. Ее комплексы изменяются во взаимной
зависимости, поскольку они остаются частями одного целого. Но степень этой
взаимной зависимости, сила влияния одного комплекса на другой бывает
различна, и притом неравномерна: со стороны, напр., комплекса А на В
влияние больше, чем обратно. Так, движение той или иной планеты в большей
мере определяется Солнцем, чем его движение этой планетою; один член
группы другому "подчиняется", или хотя бы чаще ему подражает и следует за
ним, чем тот этому, и т. под. Связь такого рода и называется "эгрессией",
т.-е., по буквальному смыслу латинского слова, "выхождением из ряда". Тот
комплекс, который имеет преобладающее влияние на другие, как Солнце в
планетной системе, руководитель в группе людей, обобщающее понятие среди
более частных, является как бы выходящим из ряда; его различие от других
есть "эгрессивная разность", а он сам по отношению к ним - "эгрессивный
центр".
   Такого рода системы и обозначаются в обычной речи, как
"централистические". Но так как нам наиболее знакомы и близки социальные
группировки этого типа, то мы и всякие иные невольно представляем по их
образцу, и даже именно в той окраске "власти - подчинения", которая
свойственна громадному большинству нынешних социальных эгрессий. Солнце
для нас как-будто властвует над планетами, мозг над частями тела, и пр.;
когда люди наблюдают жизнь пчел, муравьев, термитов, и находят в их
организации эгрессивный центр, матку, то приписывают ей какую-то власть,
что сказывается в названии "царица". Все это, конечно, произвольные и
неверные перенесения по аналогии*52. Наше понятие эгрессии должно быть
совершенно освобождено от них, и выражать вполне объективное, формальное
соотношение комплексов.
   Рассмотрим на нескольких типичных случаях самое происхождение эгрессии.
   В современных нам организациях людей почти всегда имеется эгрессия,
если не в форме "власти", то в виде фактического руководства. Есть,
однако, много оснований полагать, что в первобытных родовых группах и
такой эгрессии не было - систематического руководства общим трудом не
существовало: методы борьбы за жизнь были так просты и инстинктивны, что
каждый знал и умел столько же, как и другие. Зародыши руководства - акты
подражания, призыва к действию - исходили в одном случае от одного, в
другом от другого члена группы, еще не создавая устойчивых различий между
ними. Но все же однородность группы не могла быть полною: имелась
индивидуальная разница "способностей", т.-е., психо-физиологический
организованности человеческих особей; она выражалась в неодинаковой
степени инициативы, быстроты, целесообразности действий среди изменчивых
условий коллективной борьбы с природою. Тот член общины, который
превосходил в этом других, особенно часто подавал им пример или указание в
нужный момент, напр., при угрожающей опасности, или просто при общей
нерешительности.
   Эта первичная разница с течением времени увеличивалась; человек,
биологически выше организованный, усваивал лучше и полнее, чем остальные,
накопляющийся коллективный опыт, а следовательно все больше отличался от
них скоростью и успешностью ориентировки в условиях жизненной практики:
типичное возрастание тектологической разности, по закону расхождения. Оно,
большей частью, не останавливалось в общине и со смертью такого человека.
Наследственность передавала его детям, в различной степени, его
психическую гибкость, его органически-повышенный тип, тем более, что на
его же долю обыкновенно доставались наиболее здоровые и красивые жены,
способные приносить лучших детей; а поскольку отец принимал участие в
воспитании детей, для них создавалась повышенная по сравнению с прочими
возможность развития. Естественно, что из числа их, если не всегда, то в
огромном большинстве случаев, выделялся такой, который успевал за свою
жизнь еще несколько более подняться над средним уровнем своих родичей.
Таким же образом разность продолжала понемногу возрастать и в следующих
поколениях. Опыт и воля одного все более становились определяющим моментом
в практике целого коллектива: развивалась устойчивая эгрессия.
   Сокращенно, в рамках одного поколения, подобный путь развития на каждом
шагу повторяется и теперь. Его можно наблюдать в детских товарищеских
кружках, где выдвигаются вожаки; но и всякие группировки взрослых людей,
профессиональные, идейные, политические, возникающие на основе формального
равенства всех членов, чаще всего переходят затем, сознательно или
безсознательно, к типу эгрессии.
   В непрерывной цепи перехода от зародышей эгрессии к высшим ее ступеням
есть один момент, который следует отметить. Если выше организованный
комплекс обозначим A, прочие комплексы той же системы K, L, M, N..., то
при их взаимодействии влияние A на K, или на L больше, чем обратное
влияние K или L на A; но все вместе комплексы K, L, M, N..., могут
оказывать на A более значительное определяющее воздействие, чем он
оказывает на них; в нашем примере выдающийся член группы хотя и чаще дает
пример, руководящие указания каждому из остальных, чем тот ему, но в
совокупности они все-таки больше руководят им, чем обратно. Таковы первые
стадии развивающейся эгрессии, ее не вполне выраженные формы. Когда же она
достигает такой ступени, что и взятые в сумме комплексы K, L, M, N...
больше определяются комплексом A в своих изменениях, чем он ими, тогда
перед нами эгрессия вполне выраженная. В нашем примере это соответствует
той фазе, когда среди родовой общины выделяется постоянный организатор -
патриарх или вождь, который систематически руководит ее жизнью.
   В приведенной иллюстрации выступает одна черта, которая имеет общее
тектологическое значение. Если выше организованный комплекс А и ниже
организованные части той же системы K, L, M, N... находятся в одинаковой
для всех них среде, то разница в их взаимном влиянии, "эгрессивная
разность", не остается на одном уровне, а возрастает. Легко понять, почему
это так, и почему это необходимо; стоит только принять в расчет отношение
системы, как целого, и отдельных ее частей к их среде.
   Подвижное равновесие системы с ее средой всегда лишь относительное,
лишь приблизительное; среда либо для нее благоприятна, и тогда имеется
перевес ассимиляции над потерями активностей, положительный подбор с
возрастанием суммы ее активностей, - либо неблагоприятна, т.-е.,
перевешивает дезассимиляция, подбор отрицательный. При этом выше
организованный комплекс в обоих случаях обладает преимуществом перед ниже
организованными: лучше ассимилирует активности из внешней среды, лучше
противодействует ее разрушительным влияниям.
   Следовательно, при положительном подборе он быстрее, чем остальные,
обогащается активностями, усиливается за счет среды, при отрицательном
медленнее беднеет активностями, отстает в процессе ослабления. Очевидно,
что в обоих случаях эгрессивное различие между ним и остальными
комплексами возрастает.
   Может даже случиться так, что комплекс A, по своей высшей
организованности, "сильнее" среды, больше берет из нее, чем она у него
отнимает, тогда как прочие, K, L, M... "слабее" той же среды: для него
подбор положительный, для них отрицательный. Тем быстрее тогда растет
эгрессивная разность.
   В социальной жизни эгрессивный тип организаций за всю историческую
эпоху был повсюду преобладающим. Для исследования громадной массы случаев
развития таких организаций положение, которое мы только что формулировали,
является необходимой и надежной руководящей нитью. В революционные эпохи
особенно часто и особенно ярко выступает процесс преобразования
организаций с зародышевой эгрессией, в виде едва заметной авторитарности,
в организации вполне выраженной эгрессии, строгой авторитарной дисциплины,
"твердой власти".
   Мы установили неизбежность возрастания эгрессивной разности между
комплексами системы, когда они находятся в одинаковой среде. Но она,
разумеется, может быть и не одинаковой для них; это различие среды может
также явиться основою возникновения и развития эгрессии. Таково, напр., ее
происхождение в солнечно-планетной системе по канто-лапласовской теории.
Принимается, что взаимное тяготение элементов материи первоначально
породило простые скопления "космического тумана", - гигантские по объему
комплексы крайне разреженного вещества, без определенного центра, с
неустойчивым строением и неравномерной плотностью. Но срединные и
периферические части подобных комплексов находились в разных условиях
среды. Поскольку вообще скопление вещества возрастало, притягивая и
присоединяя рассеянные в эфире частицы, постольку оно в целом находилось
под действием положительного подбора. Именно для срединных частей это
действие было наиболее сильным; и не потому, чтобы они были выше
организованы, а потому, что они уже были окружены ранее собранной материей
периферии: для их собирательной активности, их "силы притяжения", имелся
вблизи готовый и богатый материал, т.-е. наиболее благоприятная среда.
Напротив, части периферические имели с одной стороны эфирную среду, в
которой частицы материи рассеяны с неизмеримой разреженностью, с другой -
остальную массу туманности, которая еще оттягивала к себе материю с
периферии. Не только здесь был гораздо беднее материал для ассимиляции, но
оказывалась налицо тенденция к отнятию уже собранного вещества, к его
разрежению в пользу срединных частей; и она усиливалась, рано или поздно
становилась преобладающей, так что периферия подпадала под действие
отрицательного подбора. Так образовывалось центральное сгущение, -
комплекс выше организованный, потому что заключал в себе более
значительную сумму активностей; его тектологическая разность с периферией,
очевидно, возрастала. Это и было первичной эгрессией солнечной системы;
дальше эгрессия только изменялась в своих формах: обособлялись туманные
кольца, вращавшиеся вокруг центрального сгущения, они распадались, из них
образовывались планеты, и т. д.
   Из этой иллюстрации мы заимствуем для дальнейшего два термина. Главный,
выше организованный комплекс эгрессивной системы мы будем называть
"центральным" для нее, или просто ее центром; прочие - "периферическими",
при чем будем иметь в виду только организационные отношения, совершенно
устраняя мысль о пространственном положении. Напр., в системе, состоящей
из матери - беременной самки - и ее еще не рожденных детенышей, центром
эгрессии, конечно, является мать, а детеныши - "периферические", т.-е.
структурно более зависимые комплексы, хотя в смысле места взаимоотношение
как раз обратное.
   Это, кроме того, пример еще иного происхождения эгрессии через
разделение комплекса, когда от него отделяются, оставаясь в некоторой
системной связи с ним, его меньшие или слабее организованные части. Так
образовались из центрального сгущения солнечной туманности планеты, или
все, или, может-быть, только "внутренние", ближайшие к Солнцу, Луна из
земного сфероида, и т. под.
   Мать и нерожденные детеныши представляют подходящую иллюстрацию
развития эгрессивной системы в ином направлении. Здесь эгрессивная
разность не возрастает, а уменьшается, благодаря крайне различным для
частей системы условиям среды. Зародышевая клетка находится в идеальной
для развития среде, тогда как организм матери имеет дело с суровой
обстановкою внешней природы, ее многочисленными стихийно-враждебными
воздействиями. Если и для матери преобладающий характер подбора еще
остается положительным, т.-е. ее организм еще растет, накопляет энергию,
развивается, - то ни в каком случае этот подбор не может быть таким
интенсивным и быстрым, как для зародыша, формирующегося за счет ее готовых
соков, под защитою ее тканей. И понятно, что эгрессивная разность
уменьшается в огромной степени от момента зарождения детеныша в виде одной
оплодотворенной клетки до акта родов, когда детеныш физически и
физиологически отделяется от матери.
   Основной тип соотношения и после этого не изменяется; оно только
получает иную форму и количественно выражается не так резко. Мать или оба
родителя вместе кормят, охраняют ребенка, руководят им, являясь для него
главными по значению и в то же время максимально благоприятными по
тенденции комплексами среды; они принимают на себя наибольшую долю ее
враждебных влияний, и поддерживают условия, полезные для ребенка. Поэтому
эгрессивная разность продолжает уменьшаться; и наконец, наступает время,
когда она сводится к нулю. Ребенок стал взрослым человеком, его жизненная
организованность уже не ниже уровня его родителей; в системе семьи он
жизненно определяется ими не больше, чем обратно. И дело может на этом не
остановиться: родители "старятся", слабеют под отрицательным подбором; сын
делается главой семьи: происходит "обращение" эгрессии, перемена знака ее
разности.
   Эту иллюстрацию приходится пояснить, потому что наша постановка вопроса
в одном пункте резко противоречит обычному до сих пор способу мышления. Те
процессы роста организма, его остановки в развитии, затем его упадка, от
которых зависит изменение эгрессивной разности, мы рассматриваем, как
результат соотношений организма со средою, более благоприятною для него
или менее благоприятною.
   Традиционная же точка зрения такова: в молодости организм растет именно
потому, что он молод, и потому что это - естественный порядок жизненного
процесса; зрелость ведет к остановке роста, а старость к упадку в силу той
же общей естественной причины; дело тут не в окружающей среде, ибо никаким
изменением среды в благоприятную сторону нельзя заставить старика расти
вновь, как ребенок.
   Это кажется непреложным, как все прочно кристаллизованное в нашем опыте.
   Но надо правильно и точно понять, что такое "среда". Она есть
совокупность внешних воздействий, под которыми находится система, но
взятых именно по отношению к ней. Поэтому другая система - другая среда.
Если взять старый организм и поместить его как раз туда, где только что
находился молодой, то все внешние воздействия окажутся иными, чем были для
молодого. Наприм., разница температур тела и окружающего воздуха будет не
та, потому что температура крови в старости понижается; сумма световой
энергии, действующей на сетчатку, не та, потому что прозрачность глазного
яблока понижена; все раздражения, воспринимаемые органами чувств, не те,
вследствие изменения функции этих органов - "притупления
чувствительности"; действие кислорода воздуха в легких на кровь тоже не
прежнее, и т. д. И вполне научно рассматривать старческий упадок, как
результат неблагоприятных для организма внешних отношений, или, что то же,
неблагоприятной среды: если сумма его активностей понижается, значит среда
много отнимает у него и не дает достаточного материала для усвоения.
   Конечно, нам до сих пор не удается создать среды, достаточно
благоприятной для старческого организма, или, что сводится к тому же,
изменить его так, чтобы нашими обычными средствами ее можно было для него
создавать. Это неразрешенная задача; но считать ее неразрешимой нет иных
оснований, кроме консерватизма мышления. Частично, при известных условиях,
даже и наша медицина все же решает ее. А природа принципиально решила ее
для организаций выше и ниже нашего организма - для одноклеточных существ и
для коллективов: их старость неокончательная, она может сменяться
обновлением.
   Что же касается эгрессии, то, как мы видели, ее развитие может итти в
одном или в другом направлении, и это зависит от характера среды по
отношению к различным частям системы. В сущности, среда никогда и не может
быть одинаковой для центра и для периферических комплексов: поскольку они
различаются структурно, постольку и различно, так сказать, "воспринимают"
ее действия, при прочих равных условиях.
   Это надо постоянно принимать в расчет при исследовании эгрессивных форм.
   Возрастание эгрессивной разности внутри первобытной родовой группы
привело к обособлению в ней постоянного центра в лице "патриарха",
руководителя труда и распределения, старейшего и опытнейшего ее члена. Еще
до этого времени можно было бы принимать жизненную среду за приблизительно
одинаковую для членов группы, с поправкой только на различие самых
организмов - потому что и труд и распределение, на основе кровной связи,
оставались достаточно равномерными, а внешняя жизненная обстановка была
одна и та же, общая. Но постоянный руководитель неизбежно пользуется своим
положением, чтобы отклоняться от этой равномерности; сознательно или
бессознательно, он в распределении труда и продукта дает некоторое
преимущества себе, а затем ближайшим своим родичам.
   Тогда эгрессивная разность увеличивается тем быстрее; а в связи с этим
еще более развивается неоднородность условий жизни внутри общины, и т. д.
Неравенство ослабляет значение кровной связи; впоследствии ее рамки совсем
разрываются, и создаются новые формы эгрессии - феодализм, рабство, с их
прогрессирующей эксплоатацией, которая в патриархально-родовой группе
находилась лишь на ступени едва уловимого зародыша.
   Получается, как будто, картина неограниченного, лавинообразного роста
эгрессивной разности на основе условий, все более и более благоприятных
для центрального комплекса, по сравнению с периферией. Но при ближайшем
исследовании это не так просто. Всякая жизнь вообще, и особенно
социальная, есть сложный комплекс различных специфических активностей.
Условия, особенно благоприятные для развития одних из этих активностей,
могут быть вовсе не благоприятны для других; как раз таков случай
социальной эгрессии, связанной с эксплоатацией.
   Две главные группы социальных активностей, это, с одной стороны, те,
которые направляются на производство, с другой - те, которые относятся к
потреблению.
   При развивающейся эксплоатации среда разных частей системы изменяется
неравномерно по отношению к этим двум группам. Для эксплоатирующей
личности, группы, класса, чем дальше идет эксплоатация, тем шире
возможности потребления; и в этом смысле эгрессивная разность с
эксплоатируемыми личностями, группами, классами, очевидно, не перестает
возрастать, пока сохраняется основное строение системы. Так это и бывает;
напр., у феодалов за все время их господства прогресс их потребностей,
уменья разнообразно и утонченно пользоваться прибавочным продуктом, до
самого конца не останавливался; то же наблюдается и для буржуазии в
последующем периоде. Но иначе было с производственными активностями. Лишь
в начале, при незначительном жизненном обособлении господствующих и
подчиненных элементов социальной организации, первые могут прогрессировать
и в производительно-трудовом направлении, потому что остаются еще в
прямой, тесной связи с производством: отчасти и сами работают, руководя
подчиненными при помощи живого примера, отчасти вмешиваются в работу тех,
контролируя и регулируя весь ее конкретный ход, определяя его и переживая
его если не прямо, то косвенно. В дальнейшем, все более возвышаясь над
эксплоатируемыми, они все дальше отходят от непосредственно-трудового
процесса, ограничиваются лишь все более общим руководством и надзором;
материалы, орудия, т.-е. реальные условия производства, перестают быть их
ближайшей средою; иметь дело со всем этим они предоставляют подвластным -
крестьянам, крепостным, рабам, рабочим; и таким образом для эксплоататоров
мало-по-малу исчезают основные предпосылки развития производственных
активностей; в этом смысле среда становится для них все более
неблагоприятной, и с течением времени начинается регресс, упадок.
Исторически, обычно получалось, наконец, превращение эксплоататоров в
паразитов, т.-е. полное отмирание их социально-трудовой функции, потеря
всей суммы производственных активностей.
   Для "комплексов периферии", т.-е., в данном случае, эксплоатируемых,
подвластных, условия среды, как-будто, являлись благоприятными в смысле
трудового прогресса: живое взаимодействие с объектом труда, физической
природой, с материалами и орудиями производства. Но это только одна
сторона их "среды".
   Друга