елезом, грузовик ревел,  трубил...
Все это случилось в воскресенье, три дня назад.
   - Я в порядке, - сказал Стиву Луис. - Я должен идти.
   - Если бы ты смог остаться и помочь им, - протянул  Стив,  вытирая  глаза
рукавом куртки. - Тебе самому было бы лучше. Вас трое, и вместе вы смогли бы
с этим справиться. Только так. Это всем известно.
   - Все правильно, - согласился Луис. У него в  голове  сцена  смерти  сына
проигрывалась снова и снова, только иногда он успевал проскочить на два фута
дальше, успевая схватить Гаджа за куртку...

***

   Когда в Восточной Комнате случился  скандал,  Элли  двигала  вперед  свою
фишку по полю Монополии  одной  рукой,  молча  двигала.  С  ней  играл  Джад
Крандолл. Она бросала кубик  одной  рукой,  сжимая  в  другой  фотографию  с
Гаджем, сидящим на ее санках.
   Стив Мастертон решил, что будет лучше, если Речел после  обеда  заедет  в
морг.., рано или поздно ей все равно придется побывать если не  там,  то  на
похоронах уж точно. Но это решение он принял с глубоким сожалением.
   В это утро в Бангор прилетели  Голдмены.  Они  остановились  в  гостинице
"Выходные". Отец Речел уже четырежды звонил, но Стив  был  непреклонен  и  в
четвертый раз с отцом Речел разговаривал Джад. Ирвин Голдмен хотел  приехать
к Кридам, и все псы ада не могли остановить его, так  он  заявлял.  Стив  же
говорил Ирвину Голдмену, что Речел необходимо время,  чтобы  прийти  в  себя
после первоначального шока... Он ничего не знает о "всех  псах  ада"  -  так
ответил Джад, но он знает одного шведо-американского психолога,  который  не
намерен пускать евреев-психопатов в дом Кридов, пока Речел не придет в  себя
настолько, чтобы  показываться  на  публике.  После  дневного  осмотра  Стив
сказал, что надеется, Луис не оставит ее на  попечение  родственников.  Стив
хотел, чтоб Речел вообще побыла одна.
   Отец Речел клялся ему на идише  и,  наконец,  разбив  телефонную  трубку,
прервал связь. Стив ждал, что Голдмен и  в  самом  деле  скоро  покажется  в
окрестностях дома Кридов, но Голдмен, по-видимому,  решил  выждать.  Вскоре,
как казалось, Речел стало немного лучше. Она стала понимать, что происходит,
вышла на кухню приготовить сэндвичи или что-нибудь еще.  Ведь  кто-то  может
заехать к ним, разве нет? По крайней мере, так она сказала Стиву.
   Стив кивнул.
   Ни  копченой  колбасы,  ни  холодного  вареного  мяса  не   оказалось   в
холодильнике, только куски вареной индейки, и Речел выложила их на  кухонный
стол, чтоб они оттаяли. Стив заглянул на кухню и увидел, что  Речел  смотрит
на размораживающееся мясо и плачет.
   - Речел?
   Она посмотрела на Стива.
   - Бутерброды с индейкой так нравились  Гаджу.  Особенно  он  любил  белое
мясо. Иногда он подходил ко мне и просил, чтобы я приготовила ему  бутерброд
с индейкой.
   Стив отправил ее наверх переодеться - последний тест  на  ее  способность
справиться с действительностью. И когда она  спустилась,  одетая  в  простое
черное платье, в  талии  перетянутое  ремнем  с  маленькой  черной  сумочкой
(сумочкой от вечернего туалета, если говорить точнее), Стив решил, что с ней
все в порядке и Джад с ним согласился.
   В город ее  отвез  Стив.  Он  остался  с  Саррендрой  Харди  в  вестибюле
Восточной Комнаты и оттуда смотрел, как Речел,  словно  призрак,  подошла  к
увитому цветами гробу.
   - Как это случилось, Стив? - тихо спросил Саррендра.
   - Рассказать, так  на  х..,  страшно,  -  ответил  Стив  громко,  хриплым
голосом. - А как ты думаешь, должно быть страшно?
   - Думаю, да, - согласился Саррендра и вздохнул.

***

   На самом деле  неприятности  начались  еще  утром,  когда  Ирвин  Голдмен
отказался пожать руку своему зятю.
   На виду у многих друзей и родственников такое невнимание сильно  потрясло
Луиса:  потрясло  его  то,  что  их  отношения  были  вынесены  на  всеобщее
обозрение. Луис  достиг  той  стадии  уступчивого  горя,  которое  владельцы
похоронного бюро использовали  для  своей  выгоды.  Луис  ходил  кругами  по
покойницкой, словно играл в какую-то свою игру.
   Снаружи Восточной Комнаты было маленькое фоне, где люди могли посидеть на
легких, дешевых стульях. Стулья выглядели так, словно их доставили  прямо  с
самой дешевой  распродажи,  какого-нибудь  самого  дешевого,  закрывающегося
мужского  клуба.  За  дверьми  находилась  покойницкая,  на  дверях   висела
металлическая  пластина,  гравированная  золотом.  Выгравированная   надпись
гласила: "Гадж Вильям Крид". Если бы вы обошли белое здание  морга,  которое
выглядело загадочно, словно удобный, старый дом, а потом вошли  бы  в  фойе,
перед которым висела табличка "Альберта Бурнхэм Недеау", то оказались  бы  в
Западной Комнате, где проходило прощание с Недеау. За домом  находилась  еще
одна комната с видом на реку. На двери  той  комнаты  в  тот  день  не  было
никакой таблички. В тот день в  ней  не  было  надобности.  В  подвале  дома
располагалось гробохранилище, где в отдельной комнате  стояли  образцы  всех
гробов, которые вам могли предложить купить. Каждый гроб  освещался  лампой,
свисающей с потолка. Если посмотреть вверх (Луис так и  сделал,  и  владелец
похоронной  конторы,  нахмурившись,  проследил  за  его   взглядом),   могло
показаться, что на потолке расселось множество странных животных.
   Джад с Луисом приехали сюда в воскресенье, в  день  смерти  Гаджа,  чтобы
купить гроб. Они спустились по лестнице и оказались на выставке гробов. Луис
не мог отвести взгляда от ровной, белой,  качающейся  двери  типа  той,  что
бывают в  ресторанах  между  обеденной  залой  и  кухней.  Джад  и  владелец
похоронного бюро говорили одновременно и быстро.
   - Нет, не так, - и Луис последовал за ними через качающуюся  дверь.  Луис
знал, что скрывается позади этой двери, ведь его дядя  тоже  был  владельцем
похоронного бюро.
   В Восточной Комнате рядами стояли складные стулья - изящные, с  сиденьями
и спинками модной формы. Впереди, там, где возвышался некий  гибрид  нефа  и
беседки,  стоял  гроб  Гаджа.  Луис  выбрал  гроб  из  розового   дерева   -
Американская компания корзин, модель: "Вечный покой" -  так  назывался  этот
гроб. По краям он был оббит изящным  розовым  шелком.  Владелец  похоронного
бюро согласился, что это - по-настоящему красивый гроб, и извинился,  что  у
него нет гроба с голубой отделкой <Считается, что розовый  -  женский  цвет,
синий - мужской.>. Луис возразил, что ни он, ни Речел никогда  не  придавали
значения таким мелочам. Владелец похоронного бюро поинтересовался  у  Луиса,
как он собирается оплачивать похороны Гаджа. Если платить нечем, то им  надо
будет вернуться в  контору  и  оформить  похороны  за  счет  муниципалитета,
остановив свой выбор на гробу попроще...
   У Луиса неожиданно родилась мысль.., словно кто-то проговорил  у  него  в
голове: "Выбери для ребенка гроб получше".
   Чувствуя себя как во сне, Луис ответил:
   - Я заплачу за все.
   - Отлично, - согласился владелец похоронного бюро.  Гроб  подобрали  фута
четыре в длину - карликовый гроб. Тем не менее его цена оказалась чуть  выше
шести сотен долларов. Луис предполагал установить гроб  на  козлах,  которые
закроются цветами. Он не хотел, чтоб к гробу подходили слишком близко...
   В конце прохода, между рядами стульев, рядом с дверью, ведущей в фойе, на
подставке лежал альбом. Рядом с  ним  на  цепочке  висела  шариковая  ручка.
Альбом лежал тут  для  того,  чтобы  друзья  или  родственники,  как  сказал
владелец похоронного бюро, могли написать приветствия и пожелания.
   Друзья и родственники считали своим долгом записать в альбом свои имена и
адреса. Луис никогда не относился с пренебрежением к идеям, которые могут на
первый взгляд показаться безумными. Но он ничего не стал спрашивать  сейчас.
Он был уверен, что после похорон он и  Речел  станут  хранить  этот  альбом.
Такая  мысль  выглядела  наиболее  безумной.  Где-то  у  него   был   альбом
выпускников  Высшей  Школы,  выпускной  альбом   колледжа   и   медицинского
факультета  университета.  Еще  хранился  свадебный  альбом,  с  "Днем  моей
свадьбы" - эти  слова  были  отпечатаны  фальшивым  золотом  на  обложке  из
фальшивой кожи. Этот альбом начинался фотографией Речел, которая  с  помощью
матери примеряла свадебную вуаль перед зеркалом утром в день бракосочетания,
и заканчивался фотографией двух пар  обуви,  выставленных  за  дверь  номера
отеля. Был еще детский альбом Елены - он появился очень быстро. Начинался он
с "моей первой стрижки" (там даже  лежал  локон  детских  волос)  и  "Уффф!"
(картинка, где ребенок падает на попу). Он тоже казался очень милым.
   Теперь: адреса и все остальное. Разве Луис просил об этом? Луис удивился,
когда, оцепенев, замер рядом с альбомом, ожидая  начало  "часов  посещения".
Как  назвать  этот  чудесный  альбомчик?  "Книга  Мертвых"?  "Автографы   на
похоронах"?  "День,   когда   мы   закопали   Гаджа"?   Или   что-то   более
величественное:
   "Смерть в семье".
   Луис подумал об альбоме, для которого  он  выбрал  название:  "День  моей
свадьбы", ныне оттиснутое на имитации кожи.
   Но  сейчас  надпись  на  обложке  смысла  не  имела.  Как  и  можно  было
предсказать, первой в это утро появилась Мисси Дандридж,  отзывчивая  Мисси,
которая сидела с Элли и Гаджем дюжину раз. Луис вспомнил, что  именно  Мисси
брала детей, когда Луис с Речел занимались любовью, сперва в ванной, потом в
кровати.
   Мисси зарыдала.., зарыдала и,  взглянув  на  печальное  неподвижное  лице
Луиса, стала растирать слезы по лицу, идя к Луису так,  словно  шла  ощупью.
Луис обнял ее, понимая, что это сработает  в  любом  случае  -  обязательный
ритуал, который повторялся из  раза  в  раз,  возвращал  на  землю,  помогал
излиться бели, разрушал твердую корку шока и сковавшую сердце печаль.
   - Мне так жаль, - сказала Мисси, поправляя, убирая с бледного лица  прядь
темно-русых волос. - Такой милый малыш. Я так сильно любила его,  Луис.  Мне
так жаль... Эта ужасная дорога. Я  надеюсь,  этого  водителя  на  всю  жизнь
засадят в тюрягу... Малыш бегал так быстро.  Он  был  таким  шустрым,  таким
милым, таким симпатичным. Почему Бог забрал Гаджа? Я не знаю.., мы не  можем
понять.., но мне жаль.., жаль.., так жаль...
   Луис утешал  ее,  обнимал,  утешал.  Он  чувствовал  ее  слезы  на  своем
воротничке, давление ее груди. Она хотела знать, где Речел, и  Луис  сказал,
что Речел осталась дома. Мисси пообещала повидать ее и посидеть с  Еленой..,
столько, сколько понадобится. Луис поблагодарил ее.
   Мисси отошла, всхлипывая, прикрывая раскрасневшиеся глаза черным  носовым
платком. Она направилась к гробу, но Луис окликнул ее.  Владелец  похоронной
конторы посоветовал Луису следить, чтобы  все  записывались  в  книгу.  Черт
возьми, он заставит всех это сделать!
   "Таинственный гость - плохой знак",  -  подумал  Луис,  пытаясь  отогнать
душивший его раскатистый смех.
   Скорбь Мисси и ее раскрасневшиеся глаза смешили Луиса.
   - Мисси, может, что-то напишешь? - спросил ее Луис и только  потому,  что
нужно было еще что-то добавить, сказал:
   - Для Речел.
   - Конечно, - согласилась она. - Бедный Луис, бедная Речел.
   И тут Луис неожиданно понял, что она скажет дальше,  и  испугался  этого.
События приближались, неумолимо, словно черная пуля  большого  калибра,  уже
вылетевшая из пистолета убийцы. Луис знал, куда она попадет, знал, что будет
мучиться следующие  девяносто  минут,  а  потом  все  начнется  снова  после
полудня, когда утренние раны смогут чуток зарубцеваться.
   - Слава Богу, он не страдал. В конце концов, все случилось так быстро.
   "Да, все произошло быстро, правильно", - подумал Луис, ничего  не  сказав
вслух.., ах, как бы вытянулось ее лицо! И Луис почувствовал злое желание так
сказать, просто бросить эти слова ей в лицо. "Да, все случилось  быстро,  не
сомневайтесь, именно поэтому-то гроб закрыт. От Гаджа  ничего  не  осталось,
даже несмотря на то, что я и Речел одели останки в лучшую  одежду  мальчика,
натянули костюм,  словно  на  манекен,  сделанный  небрежным  мастером.  Все
случилось быстро, моя дорогая Мисси, он добежал до  дороги,  а  в  следующую
секунду его раскатало по асфальту аж до дома Ринджеров. Грузовик сбил и убил
его, а потом потащил, так что лучше поверим, что все кончилось быстро. Сотню
ярдов или даже больше протащило малыша. А я бежал следом, Мисси. Я  снова  и
снова выкрикивал его имя, словно этим  мог  вернуть  ему  жизнь.  Это  я-то,
доктор. Я пробежал десять ярдов и встретил тапочек: модель "Звездные воины";
сорок ярдов.., там грузовик  свернул  с  дороги  и  удар  швырнул  все,  что
осталось от Гаджа за сарай Ринджеров. Люди стали выскакивать из домов,  а  я
выкрикивал его имя, Мисси, и в пятидесяти ярдах от дороги нашел его джемпер,
вывернутый наизнанку; еще в семидесяти ярдах лежал второй тапочек и  там  же
валялся Гадж".
   Неожиданно в глазах его потемнело. Что-то пронеслось перед глазами Луиса.
Смутно он почувствовал, что держит в руках альбом и тыкает в него пальцем.
   - Луис? - позвала Мисси. Ее голос доносился словно издалека. Таинственный
звон стоял в голове Луиса.
   - Луис? - голос звучал немного ближе, тревожнее. Все  вернулось  на  свои
места.
   - Ты в порядке? Он улыбнулся.
   - Все хорошо, - сказал он. - Я в  порядке,  Мисси.  Она  вписала  себя  и
своего  мужа:  "миссис  и  мистер  Дэвид  Дандридж"  округлым   палмеровским
почерком, поставила свой адрес: "Руал п/я 67, Старая  Бакспортская  дорога";
потом она подняла глаза, посмотрела на Луиса и быстро  отвела  взгляд,  так,
словно то, что она тоже жила рядом с этим  шоссе,  делало  ее  причастной  к
смерти Гаджа.
   - Вот и все, Луис, - прошептала она.
   Дэвид Дандридж лишь пожал Луису руку и  прошептал  что-то  неразборчивое.
Его выступающий кадык, похожий на наконечник стрелы, дернулся вверх-вниз. Он
торопливо последовал за женой, подойдя, как положено, к гробу,  который  был
сделан в Сторвилле, Огайо - месте, где Гадж  никогда  не  был  и  о  котором
ничего не знал.

***

   За Дандриджами шаркающей вереницей  последовали  все  остальные,  и  Луис
отвечал на рукопожатия, объятия, слезы.  Его  воротник  и  отвороты  темного
костюма  стали  совсем  мокрыми;  запах  цветов  смещался  с  исходившим  из
покойницкой запахом смерти. Этот запах Луис помнил с детства -  сладковатый,
густой запах трупов и мертвых цветов. Луис твердо верил,  что  чудесно,  раз
Гадж не страдал. Раз двадцать пять повторил он про себя, что Бог идет путями
тайными. "Пути Господни неисповедимы!" И еще двенадцать раз  Луис  повторил,
что: "Гадж теперь среди ангелов".
   Потом Луису это надоело. На самом деле  он  просто  исчерпал  свой  запас
чувствительности этими мелкими афоризмами (он даже перестал  откликаться  на
свое имя, что бывает, когда  снова  и  снова  повторяешь  какую-то  ерунду).
Казалось, гости его доставали все больше и  больше,  добираясь  до  жизненно
важных артерий. В это время случилось неизбежное - появились тесть  и  теща.
Луис почувствовал себя готовым к борьбе.
   Его первой мыслью было то, что Речел  оказалась  права..,  и  как!  Ирвин
Голдмен действительно постарел. Ему было.., сколько  же?  Пятьдесят  восемь,
пятьдесят девять? Сегодня он выглядел постаревшим, ему можно было  дать  лет
семьдесят. Он выглядел похожим на премьер-министра Израиля - лысая голова  и
круглые очки Речел после Дня Благодарения,  вернувшись  из  Чикаго,  сказала
Луису, что ее отец постарел, но Луис не обратил на это  внимания.  "Конечно,
думал Луис теперь, может, Ирвин был не таким уж  и  плохим?  Старик  потерял
одного из двух внуков..."
   Дора пришла вместе с Ирвином. Лицо ее нельзя было разглядеть  под  то  ли
двумя, то ли тремя слоями тяжелой черной  вуали  Ее  волосы  были  изысканно
синими любимый цвет престарелых дам высшего класса общества,  американок  по
убеждениям. Она держала своего мужа за руку. Все, что  мог  разглядеть  Луис
сквозь вуаль, - блеск ее слез.
   Неожиданно Луис решил,  что  сейчас  самое  подходящее  время  порвать  с
прошлым Больше он не испытывал  к  Голдменам  прежней  ненависти  Неожиданно
кого-то ненавидеть стало невыносимо тяжело Возможно  он  больше  никогда  не
сможет противиться совокупному весу всех пошлостей Голдменов - Ирвин,  Дора,
- пробормотал он, - большое спасибо за то, что пришли Он сделал жест, словно
хотел пожать руку отцу Речел и одновременно обнять ее  мать  или  обнять  их
обоих. Сейчас, в первый раз и в этот  день,  он  почувствовал,  как  у  него
потекли слезы, и, действительно, у  него  возникла  безумная  идея,  что  он
сможет снести барьер, разделяющий их, что смерть  Гаджа  сможет  принести  с
собой что-то полезное, как это случается в романах романтически  настроенных
дам. Наступило то время, когда  лик  Смерти  примиряет  людей,  когда  может
зародиться  нечто  более  конструктивное,  чем  эта   бесконечная,   глупая,
подтачивающая боль, накатывающаяся снова и снова.
   Дора посмотрела на него, сделав такой жест, словно решив протянуть к нему
свои руки. Она сказала что-то вроде О, Луис., и что-то еще неразборчивое,  а
потом Голдмен оттащил жену назад Секунды три они  стояли,  изображая  весьма
живую сцену, на что никто не обратил внимания,  кроме,  возможно,  владельца
похоронной конторы, ненавязчиво маячившего в дальнем углу Восточной  Комнаты
и наблюдавшего за происходящим (Луис был уверен в этом, так как  так  обычно
поступал дядя Карл). Так они и  стояли  Луис  вытянув  руки,  Ирвин  и  Дора
Голдмен - чопорные и надменные, словно пара перед венчанием.
   Луис увидел, что в глазах тестя нет  слез.  Они  сверкали  и  были  полны
ненависти. "Неужели он думает, что я назло ему убил Гаджа?" - удивился Луис.
Эти  глаза,  казалось,  измерили  Луиса,  но  нашли  его  слишком  мелким  и
незначительным - человеком, который украл  их  дочь..,  а  потом  не  уберег
своего сына. Глаза Ирвина соскользнули с Луиса к гробу Гаджа,  и  взгляд  их
смягчился.
   Вот тогда Луис сделал последнюю ошибку.
   - Ирвин, - проговорил он. -  Дора...  Пожалуйста...  -  Луис,  -  покачав
головой, сказала Дора "доброжелательно" - подумал Луис) и потом  они  прошли
мимо. Ирвин Голдмен протолкнул вперед свою жену,  не  глядя  ни  налево,  ни
направо, словно не видел Луиса Крида. Они  приблизились  к  гробу,  и  Ирвин
Голдмен, стянув с головы маленькую суконную ермолку,  положил  ее  в  карман
костюма.
   "Вы же забыли расписаться в  альбоме"  -  подумал  Луис,  а  потом  молча
отступил, и сердце его погрузилось в такую пучину дна, что  лицо  исказилось
от боли.

***

   Наконец "утренние часы посещения" закончились. Луис позвонил домой.  Джад
взял трубку и рассказал, как идут дела.
   - Все в порядке, сказал ему Луис и попросил позвать Стива.
   - Если Речел сможет сама одеться, я позволю ей выйти, проговорил Стив.  -
Ладно?  Да,  -  ответил  Луис   -   С   тобой   все   в   порядке?   Никаких
неприятностей...как там у тебя?
   -  Все  в  порядке,  -  резко  сказал  Луис  -   Непрекращающийся   поток
соболезнующих.
   "Все они записались в книгу. Все, кроме Доры и Ирвина!"
   Ну, ладно, проговорил Стив. - Смотри, мы сможем встретиться  с  тобой  за
ленчем?
   Ленч Встретиться за ленчем? Это  показалось  Луису  безумием.  Он  словно
читал научно-фантастический роман из тех,  что  в  избытке  были  у  него  в
детстве - романы Роберта А. Хайнлайна, Мюррея Лейнстера, Гордона Р. Диксона.
"Уроженцы планеты Кварк придерживаются странных обычаев, когда один из детей
умирает, проговорил лейтенант Абелсон, они встречаются для ленча". Знаю, как
гротескно и варварски это звучало, но помню, что та планета была  похожа  на
Землю".
   Да, проговорил Луис. - Но  как  можно  пойти  в  ресторан  между  "часами
посещения", Стив?
   - Полегче, Луис, ответил Стив, но он  не  казался  обиженным.  Охваченный
безумной печалью, Луис почувствовал, что теперь сможет лучше  понять  людей,
которые окружали его. Может, это и иллюзия,  но  Луису  каза