ых, волевых и физических. Если мы будем сравнивать два выпуска,
разделенные целым курсом школы, прямо не соприкасавшиеся, то общность,
созданная между ними школою, представится, как типичное "схождение": оно -
результат воздействия одинаковой среды, которую образует педагогическое
учреждение с его обстановкой, учителями, программами, учебниками,
обычаями, и проч. Если же мы возьмем учеников одного курса, то общности
между ними будет больше, но ее происхождение будет уже двояким: для одной
ее части - такое же, как и в предыдущем случае, для другой - на основе их
прямого взаимного общения; т.-е., схождение плюс контра-дифференциация.
Однако, мы могли так разграничить лишь потому, что мысленно вполне
отделили учеников от школы, и противопоставили им ее, как "среду", как
нечто внешнее. Но сразу же ясно, до какой степени это разделение условно.
С полным основанием можно рассматривать педагогический процесс, как живое
общение воспитателей и всего учреждения с попадающей в него молодежью,
т.-е., как процесс кон'югационный. Что одна сторона при этом имеет на
другую больше влияния, чем обратно, это, конечно, ничего не меняет, потому
что конъюгации вовсе не характеризуются непременно равномерностью взаимных
изменений обеих сторон; на деле такой равномерности даже никогда не
бывает. Очевидно, что в такой постановке вопроса уже все "схождение"
   сведется к прямой кон'югации разнородных комплексов, т.-е., к той же
контра-дифференциации. А если затем применить эту точку зрения к
воспитанникам разных школьных циклов, то окажется следующее: сменявшиеся
поколения воспитанников, хотя бы и не соприкасались прямо, прошли через
конъюгационное общение с одной и той же организацией - данным учреждением;
именно отсюда приобретенная ими общность знаний, навыков, и т. д.; другими
словами, и она обусловлена контра-дифференциацией, но только косвенной.
   Это относится и ко всякому вообще "действительному" схождению. Так,
процесс отливки есть кон'югация расплавленной массы с отливочной формой,
их "контра-дифференциация". Правда, с химической стороны общение очень
слабое, быстро образуется дезингрессия и граница; однако, некоторое,
минимальное химическое смешение и взаимодействие все-таки есть; и кроме
того, надо помнить, что кон'югация не перестает быть таковою, когда
приводит не к положительному результату, а к отрицательному, не к
ингрессии, а к дезингрессии. Со стороны же тепловых, электрических
активностей кон'югация весьма полная, и контра-дифференциация, даже в
смысле выравнивания этих активностей между двумя сторонами, выступает
достаточно резко. По отношению к пространственной форме взаимное влияние
обоих комплексов весьма неравномерно; но все же и тут оно взаимно, что
становится весьма заметно на порче отливочной формы после ряда повторений
отливки; неравномерность же влияния, как было сказано, существа дела не
меняет. И все последовательные количества металла, прошедшие через ту же
отливочную полость, "контра-дифференцированные" с нею, тем самым косвенно
"контра-дифференцированы" между собою.
   Равным образом воздействие водной среды на рыбу и дельфина, придавшее
аналогичные формы их телу, может разсматриваться, как огромный ряд
кон'югационных процессов этих жизненных форм с однородными комплексами
активностей-сопротивлений воды: тектологически, тут жидкость играет роль
"отливочной формы" для движущихся в ней живых тел.
   Интересную иллюстрацию принципа отливочной формы дает природа в так
называемых "псевдоморфозах" кристаллов. Среди нерастворимых осадочных
минеральных пород имеется какой-нибудь включенный кристалл более
растворимого вещества.
   Циркулирующая там вода мало-по-малу разъедает его и, унося его
вещество, отлагает взамен какое-нибудь другое, бывшее в ней расстворенным.
После полной замены, это последнее оказывается как бы отлившимся по форме
первого кристалла, образуя "псевдо-кристалл" совершенно чуждого ему вида.
   В технике широко применяется прием "обратной отливочной формы". Обычно,
сама отливочная форма приготовляется по модели того, что должно
отливаться, путем ее облепливанья пластическим, твердеющим, тугоплавким
веществом: та же отливка в другой практической разновидности и в другом
направлении. И любопытно, до какой степени далекие по внешнему характеру
процессы укладываются в схему этого приема. Стоит только указать из
области научной техники, - фотографию и фонограф. Фонографическая запись
звуков представляет след звуковых дрожаний иглы в пластичной массе
вращающегося валика: это - слепок различных последовательных положений
иглы, соответствующий "форме", сделанной по модели. Когда затем игла вновь
проходит по этому следу, она должна вновь занимать прежние положения,
т.-е., воспроизводить прежние дрожания, а это означает - записанные звуки;
здесь, таким образом, запись играет роль отливочной формы для движений
иглы.
   Принцип фотографии тот же, только вместо звуковых вибраций там иные,
световые, или, точнее, электро-магнитные, а роль пластического материала
для слепка выполняет светочувствительное вещество пластинки, разлагаемое
энергией этих колебаний.
   Человеческая речь и ее понимание построены по типу обратной отливочной
формы, так сказать, в текучем состоянии. Звуки слов представляют, если
сравнивать с фонографом, как бы врезанный в воздух след нервно-мозговых
вибраций одного человека; этот след немедленно выполняет
обратно-формирующую роль для подобных же вибраций в другом организме. - Ту
же схему, через все усложнения, можно разглядеть и во всякой иной
символике - письма, искусства, науки...
   Для обратной отливочной формы в природе иллюстрацией может служить
упомянутый нами псевдоморфизм кристаллов. Тут схема усложнена той
своеобразной чертою, что удаление формовочной модели идет весьма
постепенно, а в то же самое время происходит ее замещение материалом новой
отливки. - Иллюстрация еще более интересная, это "отраженная
наследственность", когда дети от второго супруга бывают похожи на первого.
Каков бы ни был ее механизм во всей своей конкретной сложности, но его
тектологическая схема, почти несомненно, все та же.
   Воспроизводительный аппарат молодой матери оказался достаточно
пластичным, чтобы дети от первого отца оставили в нем какой-то отпечаток,
след некоторых особенностей своего строения. По этому отпечатку затем до
известной степени формируются и новые дети, уже от другого отца. Тут,
может-быть, имеется даже своего рода "затвердение" первоначально мягкой
формы: как известно, с годами организм становится менее пластичным.
   На ряде примеров мы показали, что всякое "действительное" схождение
есть лишь косвенная контра-дифференциация. К "формальному" схождению это,
как будто, неприменимо. Там и среда, определяющая формирование, может быть
совсем разной, - напр., междузвездная среда с одной стороны, и смесь
жидкостей у Плато - с другой; и сами формируемые ею комплексы совсем
разного происхождения. Однако налицо имеется сходное отношение комплексов
к их среде. А самая возможность такого сходного отношения означает
тектологическое единство форм, как и их среды.
   Но откуда само тектологическое единство? Чем дальше развивается наука,
тем больше выясняется, что и оно есть не что иное, как результат
генетического единства, что в нем выражается связь происхождения, лишь
более отдаленная. Она развертывается на весь мир доступного нам опыта; а
тем самым и формальное схождение сводится лишь к более косвенному
действительному схождению.
 
 
   VII. Вопрос о жизненной ассимиляции.
 
 
   Не случайно почти все те примеры, на которых мы в самом начале работы
иллюстрировали возможность всеобщих организационных форм и законов, а,
следовательно, и тектологии, как науки, относились к области фактов
схождения.
   Всякий комплекс заключен в своей среде одновременно и как отливочный
материал и как формовочная модель, определяясь этой средою в первом смысле
и частично определяя ее во втором. И всякая повторяемость форм, а,
следовательно, всякая наблюдаемая закономерность основывается, в конечном
счете, на каком-нибудь схождении.
   Поэтому его схема должна в первую очередь руководить нами, когда
требуется объяснять непонятную еще повторяемость фактов, загадочную
закономерность. В ряду таковых, одна из самых близких к нам, самых
интересных - жизненная ассимиляция.
   Живой организм характеризуют, как машину, которая не только сама себя
регулирует, но и сама себя ремонтирует. По мере того как элементы тканей
организма изнашиваются, он заменяет их материалом, взятым из окружающей
среды и "ассимилированным", т.-е., приведенным к химическому составу этих
самых тканей.
   "Мертвую", взятую извне материю протоплазма превращает в свою живую
материю, не какую-нибудь вообще, а вполне определенную, химически
тождественную с молекулами этой именно протоплазмы. Между тем, из сотен
тысяч видов растений и животных каждый отличается своим особым химизмом,
иным составом белков, чем все прочие, - и в процессе своей ассимиляции
образует именно эти белки, из такого же питательного материала, из какого
другие виды образуют другие белки. В этом и заключается основная загадка.
   Если пищею для организма служат воспринятые извне чужие белки, - напр.,
когда человек ест мясо других животных или плоды, стебли, корни растений,
- то организм сначала, при "перевариваньи", разрушает эти белки, разлагает
их на составные части, различные амидо-кислоты. Затем в тканях из
амидо-кислот он воссоздает уже свои собственные их комбинации, свои
специфические белковые вещества. Что же касается растений, то большинство
из них сами образуют, сначала углеводы, а затем амидо-кислоты, из
углекислоты воздуха и воды почвы с ее солями и кислотами.
   Итак, почему различный материал, получаемый живою протоплазмой,
отливается под ее действием в специфические формы ее собственного состава?
Напр., почему амидо-кислоты разрушенных белков нашей пищи из числа
миллионов возможных комбинаций укладываются именно в те, которые
свойственны именно белкам нашего тела? Новые материалы в различных,
изменяющихся пропорциях присоединяются к старому составу; почему не
происходит того, что бывает при всяком прямом смешении -
контра-дифференциации, т.-е., изменения этого состава на иной, так
сказать, промежуточный между старым составом и новыми материалами?
   Существует одноклеточное животное-хищница, называемое ацинетой. Она
присасывается к какой-нибудь инфузории, и по сосательным трубочкам
втягивает в себя ее плазму, которая прямо течет в плазму хищницы и
смешивается с нею. Но если бы это было простое смешение, то, очевидно,
состав ацинеты был бы лишен всякой устойчивости: каждый раз она
превращалась бы в нечто среднее между прежнею ацинетой и высосанной
жертвою. - Так же и наша пища, хотя не столь быстро, но не менее
радикально изменяла бы наш состав. Чтобы этого не получилось, необходимо
принять, что в нашем организме, равно как и в организме ацинеты,
поступающие материалы проходят через какую-то химическую отливочную форму,
откуда могут выйти только в виде специфических для данного организма
соединений. Как найти эту отливочную форму?
   Здесь нам придется ввести два довольно простых организационных понятия.
Первое из них весьма обычно: "регулятор". - Это приспособление, которое
служит для того, чтобы поддерживать какой-нибудь процесс на определенном
уровне. Напр., при машинах часто имеется регулятор скорости хода. Если он
поставлен, положим, на 1000 оборотов махового колеса в минуту, то при
всяком переходе скорости через этот уровень он замедляет движение; а
когда, напротив, скорость не достигает этой величины, он действует
ускоряющим образом; менее совершенные регуляторы действуют только в одну
сторону, напр., при паровом котле не допускают чрезмерного давления пара,
которое могло бы взорвать его. Ясно, что регулятор есть одна из
разновидностей "отливочной формы" в нашем смысле слова: при помощи его
вызывается "схождение" разных фаз данного процесса на определенной
величине.
 
   Второе понятие производное от первого, но сложнее, - бирегулятор,
т.-е., "двойной регулятор". Это такая комбинация, в которой два комплекса
взаимно регулируют друг друга. Напр., в паровой машине может быть устроено
так, что скорость хода и давление пара взаимно регулируют друг друга: если
давление поднимается выше надлежащего уровня, то возрастает и скорость, а
зависящий от нее механизм тогда уменьшает давление, и обратно. В природе
бирегуляторы встречаются нередко; пример, хотя бы знакомая нам система
равновесия "вода - лед" при 0ё C. Если вода нагревается выше нуля, то
соприкасающийся с ней лед отнимает излишек теплоты, поглощая ее при своем
таяньи; если происходит охлаждение, часть воды замерзает, освобождая
теплоту, которая не дает и температуре льда опуститься ниже нуля. В
общественной организации бирегулятор очень распространен в виде систем
"взаимного контроля" лиц и учреждений, и т. п.
 
   Бирегулятор есть такая система, для которой не нужно регулятора извне,
потому что она сама себя регулирует. И, очевидно, если бы живая
протоплазма оказалась химическим бирегулятором, тем самым было бы
объяснено, почему вступающие в нее материалы не могут изменить ее состава,
а сами укладываются в его рамки.
   Из белков пищи получаются их структурные элементы, амидо-кислоты,
которые затем поступают в ткани организма. Строение этих тканей
коллоидальное: жидкость с разсеянными в ней ("диспергированными") более
твердыми частицами. Жидкость - это вода с растворенными в ней солями, их
"ионами" и другими кристаллоидными веществами, а также газами. Рассеянные
частицы - молекулы белков. Каждая из них, громоздкий химический комплекс,
которого атомный вес измеряется обыкновенно тысячами, представляется как
бы островком в этой жидкости.
   При своем очень сложном строении, белковые молекулы очень непрочны: их
распадение, как и образование из амидо-кислот, происходит весьма легко,
при незначительных затратах энергии, или с освобождением незначительного
ее количества. Очевидно, что между ними и их жидкой средой должно
существовать определенное структурное соответствие, гарантирующее их
прочность, - т.-е., что две эти части образуют систему равновесия, как ее
образуют вода и лед при 0ё.
   Если такое равновесие существует для белка данного состава и строения,
то для иных белков его, вообще говоря, в этой среде быть не должно, и
попадая в нее, их молекулы подвергаются разложению и перегруппировкам
своих элементов.
   В эту же среду поступают частицы амидо-кислот переваренной пищи. Они
находятся в растворе и, естественно, вступают между собою в соединения.
Согласно взглядам современной теоретической химии, при такой встрече
элементов и группировок должны получаться все возможные комбинации, лишь с
различной скоростью реакции, притом с различной устойчивостью ее
результатов. Непрочные сочетания тут же распадаются, устраняются
отрицательным подбором; удерживаются только прочные, устойчивые. А
устойчивы в данной среде, как мы уже знаем, только те, которые
соответствуют составу ее наличных белковых молекул. Но это и означает, что
поступившие амидо-кислоты "ассимилируются", группируются в такие же, а не
иные белки.
   С этой точки зрения понятно, почему всякая протоплазма воссоздает из
всякой пищи именно свои белки; и понятно, каким образом в высоко
дифференцированном организме каждая из его различнейших тканей
воспроизводит свои изношенные протоплазменные элементы, и растет,
оставаясь все тою же по составу.
   Но если живая белковая среда есть действительная система равновесия, в
которой состав белков регулируется составом дисперсионной жидкости, то
надо полагать, что и состав этой жидкости, в свою очередь, регулируется
ими, т.-е., что перед нами бирегулятор. При большой легкости распада и
воссоединения, белковые молекулы, действительно, должны быть способны
регулировать состав жидкости; напр., при убыли в ней растворенных
амидо-кислот ниже нормального количества - прямо пополнять их за счет
своего распада. Те же амидо-кислоты могут служить для связыванья
каких-либо неорганических ионов при их избытке, и для их освобождения при
их недостатке, и т. п.
   С другой стороны, надо помнить, что смежные ткани организма,
несомненно, образуют системы равновесия, взаимно регулирующиеся путем
диффузии жидкостей и растворенных веществ.
   Двойственное строение коллоидов вообще заключает в себе условия,
подходящие для двустороннего регулирования. В высшей степени вероятно, что
именно на этом основана неразрывная связь жизненных процессов с коллоидным
строением вещества.
   Наше построение, конечно, является гипотезой; но легко видеть, что это
гипотеза "рабочая", т.-е., намечающая путь исследования, путь ее
практической проверки.
   Без предварительных построений такого типа исследование не может итти
вперед, а могло бы только топтаться на возрастающей груде фактов.
Дальнейшее исследование подтверждает или опровергает такую гипотезу, или
приводит к ее видоизменению.
   Для тектологии же всякое такое построение является решением задачи -
гармонично организовать наличные данныя. С прибавлением новых данных, не
укладывающихся в это решение, специальная наука отвергает или переделывает
его. Но для тектологии, для собирания организационного опыта и выработки
организационных методов, оно и тогда может сохранять свое значение,
поскольку помогает учиться решению организационных задач вообще. Так, если
бы наше понимание механизма ассимиляции оказалось неверным, или
недостаточным, его основная мысль - идея бирегулятора, ее приложения в
теоретическом исследованьи, как равно и в практических построениях, - не
потеряла бы от этого своей тектологической пригодности. И в истории науки
найдется немало давно отживших теорий и гипотез, которые, однако, могут
еще служить ценным тектологическим материалом. В этом смысле тектология
сохранит и сбережет для человечества много его труда, кристаллизованного в
истинах прошлого. Несомненно, что и нынешние истины отживут и умрут в свое
время; но тектология гарантирует нам, что даже тогда они не будут просто
отброшены, не превратятся в глазах людей будущего в голые бесплодные
заблуждения.
 
 
   Формы централистические и скелетные.
 
 
   Развитие организационных форм путем системного расхождения дает, в ряду
прочих, два специальных случая, особенно важных и по своей
распространенности, и по тектологическому значению. Они "универсальны", не
в том смысле, как ингрессия и дезингрессия, которые входят в определение
всякой организации вообще, а в том, что развертываются до мирового
масштаба и захватывают все области нашего опыта.
   Это два типа, играющие исключительно большую роль в организационном
развитии; один всего более концентрирует активности, создает возможности
максимального их накопления в одной системе; другой по преимуществу
фиксирует активности, закрепляет их в данной форме, обусловливает
максимальную прочность системы. Если пользоваться обычными терминами,
расширяя, однако, их значение, то первый тип можно было бы назвать
"централистическим", второй - "скелетным". Но оба термина слишком тесно
связываются для нашего сознания с определенными социальными и
биологическими формами, которые, правда, и являются самыми характерными
представителями этих типов, однако, далеко не вполне их выражают в их
мировом масштабе. Поэтому мы введем два новых обозначения - "эгрессия" и
"дегрессия", - точнее соответствующие тектологической идее.
 
 
   1. Происхождение и развитие эгрессии.
 
 
   Пусть имеется организованная система, состоящая из нескольких
комплексов A, B, C, D... Это может быть Солнце с его планетами и их
спутниками, группа людей, сочетание понятий, образующее какую-нибудь
классификацию, и т. под. Система изменяется, сохраняя свою связь,
развивается в ту или другую сторону, путем взаимодействия со средой
благоприятной или неблагоприятной, т.-е. при условиях подбора
положительного или отрицательного