ю нянюшку.
   - Какой же вы нескладеха,  ну,  разве  так  можно!  Вы  ведь  прекрасно
знаете,  что  в  этом  проклятом  климате  любая  ранка   гноится!   Такая
неаккуратность! Порезался, как  маленький  мальчик.  Вот  вам  современная
молодежь, с нее ни на минуту нельзя спускать глаз, - кудахтал толстяк.
   Он бегал из одного угла комнаты в другой, промыл рану  сероводородом  и
антисептической жидкостью. К счастью, порез оказался неглубоким. Профессор
заботливо перевязал Алану руку.
   -  Потерпи,  мой  мальчик,  боль  успокоится.  -  Отдышавшись,  толстяк
улыбнулся. - Ну, теперь со спокойной совестью можно выпить.
   - Что со Спенсером? - тихо спросил Алан, превозмогая боль.
   - Ах,  да,  совсем  забыл,  проклятая  голова!  -  Помолчав,  профессор
опрокинул в рот содержимое стакана и поставил его на стол. - Ваш  приятель
мертв.
   У Алана подкосились ноги. Подхватив его  под  руки,  Тейфель  прислонил
ботаника к стене, возле которой стоял внушительного размера  ящик.  Бросив
взгляд на Алана, Тейфель, театрально сморкнувшись, резко  откинул  крышку.
Алан заметил торчащие из ящика ботинки. "Да это же  ботинки  Спенсера",  -
понял он в ужасе и, заглянув внутрь, отпрянул от ящика:  на  него  взирали
широко открытые глаза Спенсера, но в них уже не  было  столь  характерного
насмешливого выражения.
   Алан, пошатываясь, подошел к столу и ухватился за его край.
   - Вы, вы его... убили?
   - Тише, тише, - Тейфель зажмурил глаза  и  приложил  палец  ко  рту.  -
Смотрите, не разбудите его.
   - Вы убили его, - Алан сокрушенно качал головой, тихо  повторяя,  -  но
зачем? Черт возьми, зачем?
   - Послушайте, мой мальчик, - профессор склонился  к  Алану,  поглаживая
его по плечу, - к чему так убиваться?
   - Знаете, кто вы такой? - Алан опустился на стул, с негодованием  глядя
на профессора. - Вы убийца, подлый убийца...
   - Разве вам непонятно, мой мальчик, -  Тейфель  опустил  глаза,  -  что
Спенсер сам во всем виноват. Я же его предупреждал, что здесь полно  змей.
-  Толстяк  принял  театрально-скорбную  позу.  -  "Будьте  осторожны",  -
неоднократно твердил я. Но ваш уважаемый друг  оказался  слишком  упрямым,
слишком. - Профессор задумчиво наклонил голову вниз.
   Алану же припомнился последний разговор  со  Спенсером.  Он  постарался
взять себя в руки и, внешне спокойный, налил себе виски, внимательно следя
за профессором. Тот, поправив очки, вопрошающе ждал новых упреков.
   - Не волнуйтесь, дружок, в этих местах такое  случается.  Ведь  змеи  в
джунглях - явление обычное.
   - Но почему вы положили его в ящик?
   - Будьте справедливы, - профессор воздел руки, - куда же прикажете  его
деть в такую жарищу? Не беспокойтесь, мы похороним его, как полагается, со
всеми почестями. Признаться, энтомолог ваш Спенсер был превосходный, лучше
и желать не надо, - добавил он, потирая руки.
   У Алана сдали нервы, и он разрыдался.
   - Теперь в постельку, мой милый, - Тейфель погладил его  по  голове,  -
завтра предстоит трудный день. А сейчас отдыхайте, ложитесь сию же минуту,
останетесь у меня. - Профессор сунул  Алану  в  рот  таблетку  и  заставил
запить водой. - Теперь ложитесь, выспитесь хорошенько. Спать, спать!
   Тейфель открыл дверь и что-то сказал. Тотчас же в лабораторию вошли два
индейца, с опаской посматривая на черный ящик. Они  подхватили  Алана  под
руки и потащили в соседнюю комнату, где он под  неусыпным  отцовским  оком
профессора улегся в постель.  Последнее,  что  Алан  различил  в  полусне,
прежде чем отдаться объятиям тьмы, - это фотография, а на ней  улыбающийся
молодой Тейфель рядом с Гитлером.



   5

   Когда Алан проснулся, первое, что бросилось ему в глаза,  -  физиономия
Гитлера на фотографии. Второе, что он отметил, вернее, почувствовал, - это
запах. Кисловатый, отвратительный, всюду проникающий запах муравьев.
   Алан не мог  припомнить,  как  он  оказался  в  лаборатории.  Всем  его
существом овладела слабость.  Профессор,  не  обращая  на  него  внимания,
крутил что-то в своем приборе. Блестящий металлический  паук  с  десятками
щупальцев  несносно  жужжал.  И  этот  ужасный,  липучий  запах...   Алан,
пошатываясь, подошел к столу, где стояла бутылка с виски, налил  стакан  и
залпом осушил содержимое. Какое приятное ощущение тепла,  мысли  уплывают,
медленно, медленно...
   Внезапно он почувствовал прикосновение мягкой руки к своему  плечу.  На
него сквозь толстые стекла смотрели серые глаза из-под  седых  насупленных
бровей.
   - Нужно взять себя в руки, дружок, - зазвучал мягкий голос Тейфеля.
   Алана удивила происшедшая в профессоре перемена,  глаза  его  светились
весельем, безумным весельем, безумным...
   - Ну, мальчики, вы свое получите, - громко объявил Алан. В его  взгляде
вдруг появились  величественность  и  отрешенность,  придав  решительность
щуплой фигурке. Лицо обрело серьезность.
   - Ну, мальчики, вы уже не вернетесь... - повторил он.
   - Куда? - обронил профессор, не вдаваясь в  смысл  услышанных  слов.  -
Если речь идет о тебе лично, Алан, то,  как  это  ни  прискорбно,  тебя  я
оставляю у  себя,  тебя  я  не  отдам.  Я  старый,  одинокий  человек.  Ты
унаследуешь мое открытие, мою  тайну,  -  Тейфель  перешел  на  шепот,  не
спуская с Алана безумных глаз. - Ты станешь моим учеником, и я открою тебе
тайну господства над миром.
   Алану сделалось дурно. Он напряг все  силы,  чтобы  вслушаться  в  этот
ласковый, убаюкивающий голос.
   - В полном одиночестве, укрывшись под плащом лесного  духа,  мы  вдвоем
создадим новый мир, - в упоении декламировал профессор. - В этом аппарате,
принцип действия которого я тебе объясню, скрыта сила  -  сила,  способная
повелевать бесконечной армией верноподданных.  Верноподданные  добренькие,
мой мальчик, слушаются беспрекословно, бросаются  куда  угодно  по  твоему
приказу. Погляди вокруг, выбери все, что пожелаешь  уничтожить:  плантации
культурных посевов, поля, леса,  города.  Достаточно  нажать  кнопку  и...
бесчисленная лавина твоих  подданных  ринется  из  леса,  вырвется  из-под
земли, как души умерших на суд божий. У тебя огромный выбор - муравьи всех
видов, комары - переносчики  лихорадки,  саранча,  пожирающая  все,  кроме
металла. Достаточно слегка, самую малость изменить частоту, и они  -  твои
рабы. Стоит повернуть вот эту синенькую  ручку  на  несколько  делений,  и
активность насекомых возрастет в десять,  сто,  тысячу  раз  -  как  твоей
душеньке угодно. Они набросятся на мир, сметая все на своем  пути,  словно
лавина огня, приводя в трепет все живое.
   Профессор, стоя посреди комнаты и держа одну руку на  кнопках  прибора,
изрекал громогласно как библейский пророк.
   - Никому не сдержать этих  крохотных,  но  отважных  воинов,  им  несть
числа, места погибших займут миллиарды новых. Перед таким нашествием  люди
будут бессильны, никакая  современная  техника  им  не  поможет.  Да,  мой
мальчик, я нашел философский камень. Я  освоил  язык  насекомых,  научился
зачаровывать  их  такими  сказочными  посулами,  которые   послаще   любых
запретных плодов. Жаль, конечно, что сфера моей деятельности  ограниченна,
но, я  уверен,  ждать  осталось  недолго  -  и  они,  мои  верноподданные,
устремятся на сотни, тысячи километров, преодолевая горные хребты и водные
пространства,  призывая  других  насекомых  примкнуть  к  ним  и  овладеть
планетой, которая населена недоразвитым,  утратившим  разум  существом  по
имени человек.
   Старик, улыбаясь безумной улыбкой, положил пухлую руку Алану на плечо.
   - Я не утверждаю, что следует уничтожать абсолютно все. В  твоих  руках
решение - казнить или помиловать. Захочешь,  за  пару  месяцев  опустошишь
продовольственные склады на  нескольких  континентах.  Пожелаешь  поселить
своих помощников в городах: там, где в доме обитала лишь парочка блох  или
тараканов, их появятся в течение недели тысячи.
   Заметив скептическую улыбку на лице Алана, Тейфель повысил голос:
   - Смейся, смейся,  малыш,  ибо  ты  не  можешь  представить  себе  всех
последствий  моего  изобретения.  -  Он  нежно  погладил  аппарат.  -  Эта
штуковина способна увеличить скорость передвижения насекомых в десять раз,
радиус действия прибора -  800  километров.  Правда,  еще  не  все  детали
отработаны и проверены  на  практике.  Но  все  же  представь  себе  такую
картину:  города  наводнили  насекомые.   Состав   этих   "гостей"   легко
комбинировать - среди них можно встретить муравьев, мух, комаров. Остается
скорректировать их количество, ну, скажем, увеличить  численность  каждого
вида в десять раз. Недурно, верно? - Профессор устало закрыл глаза. - Твой
приятель, ха-ха, не первый, кто пытался отобрать у меня мое изобретение. -
Он захохотал раскатисто, громогласно. - Таких парней я научился  различать
за сто шагов, да и мои индейцы сообщили мне об этом уже давно. Звуки бубна
вы ведь слышали,  верно?  А  на  твоем  приятеле  я  хотел  провести  один
интересный эксперимент.
   На столе у противоположной стены что-то тускло блеснуло - пистолет, да,
вне всякого сомнения, пистолет Спенсера...
   - Эксперимент с муравьями?  -  ахнул  Алан.  -  Признаюсь,  эффект  был
необыкновенный - муравьи прошествовали мимо буквально в нескольких шагах и
не обратили на нас никакого внимания...
   - Это только начало,  -  повеселел  профессор,  -  только  начало,  мой
мальчик. Этот глупец. Спенсер, упрямый осел, никак не  хотел  успокоиться.
Ты-то ни о чем и не подозревал, я не сомневаюсь - сын моего старого  друга
не решился бы на такую подлость. Но они,  -  он  вновь  понизил  голос  до
шепота, в котором  клокотала  ненависть,  -  они  хотели  обокрасть  меня,
веришь? Они хотели господствовать над миром, а  я  хочу  человеческий  мир
уничтожить, вот в чем различие!  Но  Генрих  Тейфель  [игра  слов:  Teufel
(нем.) - черт] страшнее черта! - Он захохотал над собственной  шуткой,  но
тут же спохватился. - Мне надо идти,  я  устрою  Спенсеру  похороны  -  по
заслугам, конечно.
   Тейфель  подошел  к  окну,  открыл  форточку.  Комнату  наполнил  запах
кисловатого перегноя. Из окна была видна поляна,  посреди  которой  лежало
что-то продолговатое и белое.
   - Коллега Спенсер, - шепнул профессор.
   Да, без сомнения, это было тело Спенсера. Вот его ботинки, которые Алан
узнал вчера в темноте.
   - Жара делает свое дело, - проговорил профессор. - Но через минуту  все
будет кончено, не упусти момента.
   Алан услышал за спиной тихие шаги - это профессор направился к прибору.
Ботаник незаметно продвинулся к столу, где лежал пистолет.
   - Видишь, Алан? - Алан услышал скрытую насмешку в голосе  профессора  и
замер.
   - Нет, я ничего не заметил.
   Внезапно до его слуха долетел знакомый звук - шелест сухой листвы. Алан
сжался, он еще ничего не мог различить - солнце слепило глаза, лучи падали
на белый балдахин, скрывавший мертвое тело. Но по траве заходили волны.
   Глазам  Алана  предстала  удивительная  картина.  Казалось,   он   стал
свидетелем гигантской косьбы: огромная коса  не  менее  двухсот  метров  в
длину подрубала на корню траву и всю зелень. Косить начали с опушки  леса,
оттуда доносился шелест. С каждой минутой растительность исчезала.  Пышные
метровые стебли падали, как подкошенные, оголяя землю. Впрочем, нет, земля
не оголялась...
   Вместо   зелени   на   земле   показалось    красноватое,    блестящее,
переливающееся на солнце бисерное покрывало; оно перемещалось, устремляясь
к мертвому телу. Все быстрее и быстрее двигалась багровая ткань к середине
лужайки. Вот-вот она накроет хижину - до  нее  оставалось  не  более  двух
метров. Алан отскочил от окна.
   - Не бойся, - успокоил его профессор, схватив за локоть, - я держу их в
узде. Они послушны, как овечки, идут, куда я им прикажу, не  сворачивая  с
пути.
   И в самом деле, минуя хижину, муравьи, выстроившись, как на  параде,  в
колонны, прошествовали перед открытым  окном  на  расстоянии  каких-нибудь
полутора метров.
   -  Смотри,  смотри!  -  профессор  даже  подпрыгивал  от  радости,  как
первоклассник. - Они добрались до него, мои крошки, добрались...
   Алан невидящим взглядом смотрел на лужайку, теперь уже покрытую красным
одеялом. Он обернулся. Оба индейца-телохранителя сидели  на  корточках  на
полу, подперев голову руками. Сейчас или никогда...
   Вскочив, он схватил пистолет и  выстрелил  в  толстое  тело.  Профессор
обмяк, уперся в оконную раму, голова его запрокинулась  назад.  В  глазах,
уставившихся на Алана, мелькнуло удивление. Алан отвернулся.
   Теперь нельзя было терять ни минуты - оба индейца, вскочив, набросились
на него. Он палил из пистолета как безумный. Помещение наполнилось  дымом,
он ничего не видел, натыкался на что-то  мягкое,  слышал  чьи-то  крики...
Прибор, главное не забыть о приборе!
   Алан продолжал нажимать на курок, не понимая еще, что обойма кончилась.
Он торопливо шагнул к  аппарату,  откуда  лилась  музыка,  однообразная  и
спокойная.
   Подняв пистолет, Алан принялся изо  всей  силы  бить  по  прибору.  Его
ослепил блеск, поэтому он не сразу воспринял вдруг наступившую  тишину.  А
где-то рядом раздавались вопли и топот убегающих людей.
   Клочья дыма свисали с потолка как балдахин,  блестящая  кроваво-красная
драпировка  ворвалась  через  оконное  отверстие  в  помещение,  пурпурным
водопадом обрушилась на пол, откуда доносился шелест крошечных тел...
   Этот шелест еще долго-долго преследовал Алана, настигал его даже тогда,
когда с несколькими оставшимися ему верными индейцами он плыл  все  дальше
от долины, покрытой живым красным ковром. Потом все укрыла тьма.
Душан Кужел. Некролог

   -----------------------------------------------------------------------
   D.Kuzel. Nekrolog za ing. Ioachimom. Пер. со словацк. - Г.Матвеева.
   Сб. "День на Каллисто". М., "Мир", 1986.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 27 June 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Оставьте меня в покое, сказал - ничего не напишу,  значит,  не  напишу!
Да, да, именно потому, что лучше других знал Иоахима. Я мог бы целый роман
настрочить,  не  то  что  коротенький  некролог   на   двух   машинописных
страничках. Мог бы подготовить воспоминания для воскресных выпусков  газет
и журналов - их расхватывали бы вмиг. Но раз я молчал тогда, то  сейчас  и
подавно не напишу ни строчки.
   Вы ведь помните, что несколько лет назад  Иоахим  расстался  с  большим
спортом:  видите  ли,  на  республиканском  первенстве  наш  прославленный
чемпион проиграл во  второй  группе  какому-то  неизвестному,  совсем  еще
зеленому юнцу. После этого поражения Иоахим заявил, что намерен  посвятить
себя  делу   воспитания   подрастающего   поколения   и   заняться   своей
непосредственной работой по специальности. Об этом в  печати  промелькнула
малюсенькая заметка.
   Нам казалось, что после этого  интерес  к  Иоахиму  угас,  а  его  имя,
полагали мы, никогда больше не появится на страницах газет.  Хотя  мастера
настольного тенниса дольше других спортсменов  умеют  держаться  в  зените
славы, все же годы берут свое. К тому же на мировой  арене  господствовали
представители стран  Восточной  Азии,  напористые,  гибкие  как  акробаты,
обладающие неотразимым, убийственным ударом. Вот почему мы считали решение
Иоахима вполне разумным.
   Но спустя четыре года на чемпионате  республики  совершенно  неожиданно
Иоахим объявился вновь и занял первое место в личном зачете.  Думается,  у
вас еще свежи в памяти сенсационные репортажи в газетах.  Ведь  первенство
республики рассматривалось и как отборочные соревнования к чемпионату мира
в Бухаресте. Так вот, многие журналисты почти в один голос твердили о том,
что, видите ли, вряд  ли  имеет  смысл  посылать  на  столь  ответственное
мероприятие "перестарка",  пусть  уж  лучше  пошлют  любого  шалопая,  как
говорится, на разведку.
   Однако я-то почти не сомневался, что Иоахим отправляется в  Бухарест  с
надеждой победить. На протяжении ряда лет он выработал определенный  стиль
игры, в котором явно преобладала хитроумная манера. Он неизменно  вынуждал
соперника отражать атаки. В этот раз Иоахим держался раскованно,  отступив
от стола на большую дистанцию, чем обычно.  Его  движения  при  подачах  и
гасах были на редкость расчетливы, к тому же он мгновенно приспосабливался
к  любой  тактике  соперника.  В  чем-то  его  игра  походила   на   четко
отработанные движения автомата, в ней не было прежней красоты и изящества,
однако  она  отличалась  удивительной  целеустремленностью.  Наше  молодое
пополнение, сильные  ребята,  начавшие  понемногу  осваивать  современный,
атакующий стиль игры, во встречах с Иоахимом вылетали из турнира  один  за
другим. Просто чудо из чудес!
   Подозревая, что Иоахим разработал для  себя  какую-то  особую  методику
тренировки, я рискнул заглянуть к нему и взять интервью. Поспрашиваю,  как
он готовится к чемпионату в Бухаресте, кому прочит победу, как расценивает
собственные шансы и т.д. Звоню в секцию настольного  тенниса:  там  вообще
никто не  знает,  где  Иоахим  тренируется,  от  сборов  он  отказался,  а
разыскать его лучше всего в Государственном институте кибернетики, там  он
числится в штате.
   Выпросив служебную машину, я ринулся в  институт,  но  Иоахима  и  след
простыл: он, оказывается, взял отпуск на месяц  и  скрывается  в  какой-то
деревушке. Разумеется, подобная практика  не  новость:  нередко  "великие"
спортсмены формально числятся в штате, а толку от них никакого. Но едва  я
позволил себе это сказать, как на меня  набросился  один  худосочный  тип:
Иоахим, мол, - признанный авторитет в  области  кибернетики,  он  ездит  с
лекциями и за границу, а в  свою  работу  влюблен  по  уши;  дома  у  него
настоящая  лаборатория,  где  он   ставит   опыты   и   проводит   научные
эксперименты.
   Ну что ж, отличный материал для небольшого душещипательного  очерка  на
морально-воспитательную  тему:  известный  мастер  спорта  -  профессионал
международного класса и в  своей  специальности.  Но  в  тот  момент  меня
волновали  иные  проблемы.  Поэтому,   поблагодарив   за   информацию,   я
откланялся, не теряя надежды продолжить поиски.
   И тут мне пришла на ум неплохая  мысль:  заскочить  на  минутку,  чтобы
переброситься парой слов, к одному старику, ведающему  спортинвентарем  на
спортивной базе. Кладовщик - сам бывший спортсмен; у меня вошло в привычку
заглядывать иногда к нему, за сигаретой мы  обсуждаем  животрепещущий  для
него вопрос: упадок современного спорта. Но сегодня старик ругал не  спорт
вообще, а конкретно Иоахима: что  это  за  порядки,  появляется  здесь  на
машине каждый четверг, забирает несколько коробок с мячами для настольного
тенниса да еще привередничает, шарики, видишь ли, чем-то ему не  подходят.
Сущий пройдоха этот Иоахим, разве порядочный человек в состоянии  за  одну
неделю изничтожить и испортить столько мячей! Ясное дело, он продает их  в
деревнях.
   В четверг я поджидал Иоахима возле спортивной базы. Около  десяти  утра
он и впрямь объявился.
   - Добрый день, - обратился я к нему. - Не скажите ли вы несколько  слов
для нашей газеты?
   - Нет, - отрезал Иоахим и скрылся в помещении склада.
   Когда он вышел оттуда, обвешанный коробками, и сел в машину,  я,  нажав
на стартер, последовал за ним. Вот будет сенсация!  "Знаменитый  спортсмен
спекулирует пластмассовыми шариками! "Тренировки" инженера Иоахима!"
   Выехав за черту города, Иоахим прибавил газу и  понесся  как  ошалелый.
Срезая виражи, я молил лишь об одном: только бы  не  наехать  на  масляное
пятно или камешек. Когда мы  проезжали  мимо  маленького  городка,  Иоахим
внезапно исчез, - видимо, свернул в тихую улочку. Я обшарил весь городишко
и уже собирался возвращаться, как говорится, не солоно хлебавши, как вдруг
возле  одинокого  двухэтажного  дома-развалюхи  заметил  его   машину.   Я
попытался проникнуть в дом, но массивные деревянные ворота  были  накрепко
заперты.
   На след