хозяйством и индустрии, той  индустрии,  которая позволит
нам  шаг за шагом  освободиться от  той  большой тяжести импорта, которую мы
вынуждены нести на плечах в настоящее время.
     Наконец, Микоян и его группа отступили.
     - Ладно, -сказал он, -то, о чем мы не договорились, сообщим руководству
и порешим совместно во время заключительной встречи.
     На последней за время этого визита встрече, состоявшейся два-три дня до
нашего отъезда  в  Албанию, Хрущев вел себя теплее, откровеннее. Он  уступил
нашим настояниям (по всей вероятности, Микоян проинформировал его  о дебатах
с  нами),  показал  себя  "щедрее",  несколько  раз  повторил:  "мы  поможем
маленькой  Албании"  и  согласился  удовлетворить  часть  наших  запросов  о
кредитах и помощи.
     На этой  встрече  он  хорошо отозвался  о нашей партии, ее  Центральном
Комитете и  обо мне лично,  и, как  обычно,  не  скупился  на  "громогласные
обещания". Впрочем мы вскоре должны были понять, почему он так вел себя: это
было еще  начало подъема его самого, как и его группы, поэтому он нуждался в
популярности, в хорошей репутации, в том, чтобы в самом Советском Союзе и за
его   пределами   думали,  что  имели   дело   с  руководителем-добряком   и
теплосердным,  проворным и  умным,  с человеком,  умеющим и  возражать, но и
отступать, не скупым, но зато знающим меру, с совершенным бухгалтером.
     Следовательно, было  такое  время, когда Хрущев "инвестировал" в пользу
своей тайной  акции  и поэтому ему  нужно было,  смотря  по обстоятельствам,
показаться и "шедрым", и  "отзывчивым", и "человечным". Однако за этой якобы
красивой,  "дружественной" наружностью интенсивно орудовала гвардия микоянов
и других работников торговли, которые  во время переговоров по экономическим
вопросам  обращались с нами  и другими как настоящие купцы. Именно эти  люди
Хрущева  с  его ведома и по его  указанию во время  "деловых  встреч",  "при
конкретном  рассмотрении  вопросов"  прибегали ко всякого  рода  давлению  и
ухищрениям, чтобы урезать наши запросы и так  "сгладить" дела, чтобы,  когда
мы,  наконец,  встретимся  с  Хрущевым, ему оставалось  бы  лишь  улыбаться,
льстить и поднимать тосты.
     Однажды мы долго  спорили с Микояном в связи с нашей просьбой отпустить
нам кредит  на  товары широкого потребления. Здесь  не место говорить о том,
какое тяжелое положение переживали  мы  в  те годы относительно  такого рода
товаров,  и  о  том, какую  острую  нужду  испытывала  наша  страна  в  этом
направлении. Советскому руководству было  известно это положение, но  тем не
менее мы, в подкрепление нашей просьбы об упомянутом выше кредите, направили
ему и  письмо,  в  котором рисовали  в  общих чертах  картину того,  как  мы
удовлетворяли потребности  населения.  Однако  еще не началось  рассмотрение
нашей просьбы, как Микоян бросил нам обвинение:
     - Вы, - сказал  он, - тратите  не по назначению кредиты, которые мы вам
отпустили  на развитие  народного  хозяйства.  Вы  на них  покупаете  товары
широкого потребления.
     - Мы, - ответил я ему, -  испытывали и испытываем очень большую нужду в
потребительских товарах, однако я ничего не знаю о том, о чем сказали вы. Мы
никогда  не  позволяли,  чтобы  кредиты,  отпущенные на  развитие  сельского
хозяйства, шли на приобретение ширпотреба.
     - Да, да! - повторил Микоян. - Вами затрачено... миллионов рублей, -  и
он назвал цифру, которую я точно не припомню, но превышала она 10 миллионов.
     - Я впервые слышу об этом, - ответил я, - но тем не менее мы посмотрим,
как обстоит дело.
     -Я  заверяю  вас!  - сказал Микоян  угрюмо  и  полный  гнева,  и  отдал
распоряжение сидевшему рядом с ним работнику принести ему документы.
     Через  несколько  мгновений  он вошел бледным и  положил перед Микояном
фактуры.
     -  Нарушений нет,  - сказал  он, -  албанская  сторона  упомянутые вами
товары  купила  на кредит,  который наша сторона предоставила ей  именно  на
потребительские товары.
     Оказавшись в неловком положении, Микоян  что-то пробормотал сквозь зубы
и затем, в связи с нашей просьбой о новом кредите на потребительские товары,
ответил нам:
     -  Мы  не  можем больше предоставлять таких  кредитов, ибо такие товары
являются предметом торговли: Дадите- дадим.
     -  Мне,  - ответил я  ему, -  жаль, что  вы ставите вопрос так, хотя вы
хорошо  знаете, что наша страна переживает  трудности  и  что мы находимся в
окружении итальянских, югославских и  греческих врагов, составляющих  против
нас  заговоры. Чего вы еще  хотите от  нас? Хром,  нефть, медь,  которые  мы
добываем, даем вам и странам народной демократии. Не хотите ли  вы, чтобы мы
давали вам и хлеб насущный, которого у нашего народа и так не  хватает? Я не
нахожу  уместными  ваши соображения, -говорю  я  армянину,  -  и  прошу  вас
пересмотреть вопрос.
     Они  пересмотрели  вопрос, но наши запросы приняли,  значительно урезав
их.  Предоставили  нам  какие-то ограниченные  кредиты,  но  зато  нимало не
скупились на самовластную критику и "советы".
     Они продолжали так обращаться с нами в наших взаимоотношениях вплоть до
московского Совещания 81 партии, состоявшегося в ноябре 1960 года.
     За это  время мы имели с  советскими руководителями много  двусторонних
встреч,  на которых  обсуждали  с  ними  экономические  проблемы  и  просили
какую-либо помощь и кредиты; мы  имели с  ними также многочисленные контакты
на  совещаниях  и встречах,  проводившихся  в  рамках  Совета  Экономической
Взаимопомощи.
     Тот факт, как устраивались эти встречи и как друзья  обращались с нами,
как они относились к выдвигаемым нами проблемам, к нашим  заботам, все более
и более побуждал  нас задаваться вопросом: С марксистами-ленинцами  имеем мы
дело  или же  с  купцами-перекупщиками?  Грызись  друг  с  другом  Ульбрихт,
Новотный, Охаб, Деж, Кадар, Гомулка,  Циранкевич, Живков и другие; каждый из
них  жаловался  на  то, что еле  сводит  концы с  концами  и призывал друзей
"увеличить  помощь"  ему,  так  как  "на  нас  оказывают  давление   снизу";
подставляли ножку друг другу, выдвигали всякого рода "аргументы" и приводили
всякого рода цифры; старались освободиться от обязательств и урвать побольше
за счет  других. Между тем вставали Хрущев или его посланцы, читали лекции о
"социалистическом  разделении   трудам,  поддерживали  того  или   иного   в
зависимости  от  интересов  и  ситуаций   и   призывали   к   "единству"   и
"взаимопониманию"  в "социалистическом содружестве". При  всем этом  Албания
совершенно не упоминалась, будто она вовсе и не существовала.
     Два, три  или  четыре дня  длились  встречи  и  совещания,  целые папки
заполнялись  речами, запросами,  решениями,  итогами,  но с социалистической
Албанией другие обращались с пренебрежением, как будто мы сели им на шею. Мы
прекрасно  знали  наше  положение,  отдавали  себе  отчет  в  том,  что  наш
экономический  потенциал  не  шел ни  в какое сравнение с потенциалом других
стран; мы понимали также, что у  этих стран свои большие  заботы и проблемы,
но все это никоим образом  не  должно было служить, причиной того, чтобы нас
недооценивали  и  игнорировали.  Огромными  усилиями,  после  многочисленных
встреч  и  переговоров  иной  раз нам  удавалось,  наконец,  вырвать  у  них
какой-либо кредит или помощь. Мы от всего сердца благодарили их и за то, что
они  давали нам,  мы благодарили в первую очередь  братские народы, но мы, в
свою очередь,  также не только корректно, до  единого, погашали кредиты, но,
по  мере  наших сил,  честно  выполняли все  другие  наши  обязательства  по
отношению  к  друзьям. У них  отсутствовали  как раз  искренность, подлинный
интернационалистский  дух.  Когда  дело   касалось  выполнения  на  практике
соответствующих  обязательств  о.  помощи  нашей  стране,  каждый отходил  в
сторону.
     -- Мы сами во  многом  нуждаемся, -говорил Ульбрихт.- На нас  оказывает
давление Федеративная Германия, поэтому мы не можем помочь Албании.
     - Нам нанесла  урон контрреволюция, - оправдывался Кадар. - Мы не можем
выполнить обязательства о помощи.
     Так поступали все по очереди. И, наконец, "решение":
     -  Совет  Экономической  Взаимопомощи  рекомендует албанским  товарищам
выдвинутые ими здесь проблемы разрешать на двусторонних встречах с советским
правительством.
     Из многих  таких  встреч стран  СЭВ у меня врезалась в память  встреча,
состоявшаяся в июне 1956 года в Москве. Хрущев уже галопом пустился  по пути
измены, что впрочем делали и другие. XX съезд КПСС, на котором я остановлюсь
ниже,  брал свое.  Однако спутниками ревизионизма являются  его естественные
порождения- отсутствие единства, раскол, противоречия.
     Все это заявило о себе  еще на этой встрече, 3-4 месяца спустя после XX
съезда.
     Встал  Охаб,   ставший   к  тому  времени  первым  секретарем  Польской
объединенной рабочей партии, и заявил:
     - Мы не выполняли и  не  выполним возложенные  на нас обязательства  по
углю.  Мы  не можем  выполнить  плана,  он перегружен, надо  сократить  его.
Углекопам живется плохо, они переутомляются.
     Как только  закончил  он, слово один за  другим взяли Герэ, Ульбрихт  и
Деж,  которые  чего  только  не  наговорили  на  поляков.  Атмосфера  сильно
накалилась.
     -  Если  вы  хотите  кокса,  производите капиталовложения  в  Польше. -
возражал Охаб.
     - Мы должны  улучшить  жизнь. Дело дошло до того, что польские  рабочие
объявляют забастовки и покидают шахты ...
     -  Куда  же  раньше  вкладывать?! -отвечали  другие.  -В  строительство
сталелитейных заводов  в  Советском  Союзе  или  же  в  строительство  ваших
каменноугольных шахт?!
     -  Надо  будет  рассмотреть  эти  вопросы,  - пытался угомонить страсти
Хрущев. - Что касается рабочей силы, то, если у вас, поляков, ее не хватает,
или  же у вас убегают, мы можем присылать вам  рабочих из других  стран. Эти
слова заставили Охаба вздрогнуть.
     - Это несправедливо, - вскрикнул он,
     - Вы должны помочь нам, мы не уедем в Польшу, пока не будут улажены эти
дела. Либо снизите план, либо увеличите инвестиции...
     - Выполнить уже принятые решения,- вскочил Деж.
     -Решения не выполняются,  - подлил масла  в огонь Герэ.-У нас несколько
заводов,  на  которые  возложены  задания  производить специальное  оружие и
оборудование, но нашу продукцию никто не берет.
     - Нашу  тоже  не  берут,  -  вновь вскочил  с  места Охаб.-- Что  с ней
делать?!
     - Нельзя же говорить здесь как директор фабрики,-- сказал Хрущев Охабу.
-Так нельзя ставить  вопрос. Надо исходить из выгодности.  Мы также изменили
назначение многих заводов.  Некоторые оружейные заводы например, - продолжал
Хрущев, - мы превратили в заводы по производству водяных насосов. У меня ряд
соображений  по  этим  проблемам,   -  добавил   Хрущев,  и  стал   излагать
"жемчужины", которые у него были на языке:
     - Относительно некоторых особых видов промышленной продукции, -  сказал
он в частности,  -  мы должны поступать так, как  поступал  Гитлер. Германия
тогда была одна,  и он все-таки  выпустил уйму вещей. Мы должны изучить этот
опыт  и  также  организовать совместные предприятия по особому производству,
например, по производству оружия.
     Мы  своим  ушам  верить  не  могли!  Неужели  вправду первый  секретарь
Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза хотел учиться
на  опыте  Гитлера  и  то  же  самое  рекомендовали  другим?!  А  ведь  дела
оборачивались именно так. Остальные слушали и утвердительно кивали головой.
     - Вы должны давать нам проекты, - ответил на это Охаб.
     - Вы этого не заслуживаете, - разгневанно вскрикнул Хрущев, - так как у
вас их похищает Запад Мы  дали вам  патент на один самолет, а его похитили у
вас капиталисты.
     - Да, это было, - признался Охаб и чуть-чуть опустил голову.
     -  Мы  передали вам  секретный доклад XX  съезда, вы  отпечатали его  и
продали по 20 злотых экземпляр. Не умеете вы сохранять тайну.
     - Это верно, - шепнул Охаб и еще больше опустил голову.
     - Мы  передали  вам четыре  других совершенно секретных документа и они
улетели от вас, -вставил Булганин, перечислив их ему в глаза.
     - Да, - сказал Охаб окончательно сдавленным голосом. - Их похитил у нас
один человек и убежал на Запад.
     - Положение у вас в Польше нехорошее, -продолжал Хрущев, - Вы проводите
оппортунистическую    политику    в    отношении    Советского    Союза    и
народно-демократических стран, не говоря уже о том, какую политику проводите
в своей стране.
     - В рамках сотрудничества, -  вмешался Ульбрихт, - надо сотрудничать со
всеми, особенно с социал-демократами.
     У  Хрущева  на  мгновение засохло  в горле. "Сотрудничество  со всеми",
реабилитация, мягкая политика в отношении врагов -  это были его идеями, это
было  продолжением оппортунистической  и  пацифистской политика, которую  он
проводил  в  самом Советском  Союзе.  Остальные  не  отставали  от  него,  а
некоторые даже старались перегнать его.
     - Согласен, сотрудничество, - вскрикнул Хрущев, -  но не так, чтобы они
ополчилась против Советского  Союза и против  нашего лагеря. А ведь в Польше
происходит  именно так. Вам, - обратился  он к Охабу  и Циранкевичу, который
все время, не произнося ни слова, курил французские папиросы  голюаз, - надо
улучшить положение, укрепить уверенность в народе.
     - Мы освободили всех заключенных социал-демократов, - сказал ему Охаб.
     - Вам следовало бы задержать некоторых, - иронически заметил Сабуров,-а
то за кого будем поднимать тост сегодня, за социал-демократов, что ли?!
     Ответ ему дал Хрущев:
     -Выпьем за  сотрудничество!  Было  ясно,  что дела в  лагере  принимали
дурной оборот.  "Черти",  которых Хрущев  выпустил из  сосуда,  оживлялись и
показывали кончик  языка самому своему  спасителю. Он пытался маневрировать,
задобрить их,  натравить  остальных  на  одного (в  данном случае  на скамью
посадили Охаба), а затем,  замечая, что спор не утихает, обрушивался на всех
с  угрозами и предупреждениями. Будучи бывалым фокусником, он  умел находить
средство  давления. На сей  раз  он прибег к оружию хлеба. Один из советских
чиновников СЭВ кратко  доложил о положении  сельского хозяйства в  лагере  и
забил тревогу относительно дефицита в хлебе.
     Хрущев сразу же поднял голову и воспользовался случаем:
     - Хлеб - жизненная проблема, - сказал он тяжелым тоном, в котором можно
было отчетливо уловить и давление, и угрозу. - То, что можно было давать, мы
отдали вам. Теперь нам больше негде найти его. Поэтому хорошенько  подумайте
о хлебе, иного пути нет ...
     Несколько минут подряд он здорово размахивал  кнутом хлеба, потом вдруг
засиял восторгом и охотно принялся за свою излюбленную тему - кукурузу! Я не
помню, чтобы на какой-либо из встреч, которые я имел с ним, будь это даже по
проблемам сугубо политического или идеологического характера,  Хрущев не пел
дифирамбы растению своего сердца.
     -В  эти последние годы,  -сказал он в частности, - мы  уделяли внимание
кукурузе  и  имеем замечательные результаты. При  помощи кукурузы, - отметил
он, - мы решили вопрос о мясе, молоке и масле.
     - Без мяса, молока и масла нет социализма, - поддакнул "шефу" Микоян.
     - Нет!  -  подтвердил Хрущев  и продолжал:  -Каждый руководитель должен
придавать  значение кукурузе! Вот я взял  под шефство мою родную  деревню  и
позвольте мне  доложить  вам о результатах:  в  первый год  я  нашел  там 60
свиней, два года назад я довел их до 250, а теперь их 600.
     И после  этого "внушительного" доклада, который легко представить себе,
как красиво звучал в устах  руководителя No 1 Советского Союза, он обрушился
с упреками на всех - на Ульбрихта, Хегедюша, Циранкевича и т.д.
     -  Что касается Албании, - добавил он, - о ней  мне нечего сказать, так
как не знаю ее.
     Я воспользовался случаем и вмешался:
     - Приезжайте к нам и узнаете ее, - сказал я.
     - Сейчас не могу  ответить, поговорим отдельно, -  сказал он и поспешил
со своей речью, боясь лишиться вдохновения.
     Он  пространно изложил проблему, привел примеры и критиковал;  наконец,
он  добавил  - Что касается  Болгарии  и  Албании,  стран  с  многочисленным
крестьянством, и  особенно Албании, то надо будет поглубже обдумать вопрос и
помочь им.
     Как обычно, Совет  порекомендовал нам  выдвинутые там проблемы решить с
советскими.  Через  несколько  дней  мы  встретились с  Хрущевым,  с которым
беседовали около часа.
     -Прежде всего,- сказал я ему, -мы хотим, чтобы вы посетили Албанию. Ваш
визит будет  иметь  большое значение для роста  авторитета  и престижа нашей
страны.
     -  Я  тоже  желаю  приехать в Албанию,  -ответил  он,  -  но  возникают
некоторые трудности. Как далеко Албания от Москвы?
     Он заслуживал того, чтобы я ответил ему:
     "20  минут  от  Белграда",  поскольку  эту  линию  он  давно  знал,  но
сдержался. Я сказал ему, что ТУ-104 расстояние от Москвы до Тираны покрывает
почти за три часа и добавил:
     - Давайте установим эту линию.
     - Но ведь ТУ-104  имеет много мест.  Хватит ли для него пассажиров?!  -
заметил он, имея в виду "выгодность".
     - Наши и ваши товарищи все время совершают рейс Москва-Тирана-Москва, -
сказал я ему, - так что самолету не придется лететь без нагрузки.
     -Желание  приехать имею, -  повторил  он для оправдания; - я  даже Тито
сказал, что хочу посетить Албанию, но до этого мне хочется отдохнуть.
     -  Можете  отдыхать  у  нас,  -  сказал я. -  У  нас  и  море,  и  горы
замечательные.
     - Ох, если же приеду, не смогу отдыхать! - сказал он, чтобы покончить с
этим вопросом.
     Мне незачем было больше настаивать:
     - Делайте как хотите, - сказал я и перешел  к экономическим вопросам. Я
кратко изложил ему обстановку и некоторые из проблем, больше всех занимавших
нас.
     -Дело  в  том,  - взял слово Хрущев, - чтобы  отныне  думать как  найти
источники доходов, чтобы Албания могла преуспевать.  Так  должны подходить к
этому вопросу и друзья. Албания имеет большое значение,- продолжал он,  -ибо
через вашу  страну мы хотим привлечь внимание Турции, Греции и Италии, чтобы
они брали  с вас пример. Теперь надо  тщательно изучить этот вопрос и  найти
подходящие пути.
     Он умолк на мгновение, видимо, чтобы  найти какой-либо из этих путей, и
я подумал, что он заговорит о кукурузе. Но ошибся.
     - Сеете ли вы хлопок?-спросил он меня. - Какую площадь отводите под эту
культуру? Какова урожайность ее?
     Я ответил на его вопросы.
     -Это  не  дело, - сказал он и  продолжил:  - Мы считаем целесообразным,
чтобы вы  выращивали хлопок да так, чтобы  он стал  большим  достоянием, ибо
приносит хорошие  доходы вам и друзьям,  народно-демократическим странам, не
имеющим хлопка.  Итак,  при  помощи  хлопка  вы имеете  большие  возможности
зарабатывать. Это одно дело, - сказал он и поднял один палец.
     - Во-вторых,  -сказал он  далее,-проблемой  для вас является разведение
овец, - и спросил меня о количестве овец, о настриге шерсти, о надое молока,
о мясе и т.д. После моих ответов он продолжил:
     -  Овцы должны  стать для  вас  другим  большим  достоянием.  Вам  надо
создавать тонкорунную породу овец. У вас есть  пастбища, -сказал он,  -  так
что можете разводить овец. Поэтому найдите самую подходящую породу, наладите
искусственную случку в широком масштабе и увеличивайте их поголовье.
     Указав нам и  "второй путь" развития, Хрущев перешел к "третьему пути",
способному вывести нас на свет. Он был связан с рыбой.
     -  Рыба,  -  сказал  он,  -  другое   большое  для  вас   богатство.  В
Скандинавских  странах,  например, в Норвегии, создали такое огромное рыбное
богатство, что  не  только народ в обилии есть  рыбу, но  и  вывозят большие
количества Они ловят не только в территориальных, но и в открытых водах. Так
делайте и вы, -  ориентировал Хрущев,-  чтобы рыба стала для А