-нибудь сгладить
дурное  впечатление,  произведенное  словами  Хрущева  особенно относительно
Маленкова, своими словами Ворошилов  еще больше  подчеркнул существовавшее в
Президиуме ЦК партии напряженное  положение. Несколько  минут  длилась также
лекция Клизма Ворошилова о роли и значении поста премьер-министра!
     Маленков был  "козлом отпущения", которого преподносили мне "отведать".
А я  из этих двух  лекций  ясно понял,  что в Президиуме ЦК  КПСС углублялся
раскол, что Маленков и его люди  шли по наклонной  плоскости.  К чему привел
этот процесс- это мы увидели позже.
     На этой же встрече Хрущев сказал нам, что и другим братским партиям был
предложен советский "опыт" того, кто должен быть первым секретарем партии, а
кто премьер-министром в народно-демократических странах.
     -  Мы  обсудили  эти  вопросы  и с польскими  товарищами  накануне,  их
партийного съезда,-  сказал  нам  Хрущев, -Хорошенько  взвесили дела и сочли
целесообразным,   чтобы  товарищ   Берут   оставался   председателем  Совета
Министров, а товарища Охаба назначить первым секретарем партии ...
     Итак, раз он настаивал на том, чтобы первым секретарем был избран Охаб,
"замечательный польский товарищ", как он сам выразился  нам, Хрущев с самого
начала был за устранение от руководства партии (а затем и за его ликвидацию)
Берута.   Следовательно,   давалась   зеленая  улица   всем  ревизионистским
элементам, которые до  вчерашнего дня  скрывались и  притулились в  ожидании
подходящего  момента. Этот момент  создавал теперь  Хрущев,  который  своими
действиями,   своим  поведением   и  своими   "новыми   идеями"   становился
вдохновителем и организатором "изменений" и "реорганизаций".
     Однако  съезд  Польской  объединенной  рабочей  партии  не удовлетворил
желания  Хрущева. Берут, твердый товарищ марксист-ленинец, о котором я храню
очень  хорошие   воспоминания,  был   избран  первым  секретарем  партии,  а
премьер-министром был избран Циранкевич.
     Хрущев примирился с этим решением, так как иного выхода у него не было.
Однако ревизионистская мафия, которая стала оживляться,  думала о всех путях
и  возможностях.  Она  ткала  паутину.  И  если  Берут  не был  отстранен  с
партийного руководства  в Варшаве, как  этого желал и диктовал Хрущев, то он
должен  был  быть  позднее   полностью  ликвидирован  в  Москве  неожиданным
"насморком".

     2. СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА ХРУЩЕВА В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ
     Корни трагедии Советского Союза. Этапы через которые проходил Хрущев на
пути  к  взятию  политической  и  идеологической  власти.  Хрущевская  каста
притупила  меч  революции.  Что  скрывалось   за  хрущевским  "коллегиальным
руководством.  Хрущев и Микоян  -  головы  контрреволюционного  заговора.  В
Советском Союзе дует ветер либерализма. Хрущев и Ворошилов открыто выступают
против Сталина. Хрущев превозносит свой культ.  Враги революции  объявляются
"героями" и "жертвами".
     Одно из главных направлений  стратегии и тактики Хрущева заключалось  в
том,  чтобы полностью  прибрать к своим рукам политическую  и идеологическую
власть в Советском Союзе и поставить себе на службу Советскую армию и органы
государственной безопасности.
     Хрущевская группа думала осуществить эту цель поэтапно. Вначале  она не
должна   была   вести   фронтальное   наступление    на   марксизм-ленинизм,
социалистическое строительство  в Советском  Союзе и на  Сталина.  Напротив,
этой группе надо было опираться на осуществление достижения и даже как можно
больше превозносить их,  чтобы  завоевать  себе доверие и создать обстановку
эйфории с целью подорвать затем социалистический базис и надстройку.
     Эта группа  ренегатов собиралась прежде всего прибрать к рукам  партию,
чтобы  сломить  возможное  сопротивление  тех кадров,  которые  не  утратили
классовую   революционную   бдительность,   нейтрализовать   колеблющихся  и
перетянуть их на свою сторону методом убеждения или угроз, а также выдвинуть
на ключевые руководящие  посты зловредных, антимарксистских,  карьеристских,
оппортунистических элементов, а  такие элементы  в  Коммунистической  партии
Советского Союза и в советском государственном аппарате, конечно, были.
     После Великой Отечественной войны  в Коммунистической партии Советского
Союза  имели место  некоторые отрицательные  явления.  Тяжелое экономическое
положение, разруха,  разорение,  большие  людские  потери  Советского  Союза
требовали полной  мобилизации кадров и масс на  борьбу за его консолидацию и
прогресс.  Но  вместо  этого  произошли  известное  ослабление  характера  и
моральное  падение  многих  кадров. С другой  стороны,  своим  тщеславием  и
превознесением  одержанных  побед,  своими  наградами и  привилегиями, как и
многими пороками  и порочными взглядами кичливые элементы усыпляли и  душили
бдительность  партии, подтачивали  ее  изнутри.  В  армии  появилась  каста,
распространившая свое самовластное и грубое господство  и на партию, изменив
ее  пролетарский характер. Она притупила меч  революции, которым должна была
быть партия.
     Мне  думается, что  в Коммунистической  партии Советского Союза еще  до
войны, но особенно после войны, появились симптомы предосудительной  апатии.
Эта  партия пользовалась  большой  славой, она добилась больших  успехов  на
своем  пути, но  в  то же  время  она стала терять революционный  дух, стала
заражаться  бюрократизмом  и  рутинерством.  Ленинские  нормы,  ленинские  и
сталинские  положения  были  превращены  аппаратчиками  в избитые формулы  и
словеса,  лишенные действующей  силы. Советский  Союз  был огромной страной,
народ  трудился, создавал, творил. Говорили, что промышленность  развивалась
нужными   темпами,  что  социалистическое  сельское  хозяйство  продвигалось
вперед, тогда как фактически они не были на должной высоте.
     Не  "ошибочная"  линия  Сталина  тормозила  прогресс,  напротив,  линия
Сталина  была  правильной,  марксистско-ленинской, но зачастую ее  проводили
плохо, се даже извращали и саботировали вражеские элементы. Правильную линию
Сталина   извращали  также   замаскированные  враги   в   рядах   партии   и
государственных  органах,  оппортунисты,  либералы, троцкисты, ревизионисты,
какими являлись  открыто выступившие впоследствии Хрущевы, Микояны, Сусловы,
Косыгины и другие.
     Хрущев  и  его  ближайшие  соучастники  путча  еще  до  смерти  Сталина
относились  к   числу  главных  руководителей,   действовавших   исподтишка,
подготавливавших  и  ожидавших  подходящего  момента   для  развернутого   и
открытого   выступления.   Факт,  что  эти   предатели   являлись   заядлыми
заговорщиками, перенявшими опыт различных русских  контрреволюционеров, опыт
анархистов,  троцкистов,  бухаринцев.  Они  были  знакомы   также  с  опытом
революции и  Большевистской  партии, однако ничему  хорошему не научились  в
процессе  революции,  но  зато  усвоили  все,  что  нужно  было  для подрыва
революции и социализма, избежали удара  революции и  диктатуры пролетариата.
Словом,  они были  контрреволюционерами и действовали как двурушники С одной
стороны,  они славословили  социализм,  революцию,  Коммунистическую  партию
большевиков,  Ленина  и  Сталина,  тогда  как  с  другой   -  подготавливали
контрреволюцию.
     Итак,  весь  этот  скопившийся  сброд  саботировал  самыми  ухищренными
методами,   которые   он  прикрывал  восхвалениями   в   адрес   Сталина   и
социалистического  строя.  Эти  элементы  срывали  революцию,  организовывая
контрреволюцию,  показывали себя "суровыми"  с  внутренними  врагами,  чтобы
сеять страх и террор в партии, стране и народе. Это они измышляли и рисовали
Сталину  блестящую  обстановку,  тогда  как на деле подрывали основу партии,
основу государства, развращали души и  превозносили до  небес культ Сталина,
чтобы легче было низвергнуть его завтра,
     Это  была  коварная   враждебная  деятельность,   схватившая  за  горло
Советский Союз, Коммунистическую партию Советского Союза и Сталина, который,
как показали  исторические  факты, был окружен  врагами.  Почти  ни  один из
членов  Президиума  и  Центрального  Комитета  не  поднял  голоса  в  защиту
социализма и Сталина.
     Если   тщательно   проанализировать   политические,  идеологические   и
организационные  директивы Сталина  в  отношении руководства  и  организации
партии, борьбы и труда, в целом нельзя найти в них принципиальных ошибок, но
если  учесть то, как  они извращались врагами и как  проводились в жизнь, то
увидим опасные последствия этих  извращений и поймем,  почему  партия  стала
бюрократизироваться,  сползала  к  рутине,  к  опасному формализму,  которые
сковывали  ее,  выхолащивали ее  революционный  дух и  порыв.  Партия  стала
покрываться ржавчиной,  впадать в  политическую апатию,  неверно считая, что
только голова,  руководство действует и  решает  все.  Из-за такой концепции
сложилось положение, при котором везде и обо всем говорили: "это руководство
знаете, Центральный Комитет не ошибается", "это сказал Сталин  и все" и т.д.
Возможно,  многое не  было сказано  Сталиным,  но  прикрывалось его  именем.
Аппараты и служащие стали  "полномочными",  "безошибочными" и бюрократически
орудовали,     прикрываясь    формулами    демократического     централизма,
большевистской  критики  и  самокритики,  которая  фактически  уже  не  была
большевистской. Этим самым Большевистская партия, несомненно,  утратила свою
былую жизнеспособность. Она жила правильными формулами, но только формулами;
она была  исполнительной,  но  не  самодействующей партией; применявшиеся  в
руководстве  партии  методы   и  формы  работы  привели  к   противоположным
результатам.
     При  таких  условиях бюрократические административные меры  стали брать
верх над  революционными  мерами. Бдительность  утратила свою действенность,
так  как она  лишилась  революционности,  хотя  и  трубили  о  революционной
бдительности. Из бдительности партии  и масс она превращалась в бдительность
бюрократических  аппаратов;  если  не  полностью,  с точки  зрения форм,  то
фактически она превращалась в бдительность госбезопасности и судов.
     Понятно, что в таких  условиях  в  Коммунистической  партии  Советского
Союза,  среди  коммунистов, в  сознании многих  из  них стали  насаждаться и
укоренились  непролетарские,  неклассовые   настроения  и  взгляды.   Начали
распространяться   карьеризм,   подхалимство,    шарлатанство,   болезненное
покровительство, антипролетарская мораль  и т.д.  Все это изнутри  подмывало
партию,  душило  чувство  классовой  борьбы и  самоотверженности  и поощряло
погоню за "хорошей", уютной жизнью,  за привелегиями,  личными выгодами,  за
жизнью,  требующей  меньше  труда,  меньше  лишений.  Тем  самым   создалось
буржуазное  и  мелкобуржуазное настроение,  которое  чувствовалось  в  таких
словах   и  мнениях:  "Мы   трудились,  боролись  за  это   социалистическое
государство  и победили,  а  теперь  будем  радоваться  и  пользоваться  его
благами", "Мы  неприкосновенны, прошлое прикрывает у нас все". Самая большая
опасность  заключалась  в том,  что это  умонастроение  укоренялось также  в
старых партийных кадрах с хорошим прошлым и пролетарским происхождением, и в
членах Президиума Центрального Комитета, которые должны были подавать другим
пример чистоты.  Многие  из них стояли в руководстве, работали  в аппаратах,
умело  оперировали словами, революционными фразами, теоретическими формулами
Ленина  и Сталина, стяжали  славу на  чужом  труде и поощряли дурной пример.
Итак,  в  Коммунистической  партии   Советского  Союза  создавалась  рабочая
аристократия из кадров-бюрократов.
     К  сожалению,  этот процесс вырождения  происходил  под "радостными"  и
"обнадеживающими" лозунгами о том, что  "все идет благополучно, нормально, в
соответствии с партийными нормами  и законами", которые  на деле нарушались,
что   "классовая  борьба  продолжается",  что  "соблюдается  демократический
централизм",  "критика  и  самокритика развертывается как и раньше", что  "в
партии   существует   стальное   единством",  "нет   больше  фракционных   и
антипартийных элементов", "время  троцкистских и бухаринских групп кануло  в
вечностью"  и т.д., т.п. Подобное  извращенное  представление  о положении -
впрочем  именно  в этом и заключается  суть  драмы и  роковой ошибки  - даже
революционными  элементами  считалось  вообще нормальным  явлением,  поэтому
полагали,  что  ничего   тревожного  не  было,  что   врагов,  расхитителей,
нарушителей  морали карали суды, что недостойных членов партии исключали  из
нее, как обычно, что, как обычно, принимались другие, новые члены, что планы
выполнялись,  хотя  были  и  случаи  недовыполнения, что  людей критиковали,
наказывали,  хвалили и др. Итак, по их  мнению,  жизнь  шла своим чередом, и
Сталину  так  и  докладывали: "Все идет  нормально". Мы убеждены  в том, что
Сталин,  будучи великим  революционером, если бы  он знал реальное положение
дел  в  партии,  нанес  бы  сокрушительный удар этому  нездоровому  духу,  и
Коммунистическая партия, советский народ встали бы как один, так как  они по
праву питали к Сталину огромное доверие.
     Аппараты не только  неправильно информировали Сталина  и бюрократически
искажали его правильные директивы,  но и  создали  в народе и  партии  такую
обстановку, что  даже когда Сталин,  насколько  это ему позволяли возраст  и
здоровье,  вступал  в контакты с  партийными  и  народными  массами,  те  не
информировали  его   о  недостатках  и  недочетах,  ибо   аппараты   внушали
коммунистам и народным массам идею, что "не следует беспокоить Сталина".
     Поднятая  хрущевцами  большая  шумиха  вокруг  так  называемого  культа
Сталина фактически  была блефом. Этот  культ насаждал не Сталин, который был
скромным человеком,  а весь ревизионистский сброд, который собрался во главе
партии и государства и, помимо  всего прочего, использовал  в своих  целях и
горячую любовь народов Советского Союза к Сталину, особенно после победы над
фашизмом.  Если  читать выступления  Хрущева, Микояна и всех  других  членов
Президиума,  то  можно  видеть,  какие  разнузданные  и  лицемерные  похвалы
расточали эти враги по адресу Сталина при его жизни. При мысли о том, что за
этими похвалами  они скрывали свою враждебную работу от коммунистов  и масс,
которые заблуждались, полагая,  что имели дело с верными марксизму-ленинизму
руководителями,  с  верными  соратниками  Сталина,  чтение  этих выступлений
вызывает отвращение.
     И после смерти Сталина некоторое время "новые" советские руководители и
прежде всего  Хрущев продолжали не  отзываться о нем дурно; более  того, они
ценили его и называли "великим человеком", "вождем, пользующимся неоспоримым
авторитетом"  и  др. Хрущеву  надо было  говорить так,  чтобы завоевать себе
доверие в  Советском Союзе и  за его пределами, создать  впечатление, что он
был  "верен"  социализму  и  революции, был  "продолжателем" дела  Ленина  и
Сталина.
     Хрущев и  Микоян были самыми  заклятыми  врагами  марксизма-ленинизма и
Сталина. Оба  они были головой заговора и путча, давно  подготовленного  ими
вкупе  с   карьеристскими   и  антимарксистскими  элементами  в  Центральном
Комитете, армии и с местными руководителями. Эти путчисты не  раскрыли карты
сразу же после смерти Сталина, но  продолжали дозировать яд в своих похвалах
по  адресу  Сталина,  когда это  им  надо было  и в нужной им мере.  Правда,
особенно Микоян, на многочисленных встречах, которые мне приходилось иметь с
ним,  никогда  не хвалил  Сталина,  хотя 'путчисты  в  своих выступлениях  и
докладах  кстати  и некстати пели  дифирамбы Сталину,  славословили его. Они
культивировали  культ  Сталина,  чтобы как можно  больше изолировать  его от
массы и, прикрываясь этим культом, подготавливали катастрофу.
     Хрущев и  Микоян работали  по плану и  после  смерти Сталина  они нашли
свободное поле действия еще потому, что Маленков, Берия, Булганин, Ворошилов
показали себя  не только ротозеями, но  и властолюбивыми  -  каждый рвался к
власти.
     Они  и   другие,  старые   революционеры  и   честные  коммунисты,  уже
превратились  в типичных  представителей  той  бюрократической  рутины,  той
бюрократической  "легальности",  которая  дала  себя  знать,  но  когда  они
захотели как-нибудь использовать  эту "легальность" против  явного  заговора
хрущевцев, все уже было сделано.
     Хрущев и Микоян,  в  полном единстве между  собой, сумели  действовать,
противопоставить  одного  другому.  Иными словами,  они прибегли к  тактике:
разделяй  в Президиуме, организовывай силы  путча  вне его, продолжай хорошо
высказываться  о Сталине, чтобы  миллионные массы были  на  твоей стороне, и
приближай,  тем  самым, день взятия власти,  ликвидацию  противников и  всей
славной эпохи  социалистического строительства,  эпохи  победы Отечественной
войны  и   др.  Вся  эта  лихорадочная  деятельность  (мы  это  чувствовали}
преследовала цель сделать Хрущева популярным в Советском Союзе и за рубежом.
     Прикрываясь  победами, одержанными Советским Союзом  и Коммунистической
партией Советского Союза под руководством Ленина и Сталина, Хрущев все делал
для того, чтобы народы Советского  Союза и  советские коммунисты думали, что
ничего  не изменилось, великий вождь умер, но выдвигался "еще более великий"
вождь, да какой! "Столь же принципиальный и такой же ленинец,  что и первый,
и даже больше его, но зато либеральный, обходительный, веселый, полный юмора
и шуток!
     Между  тем  оживлявшаяся ревизионистская гадюка  стала  изрыгать яд  на
облик и дело Сталина. Вначале это они делали, не  атакуя Сталина по имени, а
нападая на него косвенно.
     Во  время одной из моих встреч с Хрущевым в июне 1954  года он  якобы в
принципиальном и  теоретическом  плане  принялся  развивать мысль о  большом
значении "коллегиального руководства",  о большом ущербе, который  наносится
делу,  когда это руководство заменяется  культом одного лица,  он привел мне
также  отдельные цитаты  из Маркса  и Ленина,  чтобы дать  мне  понять,  что
сказанное им основывалось на "марксистско-ленинской почве".
     О Сталине  он  ничего плохого не сказал,  а все батареи обратил  против
Берия,  обвинив его  в действительных и вымышленных  преступлениях. В  самом
деле, на  этом  первоначальном  этапе  ревизионистского наступления  Хрущева
Берия являлся  подходящим козырем для продвижения тайных планов. Как я писал
и выше, Хрущев изобразил Берия  виновником  многих зол,  Берия недооценивал,
мол,  роль   первого  секретаря,   он,   мол,  посягнул  на   "коллегиальное
руководство",    стремился   поставить    партию   под    контроль   органов
госбезопасности. Под маской борьбы за преодоление ущерба, нанесенного Берия,
Хрущев,  с  одной  стороны,  пускал  корни  в  партийном  и  государственном
руководстве и прибрал к  рукам Министерство внутренних дел, с другой стороны
-  подготавливал общественность к предстоящему открытому нападению на Иосифа
Виссарионовича   Сталина,   на   истинное   дело   Коммунистической   партии
большевиков, партии Ленина и Сталина.
     Мы  удивлялись многим из этих неожиданных действий  и изменений, однако
рано еще было угадать  истинные размеры осуществлявшегося заговора.  Тем  не
менее еще тогда мы не могли не уловить противоречивый характер в действиях и
мыслях этого "нового руководителя", бравшего в свои руки  бразды правления в
Советском  Союзе. Тот  же  Хрущев,  который теперь  выступал "последователем
коллегиального руководства", за несколько дней до этого, на встрече, которую
мы   имели  с   ним,  говоря   нам  о  роли   первого  секретаря   партии  и
премьер-министра, выступал  пламенным сторонником "роли  личности", "крепкой
руки".
     После смерти Сталина создалось впечатление,  будто эти "принципиальные"
деятели  установили коллегиальное руководство.  Они трубили об  этом,  чтобы
доказать, будто "Сталин нарушил принцип