ак
много народу к нам понаехало, да и вода холодная. Если мы  прямо  скажем
людям о том, что случилось и объясним наши действия, мы от этого  только
выиграем.
   Медоуз откинулся на спинку стула, задумался.
   - Я не знаю, как ты поступишь,  Мартин,  но  что  касается  меня,  то
решение уже принято.
   - Что это значит?
   - Никакой заметки об этом нападении в "Лидере" не будет.
   - Ты это серьезно?
   - Довольно серьезно. Не  могу  сказать,  что  лично  я  принял  такое
решение, но в общем-то я с этим согласен. Я редактор и  совладелец  этой
газеты, но контрольный пакет акций не у меня, и я не могу  противостоять
определенному нажиму.
   - Какому?
   - Сегодня утром мне уже звонили  шесть  раз.  Пять  рекламодателей  -
ресторан,  гостиница,   две   компании   по   продаже   недвижимости   и
кафе-мороженое. Они интересовались, собираюсь ли я напечатать заметку об
этой девице Уоткинс, и всячески старались дать мне понять,  что,  по  их
мнению, для Эмити будет лучше, если  эта  история  не  получит  огласки.
Шестой звонок был от мистера Коулмана из Нью-Йорка. От мистера Коулмана,
в руках которого пятьдесят процентов акций  "Лидера".  Похоже,  что  ему
что-то позвонил. Он заявил мне, что никакого сообщения в  "Лидере"  быть
не должно.
   - А не повлиял ли на его решение тот  факт,  что  его  жена  является
маклером фирмы по продаже и покупке недвижимости? Об  этом  он  тебе  не
сказал?
   - Нет, - ответил Медоуз. - Об этом речи не было.
   - Надо полагать. Итак, Гарри,  какова  ситуация?  Ты  не  собираешься
помещать заметку, поскольку, по мнению влиятельных  читателей  "Лидера",
ничего особенного не произошло. Я же закрою пляжи и  поставлю  несколько
знаков, предупреждающих об опасности.
   - Хорошо, Мартин, дело твое. Но позволь мне тебе напомнить кое о чем.
Ты ведь выборное должностное лицо?
   - Да, так же, как и президент. На четыре волнующих года.
   - Выборное должностное лицо могут и не переизбрать.
   - Это угроза, Гарри?
   Медоуз улыбнулся.
   - Ты лучше знаешь, как это квалифицировать. К тому же, кто  я  такой,
чтобы угрожать? Я просто хочу, чтобы ты  подумал  о  последствиях  своих
поступков, прежде чем решиться выступить против интересов жителей Эмити,
избравших тебя.
   Броди встал:
   - Спасибо, Гарри. Я много раз  слышал:  тот,  в  чьих  руках  власть,
всегда одинок. Сколько я должен тебе за обед?
   - Нисколько. Я не могу брать деньги с человека, чья семья скоро будет
клянчить бесплатные талоны на питание.
   - На это не рассчитывай. Разве ты не знаешь, что работа в  полиции  -
это гарантия обеспеченности? - рассмеялся Броди.
   Не успел Броди вернуться к себе  в  кабинет,  как  по  селектору  ему
сообщили: "Здесь мэр, он хочет видеть вас, шеф".
   Броди усмехнулся. Мэр. Не Ларри Вогэн, заглянувший проведать его.  Не
Лоренс Вогэн, один из владельцев компании по продаже недвижимости "Вогэн
и Пенроуз", который зашел жаловаться на то, что арендаторы стали слишком
шумными.
   А мэр Лоренс П. Вогэн - избранник народа, получивший  семьдесят  один
голос на последних выборах.
   - Попроси его милость войти, - сказал Броди.
   Ларри Вогэн был красивый стройный  мужчина  чуть  старше  пятидесяти.
Седина только слегка тронула густые  волосы.  Он  был  коренным  жителем
Эмити, с годами в его манере появилась  изысканная  сдержанность.  Вогэн
сколотил себе состояние  на  послевоенных  спекуляциях  недвижимостью  в
Эмити и являлся главным совладельцем наиболее преуспевающей  компании  в
городе (некоторые считали - единственным владельцем, так как  в  конторе
Вогэна  никто  никогда  не  встречал  никакого  Пенроуза).  Одевался  он
элегантно и просто, отдавая предпочтение  пиджакам  английского  покроя,
строгим рубашкам и мягким кожаным туфлям. И если Эллен Броди,  попав  из
среды курортников в среду коренных жителей так  и  не  стала  среди  них
своей, то Вогэн, будучи  уроженцем  Эмити,  легко,  не  теряя  при  этом
достоинства, поднялся до уровня богатых курортников. Они не видели в нем
равного, ведь он всего лишь  был  местным  коммерсантом,  и  никогда  не
приглашали его к себе в Нью-Йорк или Палм-Бич. Но в  Эмити  он  свободно
общался со всеми, за исключением самых богатых и чопорных представителей
летнего общества, и это общение в огромной степени способствовало успеху
его дела. Вогэна часто приглашали на приемы, и он всегда  являлся  один.
Мало кто из его друзей знал, что дома у него есть жена, простая,  горячо
любящая  его  женщина,  которая  большую  часть  времени   проводит   за
вышиванием, сидя у телевизора.
   Броди симпатизировал Вогэну.  Они  редко  виделись  в  летнее  время,
некогда  сезонная  горячка  шла  на  убыль,  Вогэн  и  его  жена  иногда
приглашали Броди и Эллен поужинать с ними  в  одном  из  респектабельных
загородных ресторанов. Эти вечера доставляли Эллен большое удовольствие,
и одно это уже делало Броди счастливым. Вогэн, казалось, понимал  Эллен.
С ней он всегда был дружелюбен и обходителен.
   Вогэн вошел в кабинет Броди и сел.
   - Я только что разговаривал с Гарри Медоузом, - начал он.
   Вогэн явно был встревожен, и это заинтересовало Броди. Он  не  ожидал
такой реакции.
   - Вижу, что Гарри даром времени не теряет, - сказал Броди.
   - Где ты собираешься получить разрешение на закрытие пляжей?
   - Ларри, ты меня спрашиваешь как мэр или  как  владелец  компании  по
продаже недвижимости, или просто из дружеского любопытства?
   Вогэн весь напрягся. Броди видел, что он с трудом сдерживается.
   - Я хочу знать, где ты собираешься получить такое разрешение? Я  хочу
знать это сейчас.
   - Я неуверен, должен ли я испрашивать его вообще, - ответил Броди.  -
Есть определенные статьи, согласно  которым  я  могу  предпринять  любые
действия, какие сочту необходимыми в случае  возникновения  чрезвычайных
обстоятельств, и я полагаю,  члены  городского  управления  сами  должны
объявить о  чрезвычайном  положении.  Но  я  не  знаю,  захочешь  ли  ты
устраивать всю эту волокиту.
   - Это исключается.
   - Хорошо. Если подходить к  тому,  что  произошло,  не  формально,  я
считаю своей обязанностью в  меру  сил  обеспечить  безопасность  людей,
живущих в городе,  и  в  данный  момент,  по  моему  мнению,  для  этого
необходимо закрыть пляжи на два-три дня. Но если кто-либо все  же  решит
купаться, я  вряд  ли  смогу  арестовать  этого  человека  за  нарушение
запрета. Разве что, - Броди усмехнулся, - я смогу  пришить  ему  дело  о
преступной глупости.
   Но это Вогэна, видно, уже мало интересовало.
   - Я не хочу, чтобы ты закрывал пляжи, - сказал он.
   - Я это понял.
   - И знаешь почему? Четвертое июля не за горами, и от этих праздничных
дней будет зависеть многое. Мы подрубаем сук, на котором сидим.
   - Я понимаю твои доводы, но и ты должен понять, почему я хочу закрыть
пляжи. Я не ищу никакой личной выгоды.
   - Да, личной выгодой здесь для тебя и не  пахнет.  Скорее,  наоборот.
Послушай, Мартин, сенсации такого рода городу не нужны.
   - Но ему не нужны и новые жертвы.
   - О боже, никаких жертв больше не будет! И чего ты добьешься,  закрыв
пляжи? Только привлечешь сюда полчища репортеров, которые начнут повсюду
рыскать и совать нос куда не надо.
   - Ну и что? Если даже они и приедут, то не найдут ничего  стоящего  и
тут  же  разъедутся.  Я  не  думаю,  чтобы  "Нью-Йорк  тайме"  уж  очень
интересовал пикник на лоне природы или ужин в каком-нибудь клубе.
   - Репортеры нам просто ни к чему. А  вдруг  они  что-нибудь  все-таки
раскопают? Поднимут шумиху, а зачем она нам?
   - Ларри, ну что они могут раскопать? Мне, например, нечего  скрывать.
А тебе?
   -  И  мне  нечего.  Я  просто  подумал..,  может..,   те   случаи   с
изнасилованиями. Что-нибудь с душком.
   - Ерунда, - сказал Броди, - все это уже история.
   - Черт бы тебя  побрал,  Мартин!  -  Вогэн  выждал  минуту,  стараясь
сдержать себя. - Ладно, голосу рассудка ты не внемлешь.  Тогда  выслушай
меня просто как друга. На меня большое давление оказывают партнеры.  Для
нас все это может плохо кончиться.
   Броди рассмеялся:
   - Ларри,  у  тебя,  оказывается,  есть  партнеры?  Впервые  слышу.  Я
полагал, ты заправляешь своей лавочкой как самодержец.
   Вогэн смутился, словно сказал что-то лишнее.
   - У меня дело не такое простое, - сказал он. - Иногда  мне  и  самому
бывает нелегко разобраться. Сделай то, о чем я тебя прошу, Мартин.
   Броди посмотрел на Вогэна, пытаясь понять, что им сейчас движет.
   - Сожалею, Ларри, но не могу. У меня есть служебные обязанности, и  я
должен их выполнить.
   - Если ты меня не послушаешь, - сказал Вогэн, - не исключено, что  ты
скоро потеряешь это место.
   - Я тебе не подчиняюсь. Ты не можешь уволить ни одного полицейского в
городе.
   - Ты можешь мне не поверить, но у меня есть определенные полномочия в
отношении начальника полиции.
   - Я не верю этому.
   Из кармана пиджака Вогэн вынул устав городского управления Эмити.
   - Предоставляю тебе возможность убедиться в этом, - сказал он, быстро
листая устав. - Вот, - он нашел нужную страницу и протянул брошюру через
стол Броди, - здесь ясно сказано, что, хотя начальника полиции  избирают
на пост жители города, члены городского управления имеют право  сместить
его.
   Броди прочитал указанный Вогэном параграф.
   - Допустим, что это так, - сказал он. - Но мне хотелось бы знать, что
ты выдвинешь в качестве "веской и обоснованной причины"?
   - Я очень надеюсь, что этого не придется делать. Я не думал, что  наш
разговор зайдет так далеко. Я рассчитывал на твое  понимание,  поскольку
мое мнение и мнение членов городского управления ты знаешь.
   - Всех членов управления?
   - Большинства.
   - Кого именно?
   - Я не собираюсь называть тебе их фамилии. Я не обязан это делать. Ты
должен усвоить только одно - если ты не сделаешь так, как мы  хотим,  мы
посадим на твое место другого, более покладистого.
   В таком агрессивном настроении Броди еще никогда не видел Вогэна. Его
это поразило.
   - Ты в самом деле настаиваешь на этом, Ларри?
   - Да, - сказал Вогэн ровным голосом, предчувствуя победу. -  Доверься
мне, Мартин. Ты не пожалеешь.
   Броди вздохнул.
   - Дело дрянь, - сказал он. - Мне все это очень не  нравится.  Но  раз
это настолько важно...
   - Да, это важно, - Вогэн улыбнулся, впервые за все время разговора. -
Спасибо, Мартин, - сказал он и  поднялся.  -  Теперь  мне  предстоит  не
очень-то приятная миссия - визит к футам.
   -  Тебе  нужно,  чтобы  они  не  проболтались  "Тайме"  или   "Ньюс"?
Интересно, как ты собираешься на них воздействовать?
   - Буду взывать к их чувству долга, - сказал  Вогэн,  -  так  же,  как
взывал к твоему.
   - Этот номер не пройдет.
   - Здесь есть одно обстоятельство, которое нам как раз  на  руку.  Эта
мисс Уоткинс - всего лишь жалкая  бродяжка,  не  больше.  Ни  семьи,  ни
близких друзей. Она говорила, что приехала  на  Восточное  побережье  из
штата Айдахо автостопом, ее никто не хватится.
   Броди явился домой около пяти. Желудок его пришел в норму  настолько,
что он уже мог выпить пива перед ужином. Эллен в  розовой  форме  сестры
милосердия стряпала на кухне, руки у нее были в мясном фарше.
   - Привет, -  сказала  она  и  подставила  щеку  для  поцелуя.  -  Что
стряслось?
   - Ты ничего не слышала?
   - Нет. Сегодня у старушек был банный день. Я ни на минуту не выходила
из больницы.
   - Недалеко от Оулд-Милл-роуд погибла девушка.
   - Каким образом?
   - Акула. - Броди полез в холодильник и достал банку пива.
   Эллен перестала месить фарш и с удивлением взглянула на него.
   - Акула?! Ни о чем таком я прежде не слышала. Может, кто их  здесь  и
видел, но они никого не трогали.
   - Да, я знаю. Я сам впервые с этим столкнулся.
   - И что же ты намерен делать?
   - Ничего., - Вот как? И ты это считаешь правильным?
   - Конечно, что-то я бы мог сделать. Формально. Но ничего по существу.
И что по этому поводу думаю  я  или  ты,  не  имеет  никакого  значения.
Сильные мира сего обеспокоены тем, как это отразится на Эмити,  если  мы
все уж очень будем волноваться из-за того, что на  кого-то  из  приезжих
напала какая-то рыба. Они  все  считают,  что  это  нападение  -  чистая
случайность и что такого больше не повторится,  но  всю  ответственность
хотят переложить на меня.
   - Кого ты имеешь в виду - сильные мира сего?
   - Ларри Вогэн - один из них.
   - Вот как? Я не знала, что ты говорил с Ларри.
   - Он примчался ко мне сразу  же,  как  только  услышал,  что  я  хочу
закрыть пляжи. Он не был, как бы это сказать, деликатным, когда  убеждал
меня не закрывать пляжи. Он заявил, что уволит меня, если я их закрою.
   - Я не могу в это поверить, Мартин. Ларри не такой.
   - Я тоже раньше так думал. Кстати сказать, ты что-нибудь знаешь о его
партнерах?
   - О партнерах? Я полагаю, что у него их нет. А Пенроуз -  его  вторая
фамилия или что-нибудь в этом роде. Вообще я думала,  что  вся  компания
принадлежит ему.
   - Я тоже думал. Но, очевидно, это не так.
   - Хорошо, что ты поговорил с Ларри, прежде чем  принять  решение.  Он
гораздо шире смотрит на вещи, чем многие из нас.  Он  лучше  знает,  как
поступить.
   Броди почувствовал, что кровь бросилась ему в голову.
   - Ерунда, - сказал он и, оторвав жестяное  ушко  от  банки  с  пивом,
бросил его в мусорный бачок. Потом пошел в гостиную  послушать  вечерние
новости.
   Из кухни Эллен крикнула:
   - Я забыла сказать: тебе недавно звонили.
   - Кто?
   - Он не назвался. Просто  попросил  передать  тебе,  что  ты  здорово
работаешь. Мило с его стороны, правда?
 
Глава 4 
 
   В последующие дни погода оставалась ясной и тихой. С  юго-запада  все
время дул слабый  ветерок  -  легкий  бриз,  который  рябил  поверхность
океана, не поднимая белых барашков. Свежесть в воздухе ощущалась  только
по  ночам,  земля  и  песок  после  многих  устойчивых  солнечных   дней
прогрелись.
   Воскресенье выпало  на  двадцатое  июня.  Государственные  школы  еще
неделю будут работать, но частные колледжи в  Нью-Йорке  уже  распустили
своих питомцев на каникулы. Семьи, имевшие  собственные  дома  в  Эмити,
начали приезжать на выходные дни с  начала  мая.  Курортники,  снимавшие
дома с пятнадцатого июня по пятнадцатое сентября, уже распаковали  вещи,
понемногу осваивались на новом месте и  начинали  чувствовать  себя  как
дома.
   К полудню пляж вдоль Скотч-роуд  и  Оулд-Милл-роуд  пестрел  народом.
Отцы семейств в полудреме лежали на пляжных  полотенцах,  набираясь  сил
перед партией в теннис  и  обратной  дорогой  в  Нью-Йорк  на  экспрессе
"Лонг-Айленд". Жены, удобно устроившись в алюминиевых шезлонгах,  читали
Элен Маккиннес, Джона Чивера и Тэйлора Колдуэлла, изредка  отрываясь  от
книг, чтобы глотнуть холодного вермута.
   Подростки лежали тесными,  плотными  рядами.  К  хиппи  эту  молодежь
причислить было нельзя. Они не произносили никаких банальных слов о мире
или о загрязнении окружающей среды, о справедливости  или  необходимости
бунта. Свои привилегии они унаследовали вместе с генами:  их  вкусы,  их
взгляды, так же как цвет их глаз,  были  предопределены  предшествующими
поколениями. Они не страдали ни авитаминозом, ни малокровием.  Их  зубы,
то ли от природы, то  ли  благодаря  хорошим  дантистам,  были  прямыми,
белыми и ровными, фигуры поджарыми, мышцы крепкими - ведь они  с  девяти
лет занимались боксом, с двенадцати - верховой ездой и  все  последующие
годы - теннисом. От них всегда хорошо пахло, даже  в  жару.  От  девушек
исходил легкий аромат духов, от юношей - просто аромат чистого тела.
   Эта золотая молодежь  вовсе  не  была  глупа  или  порочна.  Если  бы
кто-нибудь измерил групповой коэффициент  их  умственного  развития,  то
оказалось бы, что они  по  своим  природным  данным  могут  войти  в  ту
интеллектуальную элиту, которая  составляет  одну  десятую  часть  всего
населения земли. Они обучались в школах, где им преподавали самые разные
науки,  включая  искусство  общения   с   представителями   национальных
меньшинств, различные философские теории, тактику  политической  борьбы,
знакомили их с  экономическими  проблемами  и  проблемами  наркотиков  и
секса. Вообще-то знали они довольно много, но предпочитали об этих своих
знаниях не вспоминать. Они полагали (во всяком случае у них  было  такое
ощущение): к тому, что происходит в мире, они вряд ли  имеют  какое-либо
отношение. Их в самом  деле  ничего  не  трогало:  ни  расовые  бунты  в
Трентоне (штат Нью-Джерси)или в Гэри (штат Индиана); ни тот факт, что  в
ряде мест река Миссури  так  загрязнена,  что  поверхность  воды  иногда
воспламеняется; ни коррупция в полиции Нью-Йорка; ни рост преступности в
Сан-Франциско; ни скандальные разоблачения: в сосисках  были,  например,
обнаружены личинки насекомых  и  гексахлорофин,  вызывающий  заболевание
мозга. Они равнодушно относились даже к экономическому кризису,  который
переживала вся Америка. Колебания на  бирже  для  них  были  всего  лишь
досадным обстоятельством, которое давало повод их отцам пожурить  их  за
мотовство, действительное или только воображаемое родителями.
   Это были те молодые люди, которые  приезжали  в  Эмити  каждое  лето.
Другие же - а среди  них  встречались  и  просто  бродяги  -  устраивали
демонстрации, разглагольствовали на разные темы,  собирались  группками,
подписывали петиции  и  все  лето,  как  правило,  работали  в  каких-то
организациях с непонятными сокращенными названиями. Но поскольку  они  в
целом не принимали Эмити, в лучшем случае присоединялись к его жителям в
праздник Дня труда, то и к ним всерьез никто не относился...
   А малыши играли у воды, копали ямки и  кидали  друг  в  друга  мокрым
песком, не думая и не заботясь о том, какими они станут и что их ждет  в
будущем.
   Мальчик лет шести долго бросал плоские камешки в воду  -  так,  чтобы
они подпрыгивали на ее поверхности, - потом ему это надоело. Он пошел по
пляжу туда, где лежала его мать, и сел с нею рядом.
   - Послушай, мам, -  сказал  он,  выводя  пальцем  на  песке  какие-то
закорючки.
   Его мать повернулась к нему, прикрыла ладонью глаза от солнца.
   - Что тебе?
   - Мне здесь уже надоело.
   - Надоело? Так скоро? Мы ведь совсем недавно сюда приехали.
   - Ну и что ж, что недавно. Мне скучно. Мне нечего делать.
   - Посмотри, какой пляж, ты можешь играть, где хочешь.
   - Да, я знаю. Но мне нечего делать. Мне скучно.
   - Почему ты не поиграешь в мяч?
   - С кем? Здесь никого нет.
   - Как это нет? Ты поискал Харрисов? А где Томми Конверс?
   - Их нет никого. Они не пришли. Мне скучно.
   - Ну, Алекс, что ты заладил одно и то же.
   - Можно я пойду купаться?
   - Нет. Вода холодная.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю, и все. К тому же я не могу отпустить тебя одного.
   - А ты не пойдешь со мной?
   - Купаться? Нет, конечно.
   - Ты просто постоишь и посмотришь.
   - Алекс, мама ужасно устала. Неужели тебе нечем заняться?
   - Можно я поплаваю на надувном матраце?
   -Где?
   - У самого берега. Я не буду купаться. Я просто полежу на матраце.
   Мать села и, надев  очки  от  солнца,  оглядела  пляж.  В  нескольких
десятках ярдов от них по пояс в воде стоял  мужчина,  держа  ребенка  на
плечах. Женщина посмотрела на него, и ее вдруг охватила жалость к  себе:
у нее теперь не было мужа, на  которого  она  могла  бы  переложить  эту
обязанность - поиграть с ребенком.
   Женщина еще не успела перевести взгляд на сына, а мальчик уже  понял,
о чем она думает.
   - Папа разрешил бы мне, - сказал он.
   - Алекс, тебе пора уже усвоить, что таким способом  ты  не  заставишь
пойти меня на уступки. - Она снова оглядела пляж. Он  был  пуст,  только
несколько пар вдалеке. - Ну, ладно, - согласилась  она.  -  Иди.  Но  не
заплывай  слишком  далеко,  и  без  матраца  не  плавай,  -  она  строго
посмотрела на мальчика, даже сняла очки, чтобы он мог видеть ее глаза.
   - Хорошо, - ответил он. Встал, схватил резиновый матрац и пота