я ее сторона - это "центральные комплексы", т.-е., в нашем
примере, эксплоататорские элементы. Если они усиливают эксплоатацию больше
и больше, отнимают у подвластных возрастающую сумму их жизненной энергии в
виде продуктов и иными путями (напр., жестоким обращением), то все,
приобретаемое трудовыми классами с одной стороны, теряется, и еще с
избытком, с другой. Они оказываются под непрерывным действием
отрицательного подбора, которое рано или поздно, накопляясь, достигает
разрушительных размеров: они вырождаются через истощение.
   Так было в рабовладельческом античном мире: господа обессилели от
безделья и роскоши, рабы - от непосильного труда и тяжелой обстановки; в
результате получилось общее крушение системы.
   Однако, возможно и иное. Бывало так, что сила эксплоатации росла не так
быстро, как совершалось трудовое развитие эксплоатируемых; тогда среда в
целом была для них благоприятна, их социальная энергия увеличивалась. А
это значит - увеличивалось сопротивление всяким вообще вредным
воздействием, в том числе и усилению эксплоатации, так что она дальше и не
могла расти с гибельной скоростью. Вырождение господствующих в сторону
паразитизма шло рядом с трудовым прогрессом подвластных, и прежняя
эгрессия подрывалась шаг за шагом уже в совершенно ином направлении. Тогда
возможен и иной результат: крушение, в конце-концев, не всей социальной
организации, а только прежних ее "центральных комплексов", господствующих
групп или классов.
   Разнообразны формы эгрессии, различны пути ее эволюции. Но пользуясь
выясненными понятиями, и наблюдая отношение эгрессивной системы в целом и
отдельных ее частей к их среде, принципиально возможно установить
тенденции системного развития, а значит - и предусмотреть, или даже
планомерным воздействием предопределить дальнейшую судьбу системы.
 
 
   2. Значение и границы эгрессии.
 
 
   В человеческом организме есть свой центральный комплекс, именно - мозг.
Все прочие органы, как принято говорить, "подчинены" ему, определяются им
в своих реакциях. Эта связь имеет громадное значение для устойчивости
организма в жизненной борьбе и для его развития: благодаря зависимости от
одного центра, активности-сопротивления целого могут концентрироваться на
различных пунктах и направлениях в его взаимодействии с внешней средою.
Судьбу системы, как мы знаем, решают ее наименьшие относительные
сопротивления враждебным влияниям среды; деятельность мозга позволяет
увеличивать эти наименьшие там, где угрожает опасность, или вообще имеется
надобность: туда согласованно перемещаются активности других частей
системы. Глаз, напр., весьма беззащитен сам по себе даже по отношению к
небольшим механическим силам; но когда они направляются против него, то в
громадном большинстве случаев наталкиваются на несравненно более
значительное сопротивление передней конечности, или даже не достигают
организма вследствие применения активности других органов, изменяющих
положение тела. Или, напр., сосредоточенное на одном объекте - враге -
действие рук, ног, зубов несравненно вернее и быстрее устранит возможный
вред от него, чем усилия только одного какого-нибудь из этих органов.
   Еще нагляднее выступает смысл эгрессивной связи, если взять
иллюстрацией систему цепной эгрессии, хотя бы, армию. Ряд центральных
комплексов нисшего порядка - командиров маленьких частей - объединяется
центром высшего порядка, начальником более крупной части; ряд таких
центров - еще высшим, и т. д.: взводные офицеры, ротные, полковые
командиры, генералы, вплоть до верховного главнокомандующего.
   Через эти промежуточные звенья миллионная живая сила связывается
воедино, и главный центр определяет ее массовые движения, направляя сотни
тысяч человеческих единиц в места, где имеется наименьшее относительное
сопротивление, или где требуется наибольшее относительное действие.
   Каждый данный комплекс есть нечто ограниченное, и в силу этого может
быть прямо связан также лишь с ограниченным числом аналогичных ему
комплексов; напр., человек в состоянии поддерживать живое и стройное
непосредственное сотрудничество при сколько-нибудь сложной работе не более
как с несколькими десятками человек, при иных же видах труда и того
меньше. Но если один способен руководить, положим, даже всего десятью, то
при двух-степенной эгрессии высший руководитель, имея дело с десятью
нисшими, может руководить ста человеками; при трех-степенной же - тысячью,
и т. д.; цепная эгрессия из 6 звеньев тогда объединяет миллион, из 9
звеньев миллиард.
   Так эгрессия концентрирует активности. Может показаться, что при ее
цепном развертывании эта концентрация не имеет границ. В действительности,
однако, они всегда существуют. И это не просто факт, известный из
наблюдений:
   тектологическое исследование показывает, что он вытекает из
организационной необходимости, что эгрессия по самой природе своей
ограничена.
   Дело в том, что цепь эгрессии не может развертываться, звено за звеном,
без конца. Между всяким высшим звеном и связанными непосредственно с ним
нисшими всегда должна существовать эгрессивная разность, означающая разный
уровень организованности; переход от высшего звена к низшим соответствует
понижению организованности, которое должно быть достаточно велико, чтобы
эти низшие постоянно и устойчиво определялись высшим звеном в своих
изменениях. Для бесконечного ряда звеньев потребовалось бы, следовательно,
бесконечное число таких понижений; вопрос заключается в его возможности.
   Отвлеченно, такой ряд, как-будто, легко представить; напр., взять
математическую нисходящую прогрессию:
   1; 0,1; 0,01; 0,001; 0,0001; 0,00001..., и т. д.
   Но осуществимо ли подобное соотношение в виде реальной эгрессии? Всякая
организационная связь, - конечно, и эгрессивная, - относится к
определенным активностям; напр., связь армии чиновничества,
производственной иерархии - к активностям "организаторским"; связь системы
Солнца, планет, их спутников - к активностям "тяготения", и пр. Для
бесконечного ряда звеньев с их разностями потребовалось бы бесконечно
делить эти активности. Но в нашем опыте никакие определенные активности не
делятся без конца так, чтобы при этом оставаться теми же. Что
организаторские активности нельзя неограниченно делить, это ясно само
собою; но то же следует сказать и об активностях тяготения: их можно
делить вплоть до "материального атома"; а если итти дальше, то перед нами
будут уже иные активности, электрические; активности жизненные могут
признаваться таковыми до частицы живого белка, а при дальнейшем дроблении
можно говорить только о химических, о физических активностях "мертвого"
вещества, и т. д. Значит, и во всякой эгрессивной цепи, идя вниз от звена
к звену, мы неизбежно достигаем такого, что при дальнейшем понижении
организованности начинаются уже иные активности, не те, которые
характеризуют нашу эгрессию. Не исключено, разумеется, и то, что эти иные
активности, в свою очередь, образуют цепь эгрессии, но это будет не
прежняя, а новая цепь, другая система, со своими особыми соотношениями.
   Практически, эта ограниченность выражается еще и в том, что по мере
удлинения эгрессивной цепи ее нисшие звенья все меньше и меньше
определяются центральным комплексом. Так, в деспотической монархии султан,
царь или шах может реально руководить своими министрами, те - своими
ближайшими чиновниками и т. д., вплоть до последнего крестьянина; но связь
этого крестьянина с монархом, по своей отдаленности, очень ничтожна; она
столь косвенна, что представляет лишь слабый намек на реальное
руководство. Такая связь может быть достаточной при устойчивом равновесии
всей системы; но ее слабость обнаруживается, когда выступают процессы
развития или разложения. Тогда, напр., оказывается, что самый властный
деспот не в силах достигнуть никакого повиновения со стороны масс, или что
самый доброжелательный властитель ничего не в состоянии для них сделать.
Так и полководец, отделенный от солдат целым рядом промежуточных ступеней,
чрезвычайно мало может влиять на те перемены их "духа", которые
стремительно развертываются в течение битвы и решают ее исход. - Это
цепное ослабление связи кладет предел концентрирующей силе всякой данной
эгрессии.
   В том же направлении действует другой момент - накопление системных
противоречий. Эгрессия есть частный случай дифференциации,
организационного расхождения; чем она шире и дальше развертывается, тем,
значит, сильнее эта дифференциация со всеми ее последствиями; а одно из
них, совершенно неизбежное, как мы знаем, есть развитие системных
противоречий. И даже именно здесь встречаются особенно яркие, наглядные
тому примеры.
   Таковы уже упомянутые нами "авторитарные" организации, наиболее
распространенный до сих пор тип эгрессий в обществе. Их формы очень
разнообразны в истории человечества: патриархальная община, феодальный
строй, рабовладельческое хозяйство, восточная деспотия, бюрократия,
современная армия, мещанская семья, и т. под. Если наблюдать их развитие
за достаточный период времени, то постоянно получается одна и та же, в
общих чертах, картина. Частичные противоречия обнаруживаются почти с
самого начала. Между центральным комплексом и перифирическими, между
"организаторами", или властвующими, и "исполнителями", или подчиненными,
идет психологическое расхождение: их взаимное понимание становится
неполным, а затем тенденция к его уменьшению все более усиливается.
   Отсюда, чаще и чаще, "ошибки", несознательно-дезорганизующие акты, с
той и с другой стороны. Напр., офицер, не умея вникнуть в душевное
состояние солдат, отдает нецелесообразные, а то и фактически невыполнимые
приказания; солдаты, привыкая только слепо повиноваться, впадают в
растерянность при перемене обстановки, не предусмотренной в приказаниях,
хотя бы и незначительной; рабовладелец, деспот, не считаясь с
переживаниями подвластных им людей, проявляют "капризы", "произвол"; со
стороны тех следуют скрытые или явные реакции озлобления; все это
источники бесплодных растрат энергии, понижающих жизнеспособность
организации.
   Усиление подобных противоречий обычно вело к разложению и крушению
авторитарных группировок. Так, античный мир погиб от результатов
чрезмерной дифференциации двух его полюсов. Рабовладельцы и бюрократия
Римской Империи превратились в чистых паразитов, способных только в
огромном масштабе потреблять общественно-трудовые активности, воплощенные
в продуктах работы других классов, но утративших организаторскую энергию и
уменье, необходимые для руководства трудовыми процессами и борьбы с
враждебной средой, окружавшей Империю; рабы же вырождались и вымирали от
чрезмерной работы и недостаточности потребления, - но в то же время по
своему "подчиненному", рабскому складу психики не могли бороться против
подавлявшей их эксплоатации, даже не помышляли о переустройстве
общественной жизни своими усилиями; остальные классы также колебались
между паразитизмом и истощением, или даже совмещали то и другое, как
тогдашний городской "пролетариат", живший в нищете и бездельи, подачками
богачей и продажею своих голосов и услуг политиканским группам. Во всем
обществе уменьшалась и слабела "духовная связь", т.-е. общность интересов
и взаимное понимание; а от этой связи зависит согласование сил,
практическая организованность. Она ослабевала, т.-е., происходила
внутренняя дезорганизация; понижалась производительная энергия общества; и
оно должно было погибнуть под ударами тех самых варварских племен, которые
раньше легко побеждало и эксплоатировало, как источник рабов.
   Подобным же образом армия, в которой дошло до крайности обособление
солдат и офицерства, так что между ними нет живого общения и солидарности,
оказывается бессильной в сколько-нибудь серьезной борьбе. Подчиненные без
понимания и доверия воспринимают приказы начальников, начальники не умеют
учитывать сил, способностей, а особенно - настроений своих подчиненных; в
результате - непоправимые ошибки руководства, вялость и ненадежность
исполнения, что ведет к неизбежной катастрофе.
   Часто и авторитарная семья, мещанская, крестьянская, купеческая,
помещичья, распадается вследствие развития деспотизма ее главы. Не
принимая в расчет личной жизни своей жены и детей, даже ее не представляя
себе сколько-нибудь ясно, он нецелесообразно распоряжается ими,
наталкивается на неожиданные сопротивления, переходит от непонимания к
враждебности, которая, конечно, становится взаимной, и, в конце-концов,
своими руками разрушает семейную связь, основу своей власти.
   Картины такого разложения патриархально-организованной семьи - один из
любимых сюжетов у старых романистов.
   В отдельном организме эгрессивным центром является мозг. Среда для него
благоприятнее, чем для других органов: от внешней, он защищен, а
внутренняя, питательная среда - кровь и лимфа - распределена с
неравномерностью в его пользу. Естественно, что эгрессивная разность
возрастает: в развитии организма относительное значение мозга, его
"власть" над целым, увеличивается; и процесс этот не прекращается даже
тогда, когда жизнь начинает итти на убыль. Сумма накопленных активностей
мозга, выражающаяся в богатстве опыта, в выработанности методов, достигает
максимум тогда, когда прочие органы, вся периферия, уже ослаблены. Тогда
обнаруживается системное противоречие, состоящее в том, что для
организаторской силы мозга недостаточны исполнительские активности прочих
органов, и часть ее теряется бесплодно. Si jeunesse savait si veillesse
pouvait!
   - "если бы молодость знала, если бы старость могла!" - так житейская
мудрость отметила горечь этого противоречия.
   В неорганическом мире примером эгрессии служила для нас солнечная
система и ей подобные. Уловить их противоречия при современных методах
возможно только теоретически. Если, как это можно с наибольшим основанием
предполагать, Солнце, вместе с планетами, продолжает собирать материю,
рассеянную в окружающем пространстве, то после достаточного времени оно,
благодаря увеличению своей массы, неизбежно притянет и поглотит эти
планеты. А если правильны современные идеи о строении атомов, то падение
крупных планет на Солнце должно будет привести к значительному разрушению
самой материи.
   Способ разрешения системных противоречий принципиально для эгрессии тот
же, как и для других форм расхождения, а именно - контра-дифференциация.
Это и наблюдается, напр., в некоторых социальных группировках такого типа,
при чем обозначается обычно, как их "демократизация"; управляемые получают
участие в руководстве общим делом; руководители, прежде в своем властном
величии отрывавшиеся от живой исполнительской практики, вынуждаются стать
в более тесное общение с нею; системные связи укрепляются таким путем.
Новейшие революции в общем идут по линиям подобной контра-дифференциации:
"буржуазные" тяготели к смешению, т.-е., кон'югации сословий,
господствовавших с нисшими; "социалистическим" предстоит задача слияния
классов. То обстоятельство, что кон'югация здесь идет в формах борьбы, или
хотя бы даже войны, как мы указывали, ничего не меняет в тектологическом
существе факта.
   Возможны в эгрессивных системах еще иные, особые противоречия,
зависящие не столько от дифференциации, сколько от ее неполноты; они
наблюдаются в случаях так называемого "многоцентрия". Стройно
организованная эгрессия характеризуется одним центром; а если она сложная,
ценная, то у нее есть один высший, общий центр, и каждая группа ее членов
непосредственно связывается с одним ближайшим, а не с двумя или
несколькими центрами. Но на деле такая правильная форма связи наблюдается
далеко не всегда: встречаются системы с двумя или более главными центрами,
с параллелизмом связей каких-нибудь нисших центров, словом - не
соответствующие принципу единоцентрия. Поскольку это так, в них
проявляется неуравновешенность, противоречия, дезорганизация. Определяющее
влияние одного центра на его периферию сталкивается с определяющим
влиянием другого, и получаются неустойчивые соотношения. Древняя мудрость
выражает это изречениями на тему: "не может один слуга служить двумя
господам". И действительно, в авторитарных формах эгрессии противоречие
выступает особенно наглядно; а древние иных форм и не знали; но правило
везде остается то же.
   В нашей планетной системе центр один - Солнце; спутники планет также
связаны с ними моноцентрически; и целое, по нашим понятиям, весьма хорошо
уравновешено.
   Среди двойных звезд, однако, встречаются, повидимому, и настоящие
"близнецы":
   пары приблизительно равных по массе солнц, которые обращаются вокруг их
общего центра тяжести. Мы, конечно, не знаем пока, имеются ли у них
планеты; но ничего невероятного в этом нет. Можно только с уверенностью
сказать, что в довольно широком поясе между ними планет быть не должно,
именно там, где их притяжения в значительной мере конкуррируют: вычисление
показывает, что никаких устойчивых орбит там не получалась бы. Если и
возможны общие планеты, то лишь на таком большом разстоянии от обоих
солнц, на котором их действие в достаточной мере сливается, так что они
вместе образуют один центр для этих планет, или, вернее, эту роль играет
их общий центр тяжести.
   Существуют, как можно по некоторым данным предполагать, такие звездные
системы, где вокруг темного центрального тела обращается светлый спутник,
дающий лучистую энергию и этому темному телу, и всем планетам: один центр
имеется для активностей тяготения, другой - для активностей "света и
тепла". Двоецентрие ли это? Нет, это просто две разных эгрессивных
организации, относящиеся к разным активностям, каждая с одним центром; оба
"солнца", темное и светлое, не конкуррируют между собой в своих разных
центральных функциях. Точно также, если когда-нибудь Земля станет центром
жизни для всех планет нашей системы - будет заселять их своими
эмигрантами, - то это не создаст никакого организационного противоречия с
центральной ролью Солнца.
   Однако, вопрос о двоецентрии не всегда решается так просто. Напр., в
феодальных организациях разных стран и эпох имелась власть жрецов с одной
стороны, власть светских феодалов - с другой. В иных случаях параллельное
существование этих двух властей продолжалось веками без заметной
дезорганизации социального целого; в других, напротив, между ними
вспыхивала жестокая борьба, которая, через огромную растрату сил,
приводила к подчинению той или другой стороны, т.-е.
   вообще к единоцентрию. Откуда такое различие?
   Жрец и светский феодал по своему первоначальному экономическому
значению определяются, как "мирно-производственный" и "военный"
организаторы в общине или обществе: в руках одного сосредоточивалось
высшее руководство мирно-трудовой практикой коллектива, в руках другого -
такое же руководство практикой боевой, столь важное при феодализме с его
бесчисленными мелкими и крупными войнами. У каждого, следовательно, свое
особое поле собирания и концентрации социальных активностей; и поскольку
это так, здесь на лицо не одна, а две разных эгрессии; двоецентрия в этих
условиях не получается, и возможна устойчивая организация.
   Но связь общественной жизни так тесна, ее элементы так переплетаются
между собою, что разграничение двух полей активности никогда не бывает
полным: они отчасти заходят одно на другое, центральные функции до
некоторой степени смешиваются на той и на другой стороне. Так, воспитание
молодежи находится, вообще говоря, в руках жрецов; однако, и военный вождь
не может не вмешиваться в это дело: он должен заботиться о боевой
подготовке кадров своей дружины; и его самостоятельные расчеты могут
нередко тут не сходиться с расчетами жреца, - хотя бы по вопросу о
распределении времени обучающихся юношей. Иногда боевые инстинкты воинов
обнаруживаются в притеснении более мирных членов их собственной общины, и
возстановление порядка тогда касается обоих руководителей, а их тенденции
могут оказаться в практическом противоречии: каждый с