ару минут, и не
очень огорчились, когда нас высадили на какой-то развилке. Но здесь
пришлось ждать несколько часов. Стоять на одном месте было скучно, и мы
потихоньку двинулись пешком. Немедленно полил дождь, который кончился лишь
тогда, когда мы вымокли с головы до ног. Потом вышло солнце, и дорога,
казалось, вот-вот зашипит в облаках пара. Мы уныло тащились вперед по
холмистым полям, пока нас не подобрал очередной частник. Будучи выходцем с
Тринидада, он знал полукреольский английский, так что мы весело болтали,
пока впереди не появились соборы и крепостные башни Куманы.
   В нашем отеле мест не было, и мы переночевали в соседнем бардаке между
дискотекой и весело журчащим унитазом. Я узнал о себе много нового, когда
утром пытался оторвать Юльку от подушки. Целый день мы мчались по
прекрасному шоссе на юг, и на закате достигли моста через широ-кую мутную
Ориноко.
   Вообще-то в Венесуэле, да и почти во всех других странах континета,
автобусное сообщение просто прекрасное. Можно в любое время уехать куда
угодно, хоть из Колумбии в Чили. Но в каждой стране есть какая-то местная
особенность, которая в той или иной степени отравляет все удовольствие. В
Венесуэле это музыка.
   Мы с Юлькой очень любим музыку, но только хорошую, а здесь слушают
нечто среднее между нашими блатными песнями, "Ласковым маем" и маршами
30-х годов. При этом шофер непременно вешает в автобусе несколько
динамиков и включает звук на такую громкость (особенно ночью, чтобы не
уснуть за рулем), что даже с заткнутыми ватой ушами через час лезешь на
стену. Самое удивительное, что пассажирам нравится, а вот мы так и не
сумели понять, чем отличается одна песня от другой.
   Центральная Венесуэла - это страна llanos (йянос), сухих высокотравных
саванн с рощицами деревьев и бесконечными стадами скота. Раньше они
доходили на юг примерно до Ориноко, но теперь простираются до самого
подножия Гвианского нагорья. Кроме некоторых птиц и грызунов, тут мало кто
водится. Поэтому уже на следующее утро мы занялись тем, как пробраться
дальше к югу, в сельву.
   Сьюдад Боливар (Боливарград) назван в честь родившегося здесь Симона
Боливара, освободившего Венесуэлу и соседние страны от владычества
Испании. В Венесуэле существует настоящий культ его личности, поэтому
бюсты "Освободителя" здесь встречаются чаще, чем памятники Ленину в СССР.
Подозреваю, впрочем, что он никогда не сумел бы победить, если бы Испания
не была ослаблена вторжением Наполеона. Боливар мечтал об объединении
стран континента, но они немедленно передрались между собой и продолжают
выяснять отношения по сей день.
   Городок жаркий и стоит на болоте, но здесь очень неплохо отдохнуть с
дороги, гуляя по узким улочкам и цветущим паркам. Особенно здорово на
холме, в старой части города, среди выкрашенных в земляничный, салатовый,
синий и белоснежный цвета колониальных домиков. К сожалению, крошечные
мошки Simulium, которые размножаются в прудах и речных заводях, переносят
речную слепоту (онхоцеркоз), так что на улицах полно людей с побелевшими и
уродливо вытаращенными глазными яблоками. Зато прямо в ботаническом саду
можно увидеть чертовых обезьян (Pitecia) с лицами, похожими на попки,
гигантских лягушек-быков (Rana catesbiana), пчел-плотников (Xylocopa)
размером с кулак и удивительных черепах-матамат (Chelus timbriatus),
маскирующихся под клубок водорослей, причем выросты на их морде похожи на
извивающихся червячков и привлекают мелких рыбок, тут же попадающих
черепахам в пасть.
   Отсюда до Канаймы на краю сельвы всего 200 км, но по разбитой грунтовке
почти никто не ездит, так что можно пройти весь путь пешком, так и не
дождавшись попутки. Я отправился в аэропорт, чтобы попробовать найти
самолет. На улице со мной разминулсь два типа, говоривших по-русски. Это
было так неожиданно, что я лишь через несколько шагов обернулся и окликнул
их: "Мужики!" Они остановились.
   - Ты русский, что ль?
   - А как вы догадались?
   Оказалось, что это механики, обслуживающие самолеты "АН" на местных
линиях.
   - Зайди в аэропорту в крайнюю левую комнату, - посоветовали они мне. -
Там сидит мужик, серб, он поменьше возьмет за самолет - если сумеешь
договориться.
   Высокий, интеллигентный серб поначалу запросил с нас 1000 долларов за
маленький самолетик. Но я рассказал ему пару баек о том, как мы,
российские братья, стоим на страже православной веры, и в конце концов
удалось договориться за 480, включая бензин, транспорт по реке дальше на
юг и питание на три дня.
   Назавтра нам пришлось встать в четыре утра. Летать на таких "комариках"
лучше до полудня, потому что потом появляются кучевые облака, и приходится
петлять между ними, чтобы избежать болтанки в восходящих потоках. Набрав
высоту, мы полетели точно на юг. Вскоре саванна с кольцами бутылочных
пальм (Maximiliana regia)
   вокруг спрятавшихся между холмами болот сменилась пятнами леса, и вдруг
мы оказались над окутанными водяной пылью водопадами на широкой мутной
реке. Описав крутой вираж, мы сели на аэродром Канаймы, откуда уже видны
затянутые облаками горы Гвианского нагорья.
   Всего десять лет назад Канайма была никому не известной индейской
деревушкой, но наплыв туристов превратил ее в райский уголок с уютными
отелями и рестораном. Мы чудом успели добраться сюда за несколько дней до
начала сезона, но все равно народу было очень много. Тем не менее в
пальмовом болотце на окраине поселка обнаружилась масса интересного, в том
числе ящерицы всех цветов радуги.
   Я сидел на краю болота, наблюдая за ящерками и колибри, как вдруг
словно порыв ветра пробежал по траве. Чем-то испуганные ящерицы
разбегались в разные строны:
   стремительно уносились изумрудные амейвы, прыгали с веток в воду бурые
василиски, прятались под бревна мелкие сцинки. Причина паники выяснилась
очень скоро: по тропинке хозяйской походкой шествовал полутораметровый
тейю (Tupinambus teguixin). Как и похожие на них настоящие вараны, тейю
очень сообразительны и легко различают даже неподвижного человека (в
отличие от, например, копытных млекопитающих). Поэтому он быстро заметил
меня и с неожиданной прытью удрал.
   Перекусив и искупавшись, мы сели в пирогу с подвесным мотором и, пройдя
под самым водопадом, пристали к другому берегу - точнее, к большому
острову между двумя рукавами реки. Полчаса по лесу - и перед нами второй
рукав с еще более красивым водопадом. Он называется Лягушачьим, потому что
вокруг водятся изумительно яркие желто-черные лягушки (Dendrobates). Между
стеной падающей воды и скалой остается узкий просвет, и можно, раздевшись,
пройти на другую сторону, посмотрев на водопад изнутри. Здесь растут
крошечные растения из семейства Podostomaceae - обитатели водопадов и
быстрых ручьев. Они так плотно прижимаются к камню, что больше напоминают
мхи или лишайники, и лишь приглядевшись, можно заметить крошечные цветки.
   Пройдя пару километров по саванне, мы снова сели в пирогу и помчались
вверх по реке. Плоские холмы, тянувшиеся по берегам, становились все выше,
и вскоре мы оказались среди совершенно ни на что не похожего ландшафта,
единственного в своем роде на Земле.
   Нас окружали тепуи - плато из темно-красного базальта высотой около
километра с вертикальными стенами и плоскими вершинами. Бесчисленные
водопады срывались с зазубренных обрывов плато, но многие из них из-за
огромной высоты не долетали до земли, рассеиваясь в воздухе. Густой лес
покрывал подножия тепуи и берега реки.
   Некоторые из плато были совсем небольшими и торчали на горизонте, как
гигантские зубы или пни чудовищных деревьев, другие тянулись на много
километров. В лесу не было видно ничего, лишь изредка срывался с ветки
зимородок или пара больших зеленых попугаев-амазонов с громкими криками
пролетала над лодкой.
   Река эта относится к "красным" (rios colorados) - вода в ней
прозрачная, красного цвета, а по поверхности плывут огромные комья пены
(они образуются из омываемых потоком корней "мыльного дерева" Sapindus).
Реки, текущие не с базальтовых, а с гранитных нагорий или из болот, обычно
имеют черную воду (rios negros), а те, которые стекают с равнин или
песчаниковых массивов, бывают мутными, светлыми (rios blancos).
   Когда-то эти плато, на многие из которых практически невозможно
взобраться, послужили Конан-Дойлю прообразом его "Затерянного мира". На
самом деле динозавров там нет (по крайней мере на тех тепуи, которые уже
исследованы), но есть много эндемичных растений и животных,
приспособившихся к сырому холодному климату.
   Я тогда надеялся, что в самом конце путешествия побываю в этом краю еще
раз и, пользуясь сухим сезоном, сбегаю на самое высокое из тепуи - Рорайму
(2810 м) на стыке границ Венесуэлы, Бразилии и Гайаны. К сожалению, пока
мне так и не удалось туда добраться, так что сам я о вершинах плато ничего
рассказать не могу. Но даже со стороны это пейзаж совершенно неземной
красоты, особенно в сезон дождей, когда тепуи то плывут, как острова, над
низким туманом, то таинственно вырисовываются сквозь пелену облаков, то
сверкают острыми гранями в высекающих из туч радуги солнечных лучах.
   Мы специально постарались попасть сюда в начале сезона дождей, когда
облака еще не закрывают горы, а в реках уже достаточно воды. Эти несколько
дней - лучшее время для вылазки к тому чуду, которое скрывается в самом
сердце нагорья, среди грозных скальных массивов и стремительных порожистых
рек.
   Вскоре на смену крошечным изящным стрижикам (Tachornis), носившимся
вдоль опушек, пришли такие же маленькие летучие мышки (Tyropteris). Днем
они прячутся в свернутых листьях нависающих над водой деревьев, а с вечера
порхают над водой.
   Ночевали мы в тот раз на острове Орхидей - небольшом островке между
речными протоками у подножия Аян-тепуи, одного из самых больших плато.
Орхидеи тут и вправду растут, но только карликовые - всего сантиметр
высотой. У меня перегорела лампочка в фонаре, поэтому побродить ночью по
лесу не удалось, но зато мы долго болтали с нашим проводником из местного
племени пемон.
   Интересная у парня биография: до двадцати лет он жил с родителями под
навесом из листьев на этом самом острове и ни разу не выбирался из леса,
разве что полгода прожил в Канайме, чтобы выучить в школе испанский. В
здешних реках мало рыбы (большинство рыб погибает от сапонинов, выделяемых
корнями мыльного дерева), а в лесу можно проходить несколько недель, ни
разу не увидев оленя или тапира. Так что жизнь была нелегкой. В языке
пемон нет числительных больше трех: видимо, у них никогда ничего не было
помногу. Но потом на Канайму обрушился вал международного туризма, и все
мгновенно изменилось: теперь он работает гидом, свободно болтает
по-английски, получает вполне приличную зарплату и летает в отпуск в
Каракас.
   Впрочем, цивилизация пока не испортила здешних индейцев: это отличные
ребята, веселые, спокойные и обаятельные, чем-то похожие на хоббитов. Мы
сразу подружились и все три дня продолжали подкалывать друг друга по
любому поводу.
   Наконец мы влезли в гамаки (до чего же здорово болтаться в гамаке,
словно банан!
   - заметил один из индейцев, вызвав взрыв хохота), и как раз начали
засыпать, но тут начался тропический ливень - один из трех настоящих
ливней за полгода, проведенных нами в Южной Америке. Сплошной поток воды
не менее двух часов грохотал по железному навесу над нашими головами.
Позже я нашел несколько сбитых дождем лемуровых лягушек (Phyllomedusa) -
они все еще держались за листочки, вместе с которыми упали с дерева. Я
тихо радовался, потому что предвидел, как подействует дождь на цель нашего
путешествия. Несмотря на грохот, к утру мы прекрасно выспались. Вообще мы
с Юлькой давно поняли, что устаем не от приключений, а от цивилизации.
   Вместе с нами на лодке плыли еще две парочки: туристы из Германии и
Англии.
   Немец - типичный "фриц", жена его на первый взгляд славянского типа, но
при ближайшем рассмотрении - словно персонаж плаката "арийская семья
провожает воина Люфтваффе на Восточный фронт". Английская чета тоже очень
характерная, типа "Темза, сэр!" Все это несколько напоминало анекдоты про
русского, немца и англичанина: смешные ситуации возникали без конца. Дело
в том, что испорченные женской эмансипацией европейцы относились к своим
спутницам просто как к приятелям: рюкзаки строго одинакового веса и так
далее. Немка и англичанка вскоре начали с отчаянной завистью смотреть на
Юльку, которая одна чувствовала себя настоящей женщиной. Ведь я понимал,
что ей приходится очень нелегко в таком долгом путешествии, и старался
заботиться о ней, как мог.
   Все началось еще в ресторане самообслуживания в Канайме. Я взял два
подноса и пошел за обедом, а Юлька осталась за столом. Немцы очень
удивились: "Ты что, не голодна?" "Не знаю, я так устала" - лениво
промурлыкала Юлька, положила голову на руки и задремала. Когда она
проснулась, перед ней уже стоял поднос со всякой вкуснятиной. Немец
смутился и беспокойно посмотрел на свою подругу. Когда же я вернулся из
второго рейса с фруктами и кофе, бедняга не выдержал и рысью помчался к
раздаче. Надо было видеть лицо Бригитты, когда ей притащили наполовину
расплескавшуюся чашечку кофе.
   Дальше все продолжалось в том же духе. Нам то и дело приходилось
выбираться из лодки и влезать обратно. Лишь на второй день мужики
научились у меня подавать руку даме, но все же только Юлька ходила налегке
- немка и англичанка тащили рюкзаки наравне с парнями, скрипя зубами от
злости. Мне очень хотелось перенести Юльку через какую-нибудь лужу, но я
все же проявил милосердие и не стал разрушать две довольно счастливые, по
западным понятиям, семьи.
   А вот для индейцев такое отношение к женщине было само собой
разумеющимся, и они с едва уловимым презрением смотрели на немца и
англичанина. В общем, лучше выходите замуж за индейца племени пемон, чем
за европейца.
   Утром следующего дня мы продолжали путь вверх по реке. Аян-Тепуи в
плане напоминает подкову, и нам надо было забраться глубоко внутрь. Первым
исследователем этого плато был летчик Анхель (Anjel). Он предполагал, что
золото, которым богаты реки края, выносится реками с вершин плато. Ради
золота он и пошел на сумасшедший риск, первым из европейцев проникнув в
1935 году на вершину тепуи с помощью маленького самолета. Он не был знаком
с торфяными болотами, встречающимися в прохладном климате наверху, и сел
на изумрудную "лужайку", в которой самолет тут же увяз. Анхелю с женой и
компаньоном пришлось две недели искать спуск из "Затерянного мира". Им
удивительно повезло - они наткнулись на единственную тропу, ведущую с
вершины к индейской деревушке на другой стороне. Они не нашли золота, но
зато открыли подлинное сокровище плато, к которому теперь добирались и мы.
При попытке вернуться на плато через год Анхель погиб.
   Река становилась все уже, и нам то и дело приходилось преодолевать
пороги. Это довольно острое ощущение, потому что пирога-долбленка кажется
очень неустойчивой (на самом деле они переворачиваются крайне редко), а
волны порой окатывают вас с головы до ног. Часа через два лодочник показал
в большое облако, клубившиеся впереди.
   - В хорошую погоду его видно вон там.
   Но пока "его" видно не было - на плато еще шел дождь, а над лесом лежал
туман.
   Мы пристали к берегу и долго шли по terra baja - затапливаемому лесу.
Сезон дождей только начался, и вода не успела подняться по-настоящему, но
все же большей частью тропа петляла по лужам и скользким бревнам. Наконец
мы вышли на terra firma, "твердую землю", где воды не бывает, и запрыгали
вверх по камням.
   Примерно через час мы вышли к обрыву и остановились.
   Прямо перед нами с края Аян-Тепуи обрушивался Анхель - самый высокий и
красивый в мире водопад (примерно вдвое выше Останкинской башни -1156 м).
Он падает с выступа плато, и можно подумать, что вода течет с вершины
гигантской скальной пирамиды. Форма скал настолько симметрична, что
кажется, будто это архитектурное сооружение - чем-то Анхель неуловимо
напоминает Кельнский собор. Благодаря ночному ливню с неба падала не
небольшая речка, как обычно, а могучий поток.
   Пройдя через несколько слоев облаков, тысячи тонн воды превращались в
пыль, так что мы мгновенно вымокли с головы до ног, хотя стояли довольно
далеко. Хорошо, что у нас хватило ума заранее раздеться. Ближе к подножию,
впрочем, вообще невозможно дышать.
   Поначалу мы видели только нижнюю часть, словно река летела прямо с
неба. Потом тучи разошлись, и поверх клубящегося тумана, освещенного
солнцем, проступил край плато - зазубреная линия, вознесенная на страшную
высоту. Оттуда, почти из зенита, падали волнами постепенно расходящиеся
белые струи. Мы легли на нагретую солнцем каменную плиту и долго смотрели,
как тает туман и медленно, метр за метром, "вырастают" из него утес и
водопад. Наконец он появился весь - непостижимо огромный, древний, не
похожий ни на что на нашей маленькой планетке.
 
   Тогда мы вернулись в сумрак скрюченного "облачного леса" и пошли к
лодке.
   Впереди шел проводник, затем я, ведя за руку Юльку, а Юлька, которой
надоели вскрикивания спотыкающихся англичанки и немки, вела их. Замыкали
шествие немец и англичанин. Чтобы увидеть лесную фауну, желательно ходить
максимум вдвоем, так что в этот раз мы встретили только туканов и
трогонов. К нашему удивлению, у подножия Анхеля росли прекрасные
подберезовики. Индейцы поразились, когда мы сказали, что едим грибы - по
их мнению, на такое способны только совсем дикие племена, вроде яномами.
От реки снова открылся вид на водопад - теперь уже полностью залитый
солнцем. В этом райском уголке мы перекусили и поплыли вниз.
   По дороге нас опять накрыл ливень, но на остров Орхидей мы вернулись
крайне довольные и счастливые. Навстречу уже приплыли две туристские
группы - с этого дня (16 июня) и до конца сентября здесь слишком много
народу, а потом в водопаде мало воды. Очень часто бывает и так, что людям,
приехавшим с другой стороны мира, вообще не удается ничего увидеть -
облака могут наглухо закрыть Анхель на целую неделю. Я сразу же стрельнул
фонарик и бродил по лесу до полуночи. Но продолжавшая подниматься река уже
оставила от нашего острова совсем небольшой кусок, так что мне не попалось
ничего интересного.
   Утром мы спустились вниз по реке, заглянув по дороге в индейскую
хижину, где туристам продают духовые трубки и луки со стрелами, и
благополучно вернулись в Канайму. Вода уже затопила пляж, и пальмы торчали
из воды. На этот раз я нашел гнездо колибри под крышей одного из домов -
крохотную чашечку из мха и паутины с четырьмя яйцами размером с крупную
горошину.
   По пути в Канайму у нас кончился бензин, и пришлось сесть на маленьком
аэродроме на полдороге. К самолету немедленно подбежали два полуголых
негра, кативших перед собой тележки: одну с канистрами, другую с
мороженым. Первый негр взобрался на крыло и стал заливать горючее в баки
нашей "птички" а второй продал нам эскимо и, узнав, что мы из Москвы,
принялся расхваливать достоинства самолета АН-2.
   Вечером мы прилетели в город, тепло попрощались с братским сербом, по
истошным крикам "Карака-какака-каракас!!!" нашли на автовокзале свой
автобус и укатили на север. А наутро, злые и невыспавшиеся после ночи в
автобусной "дискотеке", мы добрались до заповедника Генри Питер на
перевале через Береговой хребет.
   Контора заповедника расположена в циклопическом здании Ранчо Гранде -
недостроенного дворца покойного диктатора Гомеса. Стоит оно на крутом
склоне, поэтому с верхнего этажа, занятого конторой, можно выйти прямо в
лес. Остальные четыре этажа населены несметным количеством летучих мышей,
которые даже днем носятся стаями среди огромных пустых залов и
обрушившихся перекрытий. Больше всего здесь крупных плодоядных копьеносов
(Phyllostomus и других) и маленьких, быстрых, как ласточки, насекомоядных
бульдоговых (Molossidae).
   Но главная достопримечательность дворца - не причудливые летучие мыши,
а птицы.
   Мне, увы, не уд