общее дело. И я ответствен за такой  акт
в такой же степени, что и руководители эксперимента. Считаю  своим  долгом
предупредить вас, что наше исследование влияет на живые  существа  здешней
планеты, причем не только тем, что мы  лишаем  их  возможности  гармонично
развиваться - гармонии личности, вероятно,  вообще  нелегко  достичь.  Наш
эксперимент сопряжен с ослаблением или даже полной  утратой  у  обитателей
планеты такой гармонии. В  процессе  его  проведения  меняется  внутренняя
структура подопытных,  они  теряют  способность  поддерживать  контакты  с
другими подобными  существами.  С  понижением  общего  уровня  гармонии  и
гармоничного развития личности в целом на планете ее  обитатели  перестают
быть самими собой. Уровень их интеллектуального развития теперь уже  далек
от  эталона  совершенства,   образец   которого   представляют   существа,
причастные к миру искусства.  Именно  от  данной  категории  обитающих  на
планете существ передается  код  гармонического  состояния  остальным,  из
поколения в поколение, веками. Данная особенность связывает членов их рода
между собой, она характерна  для  вида  и  не  должна  утратиться.  Жители
здешней планеты наделены и  многими  другими  способностями,  в  частности
интеллектуальными,  однако  они,  бесспорно,  еще  не   достигли   уровня,
типичного  для  большинства  обитателей  иных  планет.  Специфичность   их
гармоничного развития личности - наличие объектов,  способствующих  такому
развитию, а мы волей-неволей лишаем их этого.
   Я отказываюсь принимать  дальнейшее  участие  в  подобной  акции.  Если
эксперимент  не  будет  тотчас  же  приостановлен,  я  сам  прекращу  его.
(Сообщения остальных  членов  экспедиции,  подключенных  к  испытуемым,  я
научился перехватывать.)


   ОТВЕТ

   На основании  сравнений  сообщений  остальных  участников  эксперимента
можно сделать вывод, что  изменения  среди  живых  обитателей  исследуемой
планеты незначительны.
   Если ты устал, освободись от своего испытуемого на единицу времени.  Мы
предоставляем тебе внеочередной отдых по состоянию здоровья.


   - Что вы делаете, несчастная? - Ироудек поднес ленту к  глазам  Сандры,
но она словно не замечала ничего вокруг себя.
   Он отошел к окну, наморщил лоб, что-то пробурчал себе под нос, время от
времени бросая на девушку подозрительные взгляды. Она старалась вспомнить,
о чем он ее спрашивал, ведь он должен был о чем-то ее спрашивать.  "Почему
он так смотрит на меня? Неужели я спала?" Она будто  во  власти  какого-то
удивительного сна, красочного, необыкновенно увлекательного...
   Сандра покосилась на шефа. Почему же он не разбудил ее, если  она  и  в
самом  деле  заснула?  "Или  он  не  понял,  что  я   спала?   Заснуть   в
вычислительном центре!"
   - Ну так что? Для кого вы производите расчеты втайне от меня?
   Она испугалась.  "Я  никогда  не  позволю  подозревать  меня  в  чем-то
нечестном. Но я  должна  ему  сказать,  что  мне  приснился  сон,  обязана
сказать..."
   - Я видела во сне картины, - сказала она и, немного помолчав, добавила:
- Может быть, мне удастся застать похитителей  на  месте  преступления.  Я
рассчитала вероятность повторения краж. Они происходят регулярно.  Значит,
можно воспрепятствовать исчезновению картин.
   "Бог мои, я все выдумываю, фантазирую!" Ей  стало  стыдно.  Сейчас  шеф
поймет, что она несет околесицу, и начнет кричать.  Она  вся  сжалась  при
мысли, что вот-вот раздастся разгневанный  голос  начальника.  Но  Ироудек
молчал. Только внимательно, словно изучая, смотрел на нее...
   - Двадцать семь, -  сказал  он  наконец.  -  Ватикан:  двадцать,  Лувр:
двадцать, Прадо: двадцать, Метрополитен-музей: шестнадцать  тридцать...  -
Ироудек подошел к ней. - Значит, вы утверждаете, что двадцать  седьмого  в
восемь часов вечера будут совершены кражи в Риме, Париже и  Мадриде,  а  в
половине пятого - в Нью-Йорке. - Он постучал себе по лбу.
   - А может, все-таки стоит попробовать, -  настаивала  Сандра,  сама  не
отдавая себе отчет, почему, собственно, она продолжает ломать комедию.
   - Двадцать седьмое - это  послезавтра.  Мне  следует  поднять  на  ноги
Интерпол? - Шеф делал вид, будто принимает ее слова всерьез.
   - Хотя бы поставить музеи в известность, - умоляюще произнесла Сандра.
   - Вы что, сошли с ума? Еще  обвинят  нас  в  соучастии!  Хотя  все  это
чепуха. Как вам такое могло прийти в голову? -  Он  махнул  рукой.  -  Вам
остается только попросить у меня разрешение на отпуск и самой  отправиться
туда. Вы и так две недели без еды и сна, только и знаете, что  порхать  по
музеям. До  чего  себя  довели!  Неудивительно,  что  у  вас  мозги  стали
набекрень.
   - А если их все же украдут, - сказала  Сандра  чуть  не  плача.  -  Эль
Греко, его картин так мало...  "Вид  Толедо"  в  Нью-Йорке,  "Распятие"  в
Париже, "Воскресение" в Мадриде... - Она в растерянности замолчала. -  Мне
кажется, что исчезнет именно Эль Греко.
   - Послушайте, - настойчиво предложил Ироудек. -  Ступайте-ка  домой,  я
все здесь приберу. А утром... утром пойдите к врачу.
   Сандра ушла.
   Блуждая  по  улицам,   она   вдруг   заметила   здание   почты.   "Надо
телеграфировать в музеи, - вертелось у нее в голове. - Ироудек  ничего  не
сделает, я должна сама..."
   Она заставила себя перейти  на  противоположную  сторону  улицы  и,  не
оглядываясь, направилась прямо к почте. В голове настойчиво билась  мысль:
"А не лучше ли обратиться к врачу?"
   Нельзя сказать,  чтобы  подобное  состояние  было  неприятным.  Скорее,
немного странным. Больше всего ее удручал  тот  факт,  что  она  бессильна
понять, откуда в ее голове появляются такие навязчивые идеи. Но  одно  она
знала точно: она должна сберечь картины.
   Двадцать седьмого...
   "Откуда мне это известно? Как я поняла, находясь во Флоренции, что  мне
необходимо снова взглянуть на Боттичелли  прежде,  чем  картина  исчезнет?
Откуда узнала, что полотну  Караваджо  "Маленький  больной  вакх"  недолго
находиться в музее? Но тогда у меня не возникало желания воспрепятствовать
исчезновению шедевров  живописи.  Почему  же  теперь  я  активно  стараюсь
вмешаться?"
   Придя домой, Сандра приняла транквилизатор, но он  не  подействовал.  И
вторая таблетка  не  сняла  настойчивого,  поистине  болезненного  желания
поднять телефонную трубку и сообщить пражской полиции о предстоящей краже.
   На всякий случай она сунула под мышку термометр: 36,2oС. Головная боль.
Навязчивое желание обратиться в полицию с требованием спасти  картины,  не
допустить их исчезновения, иначе в ближайшее время в музеях  не  останется
ничего ценного! И не только в музеях.  У  Михала,  например,  пропала  его
прелестная "Композиция"...
   Перед поликлиникой Сандра остановилась - она ведь не  записана  заранее
на прием. И с радостью ухватилась  за  эту  мысль.  "Но  почему  именно  к
психиатру? Единственное, что меня беспокоит,  -  то,  что  я  знаю  больше
других. Разве это болезнь?" Но, несмотря на сомнения, она все же заставила
себя войти в здание поликлиники.
   Приемная  подействовала  на   нее   отрезвляюще:   унылая   обстановка,
молчаливые  пациенты.  Из  кабинета  врача  вышла  медсестра,   посетители
поднялись, подали ей талончики. Сандра смущенно  переминалась  с  ноги  на
ногу.
   - Вы записаны?
   - Нет. - Сандра резко повернулась к двери, намереваясь побыстрее уйти.
   - Как ваша фамилия?
   Вопрос медсестры заставил ее остановиться, в голосе  женщины  слышались
повелительные нотки. Скрыться некуда, что ответить?
   - У пана доктора сегодня всего несколько диспансерных больных,  он  вас
примет, - сказала медсестра, указав на стул.
   Сандра села ближе к выходу. "Еще  можно  уйти,  -  снова  пришло  ей  в
голову. - Чего я здесь жду?" И она словно услышала чей-то приказ: "Встань,
открой дверь, выйди в  коридор,  никто  тебе  не  помешает".  Это  был  ее
собственный внутренний голос, но она уверена, что кто-то придумал  за  нее
эту фразу. Ведь она сама не додумалась бы до  такой  мысли,  фраза  кем-то
придумана. Но кем?..
   Она явно ощущала присутствие чужого мышления: "Ты в здравом уме,  ты  и
сама знаешь, что врач тебе не нужен. Ты совершенно здорова".  "Да,  я  это
знаю". Она вздохнула. Только когда  человек  старается  доказать,  что  он
здоров, это и есть доказательство его болезни.
   "Но ты должна сохранить картины!"
   "Да, я обязана сохранить картины..."
   Кто-то коснулся плеча Сандры, она вздрогнула. Рядом стояла медсестра.
   - Проходите, ваша очередь. Я уже вызывала вас.
   Сестра обращалась с ней как с ребенком. Сандра вскочила.  "Неужели  мои
дела так плохи?"
   Доктор,   оказавшийся   пожилым   человеком,   производил   впечатление
всемогущего оптимиста.
   - Мы поможем вам избавиться от звучания в  вашем  сознании  навязчивого
чужого голоса.
   - Он не чужой, - защищалась Сандра. - Просто голос хочет того же, что и
я.
   - Так чего же вы оба желаете, ваш внутренний голос и вы?
   Неужели доктор верит в присутствие в Сандре какого-то другого существа?
   Она отвела взгляд.
   - Я хочу уберечь картины.
   - Какие картины?
   - Те, что крадут. - "Неужели он ни о чем не  знает?"  -  Во  всем  мире
сейчас пропадают шедевры живописи,  под  угрозой  нападения  все  музеи  и
частные коллекции.
   Доктор кивнул, да, он слышал.
   - И каким же образом вы собираетесь спасать эти шедевры?
   - Сообщить в полицию... - неуверенно сказала она.
   Доктор одобрительно кивал  головой,  и  это  сбивало  Сандру  с  толку.
Говорят, с сумасшедшими не спорят, поэтому-то он и соглашается. Поэтому-то
и изображает, будто верит ей.
   - Я говорю вполне серьезно, пан доктор, я не сумасшедшая.
   - Разумеется, нет. Сообщить в полицию? Что ж, это вполне  разумно.  Но,
право, думаю, полиция уже в  курсе?  Они  ищут.  Делают  все,  что  могут.
Полагаю, ограбления - дело рук опытных  преступников,  возможно,  какой-то
огромной   организации,   притом   международной.   У   этой   организации
разветвленная сеть, всюду свои агенты. Они подкупают  служителей,  охрану,
вы, разумеется, читали обо всем. Напрасно вы считаете, уважаемая, что  вам
по плечу сделать больше, чем полиции. Зачем же принимать все так близко  к
сердцу. Вы художница?
   Сандра покачала головой.
   - К сожалению, нет.
   "Он не считает меня ненормальной, иначе бы так со мной не разговаривал.
А что, если я скажу ему, что завтра..." Но фраза словно застряла у  нее  в
горле. Очевидно, голос не хочет. А почему?
   -  Но  вы  любите  искусство,  -  продолжал   доктор.   -   Вы   натура
чувствительная. Признаюсь, мне тоже не по  себе  от  этих  краж.  Невольно
задаешь вопрос: к чему все это? Ну, запрячут  грабители  картины  в  сейф,
даже не рассмотрев их хорошенько. И из-за этого лишать миллионы  любителей
искусства одного из немногих удовольствий, которые они имеют...  По-моему,
это бесчеловечно. Согласны?
   Она  согласна.  Чудесный  доктор.  Просто  непостижимо,  почему  бы  не
рассказать ему все начистоту. Но ее  время  истекло.  Врач  уже  выписывал
рецепт.
   - Два раза в день, утром и вечером, -  доктор  протянул  ей  рецепт.  -
Лекарство поможет вам успокоиться. Нельзя же так расстраиваться из-за этих
страшных преступлений. - Он улыбнулся. - Через две недели приходите снова.
   Выйдя на  улицу,  Сандра  с  удовольствием  ощутила  дуновение  свежего
ветерка со стороны парка. Ощущение свежести было и в ней  самой.  "Хорошо,
что я не проговорилась. Увидим, послезавтра увидим". Сандра посмотрела  на
рецепт, который до сих пор держала в руке.  Медленно,  словно  раздумывая,
скатала бумажку в твердый шарик. "Я не больна. И лекарства мне  не  нужны,
во всяком случае, таблетки тут ни при чем. Надо пресечь кражи - и  я  буду
здорова".
   Все ее существо знало о том, что готовятся кражи.  Но  она  все  же  не
пошла в полицию,  заставила  себя  выждать.  Ждала  два  мучительных  дня,
невзирая на снедающее беспокойство и внутренний протест, от него  начинала
болеть голова.
   Сегодня двадцать  восьмое;  в  газетах  -  ни  строчки.  Но  разве  это
доказательство? Она-то уверена, что кражи уже совершены.
   В полдень Ироудек включил радио с таким беспечным видом, будто  слушать
радиопередачи для него дело  привычное.  Лишь  спустя  какое-то  время  до
Сандры дошло: он принес  транзистор  из  дома.  Ему  не  терпится  узнать.
Значит, он ей верит. Ироудек прибавил громкость.
   "Сообщения из-за рубежа.  Вчера  вечером,  несмотря  на  принятые  меры
предосторожности, снова похищено несколько  картин..."  Ироудек  и  Сандра
взглянули друг на друга - для них это сообщение не было новостью.  На  сей
раз преступники специализировались на картинах Эль Греко:  из  мадридского
музея  Прадо  исчезло   великолепное   "Воскресение",   из   нью-йоркского
Метрополитен-музея знаменитый "Вид Толедо"...
   Ироудек выключил транзистор - дальше было неинтересно.
   - Ну, а теперь кто на очереди? - спросил он, не глядя на Сандру.
   Она пожала плечами.
   - Если узнаю заранее, сообщу вам.
   Она вернулась к вычислительной машине: хоть бы  Ироудек  ни  о  чем  не
расспрашивал, ведь она и сама толком ничего не может объяснить.
   Но он и не расспрашивал. Только время от времени  испуганно  поглядывал
на нее. Как же устроен ее мозг, влюбленный в искусство, если она  способна
улавливать  опасность,  грозящую  ее  кумирам,  например  Эль  Греко?  Она
вещунья? Но разве в наше время существуют предсказатели, да  еще  в  самом
центре Европы, в Праге!


   Индржих ждал ее с "Вечерней Прагой"  в  руках.  На  первой  полосе  был
напечатан подробный репортаж об ограблении.
   - Не твоя ли это работа? - шутливо спросил он, но ему было явно  не  до
смеха. Откуда Сандра могла узнать о похищении картин?
   Она залпом прочитала статью. Так, значит, опять служители музеев.
   - Как все это объяснить? Ведь они знали о фотоэлементах!  В  Лувре  они
даже сами помогали их устанавливать.
   Индржих  отказывался  что-либо  понимать.  Чем  дальше,  тем   страннее
выглядела вся эта история с картинами. Вернее, что связано  с  Сандрой.  А
ведь еще недавно ему было с ней так хорошо! Теперь  же  она  казалась  ему
существом из другого мира, живущим по чужим законам...
   Снова и  снова  Индржих  читал  строки,  на  которые  Сандра  указывала
пальцем: мол, служители хотели сберечь бесценные произведения искусства от
преступников и с этой целью перенесли  картины  в  подвал.  Они  не  могут
понять, каким образом кто-то сумел  изъять  полотно  из  рамы  и  натянуть
чистый холст -  ведь  двери  в  подвал  были  накрепко  заперты.  На  раме
обнаружены отпечатки пальцев самих служителей.
   - Вспомни: точно то же произошло с "Композицией" Михала. - Глаза Сандры
восторженно сверкали, словно ей удалось разгадать тайну. - Почему холст  в
раме  у  любой  украденной  картины  оказывается  чистым?  Не  станут   же
преступники каждый раз брать с собой холст, раму, печать?
   - Ну, положим, заменить холст  -  не  проблема.  Это  не  займет  много
времени. - Индржиха злила заинтересованность Сандры. Злила и угнетала.  Он
стал бояться девушки, одержимой идеей спасения картин. Что осталось у этой
девушки от прежней Сандры?
   - Пани Гронкова была права! - торжествующе  воскликнула  Сандра,  но  в
голосе ее прорывались рыдания. - Холсты смыты. Картин больше нет,  они  не
существуют даже в частных коллекциях. - Она всхлипнула.  -  Только  изверг
мог совершить  подобное  преступление!  Ведь  это  все  равно,  что  убить
человека!
   - Это мог сделать сумасшедший. - Индржих почувствовал, как  его  самого
пробирает дрожь. - Какой-нибудь религиозный маньяк...
   - Может быть. Но если я узнаю об этом  заранее,  я  приложу  все  силы,
чтобы воспрепятствовать его действиям!
   - Каким образом, скажи на милость?
   - Кое-что я уже придумала, - задумчиво ответила Сандра.
   - Сандра. - Индржих обнял ее за плечи, ее  одержимость  пугала  его.  -
Сандра, ты ли это?
   - Не знаю. Скорее всего - нет. У меня теперь есть цель, понимаешь?
   Он отпустил ее.
   - Не буду тебе мешать. Надеюсь,  ты  справишься  со  своей  задачей.  А
когда... - он замялся, - когда ты опять пойдешь к врачу?
   В глазах Сандры мелькнула ирония.
   - Через две недели, если ты имеешь в виду психиатра.
   Он взглянул на нее.
   - Когда мы встретимся?
   - Когда я выполню задание, - ответила девушка.
   Индржих пожал ей руку: рука была горячая.
   Сандра вернулась домой с непривычным чувством  удовлетворения.  Это  ее
удивило. Почему? "Не должна же я радоваться  тому,  что  мои  предсказания
сбываются? Или мое прекрасное настроение объясняется разрывом с Индржихом?
Но мы же любим друг друга, уже поговаривали о свадьбе. И вдруг..."
   Как бы там ни было, она не чувствовала себя одинокой. Где-то внутри она
ощущала присутствие союзника, невидимого существа, которое поддерживало ее
во всех начинаниях. А  вдруг  так  протекает  болезнь?  Какое-то  странное
чувство, однако нельзя сказать, что неприятное,  скорее  напротив.  Ей  не
следовало ходить к психиатру. Надо было заявить в  полицию  о  готовящейся
краже, поверить  своему  внутреннему  голосу,  потому  что  она  полностью
доверяет ему, он не подведет, он, тоже старается сохранить картины.
   Но что с ней происходит? Внутри ее  словно  воцарилась  тишина.  Сандра
напряжена, она ждет.
   "Я поле", - раздалось отчетливо. Она узнала этот голос, это он звучал в
ее сознании, когда она сидела в приемной у врача, а он  уговаривал  ее  не
обращаться к психиатру.
   Поле? Ей сразу припомнился вечер, когда она рылась в книгах  в  поисках
определения материи,  частиц,  поля.  Одновременно  она  представила  себе
другое поле: "Зеленые хлеба" Ван Гога, картину, возможно, уже уничтоженную
неизвестным преступником. Поле?  Она  как  бы  шагнула  прямо  в  картину:
безбрежная ширь полей,  воздух,  наполненный  влагой.  Раздвигая  шуршащие
колосья, она продвигалась вперед, куда-то за пределы  рамы,  в  бескрайнюю
даль, по просторному широкому полю.
   Сандра опустилась на стул.
   "Я твое поле", - послышалось снова внутри ее, вокруг нее. Она погладила
колосок, землю и вдруг ощутила чье-то прикосновение,  словно  поле  хотело
защитить ее.
   Все ее существо внимало знакомому голосу. "Ты сомневаешься, тебе трудно
представить эту реальность: вы, люди, не располагаете в  достаточной  мере
развитыми  несмысловыми  ощущениями.  Не  уловив  смысл,  вы  не  способны
представить реальный предмет, все,  о  чем  вы  не  имеете  представления,
кажется вам ирреальным. Вы считаете: этого предмета,  существа  нет.  А  я
все-таки существую".
   "Знаю, что ты существуешь, - прошептала  Сандра,  -  знаю,  что  ты  со
мной".
   "Хорошо, что знаешь. Я не обнаруживал себя,  чтобы  тебе  это  не  было
обременительно.  Но-ты  не  воспринимала  мои  советы,  не  выполняла  мои
приказания. Я же могу спасти ваши картины только  с  помощью  человека.  А
поскольку я нахожусь в тебе, значит, мои действия будут исходить от  тебя.
Понимаешь?"
   "Понимаю, поле".
   Вокруг нее заколыхались колосья, почва превратилась  в  мягкую  пуховую
подушку.
   "Спокойной ночи, нам обоим нужно отдохнуть, - промолвило  поле,  -  моя
энергия не  безгранична.  А  перед  нами  ответственная  задача.  Утром  я
расскажу тебе о ней".
   Она  пробудилась  от  прекрасного  сна,  напоенная   ароматом   хлебов,
счастливая, жаждущая выполнять приказания. "Поле! Можно мне  обратиться  к
тебе?" Она доверчиво поверила в предсказания, услышанные ею во сне; она не
сомневалась, что все это могло ей присниться.
   Поле!
   Слегка обеспокоенная тишиной, наступившей внутри ее, Сандра спешила  на
работу. Она уже знала: сегодня вечером из  Национальной  галереи  исчезнет
Ван Гог. Картина "Зеленые хлеба".
   Она  посмотрела  на  Ироудека.  Нет,  он  не  помощник.  Что  он  может
предпринять? Скорее,  Михал,  ведь  руководители  галереи  с  его  мнением
считаются.
   Сандра набрала номер мастерской художника.
   - Когда? Ч