ариатом" (104). Не
будем обманываться фразами, писал Ленин. Не дадим  ввести себя в заблуждение
тем,  что перед  нами только еще  первые шаги бонапартизма...  Вместе с тем,
"признать неизбежность бонапартизма вовсе не значит  забыть неизбежность его
краха" (105).
     Еще не определилось с полной очевидностью, кого из кандидатов в русские
Бонапарты предпочитают русская буржуазия и ее антантовские союзники. Похоже,
что  с преобладающими шансами выходит на  такую  роль Корнилов. Но не теряет
надежду, то и дело принимая актерские позы под Наполеона, и Керенский.
     Пока же, шумя и суетясь, он продолжает неослабно опекать Романовых. Как
был, так и остался он их ангелом-хранителем.
     9 августа он подкатывает  на  автомобиле  к  подъезду  Александровского
дворца.
     Взбегает   по  парадной  лестнице  в  апартаменты  своих  поднадзорных,
усаживается с бывшим  царем на  диванчик и - после вступительных вопросов  о
здоровье каждого члена семьи в отдельности и  о настроении всего семейства в
целом - говорит:
     - Знаете, Николай Александрович, вам с семьей придется отсюда уехать.
     - Почему?
     - Так решило вчера правительство. Поверьте мне, оно желает  вам  только
блага. Сейчас это значит: большей для вас безопасности.
     - Но куда же нам ехать, Александр Федорович?
     - Простите, этого я пока не могу сказать...
     - Я хотел бы в Крым, в Ливадию.
     - Не будем забегать вперед. О направлении точнее будет сказано позже.
     Помолчав, добавил:
     - Если, как я надеюсь, вы в принципе не возразите, я  попросил  бы  вас
безотлагательно приступить к сборам.
     И еще, после маленькой паузы:
     - Ограничений ни для вас, ни для  ее величества никаких  нет. Из  вещей
можете  взять с собой что угодно. И в сопровождение свое - по личному вашему
пожеланию - тоже кого угодно.

     (1) А.А.  Блок. Последние дни императорской власти. Собрание сочинений.
Изд-во "Правда", М., 1961, т. 6, стр. 79.
     (2)  А.А.  Мордвинов.  Из воспоминаний. Изд-во "Русский  очаг",  Париж,
1925, стр. 12.
     (3) Дневник Николая Романова. Запись от 2 (15) марта 1917 года.
     (4) Там же. Запись от 3 (16) марта 1917 года.
     (5) Дневник Николая Романова. Запись от 3 (16) марта 1917 года.
     (6) Там же.
     (7) Там же. Запись от 7 (20) марта 1917 года.
     (8) Noble Frankland. Imperial tragedy. Nicholas II,  last of the Czars.
Coward-Me Cann Inc. New York, 1961  r. p. 13. Далее  в сносках:  "Frankland,
p.".
     (9) Victor  Alexandrov. The end  of  the  Romanovs. Little  and  Brown,
Boston - Toronto, 1966, p. 116. Далее в сносках: "Alexandrov, p.".
     (10) Там же, р. 114.
     (11) Е. М. Аlmedingen. The Romanovs. Three centuries of an
     ill-fated dynasty. Bodley Head Ltd. London - Sydney - Toronto, pp.
     316-317. Далее в сносках: "Аlmedingen, p.".
     Это  тот  самый  Кирилл Владимирович,  который  в 1924 году  в  Мюнхене
объявил себя "всероссийским императором".
     В 1917 году он в звании  контр-адмирала командовал Балтийским экипажем.
14 марта  с красным бантом  в петлице подошел во главе колонны своей части к
Таврическому  дворцу  и  отрапортовал  М. В.  Родзянко:  "Имею честь явиться
вашему высокопревосходительству. Я нахожусь в вашем распоряжении, как и весь
народ.  Я  желаю  блага  России".  - В.  Н.  Воейков. С  царем  и  без царя.
Воспоминания   последнего  дворцового   коменданта  императора  Николая  II.
Гельсингфорс, 1936, стр. 252. Далее в сносках: "Воейков, стр."
     (12)  А.А.  Мосолов.  При дворе императора.  Изд-во "Филин", Рига,  год
издания не обозначен., стр. 48. Далее в сносках: "Мосолов, стр."
     (13)  Прибыв  в  Могилев, чтобы занять  (второй  раз)  пост  верховного
главнокомандующего,  Николай  Николаевич  тоже  поспешил  полебезить   перед
"февральскими  демократами" - послал в Таврический телеграмму: "Сего числа я
принял присягу на  верность отечеству и новому государственному  строю. Свой
долг исполню до конца, как мне повелевает  совесть и принятое обязательство.
Великий  князь Николай Николаевич".  Пробыл он  в этой должности недолго: по
телеграфному предложению  Г.Е. Львова вскоре сдал ее - и тоже ненадолго - М.
В. Алексееву.
     (14) Almedingen, p. 313.
     (15) Almedingen, p., 314
     (16) Там же, р. 315.
     (17) Н. А. Соколов. Убийство царской семьи. Берлин, 1925, стр. 9. Далее
в  сносках:  "Соколов, стр."; также: А.  А.  Волков.  Около  царской  семьи.
Предисловие в. к. Марии Павловны и Е. П. Семенова. Париж, 1928.
     (18) Аlexandrov, p. 120.
     (19) Николай II и великие князья. ГИЗ, М.-Л., 1925, стр. 145.
     (20) Соколов, стр. 93. Показания Е. С. Кобылинского.
     (21) Там же, стр. 86.
     (22)  В  эмиграции Львов подтвердил,  что такая установка давалась: "Мы
прежде всего  были озабочены тем, как бы оградить бывшего носителя верховной
власти  от возможных эксцессов первого  революционного  потока". -  Соколов,
стр. 11-12. Показания Г. Е. Львова.
     (23) Воейков, стр. 286.
     (24) Дневник Николая II. Запись от 14 (1) апреля 1917 года.
     (25) Мосолов, стр. 97.  Лили  (Юлия Александровна) Дея  - подруга А. А.
Вырубовой и царицы, жена морского офицера Карла фон Дена.
     (26) А.А. Блок.  Записные книжки (1901-1920). ГИХЛ, М., 1965, стр. 338.
По распоряжению Керенского  Вырубова  была  выпущена на свободу 24 июля 1917
года. Бежала в Финляндию;  вскоре  возвратилась в Петроград. Вместе со своим
слугой  Н.  Берчиком скрывалась на Малой Охте;  отсюда  поддерживала связь с
Романовыми  в период их пребывания в  Сибири  и на Урале. С начала двадцатых
годов - в эмиграции, где и кончила свою жизнь. Далее в сносках: "Блок, стр."
     (27) Там же, стр. 327.
     (28) Там же, стр. 350.
     (29) Там же.
     (30) Блок, стр. 328.
     (31) Там же, стр. 350.
     (32) Там же, стр. 378-379.
     (33) Там же, стр. 331.
     (34) Sophie Вuxhoevden. The storm. Impress, London, 1940.
     (35) Gleb Botkin. The real Romanovs Revell, New York, 1939.
     (36) Письмо царицы к Николаю II от 12 (25) декабря 1916 года.
     (37)  Count  Paul  Вenckendorff.  The  last  days  at  Tsarskoje  Selo.
Heineman, London, 1927
     (38) Р. Benckendorff.  Souvenirs.  "Revue  de Denx  Mondes". II, Paris,
1928.
     (39) Там же,
     (40) Там же.
     (41)  А.Р.Кеrensky.  La  Revolution Russe. Paris, 1928, p. 28.  Далее в
сносках: "Kerensky, p.".
     (42) Кеrеnskу, р. 31
     (43) А.Ф. Керенский. Революция в России и поворотный пункт  истории. На
английском, немецком,  французском  и  итальянском языках. Нью-Йорк-Лондон -
Париж - Вена - Гамбург - Рим, 1966-1971.
     (44) Авторы рецензий на последнюю  книгу Керенского "Революция в России
и  поворотный  пункт  истории" восторгаются  "порядочностью"  бывшего  главы
Временного  правительства.  Образчик  такого рода  -  оценка, данная  Карлом
Шварценбергом на страницах венского еженедельника "Ди фурхе":  "Керенский  в
этой книге хочет оправдать свое поведение  по отношению к царю,  отрекшемуся
от престола. С полным правом он указывает  на то, что  было им предпринято в
интересах безопасности и  благополучия  царя. Керенский идет дальше. Обнажая
свойственные ему  самому  черты справедливости  и  великодушия, он говорит о
любви императора к  родине, о его готовности к самопожертвованию, и речь его
при  этом такова,  что  большей определенности не  мог бы  пожелать  никакой
легитимист..."
     (45) Welt am Sonntag, 4.VIII.1968, s.15
     (46) Соколов, стр. 162.
     (47)  Татьяна Боткина.  Воспоминания о царской  семье и  ее жизни  до и
после революции. Белград, 1921, стр. 82. Далее в сносках: "Боткина, стр."
     (48)  В.И. Назанский. Крушение великой России  и дома Романовых. Париж.
1930, стр. 195-196
     (49) В.И. Назанский, стр. 200-201.
     (50) Дневник Николая II. Запись от 22 июня (5 июля) 1917 года.
     (51) Lili Dehn. The real tsaritsa. London. Thornton Butterworth, 1922,
     p. 29; также Соколов, стр. 21
     (52)  История Коммунистической партии Советского Союза.  Госполитиздат,
М.,
     1966, т. III, книга 1, стр. 3.
     (53) А.Л.  Сидоров. Финансовое  положение  России в годы первой мировой
войны (1914-1917).М., 1960, стр. 429
     (54)  Экономическое  положение России  -  накануне Великой  Октябрьской
социалистической революции.  Документы и материалы. Март-октябрь  1917 года,
ч. 1. М.-Л., 1957, стр. 521.
     (55) Alexandrov, p. 170.
     (56) Соколов, стр. 24.
     (57) Там же, стр. 114; также: А.С. Лукомский. Воспоминания  и документы
к воспоминаниям.  Архив русской революции,  т. II за 1922 г., стр. 12-14; т.
III за 1922 г., стр. 247-270.
     (58) Дневник Николая Романова. Запись 23 марта 1917 г.
     (59) Соколов, стр. 268.
     (60) Там же.
     (61) Там же.
     (62) Alexandrov, p. 143.
     (63) Tha Revue of Politics. Hall's report. Prepared under the Direction
of the Historical  Section. London, 1925, pp. 25-26; также: А. Ф. Керенский.
Издалека. Сборник статей. Париж, 1922, стр. 191.
     (64) Там же.
     (65) Alexandrov, p. 143.
     (66) С. Мстиславский. Пять дней. Начало и конец  Февральской революции,
Изд-во 3. И. Гржебина, Берлин, 1922.
     (67) Аlехandrоv, pp. 143-144.
     (68) "Двуглавый орел", Берлин, 1922
     (69) Соколов, стр. 37. 8 Там же.
     (70) Там же.
     (71) Там же, стр. 38.
     (72) Там же.
     (73)  В двадцатых  годах вышли его  мемуары: С.  Д.  Мстиславский. Пять
дней.  Начало  и конец  Февральской  революции; С. Д.  Мстиславский.  Гибель
царизма. "Прибой", Л., 1927.
     (74) Соколов, стр. 24.
     (75) История КПСС, т. III, кн. 1, стр. 145-146.
     (76) Там же, стр. 147.
     (77) Первый Всероссийский съезд Советов Р. и С.Д. М.-Л.. 1930, стр. 65.
     (78) Соколов, стр. 268.
     (79) Пьер  Жильяр. Трагическая судьба  русской  императорской  фамилии.
Воспоминания бывшего воспитателя наследника цесаревича. Ревель,  1921.  Пьер
Жильяр - уроженец Женевы. В 1904 году окончил Лозаннский университет. В 1905
году принц Лейхтенбергский, родственник  царя, пригласил Жильяра в Петербург
преподавать французский  язык  своему  малолетнему  сыну  Сергею. Через  год
Лейхтенбергский переуступил  швейцарца, тот стал  обучать французскому языку
Ольгу  и  Татьяну. В  1913 году он  становится  преподавателем и  фактически
воспитателем  9-летнего Алексея. Находился  с  Романовыми  в Царском Селе до
августа 1917 года, в Тобольске до мая 1918 года, проводил их в Екатеринбург.
- Далее в сносках: "Жильяр, стр.".
     (80) A.F.  Кеrеnskу.  The  catastrophe. Appleton,  New York, 1927;  The
crucifixion  of liberty.  Day, New  York,  1934;  Временное  правительство и
царская семья. В кн : Дж. Бьюкенеи. Мемуары дипломата. ГИЗ, М., 1927.
     (81) Frankland, p.123
     (82) Аlехаndrоv, pp. 157-158.
     (83) Frankland, p. 119.
     (84)  Frankland,  pp.  119-120.  Extract from  letter: Lord  Bertie  to
Foreign Secretary, April 22, 1917
     (85) Frankland, pp. 119-120.
     (86) Alexandrov. p. 159.
     (87) Frаnkland, p. 119.
     (88) Alexandrov,  p.  158;  также  Meriel Buchanan.  Petrograd City  of
Trouble. London, 1918.  Мериэл Бьюкенен. Крушение великой империи. Перевод с
английского, тт. I-II. Библиотека "Иллюстрированной России", Париж, 1933.
     (89) Alexandrov, p. 160.
     (90) Воейков, стр. 307.
     (91) Review of Politics, p. 98.
     (92) Alexandrov, p. 159.
     (93) Review of Politics, p. 98.
     (94) Воейков, стр. 307.
     (95) Alexandrov, p.159
     (96) Hanns Manfred Heuer. Das  ist die Wahrheit. "Bunte  Illustrierte",
12.III.1965, s. 42
     (97) Heuer, там же.
     (98) С. Мстиславский. Пять дней. Начало и конец февральской революции
     (99) там же
     (100) там же
     (101)  П.А.  Половцев.  Дни  затмения.  Записки  бывшего   командующего
войсками Петроградского военного округа в 1917. Париж, без даты, стр. 143
     (102)  В.  И. Левин. Начало бонапартизма. Полн. собр. соч., т. 34, стр.
48.
     (103) Там же, стр. 49.
     (104) Там же, стр. 50.
     (105) Там же.



В ТОБОЛЬСК

     Весеннее смятение во дворце улеглось. Понемногу все как будто притихло.
Лишь монотонно скрипит пила у горки поленьев в углу парка. Николай предается
любимому  своему занятию. Можно  подумать, что  к нему возвращается душевное
равновесие.
     Блоку  это  казалось  странным...  25 мая  он  заносит  в  свою  книжку
несколько строк поразительной проницательности.
     "За   завтраком...   комендант   Царскосельского   дворца   рассказывал
подробности жизни царской семьи. Я вывел из этого  рассказа.., что  трагедия
еще не  началась;  она  или вовсе  не  начнется  (намек  на возможный  выезд
Романовых  за границу.  - М. К.), или будет ужасна, когда они (Романовы  -М.
К.) встанут лицом к лицу с разъяренным (народом..." (1)
     Впервые Тобольск был упомянут в середине июня на  заседании  Временного
правительства А. Ф. Керенским.
     В какой связи - об этом сам он рассказал так:
     "Причиной, побудившей правительство  перевезти  семью в  Тобольск, была
все  более  обострявшаяся  борьба  (с  большевиками...  Проявлялось  большое
возбуждение  в  этом вопросе со стороны  солдатско - рабочих масс... Царское
Село было для  нас, Временного правительства, самым  больным  местом...  Они
(большевики.  -  М. К.) усерднейшим  образом вели  пропаганду  среди солдат,
несших охрану в  Царском, и  разлагали их. Я бывал в Царском и узнавал там о
непорядках и  должен был реагировать, прибегая иногда  к резким  выражениям.
Настроение солдат  было  напряженно-недоверчивое. Из-за  того, что  дежурный
офицер,  по старой традиции дворца, получал из  царского погреба  полбутылки
вина, о чем  узнали солдаты,  вышел  скандал.  Неосторожная  езда  какого-то
шофера,  повредившего  ограду парка автомобилем,  также вызвала среди солдат
подозрение, что царя хотят увезти. Все это... отнимало у нас реальную силу -
царскосельский гарнизон, в котором мы видели опору против разложившегося уже
Петрограда" (2).
     Готовя  рабочему  классу  в продолжение  июльских расстрелов новые, еще
более жестокие избиения. Временное правительство  спешило  вывезти Романовых
из эпицентра борьбы, чтобы под горячую руку не хлестнуло и по ним. А главное
-  расчетам  как  Керенского, так и Корнилова на бонапартистскую  карьеру не
только не  наносился  ущерб -  они  даже в какой-то  степени  выигрывали  от
удаления бывшего царя на возможно более приличную дистанцию от  районов, где
разыгрывались  эти карьеристские страсти буржуазных калифов  на  час.  Можно
сказать:  не  только   и  даже   не  столько  заботой  о   благе   Романовых
руководствовался  в  июле  -  августе  Керенский,  организуя  их  отправку в
Тобольск,  сколько заботой о  политических перспективах собственной персоны.
Неистовствуя   почти   диктаторски,   возмечтав  о   бонапартизме,  компания
Керенского уже  в июльские дни  поставила страну на "волосок  от гражданской
войны" (3).
     В  этой  обстановке  и  возникла  мысль  "изыскать  для  царской  семьи
какое-либо другое место поселения; и разрешение этого вопроса  было поручено
мне,  -  рассказывает   Керенский.  -   Я  стал  выяснять  эту  возможность.
Первоначально  я   предполагал   увезти   их  куда-нибудь  в  центр  России;
остановился  на  имениях  Михаила  Александровича или  Николая  Михайловича.
Выяснилась абсолютная невозможность сделать  это. Просто немыслим был  самый
факт  перевоза царя в эти места через  рабоче-крестьянскую Россию. Немыслимо
было  увезти  их и на юг. Там  уже  проживали некоторые из великих  князей и
Мария Федоровна, и по этому поводу там уже шли недоразумения. В конце концов
я  остановился  на   Тобольске  и.   назвал   его   министрам.   Его  особое
географическое  положение,  вызванное удаленностью от центра,  не  позволяло
думать, что там возможны будут какие-либо стихийные эксцессы. Я, кроме того,
знал,  что  там  хороший  губернаторский  дом.  На   нем  я  и  остановился.
Припоминаю,  что  послал  в  Тобольск комиссию, в которую, кажется,  входили
Вершинин и Макаров, выяснить обстановку. Они привезли хорошие сведения" (4).
     Выбору способствовал архиепископ Гермоген - личность весьма колоритная.
В  молодости  -  гвардейский  офицер,  однополчанин  и собутыльник  Николая;
позднее -  приятель и сподвижник Распутина, коему в немалой  степени  обязан
был своей  духовной карьерой. Не стало Распутина, а дела Гермогена все шли в
гору:  уже при  февральской  демократии он  получает  из  рук  В. Н. Львова,
"революционного" обер-прокурора синода, назначение  на архиепископское место
в Тобольске.  За ходом событий вокруг  Александровского  дворца  архиепископ
следил  из  Сибири  весьма пристально. Когда  же  стало ему известно, что  в
правительстве обсуждается выбор нового местожительства  для бывшего царя, он
явился в Петроград и сказал Керенскому: если Романовых куда и перевозить, то
лучше всего в Тобольск - под его, Гермогена, архиепископскую опеку.
     В городе - засилье купечества и чиновничества. И в самом Тобольске, и в
прилегающих  районах многочисленное промонархически настроенное духовенство.
Во  главе  всей   этой   темной  силы  -  неугомонный  Гермоген.   Ближайшая
железнодорожная станция - Тюмень - почти за 300 верст. Летом Тобольск связан
с ней по реке пароходом, зимой - санным путем.
     Среди  обширного   угрюмого   простора  тайги  и  болот  город  кажется
отрешенным от  страны, отгороженным от внешнего мира. На самом же деле, если
приглядеться,  отсюда  ведет  прямой водный путь по Иртышу и Оби к океану. А
зимой - по  хорошо наезженным санным трактам можно довольно быстро попасть в
главные  сибирские города...  И проживать в  Тобольске можно спокойно,  а уж
если так выйдет,  что задумают ссыльные бежать, - убегут без особого труда и
риска.
     Глухоманный город, затерянный где-то у впадения Тобола в Иртыш, издавна
пользовался  репутацией гиблого места, куда царизм  гнал  -  большей  частью
транзитом,   для  дальнейшего   следования  в  Восточную  Сибирь  -   тысячи
революционных борцов за свободу. Против переселения Романовых в такое место,
рассчитывал Керенский, народ возражать не будет.
     Ловкости   этого  расчета  не  может   в  наше   время  надивиться  уже
цитированный   нами   Хойер:   "Тобольск  оставался   почти  не   затронутым
революционным возбуждением, охватившим европейскую Россию. Николай II  и его
семья  могли  находиться там  вне  общего внимания,  а далее  вырисовывалась
перспектива их переброски  за границу,  например, в Японию.  Обеспечив семье
эту возможность, сам г-н Керенский  вместе с  тем оставался  вне подозрений,
ибо  все   знали,  чем  была  тогда  Сибирь:  классическим  местом  изгнания
осужденных -  политических  и иных. Следовательно,  никто не смог бы бросить
г-ну  Керенскому  упрека  в том,  что отправкой туда  Романовых  он совершил
измену делу революции" (5).
     Того же мнения и  Александров: "Как  обычно, Керенский и в этом  случае
оборудовал  свои  позиции с расчетом на  оборону  как против  правых, так  и
против левых" (6).
     Позиции и в самом деле удобные: они позволяли Керенскому и в демократах
еще походить, и сохранить в резерве развенчанного монарха.
     Впрочем,  за   тобольскую  операцию  Керенского   и  поругивали   тоже.
Белогвардейцы попрекали его тем,  что он повез Романовых  на восток, а не на
юг. "Я не могу понять, - писал Соколов, - почему везти царя куда-либо, кроме
Тобольска, означало везти его через рабоче-крестьянскую Россию, а в Тобольск
- не через  рабоче-крестьянскую Россию...  Жизнь того времени  была  повсюду
полна недоразумений, но  ведь видим же мы, что все августейшие особы, жившие
тогда на юге России, спаслись, так как они находились вблизи границы" (7).
     Среди  современных советологов  нет  на  этот  счет  единодушия.  Один,
например,  отмечает,  что  "хотя  царица  в  свое  время   мечтала  повесить
Керенского  на  самом высоком  суку в  царскосельском  парке,  все же именно
благодаря ему царская