агающихся по разным ступеням иерархии доминирования-подчинения). Вожак (?самец??в типичном случае принимает особую выпрямленную позу с поднятым хвостом, он патрулирует территорию, осуществляет коллективный уход за детёнышами, имеет преимущественный доступ к пищевым ресурсам, укрытиям, самкам и др. Правда, наряду с самцом доминантом, могут возникать также рыхлые не-иерархические объединения, особенно молодых обезьян, своего рода "неформальные молодёжные клубы". Описанный тип социальной организации наиболее характерен для приматов.  Следует, однако, иметь в виду многовариантность социальных систем у приматов - например,  у широконосых обезьян нет смысла говорить о жесткой иерархии, так как  имеются лишь моногамные семейные группы (самец + самка + потомство). Известны также так называемые односамцовые группы, где имеется  смысл говорить об иерархии только в том случае, если они формируют "агрегации односамцовых групп" (у павианов, гамадрилов).
    Более близкие эволюционные сородичи человека - человекообразные обезьяны - часто имеют более "демократичную" и рыхлую социальной организацию, в том числе и в случае наблюдаемых, например, у бонобо, мультисамцовых групп, которые не имеют такой четкой иерархии, как у низших приматов. Конечно, иерархические отношения в той или иной степени присутствуют и у человекообразных обезьян. Так, у горилл высокий социальный ранг имеют старшие, "сереброспинные" самцы.Однако антропоиды, и в особенности, шимпанзе и бонобо, характеризуются преобладанием кооперативных горизонтальных (неиерархических) отношений (груминг - ласки, игровое поведение, ритуал приветствия, одаривание друг друга пищей и др) над отношениями доминирования-подчинения, а также тем, что индивиды могут свободно двигаться в одиночку, присоединяться к временным сообществам или покидать их. Особенно рыхлы социальные связи у шимпанзе, для которого характерен "дисперсный тип" социальных структур. "Объединение <в социальные структуры> и распад <этих структур> в обществе шимпанзе достигает пределов социальной пластичности; индивиды обоих полов имеют практически полное право свободно приходить и уходить когда им вздумается... Состав временных групп постоянно меняется... Он <особь шимпанзе> может путешествовать в течение дня в составе большого, шумного, легко возбудимого сборища, а на следующий день быть предоставленным самому себе" (Goodal, 1994, P.106). Социальная организация шимпанзе, включающая изменчивые коалиции без жесткой структуры доминирования, по мнению политолога и биополитика С. Петерсона, согласуется с нормами политического плюрализма (Peterson, 1991) 
    Учитывая подобные факты, Марьянски и Тэрнер (Maryanski, Turner, 1992) считают, что структура групп предка гоминид характеризовалась только эпизодическими взаимодействиями между индивидами. Переход от жесткого иерархического социального уклада к более эгалитарному25 и рыхлому, возможно, был связан со сменой среды обитания. Они предполагают, что более многочисленные низшие обезьяны сумели вытеснить возникших человекообразных обезьян из их первоначальной среды обитания - крон деревьев, где пища (фрукты, листья, насекомые) имелась в изобилии. Высшие приматы вынуждены были перейти к жизни на открытой местности, например, в саваннах. Возможно, некоторые из них освоили прибрежную зону материка. Гипотеза Марьянски и Тэрнера, поддерживаемая частью биополитиков (в частности, Р.Д. Мастерсом), состоит в том, что дальнейшая эволюция предков гоминид определялась естественным отбором в направлении утраты или вывода из строя генов, отвечающих за создание иерархических структур, а также жёстко организованных территориальных сообществ. Причина: саванны (и другие открытые местообитания), в отличие от крон деревьев, давали лишь достаточно скудную пищу. Они могли кое-как поддерживать существование одиноких скитальцев, но не плотных популяций, характерных для иерархически организованных сообществ низших обезьян. Жизнь на безлесных пространствах была полна опасностей, и скученность особей только бы увеличила угрозу со стороны наземных и воздушных хищников.
    В этих условиях эволюция благоприятствовала индивидуальной изоляции с крайне рыхлыми социальным связями. Дальнейшая эволюция шла по пути максимальной адаптации к новым условиям открытого трехмерного мира. Необходимость быстрого передвижения и ориентации, а также обнаружения пищи и опасности издали обусловили отбор в направлении усложнения организации центральной нервной системы и органов чувств, особенно зрения. Зрение, в отличие от развитых у более низших животных обоняния и вкуса, обладает значительно более широким радиусом восприятия и в то же время нуждается в сложном анализе получаемой информации. Так создаются предпосылки для дополнительного усложнения нервной системы. Формируются нейрофизиологические механизмы для прямохождения как нового эффективного способа быстрого преодоления значительных расстояний. Если верна гипотеза о прибрежном образе жизни предков человека, то хождение на двух ногах обестпечивало передвижение вброд, а развитое зрение наряду с соответствующими локомоторными возможностями руки облегчало поиск пищи под водой. 
    Несмотря на предполагаемую (Maryanski, Turner, 1992) утрату или инактивацию генов обезьяней иерархической социальности (см. выше), усовершенствование мозга могло стать предпосылкой вторичной  социальности, основанной не на иерархии доминирования-подчинения, а на новых возможностях кооперации (взаимопомощи) и коммуникации (общения) между первоначально изолированными и "самодостаточными" высшими приматами. Предполагается интенсивное развитие так называемых ассоциативных зон мозга, первоначально отвечавших за переработку зрительной информации и новых нервных связей, поставивших вокализацию (производство звуков) под контроль коры головного мозга - зоны, связанной с формированием сознания. Это было необходимо для возникновения символического общения на базе звукового языка.
    Если "бродячие группы" австралопитеков "без баз и лагерей" (Хрисанфова, Перевозчиков, 1991), вероятно, были лишены речевого общения, то уже первый в эволюционном ряду представитель рода Homo - H. habilis - имел сравнительно более развитые  речевые зоны мозга (зону Вернике и Брока). О возросшей роли социальной жизни свидетельствует наличие примитивных укрытий на местах охотничьих стоянок. Представляют особый интерес коммуникативная и социальная ситуация у следующей эволюционной ступени, H. erectus (архантроп). Обладая, по убеждению большинства антропологов, примитивной речевой коммуникацией и способностью к коллективной охоте и использованию огня, архантроп продолжал эволюционную "работу" по прогрессивному развитию коры головного мозга. Коллективная охота, вероятно,  стимулировала зоны мозга (например, лобные доли), отвечающие за планирование, проведение расчетов, а также кооперацию при выслеживании и поимке крупной дичи. 
    Охота на крупного зверя требовала полной уверенности друг в друге, непременной взаимной страховки и поддержки по принципу "погибай сам, но выручай товарища" (Дольник, 1994, С. 42). Использование огня способствовало коммуникации и формированию социальных связей, сплачивая группы Homo erectus, которые согревались и проводили вместе время. Читая эти строчки, многие, быть может, вспомнят собственные ощущения от костра и коллективного "расслабления" подле него - весьма "эволюционно-консервативные" ощущения. Символическая (речевая) коммуникация способствовала переносу "основной тяжести" естественного отбора на уровень конкуренции между целыми социальными группами - на уровень группового отбора. Развитие кооперации порождает, в терминах концепции "телеономического отбора" П. Корнинга, "синэргетические эффекты", ведущие к усложнению социальной организации первобытного стада как "протополитической системы". Социальная жизнь, культура и её материальные атрибуты - жилища, орудия и др. -- ещё более усложняются на этапе появления Homo sapiens (сначала неандертальцев, далее кроманьонцев как представителей современного подвида -- H. sapiens sapiens). 
    Групповой отбор по мере эволюционного становления вида H. sapiens,  вероятно, все в большей мере подпадал под влияние факторов формирующейся культуры. Эволюция отбирала не столько группы с наиболее благоприятными генами в генотипах их членов26, сколько, по-видимому, группы с культурными чертами, нормами поведения, традициями, которые давали этим группам преимущества в выживании по сравнению с группами-конкурентами (Richardson, Boyd, 1998). Такие выигрышные ("конкурентоспособные")  характеристики культуры передавались в рамках группы из поколения в поколение путем обучения, подражания старшим, а также сознательного индоктринирования (об индоктринировании см. ниже подраздел 5.16.3) и могли представлять собой, например,  усовершенствованные методы добывания пищи или ведения войн с соседями. Мы уже говорили о том, что разные группы шимпанзе и бонобо имеют различающиеся традиции, сохраняемые путем обучения (ритуалы приветствия и другие сигналы коммуникации, стратегии добывания пищи, например, извлечения муравьев из муравейника: de Waal, 1996; Butovskaya, 2000).  Поэтому и в сообществах этих высших приматов вполне возможен групповой отбор на базе культурных характеристик.
    

3.6. Первобытная социальная организация

Как указано в предшествующем подразделе, приматы различаются по социальному устройству - низшие обезьяны в основном тяготеют к жёстким иерархиям доминирования-подчинения, а человекообразные - к более рыхлым и эгалитарным социальным системам. 
    По какому сценарию было построено первобытное человеческое общество? Биополитик А. Сомит настаивает на достаточно жёсткой иерархии в первобытных группах, возглавлявшихся, по его мнению, всевластными вождями. В тон ему отечественный этолог В.Р. Дольник (1994, 1996) говорит о том, что естественная социальная организация людей - только жёсткая иерархия. Эта иерархия существовала в первобытном обществе (и эгалитарное общество вольных охотников - либо краткий эпизод, либо лишь миф), в древнейших государствах-дворцах. Она поныне спонтанно формируется в коллективах, предоставленных самим себе - в тюремных камерах, где непременно есть "пахан" и "шестёрки", детских садах, казармах ("дедовщина") и др. Тогда более демократическое общественное устройство - лишь искусственный конструкт человеческого разума, который необходимо постоянно оберегать от неизбежного превращения в более естественные для Homo sapiens пирамидальные (иерархические) структуры.
    Однако спонтанные иерархии характерны для условий скученности, изоляции, ограничения свободы. Более свободные люди, чем обитатели тюрем или казарм, могут формировать и почти эгалитарные структуры, где социальные ранги едва намечены и явно преобладают кооперативные отношения. На примере неформальных структур перестроечного СССР  (конец 80-х годов ХХ века) интересные данные получены Громовым и Кузиным27. "Неформалы" тех лет различались по организационным принципам своих групп. Некоторые из них были организованы по иерархическим принципам ("банды"). Другие были в основном построены на горизонтальных взаимоотношениях между членами ("клубы").  Примерами последних можно считать группы русских хиппи и ленинградских "митьков", практиковавших открытое дружеское общение даже с незнакомыми людьми. Два варианта неформального структурирования молодежи - иерархические "банды" (которые в некоторых случаях имеют преступные намерения и тогда становятся бандами без кавычек) и эгалитарные "клубы" --детально и доходчиво описаны в книгах В.Р. Дольника (1994, 1996).
    Известно, что и шимпанзе склонны в условиях вольеров создавать жёсткие иерархии, хотя для них более характерен  рыхло-эгалитарный социальный уклад "на воле". С другой стороны, даже жестко-иерархические виды приматов (например, верветки) имеют "площадки молодняка" с почти полным уравниванием социальных рангов.
    Что касается первобытного общества, то данные этнографов о сохранившихся доныне анклавах этой социальной системы свидетельствуют в целом в пользу представления о "демократизме" и значительной доли индивидуальной изоляции  первобытных групп. Рыхлость и эфемерность первобытных коллективов обусловливает для индивидов и целых семей возможность отделяться от группы и присоединяться к другой. На современной Земле существуют общества,  исповедующих воинствующий эгалитаризм и подвергающих остракизму всякого, кто пытается возвыситься в плане власти и авторитета, богатства, престижа. Речь идет о некоторых из обществ современных охотников-собирателей, таких как !ко-бушмены в Ботсване и Намибии, хадзапи в Танзании, пигмеи мбути в Заире, батэк-негритосы в Малайзии, калауны и аватипы в Папуа-Новой Гвинеи, индейцы трумай в Бразилии и др. Когда русский путешественник и этнограф Миклухо-Маклай спрашивал у  папуасов, кто у них вождь, каждый взрослый мужчина указывал на себя. "Воинствующий эгалитаризм" подобных социальных групп сочетается с их открытостью -- индивиды могут (например, у !ко-бушменов и хадзапи) свободно вступать в группу или,  наоборот, выходить из ее состава, а также с уравнительным распределением ресурсов, так что, в частности, у !ко-бушменов все присутствующие (в том числе  и  вновь прибывшие) могут наслаждаться трофеями охоты. Нередко, например, среди хадзапи, можно найти индивидов, обычно мужчин,  которые,  как отшельники, длительное время предоставлены самим себе. 
    Значительный эгалитаризм свойственен не только охотникам-собирателям, но и некоторым племенам, способным к земледелию и скотоводству. Особенно распространены эгалитарные отношения в случае отгонного скотоводства и подсечно-огневого земледелия, поскольку такая "экономика", подобно охоте и собирательству, не приводит к накоплению излишков, которые способствуют возникновению и закреплению социального неравенства. Возрастные отличия в социальном статусе носят скорее характер "престижа", чем лидерства, ибо команды этих "старейшин" часто игнорируются, хотя им и оказываются знаки уважения. Помимо этого, чисто геронтократическая иерархия статуса (престижа) сродни эгалитаризму в том плане, что все индивиды, по мере смены возрастов, проходят все новые "обряды инициаций" и их статус ступенчато повышается.  Наконец, важно подчеркнуть что имеются  как бы встроенные в структуру общеcтва примитивных земледельцев (например,  вованов северо-восточной части  нагорья  Новой Гвинеи) эффективные  механизмы уравнивания,  один из важнейших таких механизмов - институт партнерства,  основанный на чувствах  дружбы  и взаимного единения.  Эти чувства крепнут по мере участия всех членов группы в одной и той же работе или общих для всех религиозных  обрядах и праздниках. 
    Необходимо оговориться, что "воинствующий эгалитаризм" практикуют (и, по-видимому,  практиковали в доисторические  эпохи)  не  все охотники-собиратели и тем более не все примитивные земледельцы. Hаряду с эгалитарными имеются и жесткие иерархические (клановые) структуры. Последние характерны для так называемой "цивилизации зернохранилищ" (выражение Ж. Маке), присущей, например, бантуязычным племенам южной части Африки. Данные племена выращивают просо или сорго. Эти виды пищи можно запасать впрок, отмерять, ими можно торговать. Ведающий распределением пищевых запасов лидер имеет реальную политическую власть (Панов, 1999). Между эгалитарными и иерархическими социальными группами имеется целый веер переходных форм,  отличающийся по степени выраженности  доминирования-подчинения, жесткости стиля поведения лидера, степени ограниченности прав лидера и т.д.
    В этой связи заслуживает внимания тот факт, что мифологическая картина мира первобытных людей также может включать в себя два измерения: иерархическое (вертикальное) и горизонтальное. Как показано в классических работах К. Леви-Строса28  на примере североамериканских алгонкинов,   тотемы различных племен соотносятся в этой картине мира в основном "эгалитарным"  образом, хотя возможны замечания типа: "Мой тотем - волк, твой - свинья. Берегись, волки поедают свиней!" Что касается манидо (духов), то они представляют иерархическую структуру. На вершине иерархии находится Великий Дух, затем его служители, далее Солнце и Луна, 48 громов, мужские и женские духи воды и др. В целом, мы можем говорить  о широкой палитре форм с разной по выраженности иерархической структурой в первобытном обществе и у наших  эволюционных  "родичей"  -  от чисто  кооперативно-эгалитарной до жестко-иерархической.  Для современной социальной жизни особенно интересны некоторые из  промежуточных  вариантов между строгим эгалитаризмом (нивелирующим все индивидуальные различия) и жесткой иерархией,  например вариант, описанный в цитируемой выше книге Марьянски и Тэрнера  (Maryanski, Turner, 1992) .
    Группа охотников-собирателей в этом случае имеет лидеров,  но они имеют частичный,  ограниченный рамками определенных  "компетенций" или ситуаций характер. Например, шаман руководит только религиозными делами и обрядами и имеет авторитет как  врачеватель  и  заклинатель духов;  его  власть не распространяется на "светскую жизнь",  да и в религиозной сфере, его авторитет относителен: все члены группы проходят серию "посвящений" (инициаций),  в каждой из которых шаман делится  частью своих сакральных  знаний,  на которые он не имеет "абсолютной монополии".  У ряда первобытных племен имелся так называемый  "headman", вождь, чьи полномочия фактически распространялись лишь на примирение спорящих и представление данной группы во  время  встреч  нескольких групп.  Наконец,  третья важная категория частичных лидеров - просто искусные в каком-либо виде деятельности (охота,  рыбная ловля) люди, которые имеют, соответственно, авторитет лишь в данном виде деятельности. В целом,  речь идет о расщепленном лидерстве, которое имеет аналоги в биосоциальных системах многих животных (см. ниже 5.14). Принцип расщепленного лидерства имеет важные современные воплощения, как мы увидим ниже, в социальных технологиях, моделируюших некоторые стороны первобытной жизни в современных условиях.
    Говоря о первобытной организации социума, нельзя не подчеркнуть следующие важные моменты:
    
• Первобытное общество состояло из малых групп охотников-собирателей (оценка численности - порядка 25 человек, Meyer, 1996), где все члены хорошо знали друг друга - в типичном случае они были связаны кровными и/или семейными узами. Для малых групп характернa незаменимость каждого их члена. Говоря точнее, с утратой одного из членов или с появлением хотя бы одного нового группа может резко измениться.
• Каждый член группы воспринимал её задачи (охота, оборона территории, религиозные ритуалы и др.) как жизненно важные для себя - имела место корнинговская ситуация "гребцов в лодке" (см. выше). Каждый отвечал не за свой "узкий участок" (как в современной бюрократии), а за успех или неуспех группы в целом. В коммерческом менеджменте  чувство взаимозависимости и коллективной ответственности составляет часть так называемого "корпоративного духа", чему соответствуют, например, столь популярные в японском бизнесе девизы, ритуалы, гимны предприятий.  Предприятия эксплуатируют в своих интересах способность членов к коллективизму, исторически возникшую в совершенно иных по организационной структуре социальных группах охотников-собирателей.
• Группы часто сочетали внутреннюю сплочённость с отчуждённостью или даже враждебностью по отношению к другим группам. Например, взаимное недоверие между соседствующими группами гораздо более характерно для намбиквара (современных первобытных племен индейцев, обитающих в Бразилии), нежели добрососедские или союзнические отношения (Панов, 1999). Противопоставление "свои-чужие" не утратило своего значения и для групп в современном обществе. Оно имеет существенную этологическую компоненту (см. ниже, раздел 5) и весьма важно с политической точки зрения, например, в связи с межгрупповыми и межэтническими конфликтами. 
• Источниками общественного порядка при первобытном эгалитаризме были привычка следовать освященным веками традициям поведения, а также стремление решить все внутренние конфликты путем д