Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
ериндж. Но это "что-то" было окутано тайной. Оттуда
внезапно появлялись вещи, которых раньше не было. Куры, пуарки и кошки,
никогда раньше здесь не бывавшие, имели обыкновение вдруг появляться на
плантации Мериндж. Однажды произошло даже вторжение странных четвероногих,
рогатых и волосатых существ, образы которых запечатлелись в его мозгу. В
человеческом словаре им соответствовало слово "козы".
То же происходило и с неграми. Они появлялись внезапно, неведомо
откуда и разгуливали по плантации Мериндж, высокие, с повязками на бедрах
и с костяными палочками, продетыми в носу. Мистер Хаггин, Дерби и Боб
назначали им работу. Их появление совпадало с прибытием "Эренджи", и это
казалось Джерри делом само собой разумеющимся. Он над этим не задумывался,
отметив только, что их случайное исчезновение за пределами плантации точно
так же совпадало с отплытием "Эренджи".
Джерри не допытывался о причине этих появлений и исчезновений. В его
золотисто-рыжей голове никогда не появлялось желания полюбопытствовать и
постараться разрешить тайну. Он принимал ее точно так же, как принимал
сырую погоду и тепло солнечных лучей. Так делалось в той жизни и в том
мире, которые он знал. Он смутно о чем-то подозревал, кстати, это
подозрение соответствует неясному представлению человека о тайнах
рождения, смерти и потустороннего, - тайнах, которые человек до конца
раскрыть не может.
Быть может, кеч "Эренджи", торговое судно, набиравшее негров-рабочих
на Соломоновых островах, был для Джерри такою же таинственной лодкой,
связывающей два мира, какою в былые времена казалась людям лодка Харона,
перевозившая через Стикс. Люди приходили из ничего. В ничто они и уходили.
А приходили и уходили они всегда на "Эренджи".
И в это добела раскаленное тропическое утро к "Эренджи" в вельботе
направлялся Джерри, сидя под мышкой у своего мистера Хаггина; на берегу
Бидди выплакивала свое горе, а непосредственный Майкл своим лаем посылал в
неизвестное вечный вызов юности.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Чтобы перейти с вельбота на низкий борт "Эренджи", нужно было сделать
только шаг; Том Хаггин, все еще держа под мышкой Джерри, легко переступил
на палубу через шестидюймовые поручни из тикового дерева. На палубе
толпились люди. Эта оживленная толпа заинтересовала бы всякого человека,
не привыкшего к путешествиям, как заинтересовала Джерри, но для Тома
Хаггина и капитана Ван Хорна она являлась лишь привычным явлением
повседневной жизни.
Палуба была маленькая, ибо "Эренджи" вообще был маленьким судном. Это
была прогулочная яхта из тикового дерева, с латунными украшениями,
скрепленная по углам медью и железом, с медной обшивкой, как у военного
судна, и бронзовым килем. Позже ее продали на Соломоновы острова для охоты
"за черной птицей", или ловли негров. На языке закона эта охота называлась
достойно - "вербовкой".
"Эренджи" занимался вербовкой негров и отвозил захваченных каннибалов
с отдаленных островов на новые плантации, где белые люди превращали
туманные и ядовитые болота и джунгли в густые рощи стройных кокосовых
пальм. Две мачты "Эренджи" из орегонского кедра были так выскоблены и
напарафинены, что сияли на солнце, как коричневые опалы. Под парусами
"Эренджи" шел великолепно и подчас с такой скоростью, что капитан Ван
Хорн, его белый помощник и команда из пятнадцати негров едва могли
справиться с работой. В длину судно имело шестьдесят футов, а палубные
надстройки не ослабляли подпалубных бимсов. Единственными отверстиями, для
которых, однако, не пришлось распиливать бимсы, были люки в главную и
капитанскую каюты, люк на носу, на крохотном баке, и маленький люк на
корме, ведущий в кладовую.
И на такой маленькой палубе находились, помимо команды, "обратные"
негры с трех отдаленных плантаций. Под словом "обратные" подразумевалось,
что они отработали свои три года и, согласно контракту, их отвозили в
родные деревни на диком острове Малаита. Из них двадцать человек - все
знакомые Джерри - были из Меринджа; тридцать прибыли из Бухты Тысячи
Кораблей, с островов Руссель; остальные двенадцать ехали из Пендерфрина на
восточном берегу Гвадалканара. Кроме чернокожих - а все они были на
палубе, переговариваясь на своем странном языке, напоминавшем птичье
щебетание, - тут же находились и двое белых: капитан Ван Хорн и его
помощник датчанин Боркман - всего семьдесят девять человек.
- А я уж думал, что в последний момент у вас не хватит мужества, -
приветствовал Хаггина капитан Ван Хорн. Глаза его радостно вспыхнули при
виде Джерри.
- Похоже было на то, - ответил Том Хаггин. - Только для вас я мог это
сделать. Джерри - лучший из всех щенят, не считая, конечно, Майкла. Только
эти двое и остались, а пропавшие были ничуть не хуже. Кэтлин была славная
собака, вылитая Бидди, если б осталась жива... Вот, берите его!
Он торопливо передал Джерри в руки Ван Хорна и, отвернувшись, зашагал
по палубе.
- Если с ним приключится беда, я вам этого никогда не прощу, шкипер,
- резко бросил он через плечо.
- Раньше им придется голову с меня снять, - усмехнулся шкипер.
- И это, старина, может случиться, - проворчал Хаггин. - Мериндж в
долгу перед Сомо, четыре головы остались здесь: трое умерли от дизентерии,
а четвертого на прошлой неделе придавило дерево. К тому же он был сыном
вождя.
- Да. И "Эренджи" ответит перед Сомо еще за две головы, - кивнул Ван
Хорн. - Помните, в прошлом году на юге парень по имени Гаукинс погиб со
своим вельботом в проливе Арли? - Хаггин, направлявшийся вдоль палубы,
кивнул головой. - Двое из его команды были из Сомо. Я их завербовал для
плантации Уги. С вашими ребятами это выходит шесть голов. Но что за беда?
В одной приморской деревне на подветренном берегу за "Эренджи" числится
восемнадцать. Я их завербовал для Аоло; а так как они знали морское дело,
то их и посадили на "Москита", а "Москит" погиб на пути в Санта-Крус. Они
там на подветренном берегу уже котел приготовили... Ей-богу, парень,
который сможет добыть мою голову, станет вторым Карнеги*. Деревня собрала
сто пятьдесят свиней и бессчетное количество раковин, которые идут для
обмена тому, кто поймает и выдаст меня.
_______________
* Кїаїрїнїеїгїи, Эндрью - американский мультимиллионер (1835 -
1919), автор книг, в которых он рекламирует американский образ жизни.
- Пока что не поймали, - фыркнул Хаггин.
- А я не боюсь, - беззаботно откликнулся тот.
- Вы говорите, как бывало, говаривал Арбекл, - заявил Хаггин. - Я не
раз слышал его разглагольствования. Бедняга Арбекл!.. Самый надежный и
самый осторожный парень, какой когда-либо имел дело с неграми. Он никогда
спать не ложился, не разбросав по полу гвоздей, или если их не было, то
смятых газет. Помню, жили мы с ним на Флориде под одной крышей; ночью
большой кот погнался за тараканом и загнал его в бумагу. А Арбекл сейчас
же пиф-паф, пиф-паф, - шесть раз выстрелил из своих двух больших
револьверов. Дом продырявил, как решето, и кота убил! Он умел стрелять в
темноте, без прицела: собачку спускал указательным пальцем, а большой
палец держал на дуле. Э, нет, приятель! На что уж был молодчина...
Казалось, не родился еще негр, который ухитрился бы снять с него голову. А
все-таки они его заполучили. Да, заполучили. На четырнадцать лет его
хватило. А прикончил его повар. Ударил топором перед самым завтраком. Я
хорошо помню наше второе путешествие в джунгли за его останками.
- Я видел его голову после того, как вы ее передали комиссару в
Тулаги, - добавил Ван Хорн.
- И такое спокойное, мирное лицо у него было и та же улыбка, какую я
видел тысячу раз. Голова высохла над костром... А все же они его
заполучили, хоть им и понадобилось для этого четырнадцать лет. Многие
отправляются на Малаиту и некоторое время удерживают голову на плечах,
но... повадился кувшин по воду ходить - там ему и голову сломить.
- Но козыри-то на руках у меня, - настаивал капитан. - Чуть запахнет
бедой, я иду прямо к ним и объясняю, как и что. Они не могут понять, в чем
тут дело. Думают, что у меня есть какое-то сильное волшебное зелье.
Том Хаггин неожиданно протянул руку и попрощался, стараясь не
смотреть на Джерри, которого держал Ван Хорн.
- Следите за моими "обратными", - предостерег он, спускаясь в
вельбот, - следите, пока не высадите на берег последнего из них. У них нет
основания любить Джерри и всю его породу, а мне будет противно, если он
погибнет от руки черного. А ночью, в темноте, его могут отправить за борт.
Не спускайте с них глаз, пока не разделаетесь с последним.
Видя, что мистер Хаггин покидает его и отплывает в вельботе, Джерри
беспокойно завертелся и тихонько заскулил. Капитан Ван Хорн теснее прижал
его к себе и погладил свободной рукой.
- Не забудьте об условии! - крикнул Том Хаггин. - Если с вами
что-нибудь случится, Джерри должен вернуться ко мне.
- Я напишу распоряжение и спрячу его вместе с судовыми документами, -
отозвался Ван Хорн.
Среди многих слов, которые знал Джерри, он знал и свое собственное
имя. В разговоре двух белых оно повторялось несколько раз, и Джерри понял,
что речь идет о чем-то неопределенном и ужасном, надвигающемся на него. Он
еще энергичнее заерзал, и Ван Хорн опустил его на палубу. Джерри прыгнул к
поручням с такой быстротой, какую трудно было ожидать от неуклюжего
шестимесячного щенка, и попытка Ван Хорна остановить его не увенчалась бы
успехом, если бы Джерри не отступил перед водой, лизавшей борт "Эренджи".
Он вспомнил о табу. Его остановил образ плавучего бревна, какое было вовсе
не бревном, а чем-то живым. Не рассудок заговорил в нем, а запрет,
вошедший в его плоть и кровь.
Он присел на свой обрубленный хвостик, поднял к небу золотистую
мордочку и в отчаянии залился протяжным щенячьим воем.
- Ничего, Джерри! Возьми себя в руки и будь мужчиной! - успокаивал
его Ван Хорн.
Но утешить Джерри было не так легко. Хотя Ван Хорн, несомненно, был
белокожим богом, но это был не его бог. Его богом был мистер Хаггин, и к
тому же высшим богом. Это ощущал Джерри, даже совершенно о том не думая.
Его мистер Хаггин носил штаны и ботинки. А бог, стоявший подле него на
палубе, был одет скорее как чернокожий. Штанов он не носил и ходил
босиком. Мало того: вокруг бедер у него, как и у всякого чернокожего, была
обмотана яркая набедренная повязка, которая спускалась, как юбка, почти до
самых его колен.
Капитан Ван Хорн был красив, хотя Джерри этого не понимал. Несмотря
на то, что он родился в Нью-Йорке, он походил на голландца, выступившего
из рамы рембрандтовского портрета. И предки его жили там же еще в те
времена, когда Нью-Йорк был не Нью-Йорком, а Новым Амстердамом.* На Ван
Хорне была шестипенсовая белая бумажная рубашка, прикрывавшая торс и пояс,
на котором болтались кисет с табаком, нож в ножнах, патронные обоймы и
большой автоматический револьвер в кожаной кобуре. Костюм его завершала в
рембрандтовском стиле заломленная набекрень мягкая шляпа.
_______________
* Нїьїю-Йїоїрїкї бїыїл... Нїоївїыїмї Аїмїсїтїеїрїдїаїмїоїм. -
Территория, на которой расположен нынешний Нью-Йорк, была еще до
английской колонизации этой части Америки заселена голландскими
колонистами. Захватив ее в конце XVII века, англичане назвали Новый
Амстердам Нью-Йорком.
Бидди, притихшая было на берегу, услышала визг Джерри и снова подняла
вой. А Джерри примолк на секунду, чтобы прислушаться, и услыхал, как Майкл
бешено лает подле нее; и увидал Джерри, что высохшее его ухо по
обыкновению упорно стоит торчком. Когда же капитан Ван Хорн и помощник
Боркман отдали распоряжение поднять грот и контр-бизань, Джерри излил всю
свою скорбь в отчаянном вое, по поводу которого на берегу Боб заявил
Дерби, что это - "величайшее вокальное упражнение", какое он когда-либо
слышал от собаки, и будь голос чуточку ниже, Карузо* нечем было б
похвалиться перед Джерри. Но Хаггин не мог вынести этого, едва высадившись
на берег, он свистнул Бидди и быстро зашагал прочь.
_______________
* Кїаїрїуїзїо, Энрико (1873 - 1921) - известный итальянский
певец, популярный в США после своих гастролей в Нью-Йорке.
При виде удалявшейся матери Джерри еще более уподобился Карузо, чем
доставил величайшее удовольствие негру из Пендефрина, стоявшему подле. Он
захохотал, поддразнивая Джерри пискливым фальцетом, напоминавшим скорее
птичьи звуки обитателей джунглей, чем голос человека - человека настоящего
и, следовательно, бога. Это подействовало, как превосходное противоядие.
Джерри был охвачен негодованием - какой-то чернокожий смеется над ним! - и
через секунду его щенячьи зубы, острые, как иглы, оставили на голой икре
пораженного негра длинные параллельные царапины, из которых сейчас же
брызнула кровь. Чернокожий поспешно отскочил, но в Джерри была кровь
Терренса Великолепного, и, подобно своему отцу, он прыгнул вперед и
расцветил другую икру красноватым узором.
Якорь был поднят, передние паруса поставлены. Капитан Ван Хорн,
зоркие глаза которого не упустили ни одной детали происходившего, отдал
распоряжение чернокожему рулевому и повернулся, чтобы похвалить Джерри.
- Валяй, Джерри! - поощрял он. - Хватай его! Вали! Кусай его! Хватай!
Чернокожий, защищаясь, лягнул Джерри, но тот прыгнул вперед, вместо
того чтобы отскочить в сторону, - еще один прием, унаследованный им от
Терренса, - ускользнул от голой пятки и отпечатал новую серию красных
линий на черной ноге. Это было уже слишком, и негр, боясь скорее Ван
Хорна, чем Джерри, повернулся и кинулся на нос, ища спасения на груде
ли-энфильдских ружей, которые были сложены на люке каюты и охранялись
одним из матросов. Джерри бушевал около люка, прыгая и крутясь вокруг,
пока капитан Ван Хорн не отозвал его.
- Этот щенок - славный охотник за неграми, славный охотник, - сообщил
Ван Хорн Боркману, наклонившись, чтобы погладить Джерри и выразить ему
свое одобрение.
А Джерри под ласкающей рукой бога, правда, не носившего штанов, забыл
на секунду постигшую его судьбу.
- Лев, а не собака, он скорее похож на эрдельтерьера, а не на
ирландского, - говорил Ван Хорн своему помощнику, продолжая гладить
Джерри. - Посмотрите, какой он крупный. Посмотрите, какая у него кость.
Вот это грудь! А какая выносливость! Из него выйдет славная собака, когда
он подрастет. По лапам видно.
Джерри внезапно вспомнил о своем горе и бросился через палубу к
поручням, чтобы в последний раз взглянуть на Мериндж, уменьшавшийся с
каждой секундой. В эту минуту порыв юго-восточного пассата надул паруса, и
"Эренджи" накренился. Джерри, тщетно цепляясь за гладкую поверхность,
чтобы удержаться, скользя, покатился по палубе, наклонившейся под углом в
сорок пять градусов. Он долетел до основания бизань-мачты, а капитан Ван
Хорн, зорким глазом моряка заметив прямо по носу коралловый риф,
скомандовал:
- Руль под ветер!
Боркман и чернокожий рулевой повторили его слова, и с поворотом
штурвала "Эренджи" быстро повернулся по ветру и выровнялся.
Джерри, все еще поглощенный Меринджем, воспользовался тем, что палуба
пришла в горизонтальное положение, и, оправившись, пополз к поручням. Но
ему не удалось добраться до цели: раздался треск блока грота-шкота,
скользнувшего по крепкому бугелю, и грот, перекинутый ветром, с бешеной
скоростью пронесся над головой Джерри. Он избег опасности, сделав дикий
прыжок, - такой же прыжок сделал и Ван Хорн, бросившийся к нему на помощь,
- и очутился как раз под грота-гиком; огромный парус высился над ним,
словно готовясь рухнуть на него и сокрушить.
Это было первое знакомство Джерри с парусами. Он не был знаком со
зверями и не знал их повадок, но когда был еще крохотным щенком, в памяти
его запечатлелся образ ястреба, свалившегося на него с неба. Теперь под
угрозой этого колоссального чудовища он припал к палубе. Над ним, падая,
как стрела, из синевы, навис крылатый ястреб, неизмеримо больше того, с
каким ему пришлось раньше встретиться. Но, припадая к земле, Джерри отнюдь
не пытался спрятаться. Съежившись и собирая все силы, он готовился к
прыжку, чтобы встретиться на полпути с этим грозным чудовищем.
Через секунду вторично раздался треск блока на бугеле, и грот
пролетел мимо. Джерри прыгнул, но не увидел даже тени паруса.
Ван Хорн наблюдал за ним. Раньше ему приходилось видеть, как молодые
собаки буквально до безумия пугались при первой встрече с парусами,
закрывающими собой небо и грозно свисающими вниз. Джерри был первой
собакой, бесстрашно прыгнувшей с оскаленными зубами, чтобы вступить в бой
с чудовищным Неизвестным.
С неподдельным восхищением Ван Хорн поднял Джерри на руки и прижал к
себе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Джерри на время совсем позабыл о Мериндже. Он хорошо помнил, что у
ястреба были острые когти и клюв. За этим грохочущим в воздухе чудовищем
нужно было следить. И Джерри, приседая для прыжка и упорно стараясь
удержаться на скользкой, накреняющейся палубе, не спускал глаз с грота и
тихонько ворчал при каждом намеке на движение с его стороны.
"Эренджи" шел по узкому каналу между коралловыми рифами, против
свежего пассатного ветра. Это вызывало необходимость лавировать, и грот
наверху то и дело перелетал с левого галса на правый и обратно, производя
шум, напоминающий взмах крыльев; рифы хлестали, а блок громко трещал на
бугеле. Несколько раз, когда грот проносился над головой, Джерри бросался
на него, готовый вцепиться; его чистые щенячьи зубы были оскалены и
блестели на солнце, как драгоценные безделушки из слоновой кости.
Каждый прыжок кончался неудачей, и Джерри пришел к определенному
выводу. Следует, между прочим, отметить, что этот вывод, несомненно,
являлся результатом мыслительного процесса. Из наблюдений над предметом,
все время ему угрожавшим, из ряда своих нападений он вывел заключение, что
этот предмет ему не вредит и даже не приходит с ним в соприкосновение. Он
понял, что это не столь опасная вещь, какою она сначала ему показалась.
Быть может, не мешает ее остерегаться, хотя в его классификации она уже
заняла свое место в ряду предметов, которые казались страшными, но в
действительности таковыми не были. Таким же путем он научился не бояться
рева ветра среди пальм, когда лежал на веранде дома, и атаки волн, с
шипением разбивавшихся в кипящую пену и брызги на берегу, у самых его ног.
Не раз в течение дня Джерри весело, небрежно, чуть ли не
юмористически поглядывал на грот, когда тот проносился мимо. Но больше он
уже не припадал к палубе и не прыгал. Это был первый урок, и он быстро его
усвоил.
Покончив с гротом, Джерри мысленно вернулся к Меринджу. Но никакого
Меринджа не было; не было Бидди, Терренса и Майкла на берегу; не было ни
мистера Хаггина, ни Дерби, ни Боба; не было ни берега, ни земли с пальмами
на переднем плане и далекими горами, вечно вздымающими к небу свои зеленые
вершины. Где бы он ни стоял, положив передние лапы на шестидюймовые
поручни, на правом или на левом борту, на носу или на корме, всюду он
видел только волнующийся океан, который под напором пассата мирно и
ритм