чти круглые сутки шлялся по
лесу. Одиночество егерей скрашивали только 12 видов тараканов, трогоны,
гнездившиеся в дупле большого дерева над обеденным столом, и похожие на
больших куниц тайры (Eira barbata), приходившие среди бела дня воровать с
огорода бананы и папайю.
   Лучшее время в лесу - ночь. Особенно интересно в этот час на берегах
реки, в затапливаемом лесу. Хором поют три вида пучеглазых листовых
лягушек (Phyllomedusa), которые произносят соответственно "ква?", "ква!" и
"ква..."
   Изредка с шумом падают "жестяные" листья пальм. Певчие сомы (Doradidae)
протяжно стонут в заводях. Маленькие светлячки целыми толпами собираются в
сырых местах - на берегах, в дуплах, во мху. Колонны бродячих муравьев
вьются по тропинкам, сопровождаемые красноглазками, крапивниками и другими
птицами. Живой волной шуршат перед ними, разбегаясь во все стороны,
крошечные лягушата и прочие обитатели подстилки. Словно огромные бабочки,
порхают в лунном свете совы - неясыти Ciccaba с грустными глазами, яркие
очковые (Pulsatrix), смешные длинноухие Lophostrix cristata и маленькие
Otus. Луч фонарика выхватывает из тьмы стволы и листья, то и дело
останавливаясь на неожиданно возникшем жителе леса - каждый раз это кто-то
новый. То попадется кузнечик, копирующий лист (у него на крыльях
нарисованы "жилки", "пятна от грибка" и даже "погрызы гусениц").
   То замрет на стволе крошечный геккончик Sphaerodactylus размером со
спичку. То поднимет усы огромный жук, расписанный геометрическими
фигурами. Внезапно взлетают вспугнутые птицы - тинаму или краксы. А при
особой удаче можно встретить дикую кошку - черную ягуарунди (Felis
yagouarundi) со змеиной мордочкой, необыкновенно красивую тигровую (F.
tigrinus) или более крупного, но такой же великолепной расцветки оцелота
(F.pardalis).
   Начинает светать, и поймы оглашаются громкими криками зонтичной птицы
(Cephalopterus) - странного черного создания с большим султаном на лбу.
Первые колибри слетаются к маленьким озерам и купаются в солнечных
зайчиках, касаясь воды и отскакивая, как резиновый мячик.
Ястребы-цикадоеды (Harpagus)
   перекликаются над лесом, синие цветочницы (Cyanerpes) прыгают в
зарослях цветущих канн (Canna). Красные сколопендры прячутся в трубчатых
дыхательных корнях, которые расходятся от основания стволов пальм
Socratea, придавая им сходство с вениками.
   Днем, тихо бродя по пойменным лесам, можно услышать странный шум. Шорох
от невидимого движения вдруг начинает доноситься со всех сторон, и
бесчисленные черные тени появляются вокруг. Это белобородые пекари
(Tayassu albirostris), которые бродят стаями до 200 голов, раскапывая
почву, словно толпа бульдозеров.
   Они очень агрессивны и постоянно дерутся, вздыбив гривы и ударяя друг
друга острыми клыками. На terra firma их заменяют ошейниковые пекари (T.
tajacu), более солидного вида и тихого нрава.
   В туристической зоне заповедника нет ни индейцев, ни белых, поэтому
сейчас тут больше крупных зверей и птиц, чем было до Конкисты. Если найти
в лесу рощицу пальм Mauricia flexuosa и устроить засидку на верхушке,
можно увидеть множество гостей, приходящих за орехами. Земля в таких
местах бывает истоптана, как на скотном дворе. Красные олени Mazama
americana, равнинные тапиры (Tapirus terrestris) с полосатыми тапирятами,
пекари, зеленые и черные агути кормятся внизу, совершенно не обращая
внимания на человека.
   Еще интересней засидка на плодоносящем дереве. В сухой сезон только
три-четыре из сотен видов деревьев приносят плоды, и от них зависит жизнь
бесчисленных обитателей верхнего яруса. Если вырубить эти деревья, лес
заметно опустеет.
   Между тем по Амазонии то и дело прокатываются "эпидемии" охоты на ту
или иную древесную породу, связанные с рыночной конъюнктурой. В горной
сельве практически уничтожены бальса и хинное дерево (Chinchona), на
равнинах - каучуконос Sapium (в отличие от Hevea, он "одноразовый", т.е.
вырубается для получения каучука), обладающие ценной древесиной Switenia
mahogani и Cedrela. Только в Ману естественный состав леса практически не
нарушен. Сборщики каучука побывали здесь и истребили почти всех индейцев,
но осваивать леса не стали из-за труднопроходимых рек.
   Поэтому тут хватает больших деревьев - надо только суметь на них
влезть. Проведя всего сутки на большой сейбе, усыпанной сочными цветами, я
видел столько разных попугаев, туканов, трогонов, обезьян, белок (от
крошечной белки-мошки Sciurillus puzillus до здоровенной ярко-красной
Sciurus purrhinus), что в глазах рябило.
   Ночью по веткам, опыляя цветы, ползали пушистые опоссумы (Caluromys и
Caluromysiops) и плюшевые еноты-кинкажу (Potos flavus).
   Большие деревья часто бывают с дуплами. Если развести маленький костер
и сунуть в дупло охапку дымящихся листьев, можно узнать, кто живет внутри.
Чаще всего дупла заняты осами, пчелами, похожими на кусочки коры
скорпионами или летучими мышами всех цветов. Но один раз мне удалось
увидеть змейку Leptophis неописуемо яркой зеленой окраски, и однажды -
ночных обезьянок (Aotus) с печальными глазищами.
   Именно тогда я обнаружил, что разные виды обезьян имеют в лесу
совершенно разные маршруты. На самых высоких деревьях, редкими "холмами"
торчащих над пологом, живут ревуны (Alouatta). Они питаются листьями,
поэтому им редко приходится перебираться с дерева на дерево. Чуть ниже
"летают" длиннорукие паукообразные обезьяны (Ateles). Они настолько
спортивные, что легко перепрыгивают с дерева на дерево. хотя на этой
высоте кроны не соприкасаются. Там, где несколько больших деревьев стоят
рядом, поселяются шерстистые обезьяны (Lagothrix lagotricha), словно
одетые в меховые комбинезоны.
   Еще ниже, в сплошном пологе, бродят огромными стаями небольшие саймири
(Saimiri sciureus) в компании бурых капуцинов (Cebus apella). В менее
густых участках их заменяют похожие на совят тити (Callicebus), которые по
утрам, как и ревуны, устраивают концерты, но не такие громкие. На этой
высоте встречается и красный уакири (Cacajao calvus) с голой ярко-алой
головой, но он очень редок.
   В подлеске живут маленькие тамарины, питающиеся в основном насекомыми.
Самый красивый из них - императорский (Saguinus imperator) с роскошными
усами. В основном стайки тамаринов придерживаются terra firma. В поймах
вместо них селится похожая на пушистого черного котенка Callimico gouldi,
а по берегам ручьев - самая маленькая, карликовая игрунка (Cebuella
pygmaea) размером с грушу (детеныши - с солонку).
   В затапливаемых лесах муравьям трудно жить на земле. Там водятся почти
исключительно гигантские муравьи Dinoponera, величиной с нашу осу. Они
почему-то всегда бродят группами по три-пять бойцов. Остальные строят
гнезда на деревьях, благо многие деревья этих мест сами предлагают им
убежища - всевозможные полости, утолщения веток и т.д.
   Однажды я попытался разобраться в строении такого "муравьиного города",
расположившегося в утолщении ветки большого дерева Tococa guianensis на
высоте около 25 метров. Муравейник был старый, и на его удобренной
остатками добычи поверхности разросся целый "висячий сад" из орхидей и
бромелий. Эпифитам, однако, явно не хватало воды. У многих бромелий в
основаниях листьев были как бы "карманы" для сбора воды, а выше от стебля
отходили корешки, свисавшие в эти карманы. Что касается орхидей, то их
корневища были густо оплетены грибами-симбионтами, которые оттуда,
ветвясь, тянулись к бромелиям. Вероятно, по грибнице, как через шланг,
орхидеи тянули соки из соседей.
   Самое удивительное, что в утолщенных стеблях бромелий жили термиты.
Обычно термиты избегают соседства муравьев. Но здесь от их гнезд во все
стороны расходились крытые туннели, а вентиляционные ходы были наглухо
запечатаны головами солдат. Поэтому термиты могли не бояться нападения
соседей ни дома, ни снаружи. Кроме термитов, в этом странном мирке жили
жемчужные лягушечки и прочая мелочь.
   В Ромеро я придумал новый способ исследования леса. Рио Ману очень
сильно петляет, и иногда пятикилометровую излучину можно срезать, пройдя
всего километр по тропинке. Я выходил с началом рассвета, когда уже можно
было идти без фонарика, одетый только в плавки, майку и сандалии (ходить
босиком не стоит - тут много колючек, особенно от пальмы Astrocaryum).
Срезав виток реки вверх по течению, я затем сплавлялся обратно по воде.
Таким путем можно увидеть гораздо больше, чем из лодки - мотор не шумит, а
торчащую из воды голову большинство обитателей леса вообще не замечает. По
берегам встречаются колпы (colpas) - выходы минеральных солей. Такие
солонцы привлекают массу живности, причем каждая имеет определенный круг
"завсегдатаев". Где-то собираются тапиры, где-то серые олени Mazama
guazunbura, где-то попугаи или рогатые гокко (Crax) - огромные
блестяще-черные птицы с алым гребешком. И каждый раз видишь что-то новое.
   Из Ромеро я поднялся на попутной лодке к двум большим старицам - Cocha
Salvador и Cocha Otorongo. Здесь постоянно останавливаются туристские
группы, но стоит зайти чуть дальше - и начинается абсолютно нетронутый
лес. Я жил в палатке, а еду готовил на костре. Яркие черно-зелено-красные
бабочки Panacea prola днем облепляли мои вещи сплошным ковром, садились на
голову и щекотали спину, пока я обедал.
   Однажды ночью палатка подверглась штурму - прямо по ней прошла колонна
муравьев.
   К счастью, Юлька сшила ее на славу - ни одному врагу не удалось
пробраться внутрь. Если муравьи все же проникают в палатку, хорошего в
этом мало, как свидетельствует история, многократно мне рассказанная в
Ману и Куско (за достоверность не поручусь).
   Пять лет назад в эти края приехали двое американских туристов. Они
остановились на околице Шинтуйи. Палатка у них была фирменная - стало
быть, очень красивая, со множеством хитрых застежек и кармашков, но с
мелкими недостатками, о которых можно узнать, только когда окажешься в
лесу. Как-то раз они приняли участие в местном празднике, а потом
завалились спать, тщательно застегнув палатку. Тут подошла большая колонна
муравьев. Они пробрались внутрь и, как это принято у рода Eciton, сначала
облепили туристов, а затем разом начали кусаться. Бедняги проснулись, но
спьяну не сумели разобраться в застежках, а потом совсем обезумели от
боли. Когда сельчане прибежали на их отчаянные вопли, американцы катались
по земле, ничего уже не соображая. Палатку тут же разрезали, но было
поздно: оба оказались так искусаны, что подоспевшему участковому
полицейскому пришлось пристрелить несчастных.
   Ужасы сельвы не обошли строной и меня. Я всегда переворачивал лежащие
на земле бревна - особенно на полянах, где под ними встречаются
причудливые лягушки, расписные тараканы, огромные жуки-долгоносики с
носом, похожим на бутылочный ершик, и прочие чудеса. Под одним бревном мне
попалась змейка-улиткоед (Dipsus)
   настолько изумительной красоты, что я просто потерял дар речи. Она была
бархатисто-черная со "светящимся" синим рисунком в виде кружева, причем в
каждой петле узора стояла маленькая алая точка. Все виды этого рода -
неядовитые, поэтому я довольно спокойно взял ее за хвост и понес на свет,
чтобы сфотографировать. Тут она и тяпнула меня в тыльную сторону ладони.
Это было так больно, что змейку я упустил. На руке образовались два
здоровенных нарыва, следы которых не сходили около полугода.
   Вообще-то змей в Ману мало. В кронах попадаются удавы - большие Boa
constrictor и маленькие зеленые Corallus caninus. Внизу водится радужный
удав (Epicrates cenchris) и великолепный бушмейстер (Lachesis athropos) до
четырех метров в длину. Интересно, что в Бразилии бушмейстер - одна из
самых редких змей. В фауне Восточной и Западной Амазонии много общих
видов, но те из них, которые обычны на западе, почти всегда редки на
востоке, и наоборот.
   Как-то вечером я шел по тропинке, вившейся вдоль берега небольшого
озерца.
   Солнце давно утонуло в дымке, но все небо оставалось розовым даже
тогда, когда появились лунные тени. Какое-то движение на другом берегу
привлекло мое внимание. Я вгляделся в начавший подниматься туман.
Постепенно пятна теней в зарослях слились в роскошный узор на шкуре
медленно крадущегося ягуара (Panthera onca). Я плавно осел на землю и
тихонько выполз к озеру. Тут я заметил второго зверя - он лежал на полого
уходящем в воду стволе, положив голову на лапы, и делал вид, что не
замечает первого. Но как только тот прыгнул, он соскочил в воду, и
начались прыжки, шлепки тяжелых лап по мокрым мордам, плеск и брызги,
ловля друг друга за кончик хвоста... В колдовском свете сумерек расписной
ягуар (на языке кечуа - оторонго, "убивающий одним ударом") выглядит
совершенно фантастически. Я уже собрался попробовать подплыть поближе с
фотоаппаратом в зубах, но тут они убежали. Я сидел на берегу, пока озеро
из розового не стало серебристо-черным, а потом включил фонарик и пошел
вокруг озера, чтобы посмотреть на следы. След ягуара оказался больше
похожим на тигриный, чем на след леопарда. До первых ревунов бродил я по
сельве, думая о том, насколько жизнь натуралиста-путешественника
интересней, чем существование остальных смертных. Южная Америка, первая
любовь моя, ты щедро вознаградила меня за годы ожидания!
   Наутро меня разбудил рев ягуаров. Они дрались на отмели метрах в
трехстах ниже моей палатки, и пока я добежал туда, все уже кончилось. Но
тут загремели возбужденные шумом ревуны - такого концерта я не слышал
больше ни разу. А из грохота ревунов возник тихий стук мотора - снизу шла
лодка заповедника. Начался сезон откладки яиц черепахами-тартаругами
(Podocnemis), и егерь Панчо с верхнего кордона патрулировал реку, чтобы
индейцы не раскапывали кладки на отмелях. С ним я и поднялся до кордона
Pakitza на границе зоны абсолютной заповедности.
   В этом районе Рио Ману течет среди высоких холмов, так что terra firma
начинается прямо от берега. Кордон стоит на высоком откосе среди леса -
олени нередко пасутся прямо под окнами. Когда подходишь к дому, живущие
под крышей ласточки вылетают навстречу и пытаются клюнуть в макушку.
Большое дерево манго во дворе обвешано гнездами "птицы-шлягер" - малой
оропендолы (Psarocolius oseryi). Эти птицы поют дуэтом: самка исполняет
партию ударных ("тик-так-тик-тик-так..."), а самец высвистывает основной
мотив. Музыкальные фразы никогда не повторяются и иногда точно
соответствуют фрагментам разных мелодий - я слышал кусочки песен "Катюша",
"Venceremos", "7-40" и многих других.
 
   В кроне старого манго гнездились изумрудные якамары (Galbula), похожие
на больших колибри, а на вершине несли вахту желтоголовые грифы
(Cathartes). Их всегда видишь над лесом - они парят высоко в небе,
каким-то образом умудряясь находить падаль сквозь листву. Черно-белый
королевский гриф (Sarcorhamphus papa)
   охотится иначе - он скользит над самыми верхушками, разыскивая корм по
запаху.
   Кроме птиц, нашим соседом был здоровенный черный кайман. Едва заслышав
шум мотора, он подруливал к кордону, надеясь, что это Панчо вернулся с
рыбалки и будет чистить рыбу. Но он был очень застенчивый и никогда не
подплывал ближе десятка метров, хотя явно разглядывал нас с большим
интересом.
   Панчо Миранда, хозяин домика, оказался на редкость интересным
собеседником. Он женат на очаровательной индианочке Йоли и знает множество
индейских сказок, мифов и анекдотов. К тому же частое общение с индейцами
приучило его говорить медленно и внятно - он был первым человеком, с
которым мне удалось нормально общаться на испанском.
   Оказалось, что в анекдотах жителей сельвы роль "чукчи" отведена
туристу-гринго.
   Вот типовой пример из местного фольклора.
   Гринго приехал в Куско и гуляет по городу. К нему подбегает мальчик и,
оглядываясь по сторонам, шепчет:
   - Сеньор, купите череп Атауальпы!
   - Ух ты! - восторгается гринго. - Конечно, куплю! Сколько?
   - Сто долларов.
   Гринго покупает череп и идет дальше. Через пять минут к нему подходит
старичок:
   - Сеньор, купите череп Атауальпы!
   - Но у меня есть один, - удивляется турист, - и он куда больше вашего!
   - Это череп Атауальпы, когда он был еще ребенком...
   Сказки индейцев можно понять, только если хорошо знаешь местную фауну.
Приведу две из них, не требующие пояснений.
   Однажды Ягуар собрал всех зверей и говорит:
   - Скоро праздник, и у нас будет пир. Мы будем есть сочные плоды...
   - Да, да! - перебила его Жаба. - И ягоды, и орехи кешью!
   - А еще, - продолжал Ягуар, - мы будем есть вкусный ямс...
   - И батат, - закричала Жаба, - и клубни телии, и сок винной пальмы!
   - Но тех, у кого слишком большой рот, - добавил Ягуар, - мы на пир не
пустим.
   Жаба так испугалась, что зашила себе рот. Так появились узкоротые
квакши (Microhylidae).
   А вот еще сказка:
   Жил-был Уакири (обезьяна Cacajao calvus). Красивый, в пышной шубе,
словно гринго, он очень нравился молодым девушкам.
   - Почему ты так нравишься девушкам? - спросил Моно-Сапо (обезьяна-коата
Ateles).
 
   Хитрый Уакири подогнул большие пальцы так, что их не было видно, и
ответил:
   - Потому, что у меня на руках по четыре пальца.
   Моно-Сапо пошел и отрубил себе большие пальцы. Девушкам он так и не
стал нравиться, но Уакири смеялся недолго. Оказалось, что теперь Моно-Сапо
прыгает по веткам так ловко, как Уакири и не снилось! От злости Уакири
вырвал себе все волосы. С тех пор у коат на руках по четыре пальца, а у
уакири вся голова лысая...
   В этих краях поразительно мало фруктов и овощей. Панчо, например,
питался только манго, бананами и ямсом. Бананы и ямс очень трудно
выращивать. Чтобы посадить банан, надо выплюнуть кусок плода банана и
присыпать землей. Ямс (Dioscorea) - высокое растение с жестким стеблем.
Сбор клубней ямса происходит так: его выдирают из земли, собирают клубни,
а потом стебель рубят на куски и втыкают их обратно в почву - из каждого
обрубка стебля получается новый ямс.
   По вечерам в небе вырастали высокие башни кучевых облаков. Становилось
тихо, и весь лес словно замирал в ожидании грозы. Но пока все
ограничивалось далекими зарницами на востоке. Солнце медленно гасло в
сиреневом тумане, и хотя мы были совсем рядом с Андами, даже с вершин
деревьев не удавалось их увидеть.
   Лес тут заметно отличается от того, который растет ниже по течению.
Земля на холмах покрыта толстым слоем сухих листьев и изрыта звериными
норами, иногда такого размера. что в них можно переждать дождь. Основные
строители нор - крысовидные хомячки Rhipidomys и броненосцы Dasypus
kappleri. Гигантский броненосец (Priodontes giganteus) расширяет их норы и
поселяется в них, а иногда после него нору занимает гигантский муравьед
(Myrmecophaga), еще больше ее расширив. Таким образом, одна нора может
служить разным зверям убежищем десятки лет, как это бывает с барсучьими
норами в наших лесах.
   Увидеть всех этих скрытных обитателей леса довольно трудно. Чтобы
узнать, кто живет в норах, приходилось разравнивать песок перед входом и
наутро смотреть, чьи там остались следы. Гораздо чаще на тропинках
встречаешь птиц. По утрам там гуляют симпатичные белокрылые трубачи
(Psophia leucoptera) с красивым трубным голосом, как у журавля. Днем можно
встретить выводок маленьких ярких перепелов Odontophorys, а ночью - редких
ночных краксов (Nothocrax urumutum). Брови у них окрашены в "светящийся"
желто-оранжевый цвет, чтобы легче было находить друг друга в темноте.
   Нигде в мире нет такого количества красивых птиц, как в Верхней
Амазонии. Тут живут самые прелестные колибри (крошечные "кокетки"
Lophornis), самые яркие попугаи (Ara), самые фантастические туканы
(Rhamphastos). Но прекраснее всех - хищники, особенно хохлатые орлы.
   Здесь их шесть видов, один другого эффектней. Шоколадно-черный Oroaetus
isidori живет в горных лесах, совсем черный Spisaetus tyrannus - в
заболоченных, голубовато-серый Harpyhaliaetus coronatus - на берегах
старичных озер, а необычайно яркий S. ornatus - в лесах terra firma. У
этого вида очень длинный хохол, придающий ему сходство с в