власти ореола магического действа), общество начинает делиться на слои (символическая стратификация социума) и, в частности, о создании более или менее значительной прослойки, поддерживающей вождя знати, и далее бюрократии. Тенденция передавать статус вождя  по наследству, по мысли биополитиков, только проявляется после смены первобытной "демократии" вождизмом. Фактически эта тенденция к увековечиванию социального статуса в потомстве весьма древняя и даже в определенной мере эволюционно-консервативная, ибо у человекообразных обезьян потомки высокоранговых самок с большой вероятностью приобретают также высокий ранг (Peterson, 1991).
    Отдавший значительную дань интереса биополитике Ричард Александер (Alexander, 1979) создал "биокультурную" концепцию, также постулирующую два фактора государствооборазования: 1) агрессия между группами и 2) необходимость поддержания "баланса сил между ними", что и толкает группы и племена в объятия единой крупной политической структуры. И. Уиллхойт в рамках своей "единой биокультурной эволюционной теории" рассматривает ранние государства в духе коллективного отбора как "адаптивную реакцию" к условиям социальной жизни с тремя функциями: улаживание конфликтов, координация общественных работ и защита от внешних агрессоров, сочетая, подобно Мастерсу, обе указанные выше теории формирования государственности (Willhoite, 1980).
    Многие этологи и социобиологи  подчёркивают уже отмеченную нами роль социальных ритуалов и символов в формировании государств. Вопреки ряду других ученых (в том числе биополитиков), И. Айбль-Айбесфельдт (Eibl-Eibesfeldt, 1989,  1998, 1999) не считает внешнюю угрозу обязательным условием формирования развитых политических систем. Важнее, по Айбль-Айбесфельдту,  то, что люди относятся "как  к своей семье" (или к своей первобытной группе) к большой общности (формирующемуся государству). Для этого и возникают соответствующие символы (работы Р. Мастерса, М.С. Хайнса и др.). Недаром распространены метафоры типа "племя (нация) - как одна  семья". Мы вернемся к роли символов как консолидирующей силы в конце раздела 5 .
    Социальная система с сильным вождем на вершине (так называемый вождизм) первоначально сохраняет сегментарный характер, присущий первобытному обществу, ибо по-прежнему включает в себя автономные единицы типа деревень. Однако по мере экспансии власти вождя, захвата соседних территорий и общин происходит формирование более крупных предгосударственных (потестарных) структур с властью монарха ("государства-дворцы"). 
    В дальнейшем сегментарное общество уступает место стратификационномy, напоминающему слоеный пирог, слои которого соответствуют сословиям, классам (материал в этом подразделе излагается с использованием работ Е.С. Панова). Наиболее законченное выражение стратификационное общество получает в кастовых  социальных системах, слагающихся из  эндогамных, т.е. формирующих семьи только внутри себя, слоев. Каждая каста выполняет спцифические функции в общественном разделении труда. Так, в традиционном индийском обществе имелись четыре варны  -- жрецы-брахманы, кшатрии (светская аристократия, военачальники), вайшьи (земледельцы, торговцы) и самая низшая варна - шудры (слуги, ремесленники). Каждая варна дробилась, в свою очередь, на несколько каст. Ниже шудры располагались не входящие в систему варн касты "неприкасаемых". Кастовые системы были освящены религиозными принципами. Допустима аналогия с биосоциальными системами общественных насекомых, включающими в типичном случае две касты - рабочие особи (в свою очередь подразделяемые на "профессии" - фуражиры, солдаты и др.) и репродуктивные (матки, царицы).  
    Индустриализация постепенно заменяет стратификационны