путешествия. Здесь он внезапно изменил  курс  и  медленно,
как бы колеблясь, порой делая зигзаги, повернул судно на север. В  течение
нескольких недель - кто знает почему? - он бродил  неподалеку  от  берегов
Бразилии и наконец направился к Карвуэйрским островам.  Как  раз  к  этому
времени относятся самые  странные  записи  в  его  дневнике:  это  обрывки
каких-то предложений, непонятные нагромождения чисел. Возможно, это  шифр.
Я пытался их разгадать, но не сумел. Вот тогда-то я впервые  и  задумался,
все ли у него  было  в  порядке  с  психикой...  Вероятно,  что-то  с  ним
случилось,  может  статься,  болезнь,  жара,   перенапряжение,   результат
длительного одиночества... Трудно гадать.  Где-то  вблизи  Гаити  связь  с
внешним миром возобновилась. Это был поток сообщений,  из  которых  ничего
нельзя было узнать ни о пути  следования  судна,  ни  о  состоянии  самого
Бенста, ни о  его  настроении,  самочувствии.  Записи  в  судовом  журнале
заканчиваются двадцать четвертого июня...  За  две  недели  до  того,  как
французский корабль обнаружил пустое судно.
   Телефонный звонок заставил майора Герона снять трубку. Он молча передал
ее Смиту.
   Звонила Джуна, супруга Бенста.  Смит  терпеливо  заверял  ее,  что  она
ничуть не помешала, они как раз сидят над судовым журналом Дональда  и  он
сам собирался  ей  звонить.  В  ответ  он  услышал  новость,  которая  его
взволновала: сегодня после обеда ей принесли  личные  вещи  мужа,  которые
оставались  на  палубе  судна.  Среди  них  были  какие-то   магнитофонные
пленки...
   Большего Смит и желать не мог.
   В тот же вечер в доме Бенста встретились трое:  Смит,  Герон  и  доктор
Флеминг, их бывший одноклассник, ныне известный психолог, который взял  на
себя труд изучить судовой журнал Бенста.
   - Господин доктор, правда, в дневнике Дональда нет ничего  такого,  что
могло  бы  пролить  свет  на  его...  словом,  на  то,  что  произошло?  -
нерешительно обратилась к нему Джуна.
   - По правде говоря, я как психолог с волнением  читал  его  дневник,  -
задумчиво произнес доктор Флеминг. - Записи весьма разнообразны: там  есть
любопытные  рассуждения,  афоризмы,  размышления   по   поводу   возникшей
опасности и длительного одиночества. Иногда они занимают  целую  страницу,
порой это всего лишь одно-два предложения;  нередко  они  носят  сумбурный
характер, в них трудно найти смысл, иногда загадочны. Но как раз в них-то,
я полагаю, и следует искать ответ на вопрос: "Что  случилось  с  Дональдом
Венетом?" Взгляните, он начал записи цитатой из Сенеки, точнее парафразом:
"На многое мы не решаемся  не  потому,  что  это  трудно  осуществимо,  но
потому, что нам не хватает смелости". Не правда ли, весьма  симптоматично?
Видимо, для большей наглядности Бенст на полях каждой  страницы  обозначил
тему. Первую он сформулировал просто: "Плавание". Прочитать вам  несколько
строк?
   Все кивнули.

   "Это - страсть, страсть, от которой мне уже не избавиться. Тот, кто еще
не испробовал этого коктейля наслаждения и горечи, блаженства и каторжного
труда, тот не поймет, что значит  извечное,  неодолимое  желание  человека
проявить себя, доказать свою силу, бороться и одержать победу  над  собой,
над другими, над стихией. В каждом из нас дремлет  потенциальный  герой...
Или это всего лишь обыкновенная жажда перемен - образа жизни,  обстановки,
страстная мечта о свободе,  желание  попробовать  свои  силы?  И  бегство,
бегство от проторенных путей повседневной жизни, от привычек, доходящих до
автоматизма, бегство  от  будней  и  неспособности  отыскать  в  жизненном
однообразии что-то новое?!
   Добровольное уединение. Да, мне не  нужны  зрители,  я  не  страдаю  от
отсутствия аплодисментов, лавровых венков, медалей...
   Вам будет очень недоставать меня, дети, если я не вернусь?"

   При этих словах Джуна приглушенно  зарыдала,  спрятав  лицо  в  ладони.
Герон жестом попытался остановить Флеминга, но тот,  не  обращая  на  него
внимания, продолжал:

   "Одиночество... Я начал борьбу в одиночку, потому  что  хотел  одержать
победу над самим собой, над  слабостью,  над  покорностью  судьбе.  Каждый
человек хотя бы раз в жизни должен попытаться совершить невозможное... Нас
одолевает столько вопросов, которые в суете жизни мы не имеем  возможности
осмыслить.  Здесь  я  сам  распоряжаюсь  своим  временем.  Разве  это   не
прекрасно?
   Нет, нет, я не создан  для  одиночества,  я  лишь  внушил  себе  это...
Одиночество ничего не разрешит. Ибсен заблуждался,  утверждая,  что  самый
сильный человек - тот, кто чаще всего бывает один...  Может  быть,  он  не
думал так, как я понимаю это сегодня... Я  принимаю  действительность.  Но
должен ли я  расценивать  свое  смирение  как  покорность  судьбе?  Каждый
человек по-своему одинок, и все же нет более  одинокого  одиночества,  чем
добровольная душевная изоляция мореплавателя..."

   Флеминг  помолчал,  затем,  торопливо  перевернув  несколько   страниц,
воскликнул:
   - Ага, вот, здесь начинаются строчки, над которыми стоит призадуматься.

   "Я вновь собрал рацию. Ловлю странные сигналы... Мне удалось  разгадать
их код...
   Они ужасно любопытны. Их  все  интересует.  Почему  они  выбрали  меня?
Потому ли, что я один?
   Когда, наконец, вы оставите меня в покое?.."

   - Или вот это место, - настаивал Флеминг.

   "Страдаю от безлюдья; это страшные мгновенья,  когда  человек  сознает,
что вокруг никого нет и не будет. Вот почему я рад возможности  поговорить
с ними, хотя, признаюсь, это довольно своеобразный диалог.  У  меня  такое
чувство, будто они лишь проверяют определенные  факты,  словно  давно  все
знают о нас..."

   - Продолжать? - доктор  Флеминг  окинул  взглядом  присутствующих.  Все
кивнули. - А что вы скажете на это?

   "Сегодня ночью мне показалось, будто я, пережив какую-то катастрофу,  а
может, эпидемию, проникшую из  космоса,  или  разрушительную  термоядерную
войну, остался один на  свете...  Континентов  более  нет,  большая  часть
земной поверхности покрыта океаном, как когда-то, в незапамятные  времена;
мне некуда  плыть,  и  если  когда-нибудь  я  увижу  берег,  то  он  будет
безжизнен, пуст, как мое нутро...
   Я должен сотворить свой собственный мир. Его у меня не отнимут.
   ...Нет, они не такие. Речь идет не только обо мне... Люди, вы - будущее
этой планеты, и вы за нее в ответе. Стоя на краю пропасти,  вы  не  смеете
равнодушно  взирать  вниз;  не  надейтесь  на  других,   не   придумывайте
отговорок, что вы тут ни при чем, что вы ничего не можете, что вам это  не
под силу...
   От  нечего  делать  я  перечитываю  свои  записи.   Может,   лучше   их
уничтожить?.. У меня так мало времени. Как сообщить самое главное?  Почему
они не хотят и слушать о моем возвращении? Ведь меня ждет  Джуна!  Как  им
это объяснить?.."

   При этих словах супруга Бенста, сидевшая  все  это  время  с  закрытыми
глазами, вдруг встрепенулась и тихо спросила:
   - Не понимаю, о ком он говорит?
   Ей никто не ответил. Лишь доктор Флеминг, откашлявшись, попросил:
   - Если позволите, Джуна, я покажу эти тексты коллегам. Я  не  хотел  бы
быть  опрометчивым,  но,  вероятно,  одиночество,  физическое  и  душевное
перенапряжение - вот, где нужно искать причины трагического конца  Бенста.
Он сам дает  нам  доказательства  того,  что  его  мучили  галлюцинации...
Жаль... В противном случае мы должны допустить...
   -  Что   ты   хочешь   сказать?   -   в   воздухе   повис   отрывистый,
недоверчиво-вопрошающий возглас Смита.
   Но Флеминг не  захотел  говорить  о  своей  догадке.  Тогда  Смит  взял
инициативу в свои руки.
   - Извините, но я должен вам кое-что сказать. Сегодня во второй половине
дня в редакцию поступило сообщение из Аргентины, в котором говорится,  что
в марте Дональд  бросил  якорь  вблизи  аргентинских  берегов.  Прибрежная
стража вела с ним переговоры где-то в окрестностях  Рио-Саладо.  Они  даже
помогли достать ему доски для ремонта днища... И  что  весьма  прискорбно,
судейское жюри может квалифицировать это как оказание помощи.
   - Другими словами, если бы его плавание завершилось успешно, он был  бы
дисквалифицирован, - вздохнув, констатировал Герон.
   - Но это было бы несправедливо! - запротестовала Джуна.
   - К сожалению, инструкции на этот счет вполне определенные.
   -  Значит,  все  было  напрасно.  -  Она  вздохнула  и  немного  погодя
призналась. - Я смертельно устала.
   - В самом деле, уже поздно, - извиняющимся голосом сказал Герон.
   - Нет, прошу вас, останьтесь. Осталось совсем немного,  не  правда  ли,
доктор?
   Флеминг кивнул.
   - Он все время пишет о конце, о своем намерении совершить нечто  такое,
что будет воспринято нами как безумие. Вот, послушайте.

   "Уйти? Но как? Пока я отвергаю это,  пока  сам  понимаю  безрассудность
этой мысли, все  хорошо.  Но  что,  если  я  поддамся  искушению?  Они  не
настаивают, нет, но..."

   Флеминг оторвался от дневника.
   - Я не понимаю, что означают его дальнейшие слова... "я  должен".  Нет,
взгляните-ка на эти строки, миссис Бенст.  Мне  кажется,  он  писал  их  в
страшном волнении...
   -  Вы  позволите?  -  Джуна  принялась  читать  записи  мужа,   которые
становились все более загадочными.

   "...Не заставляют. Но что, если я подчинюсь им?  Возможно,  это  выход.
Надеюсь, вы меня поймете, хотя я и не могу об этом писать открыто... Да, я
сделаю это. Нет, это не жертва, я делаю это не ради себя...  Но  если  они
все-таки повлияли на мое решение,  я  им  этого  не  прощу.  Боже,  что-то
сдавливает мне голову...  Понимаю.  Я  должен  приготовиться.  Одиннадцать
двадцать, точно. Хорошо, я буду готов... Итак, игра окончена.  Я  ухожу...
Ищущий да обрящет!"

   - Ищущий да обрящет, - в отчаянии повторила Джуна.
   Первым опомнился Флеминг.
   - "Ищущий да  обрящет".  Вряд  ли  за  этими  словами  что-то  кроется.
По-моему, это скорее завещание. Или предостережение.
   - О чем он боялся писать? Не понимаю, - покачал головой Смит.
   - Пленка! -  вдруг  вспомнила  Джуна.  -  Все  ясно!  Он  имел  в  виду
магнитофонную пленку, которую нашли в трюме.
   - Пленка! Как мы могли о ней забыть? - недоумевал Смит.
   Послышался  тихий  шелест  крутящейся   кассеты.   Смит   разочарованно
вздохнул.
   - Ничего... ничего нет.
   И вдруг до них отчетливо донеслось завывание ветра,  затем  прерывистое
возбужденное дыхание и нервное  откашливание,  и,  наконец,  они  услышали
хриплый голос Бенста:
   - Вероятно, я еще успею. Во  всяком  случае,  попытаюсь.  Бумаге  я  не
доверяю. Я знаю, что не должен был  оставлять  все  на  последнюю  минуту,
но... Итак, знайте же, что произошло. Прибыв  из  космических  далей.  Они
вошли со  мной  в  контакт  с  помощью  космического  зонда-ретранслятора.
Специалистам, наверное,  больше  скажет  следующее:  их  родина  -  шестая
планета системы Эпсилон Бета.  Теперь  нас  не  должно  страшить,  что  мы
одиноки в космическом  пространстве!  "Существует  бесчисленное  множество
солнц и планет, подобных Земле. Эти миры населяют разумные существа".  Эти
слова принадлежат не мне. Джордано Бруно утверждал это еще  до  того,  как
мы, люди, послали его на смерть. Он знал это, знали это до  него  и  после
него. И не надо их бояться. Да, чтобы не забыты наши органы чувств  их  не
воспринимают. Мы можем вступить  с  ними  в  контакт,  только  находясь  в
определенном  душевном  состоянии  и  в  определенной  среде.  Для   этого
необходим лишь интерес, сосредоточенность, тишина и желание  сотрудничать.
Вы, верно, спросите, почему же до сих пор мы не обнаружили их присутствия?
Впрочем, присутствие - не то слово. Я  отвечу:  они  осторожны.  Пока  они
наблюдают за нами. Но первые контакты с людьми они пытались установить еще
13.000 лет назад. Это плохо  кончилось.  Как  они  утверждают,  не  по  их
вине... Почему они выбрали именно меня?  Трудно  сказать,  быть  может,  в
океане существуют наиболее благоприятные условия для исследований. Знаете,
что они вчера заявили? Что, мол, наши представления о них смехотворны. Кто
знает, может, они  сумеют  воспользоваться  моими  знаниями  за  пределами
Галактики.  Здесь  им  плохо  работается.  Их  вытесняет   биополе   нашей
цивилизации. Но, вероятно, и этот барьер, существующий между  нашей  и  их
цивилизациями, они сумеют преодолеть... Доверяйте им... Хватит  опустошать
собственное тело, душу, окружающую среду. Мы находимся на  пороге  великих
открытий. Остаются последние секунды... Я не могу их подвести... Дети,  не
забудьте, самое прекрасное в  этом  мире  -  познание,  взаимопонимание  и
правда... Я еще хочу принести пользу, потому ухожу...  И  ради  вас  тоже.
Прощайте!..
   Еще некоторое время кассета продолжала крутиться, но было  слышно  лишь
шуршанье ленты.
   Смит опомнился первым.
   - Но ведь это необыкновенно!  Существа  из  космоса!  Выходит,  Дональд
вовсе не исчез бесследно! Фантастика!  Вот  это  сенсация!  Я  сейчас  же"
позвоню в редакцию...
   Майор Герон охладил его пыл.
   - Не сходи с ума!
   - Нет, Джолион, вы не сделаете этого, - решительно заявила Джуна. - То,
что вы сейчас услышали, вы никогда и нигде не будете публиковать.
   Журналист обиженно посмотрел на нее.
   -  Милая  Джуна,  что  вы  такое  говорите?  Это  же  умопомрачительная
сенсация! Вы представляете, какую выгоду можно из этого извлечь?!
   - Нет, я не позволю, - прозвучал ее сдержанный, но настойчивый ответ.
   - Но ведь вам же за это заплатят. Вы что, не понимаете?!
   - Это вы, вы ничего не поняли...
   Флеминг встал.
   - Будет лучше, друзья, если мы попрощаемся.
   - Да, ступайте, ступайте! - не выдержала Джуна. - Оставьте меня... Я не
хочу, я не позволю, - горько твердила она, измученно, в отчаянии.
Иржи Чигарж. Долина

   -----------------------------------------------------------------------
   J.Cihar. Udoli. Пер. с чешск. - Г.Матвеева.
   Сб. "День на Каллисто". М., "Мир", 1986.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 27 June 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Уже  в  полдень  мы  отклонились  в  сторону  от  основной   трассы   и
окончательно заблудились, когда горы окутал густой туман. Дороги  в  горах
не было. Приходилось ориентироваться лишь  по  гулкому  пенистому  течению
горного потока да по едва  заметной  колее,  проложенной  в  мягкой  почве
тяжелыми грузовиками, что перевозили экспедицию на Большой  водопад  месяц
назад. Теперь туман клубился глубоко-глубоко под нами. Казалось, весь  мир
внизу покрыт мягкой белоснежной периной. А  из  нее  вдруг  кое-где  да  и
вынырнет, как островок, зубчатый гребень гор. Наш джип полз все дальше  по
незнакомой местности. Нас обступили высокие вершины гор, покрытые льдом, -
их мы раньше не видели и, уж конечно, напрасно искали на нашей примитивной
карте. Никаких каньонов там и в помине не было. Смеркалось. В диком горном
краю нас, членов исследовательской экспедиции, было двое - отец и я.
   Машина свернула вправо, взбираясь  вверх,  где  средь  горных  массивов
проглядывал  треугольник  голубого  неба.  Неожиданно   внизу   показалось
небольшое плато, защищенное с севера и запада скалой.  Лучшего  места  для
лагеря и не придумать.
   Я остановил джип у низкорослых кустов можжевельника.
   При свете последних лучей огромного фиолетово-красного солнца,  которое
озаряло  заснеженные  горные  вершины  над  нами   и   окрашивало   их   в
фантастические цвета, мы торопливо разбили палатку и соорудили пристанище.
Между тем туман рассеялся. Когда мы взглянули вниз, у нас  прямо-таки  дух
захватило - такой необыкновенный открылся обзор.
   Под нами  расстилалась  огромная  чашевидная  долина,  со  всех  сторон
окруженная горами. Она напоминала большой амфитеатр. Лишь в  одном  месте,
там, где отвесные скалы образовывали узкое ущелье,  виднелся  просвет.  На
дне этой глубокой чаши поблескивало почти круглое озеро. Вода в  нем  была
необычного,  удивительного  цвета.  В  горах  нам  уже  встречались  озера
ледникового происхождения, обычно темно-синие или холодно-зеленые. Эта  же
водная гладь, на которую мы взирали с  высоты  птичьего  полета,  отливала
желто-зеленым оттенком. В воде причудливо отражались горы.
   Приписав эту удивительную картину световым эффектам заходящего  солнца,
которые порой доводится  видеть  в  природе  в  таких  поистине  сказочных
проявлениях, мы несколько  пришли  в  себя  и  уже  спокойнее  взирали  на
окружающий мир. С последними лучами солнца долина погрузилась в темноту, а
вскоре и вершины вокруг  нас  растаяли  во  мраке.  Сразу  похолодало.  Мы
забрались  в  палатку  и,  наскоро   перекусив,   быстро   заснули   после
утомительного трудового дня.
   Когда мы проснулись, солнце стояло высоко над горизонтом. Озеро  и  при
дневном освещении не потеряло своей необычной окраски.  После  завтрака  я
сказал:
   - У меня огромное желание спуститься и взглянуть на воду вблизи.
   Отец какой-то миг колебался, потом сказал:
   - В самом деле, такого чуда я никогда не видел. Ну что ж, времени у нас
достаточно, можно и спуститься.
   В пользу этого, как позднее оказалось рокового, решения у  него  имелся
еще один веский довод: мы отправились вслед  за  основной  экспедицией  на
четыре дня раньше запланированного срока, так что на  базе  нас  никто  не
ждал, а к Большому водопаду мы успевали вовремя.
   До озера  было  каких-нибудь  пятьсот-шестьсот  метров.  Мы  беззаботно
спускались по склону, лавируя  между  островками  кустов  можжевельника  и
распустившихся темно-фиолетовых рододендронов и  любуясь  незнакомыми  нам
горными цветами. Неожиданно пестрая палитра цветущих  растений  исчезла  и
нашему удивленному взору предстала каменистая поверхность, по которой были
разбросаны крупные валуны. Казалось, кто-то  отсек  гигантским  ножом  всю
нижнюю часть долины вдоль берегов озера, выдернув из почвы  каждую,  пусть
слабенькую, травинку, цветок, мох, кустик можжевельника. Что бы это  могло
быть?
   - Такое впечатление, будто совсем недавно  здесь  смыла  все  подчистую
лавина воды, - рассуждал я вслух и уже сделал шаг в сторону озера.  Но  не
знаю, по какой причине - может,  у  отца  появилось  смутное  предчувствие
опасности или он уловил слабый запах сероводорода в воздухе, -  только  он
схватил меня за руку и преградил мне путь.
   - Остановись, Мартин! Давай-ка прежде оглядимся.
   Медленно продвигаясь вдоль озера почти вплотную к самой границе  унылой
каменистой  пустыни,  мы  обратили  внимание,  что  растительность   здесь
пожелтела, словно ее опалили. И тут  же  натолкнулись  на  первое  мертвое
существо.
   Им оказался козерог  с  огромными,  спиралевидно  закрученными  рогами.
Метрах в тридцати от  него  лежали  останки  какого-то  другого  животного
поменьше. А внизу, у самого берега, на воде раскачивался  трупик  какой-то
водоплавающей птицы.
   Я хотел поближе рассмотреть высохшее тельце мелкого  грызуна,  лежавшее
почти на рубеже "мертвой земли", и нагнулся. Тотчас в легкие проник  едкий
запах, закружилась голова, и подкосились ноги  -  хорошо  еще,  что  отец,
который стоял сзади, успел меня подхватить.
   - Не делай глупости, сынок, - услышал я его  голос.  -  В  этой  долине
полным-полно ядовитого  газа.  Потому-то  здесь  ничего  не  растет  да  и
животные всюду только мертвые. Тебе получше? Сядь-ка!
   - Это от гнусного смрада, - выдавил я из себя. - Надо  бы  узнать,  что
это такое.
   Мы пришли к выводу, что необходимо исследовать и воду из озера. Сделать
это мы собирались с помощью приспособления,  которым  обычно  пользовались
гидробиологи  для  сбора  планктона.  Прибор  состоял  из  плексигласового
цилиндра, вмещающего до двух литров жидкости. На  верху  цилиндра  имелись
выпуклые клапаны; они герметично закрываются, стоит дернуть за  веревочку,
к которой привязан цилиндр. Этим прибором гидробиологи определяют  наличие
живых организмов в воде и химический состав воды на опр