ептивной,  имеет  в  качестве
основной  предпосылки ощущение,  что  источник  всех  благ находится вовне и
ничего  нельзя  создать  самому.  Отличие между  двумя  этими  ориентациями,
однако, в  том, что  эксплуататорский тип не  надеется получить что-либо  от
других  в  дар, а  отнимает  у  них  желаемое  силой  или  хитростью.  Такая
ориентация распространяется на все сферы действий.
     В области  любви и чувств такие люди склонны  присваивать и красть. Они
испытывают влечение  только к тем людям, которых они могут отнять у  кого-то
другого. Условием  привлекательности для них служит привязанность человека к
кому-то  другому; они  не  склонны влюбляться  в непривязанного  ни  к  кому
человека.
     Мы обнаруживаем ту же установку и в области мышления и интеллектуальной
деятельности. Такие люди будут склонны не  создавать идеи,  а красть их. Это
может  проявляться прямо  в  форме  плагиата,  или  более  скрыто,  в  форме
парафраза идей, высказанных другими людьми, и настаивании, что эти идеи новы
и  являются  их  собственными.   Поразительно,  что  зачастую  люди  больших
умственных  способностей  следуют  этим  путем,   притом,  что  если  б  они
положились на собственные таланты, они  вполне могли  бы сами создавать свои
идеи.  Отсутствие  оригинальных  идей  или независимого  творчества  у  иных
одаренных людей часто объясняется ориентацией  их  характера,  а не каким-то
врожденным  отсутствием  оригинальности.  Это   положение  сохраняется  и  в
ориентации в сфере материальных  вещей.  Вещи, которые они могут отобрать  у
других,  всегда кажутся им лучше тех,  какие  они могут  создать  сами.  Они
используют и  эксплуатируют  все и всякого,  из чего  или из  кого они могут
что-то выжать.  Их девиз: "Краденый  плод -- самый  сладкий".  Поскольку они
хотят использовать и эксплуатировать  людей, они "любят"  тех, кто прямо или
косвенно может стать объектом эксплуатации, и им  "наскучивают" те, из  кого
они уже выжали все. Крайний пример -- клептоман, который наслаждается только
теми вещами, какие  можно украсть, хотя у него достаточно денег, чтоб купить
их. Символом  этой ориентации, кажется,  может служить язвительная  гримаса,
которая часто  бывает отличительной  чертой таких  людей. Не ради  игры слов
стоит отметить, что они часто  делают "язвительные" замечания в адрес других
людей. Их  установка  окрашена  смесью  враждебности  и манипуляции.  Каждый
человек  рассматривается  как  объект  эксплуатации  и  оценивается  по  его
полезности. Вместо доверчивости и оптимизма, свойственных рецептивному типу,
здесь  мы  обнаруживаем  подозрительность  и  цинизм,  зависть  и  ревность.
Поскольку они удовлетворяются только вещами, которые  могут отнять у других,
они склонны переоценивать то,  что  принадлежит другим, и недооценивать свое
собственное.
     в) Стяжательская ориентация
     Стяжательская   ориентация   совершенно  отлична  от   рецептивного   и
эксплуататорского типов, сходных  в  том, что  оба надеются получить вещи из
внешнего мира. Данная же ориентация дает  людей, мало верящих  в то, что они
могут получить из  внешнего мира что-то новое;  их безопасность основывается
на стяжательстве  и  экономии,  а  траты  они  воспринимают как угрозу.  Они
окружают себя как бы защитной  стеной, и их главная цель -- как можно больше
в свое  укрытие приносить и как можно  меньше  из него отдавать. Их скупость
распространяется  как  на деньги и  материальные  вещи,  так и на чувства  и
мысли.  Любовь для них -- это,  по  существу,  обладание:  сами они не  дают
любви, но стараются получить ее,  завладевая "любимым".  Ориентированный  на
стяжательство  человек часто  демонстрирует особый вид верности людям и даже
воспоминаниям. Его  сентиментальность  превращает прошлое в золотой  век; он
держится  за  прошлое   и  предается  воспоминаниям  о  прежних  чувствах  и
переживаниях.  Такие  люди  все  знают,  но  они  бесплодны  и неспособны  к
плодотворному мышлению.
     Их также можно  узнать по  выражению лица и жестикуляции.  У них плотно
сжаты  губы; у  них  характерные  жесты погруженных в  себя  людей.  Если  у
рецептивного  типа жесты  как  бы  манящие и плавные, у эксплуататорского --
агрессивные  и резкие, то у стяжательского -- жесты  чопорные, как будто эти
люди  хотят  обозначить  границы   между  собой  и   внешним  миром.  Другой
характерный  элемент их установки -- педантичная аккуратность.  У  стяжателя
всегда упорядочены  вещи, мысли и  чувства, но  опять же, как  и в случае  с
памятью, его  аккуратность  бесплодна и ригидна. Он  терпеть не может,  если
вещи  не на  своем  месте, и  будет  автоматически приводить  их  в порядок.
Внешний  мир для него  --  это угроза  вторжения  в  его оборонную  позицию;
аккуратность означает  подчинение себе внешнего  мира путем водворения его и
удержания  на надлежащем  месте,  чтоб  избежать  опасности  вторжения.  Его
маниакальная   чистоплотность   --  это  еще   одно   выражение  потребности
устраниться от контакта  с внешним миром. Вещи за пределами его собственного
мира  воспринимаются  как  опасные  и "нечистые"; он  аннулирует  угрожающий
контакт   путем  маниакального  омовения,  похожего  на  религиозный  ритуал
омовения,  предписанный  после контакта с нечистыми вещами  и  людьми.  Вещи
нужно  класть  не  только на надлежащее  место, но  и  в  надлежащее  время:
навязчивая пунктуальность -- это характерная черта  стяжательского типа; это
еще одна форма подчинения себе внешнего мира. Раз внешний мир воспринимается
как  угроза  оборонной  позиции,  то  логической  реакцией будет  упрямство.
Постоянное "нет"  --  это почти автоматическая  защита  от вторжения; упрямо
стоять  на своем  --  вот ответ  на угрозу атаки извне. Такие  люди  склонны
считать,  что  обладают  только неким ограниченным  запасом силы,  энергии и
ментальных  способностей,  и этот запас  тает,  исчерпывается  и никогда  не
пополнится. Они не  могут понять,  что  все  жизненные  субстанции  обладают
функцией самовосполнения, и активность и трата сил увеличивают энергию, в то
время  как  инертность ее парализует; для  них смерть и  разрушение обладают
большей  реальностью, чем жизнь и развитие.  Акт творчества --  это чудо,  о
котором они слышали, но в которое не верят. Их высшие ценности  -- порядок и
безопасность; их девиз: "Нет ничего  нового  под  солнцем". В  отношениях  с
другими людьми близость для них -- угроза: или отстраненность, или обладание
людьми --  вот в  чем безопасность. Стяжатель склонен  к подозрительности  и
имеет особое чувство справедливости, выражаемое так: "Мое -- это мое, а твое
-- это твое".
     г)    Рыночная
ориентация
     Рыночная  ориентация  развилась  в   качестве  доминирующей   только  в
современную  эпоху.  Чтобы  понять ее  природу,  нужно  принять  во внимание
экономическую функцию  рынка  в  современном обществе,  не  только задающего
модель  данной ориентации  характера,  но  и  являющегося основой и  главным
условием ее развития у современного человека.
     Товарообмен -- один из старейших экономических механизмов. Традиционный
локальный  рынок, однако, существенным образом отличается от рынка, каким он
стал  при современном  капитализме.  Товарообмен  на  локальном рынке  давал
возможность  встретиться  для обмена товарами.  Производители и  потребители
были знакомы; они  представляли  собой сравнительно небольшие  группы; спрос
был  более-менее  известен,  так  что производитель мог  производить товары,
ориентируясь на этот определенный спрос.
     Современный рынок[32]
уже  не   место  встречи,  а   механизм,  отличительная  черта  которого  --
абстрактный и безличный спрос. Производитель работает на этот рынок, а не на
известный круг потребителей; вердикт рынка основывается на  законах спроса и
предложения:  и рынок определяет,  какой из  товаров может быть продан  и за
какую цену.  Независимо от того,  какова  полезная ценность,  например, пары
ботинок, если  предложение  превышает спрос, эти ботинки будут  обречены  на
экономическую смерть; их вообще можно было бы не производить. Рыночный  день
-- это "судный день" для меновой ценности товаров.
     Читатель   может   возразить,   что   такое   описание   рынка   грешит
упрощенностью.  Производитель  пытается  определить  спрос  заранее,  а  при
монопольных  условиях даже обретает некую степень контроля над ним. И тем не
менее,  регулирующая  функция  рынка была  и  все  еще  остается  достаточно
властной, чтоб иметь глубокое  влияние  на формирование характера городского
среднего класса, а благодаря социальному и культурному влиянию последнего --
на все  население. Рыночное понятие ценности, превосходство меновой ценности
над полезной привело к сходному  понятию  ценности  в  отношении людей и,  в
частности,  в  отношении  человека  к  самому  себе.  Ориентацию  характера,
коренящуюся  в  восприятии  себя  как  товара,  а  собственной ценности  как
меновой, я называю рыночной ориентацией.
     В  наше  время  рыночная  ориентация  получила  ускоренное  развитие  с
развитием  нового   --  "личностного  рынка",   который  является  феноменом
последних десятилетий. Клерки и продавцы, администраторы и врачи, адвокаты и
художники  -- все представлены на этом рынке.  Правда, их правовой  статус и
экономическое положение различны:  одни -- независимы, взимая плату  за свои
услуги; другие работают по найму, получая жалование. Но материальный успех у
всех зависит  от  признания их личности теми,  кто  платит за их услуги  или
нанимает на работу за жалованье.
     Принцип оценки и на личностном рынке, и на  товарном один и тот  же: на
первом  на  продажу предлагаются личности, на  втором -- товары. Ценностью в
обоих случаях  является меновая  ценность,  для  которой  полезная  ценность
необходимое, но не достаточное  условие. Правда,  наша экономическая система
не могла бы функционировать, если бы люди не были искусны  в том деле, какое
им надлежит  исполнять,  и  обладали  лишь приятной  личностью.  Даже  самые
изысканные манеры в обращении  с больными и самый  красиво обставленный офис
на Парк-авеню не принесут успеха нью-йоркскому  врачу,  если он не  обладает
минимумом знаний и опыта. Какой бы обаятельной личностью ни была секретарша,
это не  спасет  ее  от  потери  места, если она  не умеет быстро и  грамотно
печатать на машинке. Однако, если мы зададимся вопросом, каков удельный  вес
мастерства и  личностной ценности  как  условий успеха,  мы  обнаружим,  что
только  в   исключительных   случаях   успех   оказывается   преимущественно
результатом  мастерства  и  каких-то  других  человеческих  качеств,   вроде
искренности,  порядочности  и  честности.   Хотя  соотношение  мастерства  и
человеческих  качеств,  с  одной  стороны,  и "личности"  --  с  другой, как
необходимых условий  успеха,  изменчиво,  "личностный  фактор" всегда играет
решающую  роль. Успех зависит, по  большей  части, от того, насколько хорошо
человек умеет продать себя на рынке, насколько хорошо он умеет подать  себя,
насколько привлекательна  его  "упаковка";  насколько  он  "бодр", "крепок",
"энергичен",  "надежен",  "честолюбив";  к  тому  же,  каково  его  семейное
положение, к какому клубу он  принадлежит, знается  ли  он с нужными людьми.
Тип  желательной личности  зависит от  достигнутого  человеком уровня  в той
специальной области, где он работает. Биржевой маклер, продавец, секретарша,
железнодорожный служащий, преподаватель колледжа или управляющий  отелем  --
каждый должен предложить требуемый тип личности, который, вне зависимости от
его особенностей, должен удовлетворять одному условию: пользоваться спросом.
     Тот факт, что  чтобы  добиться успеха, недостаточно обладать умением  и
умственным  багажом  для выполнения поставленной задачи, но нужно  еще  быть
способным  вступить  в  состязание со  многими другими, формирует у человека
определенную установку  по  отношению  к самому себе. Если бы для достижения
жизненных целей было достаточно  полагаться  на то, что  ты знаешь и  умеешь
делать, самооценка была бы  пропорциональна собственным способностям,  т. е.
собственной полезной ценности; но поскольку успех зависит, по большей части,
от того, как  ты умеешь продать свою личность,  то ты воспринимаешь себя как
товар,  или,  вернее, и  как продавца,  и  как товар  одновременно.  Человек
заботится не о своей жизни и  счастье, а о том,  чтоб стать ходким  товаром.
Это чувство  можно  было бы сравнить с чувством товара, например, с чувством
сумок  на прилавке,  если  б они  могли чувствовать и мыслить. Каждая  сумка
старалась бы быть как можно "привлекательнее", чтобы привлечь покупателей, и
выглядеть  как  можно дороже,  чтоб получить  цену  выше,  чем ее соперницы.
Сумка,  проданная по самой высокой цене,  чувствовала бы  себя  избранницей,
поскольку это означало бы, что она самая "ценная" из сумок; а та, которая не
была  продана,  чувствовала  бы  себя  печальной и  прониклась бы  сознанием
собственной  никчемности.  Такая  судьба  могла бы выпасть  сумке,  которая,
несмотря на свой отличный вид и удобство, имела несчастье выйти из моды.
     Подобно сумке,  человек должен быть  в  моде  -- на личностном рынке, а
чтобы быть в моде, ему нужно знать, какой вид личности пользуется повышенным
спросом. Это знание  сообщается  в общем виде на  протяжении всего  процесса
воспитания,  от детского сада до  колледжа,  и  восполняется в семье. Однако
знания, полученного на  этой ранней стадии, недостаточно;  оно  подчеркивает
только некоторые общие качества, такие, как  приспособляемость, честолюбие и
чуткость к меняющимся ожиданиям других  людей. Более точную картину  моделей
успеха дают другие источники. Иллюстрированные журналы, газеты,  кинохроника
на  разный  лад  демонстрируют  портреты и  жизненные истории  преуспевающих
людей.  Ту же  функцию  выполняет  и  реклама.  Преуспевающий  служащий, чей
портрет  помещен  в рекламе мужской одежды,  это  образец  того,  как  нужно
выглядеть  и   каким  быть,  если  хочешь  заработать  "большие  деньги"  на
современном личностном рынке.
     Самое  важное  средство передачи обычному человеку  образа  желательной
личности --  это  кино.  Молодая  девушка  старается  в  выражении  лица,  в
прическе, в жестах подражать высокооплачиваемой звезде, считая все это самым
многообещающим путем к успеху.  Молодой  человек старается быть  похожим  на
героя, которого видит на экране. Хотя обычный человек имеет мало контактов с
жизнью самых  преуспевающих людей, его  отношения со  звездами кино --  дело
другого рода. Да, он не имеет реального контакта и с ними, но он может снова
и снова  видеть  их на  экране, может  написать им  и получить их карточку с
автографом.  В отличие от тех времен, когда актер  был социально унижен, но,
тем  не менее, передавал  своей  аудитории  творения  великих  поэтов,  наши
кинозвезды не  служат  передаче  великих творений  или идей,  их  функция --
служить как бы  связующей нитью между обычным человеком и  миром  "великих".
Даже если обычный человек и не может надеяться стать таким же преуспевающим,
как они, он может стараться подражать им: они его святые, и благодаря своему
успеху они воплощают определенные нормы жизни.
     Поскольку современный  человек воспринимает себя и как продавца, и  как
товар  для  продажи  на  рынке,  его  самооценка  зависит  от  условий,  ему
неподвластных.  Если он  "преуспевает"  --  он ценен;  если нет -- он  лишен
ценности. Степень  неуверенности, являющейся результатом данной  ориентации,
трудно переоценить. Если человек чувствует, что его ценность определяется не
его  человеческими  качествами,  а  успехом  в  рыночной  конкуренции  с  ее
постоянно меняющимися условиями, его  самооценка  непременно  будет шаткой и
постоянно будет нуждаться в  подтверждении со  стороны  других  людей.  Если
человек вынужден  неуклонно  пробиваться  к успеху, и  любая неудача  являет
жестокую угрозу его  самооценке, то результатом будет чувство беспомощности,
неуверенности и неполноценности. Если превратности  рынка выступают  мерилом
ценности   человека,  чувства  собственного   достоинства   и   самоуважения
разрушаются.
     Проблема не только в самоуважении и самооценке, но и в восприятии  себя
как  независимого  существа,  в  идентичности  самому себе.  Как  мы  увидим
позднее,  зрелый и плодотворный индивид черпает свое  чувство идентичности в
ощущении себя творцом, когда он сам  и  его силы -- это  нечто единое; такое
самоощущение  можно выразить короткой фразой:  "я  -- то,  что я делаю". При
рыночной  ориентации человек сталкивается со своими собственными силами, как
с товаром, отчужденным  от него. Он не един  с ними, и  они скрыты от  него,
потому что значение имеет не его самореализация в процессе их использования,
а  его  успех в  процессе их продажи.  И его силы, и  то,  что ими  создано,
отчуждается от него, становится чем-то  от него отличным, чем-то, что другие
будут  оценивать  и  использовать;  в  результате  его чувство  идентичности
становится таким же неустойчивым,  как и самооценка; заключительная  реплика
во всех возможных здесь ролях:  "я -- то, чего изволите". Такое самоощущение
Ибсен выразил  в Пер Гюнте: Пер Гюнт пытается открыть свое Я и обнаруживает,
что оно подобно луковице -- можно снимать слой за  слоем, а сердцевины так и
не  найдешь.  Поскольку  человек  не   может   жить,   сомневаясь   в  своей
идентичности,   он  должен,   при  рыночной  ориентации,   черпать   чувство
идентичности не в самом себе  и в своих силах, а в мнении других о себе. Его
престиж, положение, успех, известность другим как некоего определенного лица
становятся замещением подлинного чувства идентичности. Такая ситуация ставит
его в  полную зависимость  от того, как другие воспринимают его, и вынуждает
придерживаться роли,  однажды  уже  принесшей  ему успех.  Раз я и мои  силы
отделены друг от друга, то, конечно, мое Я определяется ценой, какую за меня
дали.
     Способ, каким  человек воспринимает других,  не отличается  от  способа
самовосприятия[33].
Других, как и самого себя, воспринимаешь как товар; они тоже представляют не
себя, а ту свою часть, какая идет на продажу. Различие между людьми сводится
к  простому  количественному  показателю  большей  или  меньшей  успешности,
привлекательности, и так и оценивается. Этот процесс не отличается  от того,
что  происходит с товарами на  рынке.  Произведение живописи и  пара ботинок
могут быть  выражены в  их меновой стоимости и сведены к их цене;  множество
пар ботинок  будет "равно" одному  произведению живописи. Так  же и различие
между  людьми подводится под  один общий знаменатель,  их цену на рынке.  Их
индивидуальность, то, что в них своеобразно и уникально,  лишается ценности,
это -- балласт. Значение, каким наделяется слово "своеобразие", служит явным
показателем  такой   установки.  Вместо  определения  величайших  достижений
человека,  достижений,  развивших  его  индивидуальность,  оно  стало  почти
синонимом слова "странность". Слово "равенство" тоже изменило свое значение.
Идея, что все люди сотворены равными, подразумевает, что все люди имеют одно
и то  же  неотъемлемое  право  считаться  целями,  а не средствами.  Сегодня
равенство стало  эквивалентом взаимозаменяемости, а это уже прямое отрицание
индивидуальности.  Равенство  вместо  того,  чтоб  быть   условием  развития
своеобразия    каждого   человека,   означает   изжитие    индивидуальности,
"самоотказ",  характерный  для рыночной ориентации. Равенство связывалось  с
различием, а стало синонимом "без-различия"; и в самом деле, безразличие это
как раз то, что характеризует отношение современного человека к самому  себе
и к другим.
     Такая ситуация по необходимости окрашивает  все человеческие отношения.
Когда   индивидуальным   "я"   пренебрегают,   отношения  между  людьми   по
необходимости должны стать  поверхностными, потому что в  отношени