ом. Кроме них, в озерах водится планктон, ручейники и
подводные морщинистые жабы Telmatobius вроде титикакских (их здесь открыли
только в 1990 году). Озера соответствуют названиям: Lago Verde
ярко-зеленое, Lago Blanco белое, а Lago Colorado ярко-красное. Мы
поднялись на склон соседнего вулкана, чтобы посмотреть на них сверху.
Здесь я наконец увидел живых короткохвостых шиншилл (Chinchilla
brevicauda) - пушистых серо-голубых зверьков. Потом выяснилось, что этот
вид сохранился только здесь, на "ничейной земле" у стыка границ. К
сожалению, Красное озеро к этому времени уже закрыл шлейф пыли,
принесенной ветром из долины. Да и над нами небо постепенно меняло цвет с
синего на желтый. На склоне и вершине виднелись полуразрушенные инкские
развалины, загадочные, как всегда.
   Мы проехали к Боливийско-Аргентинской границе, чтобы искупаться в
горячем источнике. Там нам встретились боливийские пастухи - смуглые бичи,
говорящие на странном, тягуче-медленном испанском. Видимо, в этом
неторопливом мире они и думать привыкли медленно. На обратном пути у
пограничного столба мы увидели забуксовавший в яме микроавтобус с парочкой
гринго. Пока мы их вытаскивали, выяснилось, что ребята едут с Аляски на
Огненную Землю. Взглянув сверху на гигантский солончак Salar-de-Atacama,
мы скатились в поселок, где уже бушевала пыльная буря. Но мне повезло:
сразу подвернулась попутка, я вернулся к морю и покатил дальше на юг.
   За Антофагастой дожди на побережье бывают почти исключительно после
сильных землетрясений (то есть раз в 5-15 лет). В чем причина такой связи,
неизвестно, хотя подмечена закономерность еще во времена Дарвина.
Поскольку очаги землетрясений здесь обычно находятся под дном океана,
напрашивается мысль, что толчки вызывают перемешивание морской воды. Более
теплые слои поднимаются к поверхности из-под холодного течения, резко
усиливается испарение, а постоянные западные ветры гонят облака к берегу.
К сожалению, ввиду отсутствия землетрясения проверить эту гипотезу мне не
удалось. Благодаря дождям раньше кое-где росли рощи акаций Prosopis
tamarugo, но их почти не осталось.
   В продольной долине за прибрежным хребтом (продолжении Атакамы)
разрабатываются гигантские залежи селитры. Вероятно, она образовалась из
гуано морских птиц.
   Если это так, значит, течение Гумбольдта существовало еще в начале
кайнозоя, когда берег проходил восточнее.
   Я пересек Южный тропик, проехал еще несколько сот километров и
остановился на день в заповедничке Pan de Azucar ("Сахарная Голова"),
названном так по круглому островку у берега. Здесь дожди бывают почти
каждый год, поэтому на склонах растет кустарник и великое множество
кактусов - метровые колючие шары Echinocactus, пучки "фаллосов" Mamillaria
размером с купол зонтика, колонновидные гиганты Ferrocactus и крошечные
Opuntia, "составленые" из плоских лепешек размером с монетку. На
обращенных к морю склонах ловят туман странные Tillandsia - словно
вставший торчком бородатый лишайник. В горах мне не встретилось ничего
интересного, кроме мелких птиц и старых следов гуанако (они напоминают
отпечатки копыт оленя, а не верблюда, родственника гуанако). Зато на
берегу я нашел следы кошачьей выдры, по валунам бегали ящерицы, а на
скалах и пляжах было множество птиц.
   Я прошел по берегу километров десять, высматривая пингвинов, черных
куликов-сорок (Haematopus ater) и канадских кроншнепов (Numenius
americanus и N.
   tahitiensis). Море здесь - почти единственный источник пищи, поэтому
даже мелкие певчие птицы - оляпковые дрозды (Cinclodes) и прочие -
встречаются в основном у прибойной полосы.
   Я уже понял, что автостоп здесь не проблема, и дальше старался не
пользоваться автобусом. Насколько приятней мчаться на закате между горами
и океаном, имея возможность видеть все вокруг! Чили, вытянувшееся узкой
полоской вдоль западного побережья - страна закатов. Вот только мало кто
их видит на пустынных берегах - ведь почти все население сосредоточено в
центральной части страны, в основном в Продольной долине, отделенной от
моря береговыми хребтиками.
   Когда после ночи в дороге начало светать, повсюду вокруг зеленела
весенняя травка. 3500 километров пустыни остались позади - начинались
совсем другие края.
 
 
   Кто не успел, тот опоздал - мертва Романтика, ребята!
   Закрыты ставки навсегда конкистадоров и пиратов.
   Нам не осталось диких рек, или на картах белых пятен,
   И душит нас туризма век в своих коммерческих объятьях.
   Вершины поздно покорять - они за деньги отдаются;
   Везде бордюрчики стоят, где можно было подскользнуться.
   А риска в мире больше нет - ваш гид вам врет или блефует:
   Последний страшный людоед давно открытками торгует.
   Акулы все приручены, сидят все змеи на окладе,
   Ко всем опасностям лесным открыт проезд по автостраде; 
   Вулкана кратер можно снять, и не выплевывая соски, 
   Но надо очередь занять, чтобы билет купить в киоске.
   Детишкам вашим не читать смешного старого Жюль Верна:
   Карнеги или "Word 5.5" для них полезнее, наверно.
   Без приключений тихо жить придется им в столетьи новом,
   И йогурт сладкий побежит у них по жилам вместо крови.
 
 
 
 
                     Глава восьмая. Внеочередная весна 
 
   Водитель, сбавь скорость! Ребенок, переходящий дорогу, может быть твоим
сыном!

   Плакат на дороге Чайтен-Кояке.
 

   Центральное Чили - удивительный край. Горы, пустыни и холодный океан
надежно изолируют его от мира. Когда-то он был связан с Антарктидой, но
потом она оказалась подо льдом. Остатки антарктической флоры и фауны,
прошедшие в Чили через Патагонию, эволюционировали в мягком субтропическом
климате и смешались с немногочисленными выходцами из тропической Америки,
а также с "северянами", попавшими сюда после долгого пути по Андам.
Результат получился очень интересный. Растительность этих мест
поразительно напоминает субтропики Северного полушария, хотя состоит из
совершенно других видов.
   Я добрался до заповедника Fray Jorje, расположенного на стыке
полупустыни и субтропической степи. В Чили с севера на юг сменяются
несколько природных зон, но эта полоска земли настолько узкая, что на
степи, например, пришлось всего около тысячи квадратных километров. Пейзаж
степной зоны напоминал весенний Узбекистан или Армению. Повсюду цвели
сады, по обочинам дорог тянулись "клумбы"
   из ярко-оранжевых цветов, похожих на тюльпаны и маки нашего юга. В
теплом влажном воздухе висел сладкий аромат молодой травки. Даже птицы на
изумрудных полях виднелись примерно те же - луни, чибисы, дрозды, да еще
гигантские колибри вместо щурок.
   Горы заповедника были покрыты настоящим ковром из цветов. Даже кактусы
цвели все поголовно - от маленьких пушистых "котят" до метровых
"царь-ежей". На концах веток гигантских "подсвечников" распустились
белоснежные цветы размером с тарелку, а рядом, на тех же ветках, красные
венчики цветков растения-паразита, скрытого в глубине тканей
кактуса-хозяина. На тех же несчастных "канделябрах"
   кормились и корневые паразиты (Prosopanche) - их алые соцветия свечками
торчали из земли вокруг. Некоторые склоны были сплошь усеяны фиолетовыми
"суперфиалками", похожими на тропических бабочек, и "раструбами"
безлистных лилий цвета советского флага.
   Другие местные растения не такие заметные, но очень интересные. По
сухим местам растет дикий картофель (Solanum tuberosum), а неподалеку
взбирается на акации лиана - дикий помидор (Lycopersicon). Местные акации
напоминают австралийскую мимозу, которую продают в Москве зимой, но их
пушистые желтые шарики величиной со сливу. Если раздвинуть траву, можно
найти удивительное создание - Lepuropetalon spatulata, одно из самых
маленьких цветковых растений в мире. У него нормальные стебли, листья и
цветы, но все оно вполне умещается в наперстке.
 
   Как и в наших степях, здешняя весна быстротечна. К концу ноября
исчезнут цветы, выгорит трава, сбросят листья акации, и только неунывающие
кактусы будут сохранять признаки жизни. Видимо, поэтому фауна гораздо
беднее, чем флора.
   Гуанако, мелкие птицы, жуки-чернотелки да бесчисленные норы подземных
крысовидных хомяков (Mitimys) - вот и все, что можно увидеть за день. По
ночам хомяки выглядывают из нор, и тут их подстерегает маленькая рыжая
кошка (Felis colocolo). Она так осторожна, что увидеть ее почти невозможно
- только круглые следы на песке. Если повезет, встретятся серые лисички
Dusicyon culpeo (они тут почему-то совсем ручные) или мелкая змейка -
земляной удав Nothophis. Это безобидное создание - единственный вид змей в
стране, но чилийцы их почему-то панически боятся.
   В заповеднике есть и лес - маленькие рощицы на склонах высоких холмов,
обращенных к морю, как бы северный форпост роскошных лесов, существующих
дальше к югу.
   Вернувшись на шоссе, я поймал попутку, хозяин которой оказался поваром
с базы чилийского ВМФ. После целого часа общего трепа я наконец-то сумел
намекнуть ему, что был бы очень рад попасть на их борт до острова Пасхи
или, еще лучше, до архипелага Хуан-Фернандес.
   - Насчет Пасхи ничем помочь не могу, - ответил повар, - а на
Хуан-Фернандес попробую. Зайдешь завтра после ужина к нам на базу,
спросишь меня в столовой.
   Ужин кончается в десять.
   - А меня пропустят на базу?
   - Скажешь, Пако разрешил.
   Я совершенно не надеялся, что из этого что-нибудь выйдет, но на базу на
всякий случай решил заглянуть.
   При длине в 4277 километров Чили шириной в среднем всего 200 км, но при
этом все самое интересное почему-то оказывается в стороне от
Панамериканского шоссе. Мне пришлось долго торчать на богом забытых
развязках и развилках, меняя попутки, а потом еще идти часа два в гору, и
в национальный парк La Campana я добрел только в четыре утра.
   Гора Ла Кампана - одна из вершин Берегового хребта. Здесь довольно
влажно, поэтому склоны покрыты густым лесом из деревьев с жесткими
листьями, как в Средиземноморье. Крошечные изящные папоротники покрывают
ветки, на лужайках у ручьев распускаются прозрачные подснежники, мелкий
дождик висит в теплом воздухе - словом, крымская весна. Вместо сонь по
ночам в кронах шуршат и щебечут пушистые древесные крысовидные хомяки
(Irenomys tarsalis). И голубей так же много, как в крымских лесах, только
здесь они все разноцветные.
   Почему-то в субтропических лесах, в отличие от тропических, мелкая
фауна очень любит прятаться под бревнами. Здесь, например, можно
обнаружить одного из древнейших обитателей суши - зеленого Metaperipatus,
предки которого когда-то одними из первых вышли из моря. Встречается и
совсем уж причудливое существо, гигантский сенокосец (Gonyleptis
curvipes). Он похож на длинноногого паука треугольной формы, но членики
его ног не прямые, а изогнутые, причем каждый в свою сторону.
   К полудню я забрался на вершину. Там сохранилась последняя рощица
слоновой пальмы (Jubea chilensis). Когда-то эти могучие великаны росли по
всей субтропической зоне Чили, но их вырубили ради вкусного сока. На
склонах цвело другое очень красивое дерево (не знаю, как оно называется) -
его крона усыпана большими синими "колокольчиками". Опыляются они колибри,
которые здесь окрашены совсем не так, как в тропиках - в основном в серый
и защитно-зеленый цвета.
   Спустившись с горы на другую сторону, я оказался в Продольной долине.
Она напоминает Предкавказье - лесополосы, станицы в облаке цветущих
яблонь, абрикосов и вишен, цепь заснеженных гор вдали. Но когда я поднялся
в горы, то оказалось, что Анды здесь совсем не похожи на Кавказ. Облака,
несущие осадки, идут с океана на небольшой высоте, и выше 1000 метров горы
совсем сухие, как предгорья Тянь-Шаня. Пересечь их можно по шоссе, которое
идет через перевал в аргентинский город Мендоса. Ездить автостопом по этой
дороге трудно, потому что шофера - в основном аргентинцы, а они "ловятся"
почему-то гораздо хуже чилийцев.
   Если же за километр до границы свернуть направо, попадешь в крошечный,
всего половина квадратного километра, заповедничек Nevados de Hielo
("Ледяные снега").
   Это просто кусок склона под грязно-серым ледником. В нижней части
растет трава и корявые кактусы, изгрызенные соневидными дегу (Octodontomys
gliroides). Выше лишь отдельные подушечники прячутся в россыпях камней.
Под склоном журчит полувысохший ручеек, а за ним высятся голые заснеженные
хребты. Из-за гор выглядывает мрачная ледяная глыба Aconcagua, самого
высокого пика за пределами Азии (на разных картах от 6950 до 6997 м).
Угрюмый склон среди истерзанных ветрами Анд - единственное место, где
сумела выжить длиннохвостая шиншилла (Chinchilla laniger).
   Из всех разнообразных грызунов Южной Америки шиншиллы, пожалуй, самые
симпатичные. Они похожи на плюшевые игрушки, но на самом деле гораздо
пушистей.
   Еще в начале века толстенькие зверьки водились повсюду в высокогорьях
Анд, но потом их мягкий голубой мех вошел в моду, и за каких-то тридцать
лет оба вида были практически истреблены. Только представьте себе: на
другом краю Земли повышются цены - и в короткий срок тысячи километров
непроходимых гор, бездонных каньонов, промерзших насквозь ледниковых морен
оказались полностью очищенными от шиншилл. И при этом многие люди верят,
что где-то может скрываться снежный человек...
   Насмотревшись на шиншилл и шиншиллят, которые безмятежно гонялись друг
за другом, норовя схватить за кисточку на хвосте, я спустился с гор и
поехал в Сантьяго. Столица Чили оказалась довольно приятным для своих
размеров городом - чистым, аккуратным, тихим, абсолютно европейским. Даже
книги в биологическом отделе университетского магазина продаются в
основном по европейской флоре и фауне. Короче говоря, типичный образец
города, где приезжему негде пописать.
   Был уже вечер, поэтому я не стал задерживаться и направился на базу ВМФ
в городе Вальпраисо. Долго я искал ее среди бетонных заборов, колючей
проволоки и лагерных вышек с прожекторами, вокруг которых кружились стайки
дымчатых летучих мышей (Furipteris). К моему удивлению, суровый часовой на
КПП без звука пропустил меня на территорию, узнав, что "Пако разрешил".
   - Где ты пропадал? - закричал Пако, когда я нашел его в столовой. - У
тебя же крейсер через десять минут! Бежим скорее!
   Капитан крейсера "Almirante Latorre" сеньор Рикардо скептически оглядел
меня и заявил:
   - Триста долларов! Фотоаппарат сдать мне на хранение на все время
рейса! До выхода в море с борта никуда не отлучаться! Спать будешь в
машинном отделении.
   Вопросы есть?
   - Есть. Сколько продлится рейс, каков маршрут и когда мы выходим?
   - Это военная тайна. Давай фотоаппарат.
   Я отдал ему "мыльницу", но в рюкзаке осталась запасная. К сожалению,
из-за плохой погоды за весь рейс я сделал только два снимка. В море мы
вышли через полчаса.
   Ночью планировались учебные стрельбы, поэтому вся команда была на ногах
и собралась в кубрике. За ужином, состоявшим из лангустов и макарон
по-флотски, мы занялись культурным обменом. Я постарался ознакомить
моряков с культурным достоянием российского флота, а именно - с нашими
лучшими анекдотами: про координаты, про дырку в переборке, про окошко
подлодки, про курс на Севморпуть и т. д. Чилийский флот, как выяснилось,
тоже хранит прекрасные культурные традиции. Вот один из рассказанных мне
анекдотов:
   ...Капитан крейсера стоит на мостике. Ночь, туман, дождь. Вдруг прямо
по курсу появляется огонек. Капитан хватает микрофон рации:
   - Судно, следующее встречным курсом! Измените курс на десять румбов
влево!
   - Судно, идущее встречным курсом! Измените ваш курс на десять румбов
вправо! - отвечают ему.
   - Я капитан первого ранга Военно-Морского Флота Республики Чили! -
кричит капитан. - Немедленно измените курс!
   - А я - матрос третьей категории. Измените ваш курс.
   Огонек уже совсем близко. Капитан в ярости орет в микрофон:
   - У меня крейсер водоизмещением двадцать тысяч тонн! Я курс менять не
буду!
   - А у меня маяк. Мне очень жаль...
   В полночь крейсер произвел обстрел некоей условной точки в океане.
Зрелище, конечно, впечатляющее. Пушки стреляют с быстротой хорошего
автомата, а снаряды к ним подвозит специальный конвейер. Отстрелявшись и
выпустив напоследок несколько ракет, мы взяли курс на запад. Поскольку
спать в машинном отделении - удовольствие еще то, я встретил рассвет на
баке. После едва ползущей баржи, на которой мы тащились на Галапагосы,
крейсер казался почти самолетом. Под хмурым небом серая туша стремительно
рассекала студеное море.
   Поначалу вокруг попадались птицы побережья - пингвины, бакланы и олуши.
Потом мы вышли из холодного течения, потеплело, вода из сероватой стала
зеленой, а из птиц остались только вечные странники открытого океана -
альбатросы, буревестники, тайфунники - да и те встречались очень редко.
Несколько раз я видел китов - шустрых стройных полосатиков Брайда
(Balaenoptera edeni) и редчайших карликовых кашалотов (Kogia breviceps) -
смешных толстеньких крепышей.
   На закате небо на западе ненадолго очистилось от туч, и в тот момент,
когда солнце исчезало за горизонтом, море вдруг озарилось ярко-зеленым
светом. К счастью, рядом никого не было, и я успел щелкнуть фотоаппаратом.
На слайде зеленая полоса, поднимающаяся от солнца к небу, выглядит не так
эффектно, но зато, насколько я знаю, это второй снимок "зеленого луча" в
истории.
   Наконец впереди появился черный силуэт острова. Архипелаг
Хуан-Фернандес состоит из двух островов, которые раньше назывались
Mas-a-Tierra ("Ближе-к-берегу") и Mas-a-Fuera ("Дальше-в-море"). Недавно
правительство, чтобы привлечь туристов, переименовало их соответственно в
"Robinson-Crusoe" и "Аlexandr-Selkirk". Моряк Александр Селькирк, прототип
литературного Робинзона, был высажен капитаном на Мас-а-Тьерру и прожил
там в одиночестве четыре с половиной года. В конце прошлого века на
острове появилось постоянное население, занимавшееся заготовкой сандаловой
древесины. К 1920 году сандал (Santalum fernandezianum), дерево-паразит,
был полностью уничтожен. Народ занялся охотой на морских котиков, и за
пять лет от их трехмиллионной популяции осталось всего несколько десятков
зверей. Тогда жители островов переключились на лов омаров Jasius
lalanderi. Сейчас омары тоже кончаются, и люди перешли на треску Polyprion
prognatus. На сколько лет хватит трески, трудно сказать. Все это время
архипелаг считается национальным парком.
   Остров Робинзон-Крузо - самое теплое место в Чили. Благодаря влиянию
течения Ментора здесь не бывает ни холодного, ни сухого сезона. Раньше его
покрывали густые субтропические леса, но потом козы частично уничтожили
их, и лес теперь растет только на склонах потухшего вулкана El Unge.
Вершина этой 980-метровой горы, где Селькирк когда-то разводил сигнальные
костры, покрыта папоротниковой степью.
   На рейде острова мы простояли целый день. Не переставая шел проливной
дождь, но я все же успел сбегать на вулкан, побродить по лесу и заглянуть
на последнее лежбище маленьких серых котиков (Arctocephalus philippi).
Других млекопитающих здесь нет, как нет ни земноводных, ни пресмыкающихся
(до берега больше 600 км).
   На берегах гнездится множество морских птиц, особенно тайфунников
(Pterodroma), а в зарослях древовидных папоротников Thyrsopteris водится
ярко-красный колибри Sephanoides fernandensis. Все прочие островные
достопримечательности - ботанические.
   Из 120 видов растений острова 98 растут только здесь. Низкорослые леса
состоят из Myrcigenia, Fagara и коричного дерева Drimus winteri. Среди их
однообразной чащи попадаются древовидные васильки Yunquea, древовидный
табак Nicotiana grandis, гигантская капуста Сedrobrassis, а на лавовых
потоках - пальма Juania ausralis. Все эти редкости - остаток богатой
флоры, процветавшей когда-то в теплых долинах Антарктиды.
   Под вечер мы вышли в море и, едва выйдя из-под защиты острова, попали в
славный шторм. Угрюмые валы раз за разом обрушивались на палубу. В
кипящем, окутанном водяной пылью океане мно