рванули в Лимон - единственный порт на Карибском побережье Коста-Рики.
   По пути мы сделали остановку в заповедничке Braullo Carillo. Он
расположен уже на карибском склоне Сьерры (так в Центральной Америке и
Мексике называют горы, которые в Штатах зовутся the Rockies, а на наших
картах - Кордильеры), поэтому здесь растет влажный тропический лес. Это,
конечно, не значит, что отовсюду капает, как в облачных лесах - просто
деревья никогда не сбрасывают листву, очень много цветов и всякой мелкой
живности. На полянках раскинулись города муравьев-листорезов (Atta).
Снаружи они выглядят как группы маленьких песчаных вулканчиков, а глубоко
под землей лежат лабиринты "парников", в которых муравьи выращивают
съедобные грибы. Грибы растут на кусочках листьев, которые муравьи
стаскивают со всей округи, иногда совсем оголяя соседние деревья. От
"кратеров"
   вулканчиков расходятся шоссе шириной в ладонь, по которым, держа над
головой зеленые кусочки листьев, маршируют тысячи муравьев, словно конница
пророка Мухаммеда.
   В лесах тропической Америки мало крупных животных. Иногда за целый день
не видишь никого, кроме стайки обезьян. Зато птиц и насекомых столько, что
каждые несколько минут попадается что-нибудь интересное, а флору вообще
трудно описать.
   Иногда на гектаре леса нет двух деревьев одного вида. Различать их,
впрочем, трудно - почти все с гладкими светло-серыми стволами и мелкими
листьями. Самые эффектные - колоссальные сейбы (в Коста-Рике это Ceiba
pyntadra) с треугольными досковидными корнями, расходящимися вокруг
ствола. Между "стенами" корней образуются уютные "комнатки", где всегда
есть шанс найти что-нибудь интересное.
   Сочные, богатые нектаром цветы сейб привлекают массу живности, но
разглядеть ее на высоте 60-70 метров очень трудно, а влезть на гигантское
дерево можно только c помощью специального снаряжения (легкая прочная
веревка и арбалет для перебрасывания ее через толстую ветку), либо при
наличии удобных лиан, что бывает очень редко. В джунглях Азии удается
влезать на деревья по фикусам-душителям, которые образуют как бы решетку
поверх ствола, но в Америке я таких не видел ни разу. Кроме сейб,
деревья-эмергенты (поднимающиеся выше общего уровня) в Центральной Америке
в основном относятся к семейству ореховых (Juglandaceae), но орехи у них с
"крылышками".
   На тропинке нам попалась маленькая копьеголовая змейка (Bothrops
montana), окрашенная под цвет опавших листьев. Ботропсы, похожие на наших
щитомордников, "ответственны" за 90% змеиных укусов в лесах тропической
Америки. Кроме них, из ядовитых змей здесь встечаются только флегматичные
коралловые аспиды, очень редкий бушмейстер, а по сухим местам - каскавелла
(Crotalus durissus), единственный вид гремучки южнее Мексики. Многие
ботропсы, например, ярко-зеленый в золотых точках B. smaragdinus, живущий
на деревьях, и черный в серебряных полумесяцах B. alternatus, обитатель
лесной подстилки, относятся к самым красивым живым существам континента.
   Город Лимон оказался жарким, грязным и битком набитым бичами всех
национальностей, от шведов до нигерийцев. Ночевать пришлось в гнуснейшем
отеле.
   Прежде, чем уйти, мы провели по стене номера полоску от потолка к
кровати и подписали: "Внимание! По этой трассе ночью мигрируют клопы.
Просим не беспокоить животных во время миграции. Штраф за нарушение 100 $.
Министерство туризма и заповедников." Наутро мы отправились на поиски
лодки, чтобы добраться в Тортугеро.
   Низменные земли, тянущиеся вдоль Карибского моря от Лимона до
Гондураса, носят сочное название "Москитовый берег". В данном случае под
"москитами" имеются в виду комары, которых здесь почти столько же, сколько
в Подмосковье в июне. Реки, текущие сюда со Сьерры, откладывают песок
вдоль края суши, поэтому между низменностью и морем тянется полоса пляжей
шириной метров сто-двести, отгороженных длинными естественными протоками.
Местные жители соединили протоки каналами, и теперь до самой
никарагуанской границы можно добраться на лодке, ни разу на протяжении 200
км не выходя в открытое море.
   Тортугеро - туристское местечко, так что лодки стоят очень дорого. К
счастью, нам удалось найти катер, который обычно развозит местных жителей.
Хозяин согласился взять с нас всего 40 $ за целый день пути.
   Узкие "каналы" Москитового берега - один из красивейших водных путей
мира. Вдоль берегов цепочкой стоят водяные пальмы (Rafia), а дальше
поднимаются кроны леса.
   Поначалу между деревьев то и дело проглядывают скотоводческие haciendas
(это то же самое, что по-португальски fasenda), но дальше среди сельвы
лишь изредка попадаются домики метисов, выполняющие функции отелей,
придорожных таверн и лавок.
   Основным источником доходов для аборигенов является "экологический
туризм", который в последние годы стремительно развивается во всех
странах, кроме таких отсталых, как наша. В большинстве тропических районов
нет теперь более престижной и денежной работы, чем гид-натуралист,
naturalist guide. Особенно велик на них спрос в дождевых лесах, где
неподготовленному человеку трудно увидеть диких животных без помощи
профессионала.
   Наш лодочник тоже не упускал случая показать нам то, что ни за что не
заметишь, если не знать заранее, куда смотреть - серых летучих мышек
Rhynchonycteris, облепивших ствол дерева; ленивца, висящего в кроне; или
роскошные цветки водяной сейбы (Pachira aquatica). Такой цветок, пока ему
не придет время раскрыться, выглядит, как незрелый банан. Но лодочник
разглядел его в листве, сорвал и протянул Юльке, развернув зеленые
лепестки, так что цветок превратился в роскошный букет длинных нежных
тычинок.
   Впрочем, самыми интересными обитателями берегов были птицы, которых
трудно проглядеть - цапли всех цветов, змеешейки, бакланы, роскошные
тигровые выпи (Tigrisoma mexicanum), зимородки и прочие любители рыбки.
Пару раз навстречу попались отчаянно тарахтящие плоскодонки, битком
набитые туристами-гринго, но в основном тишину нарушало лишь тихое
жужжание нашего мотора и резкие крики птиц оропендол (Psarocolius), гнезда
которых в виде кошелок гроздьями свисали с некоторых веток. Серебряные
тарпоны (Megalops atlanticus) плескались в неподвижной воде, ярко-синие
бабочки Morpho перелетали протоку, кайманчики глядели на нас с
полузатонувших бревен, да цветущие "плоты" из водяных гиацинтов медленно
дрейфовали навстречу.
   То ли лодочник оценил мой интерес к фауне, то ли проникся симпатией к
Юльке, но в Тортугеро он устроил нас в самый дешевый (и самый уютный, как
это часто бывает) отель и обещал назавтра отвезти обратно за полцены. В
отеле было почти пусто, так что душ и холодное пиво оказались в нашем
полном распоряжении.
   Вообще-то останавливаться в домах с крышами из пальмовых листьев нам не
советовали - там якобы водится поцелуйный клоп (Verrucus planus), который
ночью кусает спящих в губы и переносит болезнь Шагаса. Но в чистом,
аккуратном отельчике думать о подобных ужасах казалось смешным. Правда,
когда мы зашли в свой номер, я заметил краем глаза, как большая
серо-голубая тень метнулась в угол и исчезла в дыре между досками пола, но
решил, что мне это просто показалось.
   Маленькая деревушка Тортугеро когда-то была просто временной базой
охотников на морских черепах (по-испански tortugas). Каждый год сюда
собираются для спаривания и откладки яиц все взрослые зеленые черепахи
(Chelonia mydas)
   западной части Карибского моря. Арчи Карр, американский герпетолог,
организовал здесь массовое мечение черепах и, чуть позже, первый
заповедник для их охраны.
   Сейчас туристы, приезжающие в Тортугеро, приносят Коста-Рике намного
больший доход, чем раньше ловля черепах и сбор их яиц.
   К сожалению, в Тортугеро зеленые черепахи выходят на берег не в
апреле-мае, как в Санта-Росе, а в сентябре-ноябре. Поэтому увидеть их нам
не пришлось. Зато в это время года у нас был шанс посмотреть на кое-что
более редкое и интересное.
   Кроме семи видов настоящих морских черепах (Cheloniidae), есть еще одна
морская рептилия, на первый взгляд похожая на них внешне, но гораздо более
древняя и чрезвычайно редкая. Это так называемая кожистая черепаха
(Dermochelys coriacea), названная так за покрытый кожей панцирь. Об образе
жизни древнейшей из ныне живущих рептилий мы почти ничего не знаем. Она
встречается во всех океанах, заплывая на север до самой Чукотки, но
известно лишь шесть мест, где она выходит на берег для откладки яиц -
Москитовый берег в том числе. Питается она медузами, причем большую часть
жизни проводит в холодных водах, где-то в радиусе нескольких тысяч
километров от Северной Европы и Курильских островов. В последние годы
гигантское "живое ископаемое" становится все более редким.
   Возможно, причина гибели черепах - плавающие в море полиэтиленовые
пакеты, которые они глотают, принимая за медуз.
   Как и обычные морские черепахи, кожистая не выходит на берег, если
заметит движущихся людей, свет фонарика или услышит шум. Но как только яма
в песке вырыта и отложено первое яйцо, она ни за что не остановится, даже
если ее фотографируют с помощью прожекторов или бродячие собаки
выхватывают яйца прямо из-под задних лап рептилии. Что бы ни случилось,
самка отложит сотню яиц размером с шарики для пинг-понга, зароет яму и
уползет обратно в море.
   Поэтому, хотя ночь была безлунная, нам пришлось идти по пляжу в полной
темноте.
   Кожистая черепаха так редка, что даже в пик сезона можно прочесывать
пляж несколько недель и не увидеть ни одной. Мы то шагали по самому
берегу, утопая в песке и спотыкаясь о бесчисленные коряги, выброшенные
волнами, то пытались пройти ближе к опушке, где на нас тут же обрушивались
тучи комаров. Пару раз мы встречали старые следы черепах - на этот раз они
были похожи на след настоящего бульдозера, а не мини-трактора. Идти
приходилось бесшумно и мягко, чтобы не испугать черепаху вибрацией почвы -
этот вид еще более осторожен, чем другие. К моему удивлению, не успели мы
отойти от деревни и двух десятков километров, как Юлька вдруг ни с того ни
с сего заявила, что устала и хочет вернуться.
   Мы остановились и начали шепотом спорить, но тут на нас вдруг вышли из
чернильной тьмы трое туристов под охраной "гида-натуралиста".
   - Что вы здесь делаете? - спросил он.
   - Гуляем.
   - Здесь запрещено гулять без сопровождения гида!
   - Да? Мы не знали. Ну что же, давайте вы и будете нашим гидом.
   - Нет, так не положено. Вернитесь в Тортугеро, уплатите 50 долларов и
принесите квитанцию.
   - Но тогда будет уже утро!
   - Ничем не могу помочь. Немедленно возвращайтесь!
   И четверка бодро двинулась дальше. Юлька пошла обратно в деревню, а я
одел поверх белой футболки темную куртку, отошел к лесу, чтобы меня не
заметили на фоне неба, и крадучись помчался волчьей рысью вслед за
туристами.
   Вскоре мне показалось, что метрах в ста впереди что-то темнеет. Я упал
на землю, накинул капюшон и погрузил в песок ноги и руки, чтобы спрятать
их от комаров.
   Вглядываясь в кромешный мрак, я постепенно убедился, что это люди.
"Ага, - подумал я, - они увидели свежий след, выходящий из моря, и
выжидают положенные 20 минут, чтобы быть уверенными, что черепаха начала
откладку яиц и ее уже нельзя спугнуть".
   Вскоре они встали и перешли немного вперед. Я немедленно рванул следом.
Все четверо стояли на коленях, окружив что-то жутко громадное, тяжко
ворочающееся и горестно вздыхающее. Я тихо и вежливо опустился рядом. Гид
включил фонарик, осветил меня и яростным шепотом осведомился, какого черта
я не выполнил его распоряжение.
   - Почему не выполнил? - робко спросил я. - Моя подруга как раз пошла за
квитанцией, а я - за вами, чтобы не потерять из виду. Ведь без вас у нас
нет гида!
   - Заткнитесь, не мешайте смотреть! - хором зашикали туристы, и гид,
скрипнув зубами, перевел луч фонаря на черепаху.
   Трехметровая туша, похожая на опрокинутую лодку с парой длинных, как
крылья, передних ласт, лежала в песке. Под задними ластами зияла
свежевырытая яма, куда время от времени скатывались белые кожистые шарики.
Прошло не менее сорока минут, пока самка закончила кладку и, небрежно
закопав кучу яиц, поползла к воде. Это был действительно крупный
экземпляр, и продвижение давалось ей с огромным трудом - передний край
панциря двигал перед собой вал песка, могучие ласты отчаянно взрывали
землю, мучительным усилием продвигая великаншу на несколько сантиметров
вперед. После каждых двух-трех движений черепаха подолгу отдыхала, роняя
на песок тяжелые слезы (у черепах и крокодилов солевыводящие железы
находятся в уголках глаз) и все так же душераздирающе вздыхая. Мы пытались
помочь ей, но с таким же успехом можно было бы подталкивать застрявший
танк. Нам показалось, что прошли часы, прежде чем первая волна обрызгала
измученную черепаху. Накатывающиеся волны одна за другой приподнимали ее
над землей, рептилия резко взмахивала ластами, продвигаясь вперед, и снова
плюхалась на дно. Я шел рядом, положив руку на кожаный панцирь и
подталкивая ее к морю.
   Вдруг дно ушло из-под ног, очередная волна окончательно оторвала
бедняжку от песка, черепаха мощно ударила "крыльями" и в мгновение ока
легко и стремительно умчалась прочь, рассекая воду с изяществом летучей
рыбки.
   Мы разровняли песок над кладкой и черепаший след, чтобы бродячие собаки
или дикие свинки-пекари не разрыли гнездо. В сезон откладки яиц зелеными
черепахами пекари за сотни километров собираются в Тортугеро, приходя
через леса и болота из внутренних районов страны. Но сейчас пожива была не
столь обильна, и на пляже нигде не было видно ни зверей, ни их следов.
   Тут гид опомнился и яростно заорал:
   - Какого дьявола ты все еще здесь? Немедленно вернись в деревню! Ты
что, английского языка не понимаешь?
   - Да-да, конечно, извините, - виновато пробормотал я, повернулся и
пошел в Тортугеро.
   Я боялся, что Юлька расстроится, что вернулась в отель и не увидела
черепаху. Но она, как настоящий друг, только порадовалась за меня, а потом
рассказала о своих приключениях.
   В нашем номере она обнаружила третьего постояльца - громадного
серо-голубого краба. Уже зная по опыту, что крабы могут здорово ущипнуть
клешней и к тому же тащат все, что плохо лежит, она мужественно решила
дать бой чудовищу и бесстрашно притаилась в засаде на кровати, зажав в
руках большую кастрюлю.
   Несколько раз монстр выходил из убежища под полом, и Юлька пыталась
накрыть его кастрюлей, но каждый раз промахивалась. Коридор отеля то и
дело оглашался громким звоном и русским матом. Наконец ей удалось пленить
страшилище и выкинуть из номера.
   Я похвалил ее за отвагу, и мы пошли купаться, благо уже светало. Когда
мы выходили из воды, мимо нас, качаясь, проползли трое туристов и
"гид-натуралист".
   Кажется, они нас не узнали.
   Мы вернулись в Лимон на том же катере. Только теперь я понимаю, как
много мы потеряли из-за недостаточного знания испанского. Среди местных
жителей встречаются замечательные рассказчики, а наш обаятельный лодочник
явно был человеком с богатым жизненным опытом. Но в тот раз мы вынуждены
были плыть по каналам в основном молча.
   В Лимоне мы поселились в другом отеле, но он оказался немногим лучше
первого.
   Уже не помню, что мы там написали на стене, но что-то написали точно.
Мы рассчитывали поймать здесь попутный корабль до какого-нибудь порта
Венесуэлы или Колумбии. В этой части Карибского моря нет пассажирского
сообщения, но индульгенция давала нам возможность устраиваться на грузовые
суда.
   На тихоокеанском побережье Центральной Америки, кроме испанцев, метисов
и остатков индейских племен, живут креолы - потомки негров, завезенных в
качестве рабов из Западной Африки. (В других частях Нового Света слово
"креол" имеет совсем другие значения.) Говорят они на креольском языке -
упрощенной версии английского со множеством испанских слов и
грамматических оборотов. Когда у нас возникали лингвистические трудности в
общении с местными жителями, мы всегда искали глазами негра, зная, что с
ним можно будет объясниться на английском.
   Мы три дня проторчали в Лимоне, дожидаясь очередного "бананового судна"
до Картахены. Все это время стояла сильная жара, но море близ города
слишком грязное, чтобы купаться. В Лимоне почему-то поразительное
количество нищих и бичей. Как и в любом городе большинства стран мира,
здесь есть "плешка", где каждое утро собираются желающие устроиться на
работу на день. Сюда приезжают владельцы мелких компаний, чтобы набрать
грузчиков или разносчиков. Обычно в небольшом городишке на "плешке" каждое
утро собирается пять-десять человек, представляющих если не самое "дно",
то "придонные слои" местного общества. Но на лимонскую плешку собиралась
огромная толпа. Даже в Перу и Боливии, живущих несравнимо беднее
Коста-Рики, нет такого количества люмпенов всех мастей.
   Кроме огромного скопления грифов-урубу на базаре, единственная
достопримечательность этой дыры -- пара трехпалых ленивцев (Bradypus
variegatus), висящих на большом дереве в городском сквере. Естественно,
мне очень хотелось влезть наверх и познакомиться с ними поближе. Я
попросил Юльку постоять на стреме, пока я полезу на дерево с
фотоаппаратом. По разработанному мной хитроумному плану, она должна была
прогуливаться под деревом, делая вид, что не имеет ко мне никакого
отношения, и время от времени повторять как бы невзначай:
   - Кажется, дождик собирается... Кажется, дождик собирается...
   А при появлении полицейского должна была громко запеть:
   - Вихри враждебные веют над нами...
   Но почему-то на этот раз вместо дружеского понимания и сочувствия,
которого я ожидал от Юльки, ответом на мое предложение было: "На меня не
рассчитывай, псих ненормальный!"
   Ранним-ранним утром, когда город еще спал и пускал во сне слюни, я как
бы случайно завел ее в пустынный парк. Юлька попыталась оттащить меня от
дерева, но появление двух случайных прохожих позволило мне вырваться и
приступить к задуманному исследованию.
   Дерево было очень толстым, неудобным и грязным. Лишь взобравшись на
первый сук, я посмотрел вниз и увидел громадную толпу. Запрокинув головы,
открыв рты и затаив дыхание, взрослые и дети в напряженном ожидании
смотрели, что я буду делать дальше. А Юлька сидела на скамейке и
притворялась, что разглядывает вывески на другой стороне улицы.
   Но делать нечего, пришлось карабкаться дальше на виду у десятков зевак.
Ленивцы дожидались меня на самом верху. Они едва обернулись при моем
появлении, продолжая жевать листья и почесываться длинными когтями. Их
шерсть имеет зеленоватый оттенок из-за растущих в ней водорослей, которыми
питаются гусеницы одного из видов бабочки-огневки. Вероятно, в этой
спутанной, похожей на паклю массе волос находят приют и иные насекомые,
потому что оба ленивца постоянно чесались. Никаких других особенностей
поведения за время наблюдения мне установить не удалось.
   Помахивая фотоаппаратом, я спустился вниз, весь коричневый от грязи,
покрывавшей кору дерева. Народ почтительно расступился передо мной, но
Юлька вдруг перешла на другую сторону улицы и до самого обеда не желала со
мной разговаривать. До сих пор не могу понять, чем я ее обидел?
   Лимон надоел нам до чертиков, и мы совершили вылазку в национальный
парк Кауита недалеко от панамской границы. Райский уголок: уютные бухточки
с белым коралловым песком, рощи кокосовых пальм, полоска леса с обезьянами
и попугаями, терпимое количество комаров и туристов. Полчища
раков-отшельников прочесывали заросли, громко шурша сухими листьями.
   Мы забрались в самую уютную бухточку, и я сказал Юльке:
   - Сейчас буду тебя учить подводному плаванию. Одевай маску и поплывем
вон туда, на риф.
   Белая полоска пены виднелась метрах в ста от берега, там, где волны
разбивались о коралловый барьер.
   Мы одели пляжные тапочки, чтобы не порезать ноги, и зашагали по дну
лагуны к рифу. Вдруг Юлька начала хныкать:
   - Я боюсь! Я же почти не умею плавать! У меня маска протекает! Плав