рму.  Положение действительно было
очень серьезное,  и он это отлично понимал.  Неосторожность рулевых - и бриг
будет залит волнами...  Но эта игра в опасность,  казалось, тешила его, и он
не менял своего решения удирать от шторма, пользуясь его же силою.
   Все чаще и  чаще попадали волны на  нос брига,  и  раз или два верхушки
громадных валов, осаждавших "Динору" сзади, вкатились с кормы, смывая все на
своем пути.
   Никто не спал в эту ночь.
   Инстинкт  самосохранения выгнал  подвахтенных  наверх,  на  палубу.  На
открытом месте казалось не так жутко,  как внизу, где ничего не видишь и где
воображение преувеличивает опасность.  А  наверху как  будто могла еще  быть
если не надежда, то иллюзия спасения. Иллюзия эта - бушующий океан.
   И  все  эти  попавшие из  разных  уголков  мира  люди,  большею  частью
неудачники с самым сомнительным прошлым и с большим запасом греховных дел на
совести,  молчаливые и серьезные,  сбившись в кучку у грот-мачты, со скрытым
отчаянием,  охватившим их души,  смотрели вокруг и  чувствовали,  что смерть
страшно  близка.  Чувствовали и  сильнее  жаждали жизни,  той  жалкой  жизни
несчастных отверженцев,  которая едва ли для кого-нибудь из них не была злой
мачехой, невольной, роковой.
   И  у  многих из  этих людей всплывали те  воспоминания,  те  эпизоды из
ранних лет жизни,  которые теплом согревают сердце даже самого ожесточенного
судьбою человека,  показывая его самого в том виде, когда житейская грязь не
оставила еще на нем больших следов.
   И этот Сам,  напоминающий скорее животное, чем человека, и тот, в ужасе
вращая белками, с чувством проговорил, обращаясь к соседу:
   - У  Сама в  Потомаке дочь и сын есть.  У Сама и жена есть...  И Сам их
никогда не увидит. "Динора" непременно потонет в океане! И Сама съедят рыбы!
И жена и дети не узнают никогда, где Сам... Они будут думать, что Сам бросил
их и никогда не вернется!
   Капитан Блэк не  покидал палубы всю ночь и  не спускал с  марса Чезаре,
зная, что Чезаре трус и может только навести еще большую панику на матросов,
и  без того напуганных жесточайшим штормом.  Не  отходил от  руля и  штурман
Гаук. Он стоял на штурвале, имея подручными Чайкина и рыжего Бутса, и трое с
трудом удерживали штурвал.
   Чайкин хоть и видал на "Проворном" штормы, но такого, какой ревел в эту
ночь,  он не испытывал никогда,  и ему было жутко. Рыжий Бутс, напротив, был
спокоен и сосредоточенно молчал, мечтая о золотых россыпях.
   К  утру шторм усилился настолько,  что  волны сзади нагоняли "Динору" и
все  чаще  и  чаще  вливались верхушками через корму.  "Динора" отставала от
волны.  Приходилось или привести в бейдевинд,  или рискнуть на опасную меру:
прибавить площадь парусности, чтобы бриг помчался скорее, удирая от волны.
   И капитан Блэк решился на последнее и повелительно крикнул в рупор:
   - Рифы у фока отдать!
   Все ахнули. В первое мгновение никто не тронулся с места.
   - Оглохли, что ли? - раздался гневный голос Блэка.
   Несколько человек кинулось отдавать рифы.
   Большой нижний парус,  надувшийся теперь во всю свою площадь,  прибавил
ходу, и бриг понесся с большей быстротой, весь вздрагивая от быстрого хода и
скрипя всеми своими членами.  Но  волны уже  не  догоняли судна.  Зато  бриг
зарывался носом,  и  бак обливался водою.  Фок-мачта,  казалось,  нагибалась
чуть-чуть   под   тяжестью   парусов.   Опасность   от   оплошности  рулевых
увеличивалась еще более. Могла и треснуть фок-мачта.
   Но  капитан словно бы  ничего не боялся,  и  что-то дерзкое до наглости
было в  его лице.  И  он  улыбнулся,  как бы  торжествуя победу над свирепым
штормом,  которым воспользовался,  и только по временам перегибался с высоты
юта и кричал вниз, где у штурвала стояли рулевые:
   - Не зевайте, Гаук... Дело серьезное.
   - Вижу, капитан.
   - Лупим отлично.
   - Превосходно, капитан.
   - Можем прямо и к дьяволам попасть... Как вы полагаете, Гаук?
   - Весьма легко, капитан!
   - А я этого не хочу, Гаук. Еще не время! - самоуверенно крикнул Блэк.
   И снова смолк, посматривая вперед.
   - Отчаянный человек этот капитан...  Не правда ли,  Чайк?  - проговорил
рыжий Бутс.
   - Да... Много в нем храбрости...
   - Терять ему нечего... В Сан-Франциско у него все потеряно: и деньги, и
репутация, и женщина, которую он любит...
   К полудню шторм стал "отходить", и все повеселели.
   - Спустите,  Гаук, эту испанскую каналью с марса. Теперь уж он не будет
своею трусостью смущать других.
   - Есть, капитан.
   - Становитесь на мое место,  а я посплю час-другой...  И Чайку хочется,
верно, спать? Пусть его сменят!
   С  этими словами он спустился вниз,  сопутствуемый своим бульдогом,  и,
войдя в каюту, запер ее и проговорил, обращаясь к собаке:
   - Сторожи меня, пока я буду спать!
   Собака весело мотнула хвостом и легла у двери.
   Блэк выпил рюмку рома и, бросившись на диван, моментально заснул.
   А  набравшийся на марсе страху,  голодный и  невыспавшийся Чезаре в это
время посылал втихомолку проклятия капитану. Спустившись вниз и забравшись в
койку,  он долго не мог заснуть, придумывая, как бы пожесточе расправиться с
предателем Самом и  как  бы  потом взбунтовать команду и  выбросить за  борт
этого дьявола-капитана, прежде чем тот прострелит его, Чезаре, голову.


ГЛАВА VII


1

   Прошло после шторма восемь дней.
   Погода все это время стояла прелестная. Ветер дул ровный, но не свежий,
и  "Динора" подвигалась вперед узлов по пяти в  час,  грациозно поднимаясь с
волны на волну и слегка раскачиваясь.
   С  полуночи до  шести часов утра на  вахту вышли штурман Гаук,  Чезаре,
Сам, рыжий Бутс, Чайкин и старый ирландец Маквайр.
   Чайкин и  Бутс стояли на  руле,  а  так как править было легко,  то они
коротали свою вахту в разговорах.
   Говорил,  впрочем, больше Долговязый, а Чайкин слушал, изредка вставляя
замечания или обращаясь за пояснениями, когда не понимал слов.
   Другие  вахтенные дремали,  пользуясь спокойною вахтой и  уверенностью,
что Гаук и  рулевые не проглядят опасности,  если такая встретится в виде ли
шквала, или встречного судна, с которым надо разойтись.
   Великан негр,  сбитый  с  толку  вполне приятельским отношением к  себе
Чезаре за эти три дня,  несколько успокоился и  думал,  что ночное посещение
его  капитанской каюты не  было замечено испанцем и,  следовательно,  ему не
предстоит суда Линча, жестокость которого он узнал по опыту, когда служил на
другом купеческом корабле.
   Тогда  за  воровство,  свершенное им  у  товарища,  его  до  полусмерти
отодрали плетьми в  глубине трюма,  чтобы ни капитан,  ни штурман не слышали
отчаянных его криков.  А узнай матросы о том, что он шпион, ему, разумеется,
грозила бы  смерть.  Это  Сам  хорошо знал,  так  как  давно  уже  служил на
купеческих кораблях и знал суровые обычаи моряков.
   И  он,  исполняя теперь  обязанности часового,  который должен смотреть
вперед, беспечно заснул, сидя на носу брига, у самого бугшприта.
   Чезаре  не  спал  и,  словно тигр,  сторожил намеченную им  жертву.  Во
избежание огласки он решил без суда Линча расправиться самому с негром.
   Что же касается до плана Чезаре убить капитана и  завладеть судном,  то
исполнение  его  Чезаре  решил  отложить,  ввиду  того  что  капитан  теперь
предупрежден и, следовательно, удвоит бдительность.
   И Чезаре рассчитывал, что лучше завладеть "Динорой" на обратном пути из
Австралии.  Тогда  добычи будет больше,  так  как  капитан получит деньги за
груз.
   Все матросы,  за исключением боцмана, Чайкина и Бутса, были посвящены в
дело,  задуманное Чезаре,  и  вполне ему  сочувствовали,  предоставив только
Чезаре главное: убить капитана.
   И  Чезаре почти не  сомневался,  что это дело увенчается успехом,  если
только удастся как-нибудь подсторожить капитана и  напасть на него врасплох,
всадив ему в живот нож.
   А штурман Гаук под угрозой быть выброшенным за борт, конечно, примет на
себя управление "Динорой" и доведет бриг к берегу,  чтобы,  потопивши судно,
можно было безопасно добраться на шлюпках.
   Мысли  об  исполнении этого  плана не  покидали Чезаре с  самого выхода
"Диноры" из Сан-Франциско,  а  в последние дни владели им еще сильней,  и он
злился, что благодаря Саму надо отложить свое намерение.
   Но в эту ночь Чезаре занят был главным образом Самом.
   А  ночь  была  чудная  теплая и  нежная.  Мириады звезд  ласково мигали
сверху.
   В такую ночь всякого человека охватывает доброе,  хорошее настроение, и
преступные мысли, казалось, не могут закрадываться в голову.
   Но  Чезаре давно уже очерствел сердцем и,  ожесточенный за  свои личные
неудачи, давно уже озверел и, подобно зверю, жил инстинктами.
   И он чуть слышно подкрался к Саму.
   Тот сладко всхрапывал во сне.
   Тогда Чезаре сильным ударом руки хотел столкнуть Сама за борт.
   Но Сам внезапно проснулся и каким-то чудом удержался.
   Повернув голову,  он увидал Чезаре, понял в чем дело и, в свою очередь,
уцепился своими могучими руками за горло испанца.
   Несколько секунд между ними шла глухая борьба,  и  вслед за  тем Чезаре
полетел за борт...
   Через минуту за кормой раздался отчаянный крик о помощи.
   Чайкин вздрогнул от ужаса. Рыжий Бутс сказал:
   - А ведь это Чезаре за бортом!
   Гаук уже командовал убирать фок и  обстенить фор-марсель,  чтобы лечь в
дрейф.
   Крики раздавались сильнее и жалобнее.
   Они потрясли до глубины души Чайкина,  и  он,  весь охваченный внезапно
каким-то  необыкновенно сильным чувством,  не  рассуждая,  что  и  зачем  он
делает, подбежал к борту и бросился в океан спасать человека.
   Все только ахнули. Всегда хладнокровный Бутс изумленно пожимал плечами.
   А Гаук проговорил:
   - Чайк спятил с ума!
   И  с  этими  словами  сам  побежал  помогать матросам убирать паруса  и
спускать на воду большой ял.
   Капитан Блэк уже был наверху со своей собакой.
   Когда он узнал в  чем дело,  то направил бинокль за корму и  не отрывал
глаз.  Луна  светила вовсю,  и  Блэк разглядел быстро плывущего Чайкина и  в
некотором отдалении черную голову Чезаре.
   Когда ял был спущен и под управлением боцмана отправился в направлении,
указанном капитаном, Блэк проговорил, обращаясь к Гауку:
   - Если бы не этот дурак Чайк,  не стоило бы останавливаться и  спускать
шлюпки из-за этого мерзавца Чезаре.
   - И  я  того же мнения,  капитан.  Но из-за Чайка можно и остановиться,
сэр. Хороший матрос Чайк...
   - Только дурак...  Нашел,  кого спасать.  И  как  тот  упал за  борт...
Кажется, трусливая каналья.
   - Верно, заснул, капитан, и как-нибудь со сна...
   - Странно... Позовите Сама!
   Когда явился Сам,  капитан по его испуганной физиономии догадался,  что
тут не без его участия дело, и спросил:
   - Ты не видал, как упал Чезаре?
   - Не видал, капитан.
   И капитан более не спрашивал, рассчитывая узнать причину падения Чезаре
потом, когда Сам явится тайно в его каюту.
   А Чайкин,  бывший хорошим пловцом,  не спеша плыл "саженками", рассекая
небольшие  волны,   на  крик,  не  перестававший  раздаваться  среди  тишины
беспредельного океана.  Наконец он был в  нескольких саженях от Чезаре и как
раз  вовремя.  Испанец,  плохо  плававший и,  кроме того,  от  испуга совсем
растерявшийся,  видимо,  уже  терял силы и  отчаянно барахтался в  воде,  не
переставая кричать.
   - Hallo!  Hallo!  -  крикнул Чайкин,  желая подбодрить Чезаре. - Сейчас
помогу вам!
   Этот  крик,  раздавшийся совсем  близко,  пробудил в  Чезаре надежду на
спасение,  и  он старался разглядеть,  кто это мог броситься в океан,  чтобы
спасти его.  Он вполне был уверен, что ради него не спустят даже шлюпки, что
капитан рад будет отделаться от  него и  оставит его на  съедение акулам,  и
вдруг нашелся человек, который рискнул жизнью, чтобы спасти такого человека,
как он.
   "Ужели это правда... Но где же, где же этот спаситель?"
   - Ну, вот и я, Чезаре! - воскликнул, подплывая, Чайкин.
   - Вы?  -  выговорил Чезаре,  изумленный,  что человек,  которого он  не
терпел и которого чуть было не задушил, не заступись Бутс, его же спасает.
   Ничего подобного ведь он не видел в жизни, и сам он не рискнул бы ничем
для другого... А этот тщедушный матрос...
   - Я  самый.  Не бойтесь,  Чезаре...  Ложитесь на спину,  а  я  вас буду
поддерживать, пока не подойдет шлюпка.
   - И шлюпка... Значит, я буду жив?..
   И  на лице Чезаре вместе с  выражением радости мелькнуло что-то мягкое,
заменившее жестокость его лица.
   Он послушно лег на спину,  а  Чайкин,  держась около,  его поддерживал,
взглядывая на бриг с обстененными парусами, покачивавшийся недалеко.
   - Вот и шлюпка отвалила! - проговорил Чайкин.
   - Отвалила?.. Идет сюда?..
   - Сюда.
   - Кричите, Чайк... Кричите, прошу вас... Будем кричать вместе, а то...
   И Чезаре стал дико кричать.
   - Чего вы боитесь?.. Со шлюпки заметили нас...
   - А акулы... Вы их разве не боитесь, Чайк?..
   При мысли об акулах и Чайкин пришел в неописуемый ужас.
   И  он  начал  кричать,  думая криком поторопить шлюпку,  и,  охваченный
страхом, ждал, что вот-вот его за ногу схватит акула и увлечет в глубину.
   "Господи, спаси!" - мысленно молился он.
   Шлюпка приближалась. Это увидел Чезаре и смолк. Смолк и Чайкин.
   - А Сам в шлюпке? - спросил вдруг Чезаре.
   - Сама нет...
   - Большой мерзавец этот Сам!  Знайте это,  Чайк.  После я расскажу... А
вы...  вы, Чайк, спасли мне жизнь, а я хоть и большой негодяй, никогда этого
не забуду... Верьте этому! - прибавил Чезаре, и голос его чуть-чуть дрогнул.
   В эту минуту подошел ял, и обоих матросов подняли на шлюпку.
   Гребцы с удивлением смотрели на Чайкина.
   А боцман сказал, подавая ему фляжку с ромом:
   - Выпейте, Чайк... Оно полезно после ванны...
   И тихо прибавил, крепко пожимая Чайкину руку:
   - Вы вполне джентльмен, Чайк!
   Чайкин отпил из фляжки и передал ее Чезаре. Тот жадно прильнул к ней.
   - Счастливый вы,  Чезаре! - насмешливо обратился к нему боцман, отнимая
у него флягу...
   - Какое счастье, когда вы не дали сделать нескольких глотков.
   - Будет с вас, я не про то хотел сказать.
   - А про что?
   - Не будь на "Диноре" вот этого молодца,  - указал боцман на Чайкина, -
не  пить  бы  вам  никогда рому...  Впрочем,  кому быть повешенным,  тот  не
утонет... Вы - живое доказательство! - смеясь прибавил боцман.
   Засмеялись и другие.
   Когда ял  вернулся к  бригу и  был поднят,  Чезаре сконфуженно вышел на
палубу и был встречен следующими словами капитана:
   - Если вы  опять доставите мне удовольствие упасть за борт,  то знайте,
что шлюпки за вами не пошлю...
   И, обратившись к Чайкину, прибавил:
   - А  вам,  Чайк,  не  советую впредь  спасать таких  джентльменов,  как
Чезаре.  Он  еще покажет вам свою благодарность,  эта испанская собака!  Ну,
тогда  уж  я  с  ним  сам  рассчитаюсь.   Пусть  он  это  знает!   А  теперь
переоденьтесь, и к своему делу!
   Через  несколько минут "Динора" снова плыла прежним курсом,  и  капитан
спустился к себе.
   Разошлись и  подвахтенные.  Внизу они  еще  несколько минут толковали о
происшествии.  Удивлялись, как это Чезаре мог свалиться за борт, и еще более
удивлялись поступку Чайкина.
   Ни  одна душа не  знала о  столкновении Чезаре и  Сама,  и  Чезаре всем
объяснял,   что  свалился  за  борт,   бывши  сонным.  Сам  тоже  ничего  не
рассказывал.
   Вахтенные  снова   задремали.   Заснул   и   Чезаре,   примостившись  у
марса-фальной кадки.
   Но сидевший на носу Сам не смыкал глаз. Он, видимо, находился в большом
беспокойствии и при малейшем шорохе пугливо озирался.
   Чайкин опять  занял  свое  место  у  штурвала рядом со  своим подручным
Бутсом.
   Несколько времени рыжий Долговязый молчал и наконец сказал:
   - Знаете ли что, Чайк?
   - Что?
   - Вы большой чудак,  я  вам скажу,  и  я вас очень уважаю,  но только я
согласен с капитаном.
   - Насчет чего?
   - А  насчет того,  что рисковать жизнью за такого негодяя,  как Чезаре,
очень глупо.
   - Да ведь и он человек... Как вы полагаете, Бутс? - спросил Чайкин.
   - То-то,  что очень мало похож на человека. Помните, Чайк, как подло он
дрался с вами?
   - Помню. Душил было... И если бы не вы...
   - Он бы вас задушил...  Это весьма вероятно.  Так какой же это человек,
Чайк?
   - Такой  или  другой,  а  все-таки...  жалко  человека!  -  с  каким-то
упорством добродушия настаивал Чайк.
   - Так вы спасли бы и вашего старшего офицера, который вас драл на вашем
клипере и заставил остаться в Америке?
   Чайкин на секунду задумался и потом уверенно ответил:
   - Я думаю, спас бы.
   - Чтобы он вас, Чайк, снова порол? - насмешливо спросил янки.
   Этот вопрос несколько смутил Чайкина.
   - Это,  верно,  у русских такая нелепая доброта, Чайк! А все-таки я вас
за это люблю, Чайк, хотя бы не выбрал вас в президенты... И знаете ли что?
   - Что, Бутс?
   - Непременно бросайте "Динору" и пойдем вместе искать золото...  Тут на
"Диноре" просто-таки страшно и быть...  И Чезаре,  и Сам, и другие... И этот
Блэк...  Поверьте,  что тут что-нибудь да случится... Матросы взбунтуются, и
кончится  дело  тем,   что  выбросят  Блэка  за   борт  или  Блэк  застрелит
одного-двух...  Мне уж  давно кажется,  что Чезаре что-то  замышляет...  Так
лучше бросить "Динору"... Так, что ли, Чайк?
   Но Чайкин колебался.
   Ему не  нравилось на  "Диноре",  но и  заниматься совсем незнакомым ему
делом  было  страшновато.  И  он  рассчитывал,  вернувшись в  Сан-Франциско,
поискать "сухопутного" места, где-нибудь около земли, по крестьянскому делу,
которое больше всего манило его.
   - Страшно, Бутс! - ответил он.
   И  Долговязый стал  снова  убеждать  Чайкина,  обещая  ему,  что  через
несколько месяцев они  вернутся во  Фриски  не  матросами,  а  пассажирами I
класса на отличном пароходе и богатыми людьми. Тогда Чайк может купить ферму
и делать на ней что ему будет только угодно...
   Начинало рассветать.
   Солнце  медленно  и  торжественно выплывало  из  своих  пурпурных  риз,
заливая  небосклон  переливами  самых  нежных  красок.   Все   вокруг  вдруг
осветилось радостным светом наступившего чудного утра.
   Океан словно бы  потерял свою  ночную таинственность и  тихо и  ласково
рокотал, покачивая на своей мощной груди маленькую "Динору".
   Чайкин  и   Бутс  любовались  восходом,   и   оба   почти  одновременно
проговорили:
   - Как хорошо!
   А  Гаук в  эту минуту всматривался в  горизонт,  не  отрывая бинокля от
глаз, и вдруг проговорил, обращаясь к рулевым:
   - Поздравляю вас, Чайк и Бутс!
   - С чем? - спросили оба.
   - С берегом.
   - А разве виден?
   - То-то сейчас открылся,  и, если ветер не переменится, завтра будем на
якоре в Сиднее. Только вы, Чайк, берега не увидите.
   - Почему?
   - Едва ли капитан кого-нибудь отпустит. Нам предстоит много работы.


2

   На следующий день перед заходом солнца "Динора" пришла в Сидней и стала
на якорь в порядочном расстоянии от берега.
   К вечеру пароход подвел на буксире баржи,  и тотчас же началась спешная
выгрузка.
   Капитан действительно объявил,  что никого не отпустит на берег. Только
Бутс, как нанявшийся исключительно на один переход, имел право оставить бриг
по окончании выгрузки.
   Бутс  не  переставал сманивать Чайкина остаться в  Сиднее,  чтобы потом
отправиться в  глубь страны искать золота,  и Чайкин наконец решился просить
рассчитать  его  и  отпустить  с  брига.  Причиталось ему  около  пятидесяти
долларов, и с этими деньгами он рассчитывал обернуться первое время.
   Но штурман,  к  которому Чайкин обратился с  этою просьбой,  решительно
объявил ему, что капитан Блэк не отпустит Чайка.
   - Но я не подписывал бумаги! - старался объяснить Чайкин.
   - Все равно.  Не отпустит и  не даст расчета.  У него,  видите ли,  уже
готов давно новый груз.  Он торопится взять его и  уходить.  Будем грузиться
день и ночь.  И то мы запоздали. А надо еще вытянуть такелаж. Он ослаб после
шторма. Работы по горло, и некогда искать нового м