о,
тектологически менее выгодного типа задачи ко второму зависит не только от
среды, но и от активного отношения к ней самого противостоящего ей
комплекса, в данном случае - человека: возможен с его стороны выбор ее
сопротивлений, разумеется, лишь до известной степени, в ограниченном
масштабе. Этот выбор воспитание может предопределить в форме специализации.
   Действительно, специализация на той или иной работе, с ее особыми
материалами и орудиями, предрешает и характер и величины тех
сопротивлений, с которыми человеку придется иметь дело, позволяет наиболее
точно и определенно соразмерять затраты его активностей с
противодействиями об'ектов труда, планомерно достигая рассчитанных
результатов. Всего очевиднее это в технике - организации вещей; но таково
же значение специализирующей стороны воспитания в деле организации людей и
идей. Развертывая возрастающую сумму энергии в борьбе с избранными и все
более доступными его расчету сопротивлениями, человек-специалист достигает
возрастающих результатов; это и образует основное и устойчивое
преимущество, на которое он опирается в поддержании своей социальной роли
и позиции. Кузнец в своей трудовой сфере имеет дело с
определенно-изменяющимися сопротивлениями металлов, огня и пр.; в этом он
превосходит других людей: те, поскольку они сталкиваются с такими же
сопротивлениями, напр., пользуясь металлическими вещами, которые ломаются,
гнутся, портятся, так или иначе нарушая их ожидания, - вынуждены относится
к ним, как комплексам сопротивлений неопределенно-изменчивых. Но моряк
обладает вполне аналогичным превосходством в деле решения другой группы
задач, связанных с сопротивлениями водной среды, которые для кузнеца и
прочих людей является неопределенно-изменчивыми, и т. д.
   Однако, это только одна сторона воспитательной проблемы: за пределами
своей специальности, во всей остальной своей среде, социальной и
природной, человек все-таки должен считаться с общей задачей на
неопределенно-изменчивые условия.
   Ей соответствует другая сторона воспитания, направленная к развитию
органов и функций "вообще", безотносительно к каким-либо заранее
намеченным специальным обстановкам и частным целям. Сюда входит большая
часть того, что называют "физическим воспитанием", и так называемое "общее
образование".
   Физическое воспитание существовало, конечно, и в консервативных
системах; но, поскольку оно не относилось к заранее предопределенной
социальной функции человека, напр., укрепление мускулов будущего воина и
закаливанье его тела против непогоды и походных невзгод, - оно не
ставилось, как воспитательная задача: оно проводилось стихийно, "само
собою", в детских играх и детском труде семейной и между-семейной жизни.
Общество же нового типа, противоречиво-прогрессивного, вынуждено было все
более сознательно выдвигать эту сторону общего воспитания, как особую и
важную цель, - именно потому, что "сама собою" она достигается все меньше
и все хуже при возрастающей социальной дифференциации, с неизбежным ее
последствием - с'ужением воспитательной среды.
   Стоит только представить себе, насколько исключено
стихийно-воспитывающее влияние природы из обстановки городских детей, даже
господствующих классов, в какой мере страдает их физическое здоровье от
одних миазмов и пыли воздуха новейших крупных центров, до какой степени
односторонне развивается тело детей и подростков, работающих на фабриках,
и т. д. И этим ослабленным во многих частях и функциях, нестройно
сформированным организмам могут предстоять неопределенные колебания среды
от привычной обстановки мастерской до прихотливейших комбинаций новейшей
войны, сухопутной, морской и воздушной! Вопрос о равномерном, на
всевозможные случаи, укреплении этих организмов все настойчивее выдвигался
самой жизнью перед социальной педагогией и она уже давно разрабатывает
методы его решения - гигиэнические, спортивные и иные.
   Вполне подобное значение имеет и вопрос об "общем образовании", т.-е.
воспитании нервно-психической системы для не определяемых заранее
возможностей. Человек, положим, родился, жил и вырос в столице, где
сопротивления для пространственной и временной ориентировки сведены к
ничтожно-малой величине надписями на улицах, номерами на домах,
электрическими часами и проч.: и вот, ему приходится в военных условиях,
пробираться с отрядом по незнакомым местам, в лесах и болотах, среди
опасностей от людей и стихий; определять направление он вынужден по
карманному компасу и карте, - а если и того нет, по солнцу и звездам, и по
ним же соображать время; без некоторых знаний в географии, астрономии он
был бы обречен на гибель, а с ним и его спутники. Или, напр., из
безмятежно-сонной провинциальной жизни человек попадает в ураган
социальных стихий революционной эпохи, с ее неожиданно-меняющимися
потоками разрушительных активностей; как устоять, куда направить свои
усилия, не находящие привычных об'ектов? Счастье его, если он сможет
опереться на достаточное общее знакомство с историей и социальными
науками... Это иллюстрации на сравнительно крайних случаях; но в меньшем
масштабе подобные вещи происходят на каждом шагу; да и эти крайние случаи
хоть раз встречаются в жизни большинства людей, а погибнуть один раз
довольно для всякого.
   Развитие педагогической задачи не оканчивается на этой двойной ее
постановке, подчиненной принципу относительных сопротивлений; но для
понимания следующего этапа нам понадобится сделать еще один шаг в изучении
тектологических закономерностей. А пока остановимся на том, в какой же
мере достигается реальное решение задачи обществом, не осознавшим эту
задачу, как организационную, его педагогией, смутно учитывающей
тектологический опыт.
   Прежде всего, тут обнаруживается постоянное запаздывание
воспитательного материала и методов по отношению к меняющимся условиям
социального бытия. Так, много времени спустя после крушения
авторитарно-консервативных основ экономического быта, мещанская семья, и
даже школа продолжает вести детей в духе строгой авторитарной дисциплины,
убивающей инициативу и критику. Между тем такое воспитание, вполне
подходящее для общества, в котором человеку всю жизнь приходилось итти по
предопределенным другими путям, приносит большой вред в мире анархической
борьбы всех против всех, с его изменчивыми направлениями и сочетаниями
человеческих сил, при необходимости то и дело производить об'ективную
переоценку условий и самостоятельно действовать, не упуская момента.
   Жизнь требует непрерывного решения новой задачи второго типа, а
подготовка дается для решения устаревшей задачи первого типа*32.
   Другая иллюстрация - долгое, упорное сохранение древних языков в
средней и высшей буржуазной школе. Значение той и другой - подготовка
организаторов социальной практики, в разном масштабе. Для известной эпохи
классицизм был хотя частичным, но важным моментом в решении задачи на
организаторскую специализацию, поскольку она лежала в рамках
определенности. Латынь была языком международного общения, и вообще
коллективного обобщенного опыта, опыта "научного", как его называют, по
преимуществу организаторского. Развитие новых общественных отношений,
меновых и торгово-капиталистических, на каждом шагу ставило
организаторские классы, как старые, так и выдвигавшиеся им на смену, перед
новыми положениями, новыми противоречиями и трудностями. Чтобы успешно
преодолевать их, приходилось опираться на весь социальный опыт прошлого, -
тут всего больше давала греко-римская древность, - и настоящего, научные
приобретения которого публиковались тоже на латинском языке. Поэтому от
знания древних языков зависело преодоление огромной массы жизненных
сопротивлений в организаторской работе. Но в развитом буржуазном мире эти
условия исчезли; и громадная масса труда, которая затрачивалась в
колледжиях, гимназиях, лицеях, университетах и т. д. на изучение древних
языков, перестала служить средством решения реальных жизненных задач: вся
эта масса энергии отвлекалась от линии действительных сопротивлений, с
которыми людям предстояло сталкиваться*33.
   Очень часто также нарушается принцип относительных сопротивлений и в
деле учебной постановки новых языков. Дети образованных классов очень
часто с раннего детства обучаются, еще в семье, а потом и в школе,
двум-трем иностранным языкам.
   Это отнимает, поистине, огромную долю свободных сил их психики. Много
ли таких профессий, в которых столь же большое место занимают
соответственные жизненные сопротивления? Очень немного: дипломаты,
переводчики коммерческие и литературные, отчасти моряки, некоторые группы
ученых. Но родители и воспитатели обычно и не ставят вопроса таким
образом; для них дело идет вовсе не о подготовке к предстоящим реальным
сопротивлениям, а просто о традиционно-условной "образованности".
   Подобное же отсутствие организационной точки зрения обычно и в деле
физическаго воспитания. Постановка гимнастики, детских игр и теперь еще
редко исходит из вопроса, для каких реальных процессов жизненной борьбы
могут служить подготовкою те или иные применяемые приемы; и выбор их в
этом смысле бывает зачастую очень нецелесообразный. А "закаливание"
детского организма, этот случай, казалось бы, наиболее сознательного
приложения принципа относительных сопротивлений... Иные родители,
считающие необходимым закалять детей против холода, одевают их в холодную
погоду гораздо легче, чем одеваются сами. Но если, как естественно
предположить, дети, выросши, будут одеваться так же тепло, как теперь их
родители, то к чему будет им эта повышенная степень закалки? А она
чего-нибудь стоит организму, отвлекая значительное количество крови к
кожным покровам и ведя к гипертрофии их сосудов. Характерен широко
распространенный в Европе обычай или упорная мода - заставлять детей
гулять с обнаженными икрами, тогда как у взрослых эти части тела всегда
хорошо укрыты.
   Каждому ребенку предстоит в эпоху наступления половой зрелости
преодолевать жестокие бури психо-физиологической стихийности его
собственного организма, имеющие глубокое влияние на всю дальнейшую жизнь.
Но до сих пор далеко не часто встречаются воспитатели, которые заранее
считались бы с этим, заботились бы о подготовке юного существа к
неизбежным потрясениям.
   Самую любопытную иллюстрацию игнорирования закона относительных
сопротивлений представляют семьи многих интеллигентов-идеалистов:
воспитание в духе крайней "гуманности", чрезвычайной мягкости и
заботливости, отстраняющей от детей по возможности всякое страдание, всю
грубость и жестокость жизни. Что противопоставят эти тепличные растения
суровым ударам подлинной действительности? Это - почти заранее обреченные
на гибель.
   Как видим, уже одна область воспитания дает сколько угодно примеров
практической важности изучаемого принципа, того, как он тягостно
господствует над людьми, когда они не владеют им сознательно.
   Для нашей же эпохи, может-быть, больше чем для всякой другой драгоценно
и его об'яснительное значение. Он один способен разрешить целый ряд
мучительных культурных загадок времени, подрывающих как-будто всякую веру
в развитие социальности человечества - основной смысл цивилизации.
   Многомиллионные стада людей, принадлежащих к самым культурным нациям и
к самым передовым их классам, на наших глазах бросались истреблять друг
друга с тем же зоологическим ожесточением, как их далекие звероподобные
предки. Лондон и Париж, великие центры мировой культуры, устраивали такие
же дикие патриотические погромы, как полу-азиатская Москва. Войска самых
передовых наций совершали такие же чудовищные жестокости, как курды или
казаки, ингуши или марокканцы.
   Джентльмены-офицеры свободной Англии расстреливали военнопленных
русских революционеров сообща с генералами царско-деспотической России. Не
только жрецы отживших религий, но и высшая интеллигенция, поэты, артисты,
даже люди науки гордо шли во главе всеобщего озверения, и т. д. Не значит
ли это, что существует только прогресс техники, и внешних форм жизни, но
нет прогресса человеческой природы, - достаточно вихрю истории сорвать с
европейца бумажный плащ гуманной цивилизации, чтобы под ним обнаружился
извечный троглодит?
   В действительности это не так, и об'яснение поражающих глаз
противоречий дает закон наименее благоприятных условий.
   Новейшее капиталистическое общество в высшей степени разнородно по
составу, и представляет, по выражению одного немецкого профессора,
"градацию самых различных существований. При этом ступени нисшие по
развитию социальности различаются в разных странах гораздо меньше, чем
средние и высшие: разности малых величин, естественно, не могут быть
велики, - лондонский хулиган из буржуазных классов и темный дикарь из
глухих кварталов по способности и склонности к разрушительным действиям
приблизительно сходны с соответственными типами русских столиц.
Предположим, что в Лондоне из 6 миллионов жителей всего один процент,
т.-е. 60 тысяч подобных элементов; когда какая нибудь общественная
катастрофа даст им лозунг и возможность об'единения на один момент, этого
вполне достаточно, чтобы произвести жестокий погром, напр., против всех
лондонских немцев. Возможно, что в Москве из 2 миллионов было 90 процентов
людей, стоявших на этом уровне, т.-е. миллион восемьсот тысяч; при
аналогичных условиях они производят такой же погром, при чем величина
разрушения не больше, потому что об'ект его не значительнее, чем там.
Огромное неравенство культуры будет замаскировано равенством нисших
комплексов культурной системы.
   Этого мало. Современный культурный человек, взятый в отдельности, также
не есть однородное целое. Его психомоторная система заключает также
градацию наслоений, от нисших до высших, от звериных инстинктов пещерного
предка до чистого социального идеализма в разных его формах, свойственных
разным классам. И опять-таки, когда внешнее воздействие достаточной силы,
направленное на нисшие комплексы психо-моторной системы, преодолеет их
инерцию и выведет их из равновесия, два человека могут проявить себя
одинаковым стихийным разрушением, хотя в психике одного низшая группа
реакций образует, может быть, одну десятую, а в психике другого - девять
десятых.
   Такое "равнение по нисшему" особенно ярко выступает в стадных действиях
и эмоциях толпы. Толпа есть собрание индивидуумов, связанных, на основе
физической близости, непосредственным подражанием. А его действие
концентрируется на тех группах психических реакций, которые являются
наиболее одинаковыми для всех; но таковы именно нисшие группы; высшие, с
их сложной дифференциацией, расходятся гораздо больше. Поэтому в толпе
человек, сохранивший только небольшие остатки зоологического наследия в
своей психике, может совершать такие же зверства, как другой, в котором
это наследие преобладает над социальностью; и человек мужественный, при
нормальном возбуждении высших комплексов своей психики безстрашно
смотрящий в глаза смерти, может поддаться паническому страху на ряду со
слабыми трусами, и т. д.
   Закон наименее благоприятных условий сурово властвует над
человечеством, пока оно не овладеет им. Здесь для тектологии возникает
вопрос - как овладеть им в культурной сфере, чтобы не получалось такого
равнения по нисшему, которое подчиняет цивилизацию пережиткам дикости,
хотя бы они были количественно гораздо слабее накопленных ею активностей.
Это вопрос об организационном переходе от нисших величин к средним; его
принципиальное решение требует еще одного шага в тектологическом
исследовании, - формулы наименьших тут недостаточно*34.
 
 
   IV. Структура слитная и четочная.
 
 
   Структурную устойчивость любой системы можно рассматривать еще с одной
точки зрения. Ее среда воздействует на нее, как и она на свою среду,
непосредственно лишь там, где обе они соприкасаются, в "пограничной
области", понимая это слово тектологически, а не только пространственно.
Величина пограничной области, т.-е.
   количество соприкосновений, может возрастать или уменьшаться. Напр.,
когда черепаха втягивает голову и лапы, или человек "с'еживается",
количество это становится меньше; когда политическая организация рассылает
агентов и агитаторов в такие пункты или социальные круги, где раньше не
работала, оно увеличивается; также и в том случае если научная теория
распространяется на новые группы фактов, и т. п. Два комплекса, две
системы, подобные и равные в прочих отношениях, могут различаться именно в
этом. Возникает вопрос, как такие изменения или различия отражаются на
структурной устойчивости.
   Вот простейший случай. Из двух равных количеств одинакового металла
сделаны два стержня, равной длины, положим, в метр, - но один и равной
толщины на всем протяжении, а другой - "четочной формы", с попеременными
с'ужениями и расширениями. Свойства того и другого окажутся в целом ряде
случаев различны.
   Сопротивление излому меньше у четковидного; если среда такова, что
окисляет их, то и проржавеет он скорее. В среде холодной он будет быстрее
терять теплоту; зато в теплой быстрее будет и приобретать ее. Его
статическая электроемкость больше, сопротивление току значительнее, и т.
д. Все - это следствия увеличенной поверхности, большей суммы
соприкосновений со средою.
   Очевидно, что идет ли дело о физической поверхности, как в данном
случае, или об иных соприкосновениях со средою, все равно, чем их больше,
тем меньше концентрация активностей-сопротивлений, приходящаяся в среднем
на единицу такой "пограничной области"; и притом в четочных формах эта
концентрация еще неравномерна, представляет от пункта к пункту больше
колебаний. Следовательно, по закону относительных сопротивлений,
разрушение связи этих форм, их дезорганизация, совершается легче.
   В более общей форме можно выразить это так: отрицательный подбор
интенсивнее проявляется для форм "четочных". Напр., охлаждение стержня
есть отрицательный подбор его тепловых активностей; оно и происходит
быстрее для четковидного стержня, чем для ровного.
   Строение более "ровное", менее разветвляющееся, вообще, противоположное
"четочному", мы обозначим термином "слитность".
   Итак, для комплексов более слитных отрицательный подбор менее
интенсивен. А положительный? Но очевидно, что и он тоже. Там, где
происходит нагревание, т.-е.
   тепловая энергия больше ассимилируется, чем дезассимилируется,
четковидный стержень в равное время приобретает больше тепловой энергии.
Через большее количество соприкосновений со средою ассимиляция из нее
соотносительно больше.
   Отсюда общее решение вопроса о том, какая структура благоприятнее для
сохранения и развития комплексов: под отрицательным подбором благоприятнее
слитная, под положительным - четочная.
   Это знает и черепаха, которая втягивается при всяких отрицательных с ее
точки зрения условиях, и человек, который с'еживается от холода... Но
научная, тектологическая формулировка дает возможность простого и легкого
решения многих организационных задач, представляющихся сложными и трудными
в обычной постановке. Примером может служить вопрос о преимуществах
"централистического"
   или "федеративного" типа организации при различных условиях.
   Из этих двух типов централистический, как его обыкновенно понимают,
т.-е.
   характеризующийся наличностью центра, к которому тяготеют и с которым
тесно связаны, подчиняясь ему, все прочие части системы, является более
слитным; федеративный с более слабою связью частей, относительно
автономных, представляет случай четочных форм. Напр., царская Россия,
бюрократически-республиканская Франция были централистичны; до-военная
Англия, Соед. Штаты, Швейцария были, по сравнению с ними, федеративны; в
партии усиление власти руководящего центра выражает тенденцию к слитности,
усиление автономии местных и специальных организаций - к четочности;
религиозная секта с определенной и строгой, всеми разделяемой догмой более
слитна, чем научная или философская школа, включающая разные оттенки