ы...
 
   Ну почему по всей планете 
   Все шофера - одни жлобы?
   Нет, больше шагу не ступлю
   Пока машину не куплю !
 
 
 
 
 
 
                    Глава десятая. Американские саванны 
 
   Дорогие друзья! Добро пожаловать в Бразилию - туристический рай! Цена
туристической визы для граждан России - 130$; для граждан Того, Зимбабве и
Тайваня - 30$; для граждан других стран - 5$. Желаем приятного отдыха!

   Плакат в бразильском консульстве, г. Пуэрто Игуасу.
 
 
 
   Обширную территорию Южной Америки между Пампой и Амазонией занимают
саванны.
   Правда, классических "африканских" саванн с зонтичными акациями тут не
увидишь, и вообще ландшафты этого района очень разнообразны - от густых
лесов до кактусовых пустынь. Но климат здесь типичный для саванн -
чередование сухого и дождливого сезонов. Самое жаркое время, как и в
других местах на широте тропиков (а не экватора) - весна перед началом
дождей. Сейчас вся огромная область саванн занята полями, пастбищами и
рощами австралийских эвкалиптов, а флора и фауна сохранились лишь в
небольших национальных парках и на заболоченных участках.
   Парк El Palmar, куда я сейчас попал, совсем небольшой (20х15 км), и я
почти не надеялся, что здесь осталось что-нибудь интересное. Вдоль дороги
тянулась высокая мягкая трава, как на подмосковных полянах в августе. Над
сырыми лугами вились рои мелких светлячков, мигавших часто-часто, словно
облако дипольных отражателей. В глубине травы прятались мелкие, но очень
душистые ирисы Ixolirion и самые маленькие на свете пальмы - Siagrus
ростом с карандаш.
   Луч фонаря упал на какой-то плоский желтый предмет со светящейся точкой
посередине, лежавший в дорожной пыли. Еще шаг - и он вдруг взлетел в
воздух, превратившись в что-то вроде жар-птицы. Планирующим, как у
бабочки-парусника, полетом странное существо принялось кружить рядом,
сверкая глазами в луче света и помахивая длинными полосатыми лентами. Это
был длиннохвостый козодой (Macropsalis creagra). Дальше они то и дело
вспархивали из-под ног.
   Постепенно вокруг появлялось все больше пальм Butia yatae - невысоких,
кудрявых, словно специально расставленных по пологим холмам. Через
несколько километров я свернул на боковую дорожку, плавно спускавшуюся к
ручью. Тут мой фонарик отразился в паре очень ярких глаз, под которыми
сразу же блеснули клыки. Потом зверь развернулся, и в траве закачались
соломенно-желтые лопатки торопливо уходящей пумы. Подойдя поближе, я
увидел лужу крови и остатки добычи.
   Представьте себе мое изумление, когда оказалось, что это наполовину
съеденная индийская антилопа-гарна!
   Я вырезал из туши продольные мышцы спины (лучшее мясо для шашлыка),
вышел к берегу и поужинал. Только на следующий день в конторе парка мне
рассказали, что гарны действительно завезены сюда из Индии и, стало быть,
с психикой у меня пока относительно нормально.
   Эль-Пальмар - совершенно райский уголок, по крайней мере весной. Ночью
было так тепло и безкомарно, что я отлично выспался на траве без палатки и
спальника.
   Утром меня разбудили птицы - красноголовые кардиналы (Paroaria) и
всевозможные голуби, слетевшиеся на водопой. Надо мной смыкались ветви ив,
в тихих плесах ходили здоровенные сомы, а вокруг лежали желтые луга с
толпами аккуратных пальм.
   Под пальмами паслись лохматые серые большие нанду (Rhea americana).
   До наступления жары я успел окунуться в ручей и дойти до конторы,
расположенной в старинной колониальной усадьбе на высоком берегу реки
Уругвай, за которой открывается вид на одноименную страну.
   Естественно, я первым делом сплавал на ту сторону, благо река шириной с
Москву-реку у Звенигорода. С моей точки зрения, делать в Уругвае особо
нечего - он почти полностью "распахан", а интересен лишь тем, что это
единственная страна мира, где разрешены дуэли. Но принять их гражданство
мне не светило, так что я вернулся в Аргентину, где к моим услугам были
душ, кафе-мороженое, библиотека и музей.
   В музее я обнаружил большую коллекцию птичьих яиц. В Эль-Пальмаре семь
видов тинаму (Tinamidae), а у них необыкновенно красивые яйца - яркие и
блестящие, словно покрытые цветной глазурью. На большом дереве во дворе
гнездились попугаи-калиты (Myopsitta monachus). Они живут не в дуплах или
норах, как другие попугаи, а в огромном, как стог сена, коллективном
гнезде на несколько десятков пар.
   Обследуя усадьбу, я увидел под крышей заброшенного амбара большую
колонию пчел-убийц (Apis africanus), которых когда-то завезли сюда из
Африки, поставив под угрозу все пчеловодство континента. Мне приходилось
много слышать об их сложном характере, поэтому я очень осторожно
приблизился к ним шагов на десять.
   Тут же мне навстречу вылетел "сторож" одного из гнезд и с ходу ужалил в
веко. К моему большому удивлению, это оказалось совсем не больно, и я
забыл об укусе, думая, что так все и кончится.
   Я прошелся немного вдоль реки, пользуясь кабаньей тропкой (кабанов
завезли из Европы). Тут летали кусачие тигровые мошки (Goeritis filli), но
зато было не так жарко. На торчащих из воды корягах собралась целая
коллекция причудливых черепах: жабоголовые (Phrynops), плоские (Platemys)
и длинношеие (Hydromedusa).
   В траве бродили цветные бекасы (Nycticryphes) - смешные птицы с клювом
такой формы, будто на нем повисла капелька соплей. Под упавшим деревом
нашел нору с кучей перышек у входа. Когда приподнял дерево, из норы
выскочила выдра (Lutra platensis) - никогда бы не подумал, что она ловит
птиц. Судя по перьям, ее жертвой стал мелкий чирок Amazonetta.
   Когда я вернулся к конторе, было уже настолько жарко, что даже
роскошные черно-фиолетовые сойки Cyanocorax забились в тень и сидели с
раскрытыми клювами.
   Только синие колибри как ни в чем не бывало носились вокруг увитых
вьюнком колонн усадьбы, "целуя" красными клювиками цветы. Вокруг большой
норы с десятком входов, выкопанной посередине площадки для пикников,
разлеглись здоровенные ящерицы-тейю (Tupinambus nigropunctatus) с
отвисшими щеками. Был будний день, так что я оказался единственным
посетителем парка - мороженое и душ были в полном моем распоряжении. В
прохладной душевой я и проспал до вечера.
   Не успели ящерицы забраться в нору после захода солнца, как из нее
появились "сменщики". Сначала легким облачком выпорхнули летучие мышки
Tonatia, потом вдруг вылезла здоровенная зверюга с полосатой мордой и
великолепными черными усами - равнинная вискача (Lagostomus maximus).
Учуяв печенье, которое я в этот момент ел, она радостно кинулась мне на
руки, и мне стоило большого труда отойти от нее на пару шагов и
сфотографировать. Чтобы не отдавать ей все печенье, я отнес полпачки к
своему рюкзаку, а когда вернулся, его уже доедал зеленый попугайчик-калита.
   С наступлением сумерек в траве послышались резкие шорохи - это
прокладывали себе путь тяжелые броненосцы. Чтобы узнать, с кем из них
имеешь дело, достаточно резко осветить зверька фонариком. Ушастые Dasypus
убегают смешными скачками, толстые Cabassous с фырканьем подпрыгивают на
месте и потом пытаются незаметно удрать, медлительные Euphractes
прижимаются к земле, а маленькие Tolypeutes и вовсе сворачиваются в шар. В
пальмовые рощи броненосцы почему-то не заходили, но там сновали полчища
крыс Bibimys с ярко-малиновыми носами.
   Шагая в темноте по саванне, я увидел впереди черно-белое пятно, которое
оказалось гигантским муравьедом (Myrmecophaga tridactylus). Фантастический
зверь с длинным, как клюв ибиса, носом и роскошным флагом-хвостом словно
сошел с картин Дали. Позже я узнал, что и сам художник заметил
поразительное сходство между творением природы и персонажами своих картин
- он даже держал дома ручного муравьеда.
   На этот раз я вышел к другому ручью, который петлял по неширокой
болотистой пойме. На дороге появились странные следы, очень похожие на
отпечатки копыт тапира, но чуть поменьше. Я долго ломал голову, кто бы это
мог быть, пока не увидел капибару (Hydrochoerus hydrochoreus). Последний
уцелевший из гигантских грызунов прошлого, капибара напоминает рыжеватую
морскую свинку, но она ростом с барана и вся какая-то квадратная. Когда я
вышел на мост через ручей, из-под него выплыла самка с парой совсем
маленьких детенышей. Отчаянно загребая воду копытцами, капибарята едва
поспевали за матерью. Увидев меня, они нырнули, но были отлично видны в
прозрачной воде. Метров через десять троица выскочила на поверхность и с
треском удрала в камыш.
   Больше на ручье мне никто не встретился, кроме кошки-ягуарунди, которая
здесь не черная, как в сельве, а рыжая. Я переночевал под деревом, в кроне
которого наутро обнаружил гнездо пальмовых дятлов (Melanerpes flavifrons)
- они черные с красной головой, полосатыми боками и ярко-желтой грудью.
   Меня ждал неприятный сюрприз: к рассвету укушенный глаз совершенно
заплыл, а вся половина лица распухла так, что я стал похож на монстра из
фильма ужасов.
   Естественно, никто не хотел меня подвозить, и мне пришлось часами
торчать на раскаленной дороге, поглощая коробками закупленный в
супермаркете молочный шейк (это вроде коктейля).
   Очередная попутка оказалась допотопным "Трабантом" с небритым
старикашкой-немцем за рулем. С ним мне удалось проехать довольно далеко -
почти через всю провинцию Entre Rios (Междуречье). Пыльные пастбища и
эвкалипты тянулись по сторонам, сбитые машинами скунсы и опоссумы валялись
по обочинам. Сначала старикан рассказывал о тяжелой жизни немецкой общины,
потом вдруг похвастался, что он - бывший штурмбанфюрер СС и находится в
розыске как военный преступник. Я, конечно, не поверил, но он вытащил из
бардачка крест и еще какие-то награды.
   Я начал лихорадочно соображать. С одной стороны, я просто обязан был
его немедленно придушить (дорога была достаточно пустая). С другой
стороны, посты ГАИ в этой части страны стоят через каждые 50 км, и перед
очередным постом машину мне пришлось бы бросить. Решил, что проеду
последний пост перед своей развилкой, а потом убью мерзавца. Мы доехали до
КПП, и я уже полез в карман рюкзака за веревкой, но тут старая сволочь
вдруг заявила:
   - Совсем забыл, хозяин той фермы мне должен. Навещу-ка его, подлеца.
Вылезай.
   Я снова оказался на липком асфальте в отвратительном настроении. Увидев
мое лицо и Индульгенцию, полицейский побледнел, выскочил на дорогу перед
первым же грузовиком и лишь потом спросил, куда мне, собственно, надо
ехать. Грузовик оказался попутным. Офицер отвел шофера в сторону и сказал
ему что-то такое, что тот всю дорогу называл меня не иначе, как "senior
comandante".
   Вечером на обочинах появилась фауна: целые стада черных крысовидных
хомяков Scapteromys, белобрюхие мерзкие опоссумы (Didelphus albiventris),
серпокрылые козодои (Eleothreptus anomalus).
   Кстати, должен предупредить, что у многих южноамериканских животных нет
устоявшихся русских названий или есть, но неудачные. Поэтому мне иногда
приходится придумывать их самому, а следом на всякий случай писать
латинское название.
   Прошла короткая гроза, и снова стало жарко. Я переночевал в городке на
берегу широченной мутной Параны, а утром перешел по мосту в провинцию
Chaco. Снова потянулись сухие пастбища в дымке от пожаров - пастухи жгли
сухую траву и кустарник. Я много читал о знаменитых аргентинских "ковбоях"
- гаучос, об их богатых традициях и красочных костюмах. Но везде скот
почему-то пасли люди в джинсах, кедах и футболках.
   Наконец у одной деревни мне встретился настоящий гаучо - в широкополой
шляпе и богато расшитой рубахе с бахромой, с огромным ножом за широченным
поясом и золочеными шпорами на мушкетерских сапогах. Сей былинный персонаж
подъехал ко мне, участливо оглядел пыльный рюкзак и столь же пыльную морду
и спросил:
   - Вэйзмир, куда ты едешь по такой жаре? Сорок пять в тени!
   Оказалось, что деревня населена евреями - иммигрантами из Польши.
Познакомиться с ними поближе я не успел, потому что подошла попутка. Меня
высадили в семи километрах от национального парка Чако, куда я дополз к
обеду в совершенно расплавленном состоянии. Я знал, что через пару дней
привыкну к местному климату и перестану обращать внимание на температуру,
но пока было довольно тяжело.
   В парке меня ждала площадка для установки палаток, сверкающая
прохладным кафелем душевая и десятки километров покрытых мягкой пылью
лесных дорожек, словно специально созданных для ходьбы босиком и чтения
следов.
   "Чако" - это сухие леса, которые когда-то покрывали северо-запад
Аргентины, Парагвай и часть Бразилии. В основном они состоят из колючих
акаций, quebracho (этим словом, означающим "сломай топор", обозначают
Solinopsis и еще десяток пород с твердой древесиной, относящихся к разным
семействам) и дерева омбу (Phytolacca dioica), кора которого словно
плавится на солнце, оплывая к корням.
   Фауна Чако очень древняя и своеобразная. По травянистым прогалинам
бродит странная птица Cariama cristata, родственник вымерших
гигантов-фороракосов. По ночам сквозь высокую траву, высматривая грызунов,
пробирается робкое создание - рыжий гривистый волк (Chrysocyon brachyurus)
с ногами-ходулями и огромными ушами. Увидеть его мне удалось только один
раз - в основном попадались заурядные с виду парагвайские лисы (Dusicyon
gymnocercus). Из трех видов пекари, стадами прочесывающих парк, один
настолько редок, что долго считался вымершим - это рослый серый Tayassu
wagneri.
   Грызунов тут великое множество - недаром Даррелл назвал эти края
"Землей шорохов". Больше всего не хомяков, как в других частях Америки, а
колючих шиншиллокрыс (Echimyidae). По деревьям ползают смешные дикобразики
Chaetomys с носом картошкой. Хищников тоже немало: по утрам то и дело
встречаешь выводки носух, которые безмятежно рыщут в опавших листьях,
подняв, как флаги, полосатые хвосты, а на обочинах дороги через каждые
пять километров обязательно увидишь нору местного барсука-гризона
(Galictis vittatus), удивительно похожего на африканского медоеда.
   Из-за обилия зверья кровососущих насекомых в Чако много, и наблюдать за
ними очень интересно. Утром вас преследуют мухи, реагирущие на движение -
достаточно остановиться, и они отвязываются. Днем их сменяют обычные
слепни, привлекаемые запахом мокрой кожи, а вечером появляется другой вид,
который охотится за темными предметами - от него защищает белая футболка.
Все они довольно безобидны, в отличие от ночных москитов Phlebotomus,
которые переносят лейшманиоз.
   Другая достопримечательность Чако - "ночной поезд", личинка одного вида
светляков, обитающая под бревнами и в густой траве. Она длиной с гороховый
стручок, с двумя белыми "фарами" на переднем конце, двумя красными - на
заднем и цепочками зеленоватых "окошек" по бокам.
   Птиц в Чако почему-то было немного - возможно, они откочевали на сухой
сезон.
   Разве что дятлы встречались целыми стаями, а всех остальных редко
удавалось увидеть - то черный орел Harpyhaliaetus solitarius попадется, то
короткоклювый колибри (Ramphomicron). Гораздо веселее было на лесных
озерах. Там бродили большие цапли Ardea cocoi, сотенными стаями кружили
коршуны-слизнееды (Rhostramus sociabilis), а по листьям гигантских
кувшинок Victoria cruciana бегали яканы (Jacana), трепеща, как мотыльки,
желтыми крылышками. На озерах водятся кайманы и анаконды, но последних мне
не удалось увидеть ни разу - попадались только коричневые гигантские ужи
(Cyrtodryas gigas).
   Я прожил в Чако несколько дней, пока не пришло время ехать на
бразильскую границу. Каждое утро меня будили концерты черных ревунов
(Alouatta caraya). Днем приезжали школьные экскурсии и угощали всякой
всячиной, а по ночам единственными соседями были жабы и лягушки,
собиравшиеся в душевой ради прилетевших на свет насекомых (всего я
насчитал там 16 видов амфибий).
   До города меня подвез автобус женской протестантской школы при
польско-украинской общине. Никто из девушек уже не помнил ни слова на
славянских языках, лишь одна спросила меня "Te gusta vareniki?" - "Тебе
нравятся вареники?"
   Чем-то я им очень понравился: после того, как сошел с автобуса, они еще
долго, к изумлению прохожих, хором скандировали "Vla-di-mir! Vla-di-mir!"
- пока не скрылись за поворотом.
   Теперь по одну сторону дороги тянулся Парагвай, а по другую -
аргентинская провинция Misiones. Первыми белыми, обосновавшимися в этом
плодородном краю, были иезуиты, основавшие несколько миссий на нынешней
территории Бразилии в 1609 году. В отличие от всех других орденов и прочих
религиозных организаций, действовавших в испанских колониях, иезуиты
действительно заботились об индейцах: обучали их грамоте и земледелию. В
XVII веке на континенте было несколько территорий под управлением ордена,
и во всех уровень жизни был в несколько раз выше, чем на соседних землях,
и только на них не было индейских восстаний. Не удивительно, что они
встали поперек горла и светским, и церковным властям. В 1627 году сюда по
наводке епископа Монтевидео вторглись из Бразилии отряды вооруженных
охотников за рабами. Бросив все, отцы иезуиты в сопровождении 12 тысяч
крещенных индейцев-гуарани сплавились по реке на семистах плотах. После
каждого из двух порогов плоты приходилось строить заново. Они основали
новые миссии на 800 километров южнее, на аргентинской земле. Мир и
процветание продолжались до 1767 года, когда Карл III запретил орден во
всех испанских владениях. Провинция вступила в полосу упадка, из которой
выходит только сейчас.
   Что касается миссий, то их величественные развалины и сегодня
производят впечатление великолепной резьбой по камню, хотя джунгли мало
что оставили от стен.
   Я быстро проехал всю Мисьонес и сошел на последней развилке перед
стыком границ с Бразилией и Парагваем. Узкое шоссе тянулось через густой
субтропический лес, над которым кое-где торчали странные кроны бразильских
араукарий (Araucaria angustifolia). Это единственный кусочек сельвы в
Аргентине, истоптанный туристами вдоль и поперек, но всего месяц тому
назад на этой самой дороге турист-гринго был убит ягуаром. Только что
стемнело, и на теплый асфальт выползли детеныши змей - коричневые гремучки
Crotalys и черные в серебре Bothrops. Вооружившись хворостиной, я стал
сгонять ботропсят с проезжей части, но спасти удалось не всех: некоторые
из этих "живых игрушек" уже были раздавлены колесами проносившихся машин.
   Вскоре лес кончился. Я прошел между безмолвными корпусами турбаз,
отелей и ресторанов и вышел к высокому обрыву, под которым в облаке тумана
шумел водопад Игуасу.
   Он шире и выше Ниагары, но меньше, чем Виктория. Водопад обрушивается
со скалы высотой 72 метра и шириной в три километра, разбиваясь на десятки
ветвей, между которыми торчат зеленые островки. Днем тут слишком много
туристов, но ночью никого нет. По мокрым от водяной пыли дорожкам бродят
здоровеннные жабы-аги (Bufo marinus), похожие на борцов сумо. Изредка
встретишь зеленого агути или собирающего мусор длиннохвостого опоссума
(Metachirus nudicaudatus), но больше делить удовольствие не приходится ни
с кем. Белый фронт водопада в желтоватых лунных радугах таинственно
проступает из черных гор, мелкие боковые ручейки журчат в скальных
трещинах, стекая в озера - отличное место для усталого путешественника,
который мечтает отдохуть от жары и выспаться в покое и уюте.
   Утро еще лучше: столбы тумана и брызг, поднимающиеся над водопадом,
становятся ярко-розовыми, целые стаи туканов и попугаев летают с берега на
берег, первые колибри пронзают мокрый воздух. Большие серые стрижи
Cypseloides senex, сотнями тысяч гнездящиеся на скалах за стеной падающей
воды, с визгом пронзают самые страшные части водопада. Наконец выходит
солнце, и тысячи радуг вспыхивают над Игуасу. Тут на тропинках, словно
армии бродячих муравьев, появляются колонны туристов - день начался.
   Сверху поперек реки проложены мостки, по которым можно подойти вплотную
к "Глотке Дьявола" - выемке уступа, в которую падает большая часть воды.
Снизу к этому ревущему белому чудовищу тоже