х наполнил бы его решимостью, и позвонил.
    За  дверью   торжественно   прозвучало   приближающееся   шарканье
стоптанных тапочек и завершилось вопросительной кодой "Кто там".
    - Это Евгений. Я звонил вам... Помните? По поводу  открытия  моего
друга... - засуетился молодой человек.
    Щелкнул замок, и образовавшийся дверной проем окантовал  невысокую
фигуру пожилого профессора. Все,  как  водится:  очки,  седая  борода,
домашний халат... Глаза его когда-то тоже были голубыми, но  с  годами
совсем потускнели - скрывать так и не научились, но хотя  бы  выражать
что-либо внятное перестали.
    - Как же, как же... Помню, конечно.  Проходите.  Вешалка  слева...
Нет, нет - ни  в  коем  случае  не  разувайтесь.  Мы  только  въехали,
беспорядок, понимаете ли...
    - Может, лучше снять? Там снег - боюсь, натечет с ботинок...
    - Нет, нет... Вы оботрите, вот тряпка. Пожалуйте в комнату... Вот.
Теперь мы с вами можем познакомиться лично... Я не люблю эти телефоны.
Сергей Филиппович.
    Он протянул сухонькую, небольшую ладонь.
    - Евгений.
    - Вот и отлично. Присаживайтесь...
    Евгений сел. И тут его словно прорвало. Словно пока он  шел  -  он
терпел; пока он искал - он  держал  это  в  себе;  пока  поднимался  -
сдерживал из последних сил... И  вот  наконец  -  пришел,  все,  приз,
можно...
    - Понимаете, мне никто не верит. Только вы можете мне помочь... Вы
же профессор, у вас имя. А я  вообще  филолог  -  они  все  надо  мной
смеются. А вы сможете их убедить. К тому  же,  как  я  узнал,  вы  уже
занимались этой проблемой. Я имею в виду органы чувств и  этот...  как
его... вестибулярный аппарат...  Дело  в  том,  что  мой  друг  Герман
Воронин...
    Резкий  пронзительный  свист  вырвался  откуда-то  из-за  стены  -
сначала нехотя, потом пронзительно, требуя к себе внимания.
    - Чаю хотите? - спросил  профессор,  кивнув  в  сторону  источника
свиста.
    - Чаю? - переспросил Женя. В какое-то мгновенье казалось, что  он,
как символист начала века, так же вошедший  с  мороза,  ответит:  "Чаю
воскресение мертвых!" Но - нет.
    Собственно, так он и ответил:
    - Нет. Спасибо.
    - А я, пожалуй, выпью. Подождите пару минут.
    Пока профессор ходил, Женя отдышался  и  собрался  с  мыслями.  Он
подумал, что, может быть, это и к лучшему, что его перебил  закипевший
чайник. А то как-то нехорошо -  сразу,  с  порога...  Надо  как-нибудь
исподволь. Как это - "исподволь" - он не знал. Точнее,  не  мог  никак
придумать.
    Он  осмотрелся  по  сторонам  -  словно  бы  помощь  могла  прийти
откуда-то извне... Профессор только вселился - это было видно во всем.
Посреди комнаты стояло два старинных кресла, одну стену - от  пола  до
потолка - покрывал книжный шкаф-стелаж, пока еще пустой.  Голые  доски
книжных  полок  стыдливо  демонстрировали  те  интимные   места,   что
обыкновенно бывают заслонены книгами, а книги во  множестве  картонных
коробок лежали рядом, занимая изрядную часть пола...
    Вошел профессор, помешивая в чашке  серебреной  ложечкой.  Струйка
дыма вилась над чашкой. Сергей Филиппович устроился в  кресле,  укутал
ноги в клетчатый плед, и только тогда поднял глаза на Евгения.
    - Я действительно когда-то работал в этой области, - сказал он.  -
Именно поэтому я и пригласил вас... Ну, так, почему  же  ваш  друг  не
пришел сам?
    Евгений вздрогнул.
    - Он не мог... Он не здесь... Он... Впрочем, давайте по порядку. Я
принес магнитофонную запись: тут он рассказывает  мне  о  сути  своего
открытия. Давайте послушаем, а потом я расскажу, что было дальше...
    - Как вам будет удобно... Давайте кассету.
    - У меня есть диктофон.
    - Не нужно, у меня есть... Вот тут...
    Профессор откинул какую-то клеенку, и под ней  оказался  приличный
музыкальный центр. Он  достал  из  деки  кассету,  аккуратно  убрал  в
коробочку - "Вагнер", заметил Евгений надпись  на  подкассетнике  -  и
вставил принесенную...
    Зашелестела пленка.
    - Там может быть много глупостей - это он объяснял мне, а  я  мало
смыслю в физиологии, извините...
    - То, что надо, я пойму.
    - Для начала я хотел бы убедить тебя, что люди не  видят  истинной
картины мироздания... -  прозвучал  из  динамиков  приятный  спокойный
голос, таким может обладать только  человек,  полностью  убежденный  в
своих словах. В нем  не  было  нервозности  или  надтреснутости  столь
свойственных молодым голосам.
    - В каком смысле? - Евгений чуть заметно вздрогнул.  Он  никак  не
мог привыкнуть к своему собственному голосу звучащему в записи.
    - Наши органы чувств просто не могут отобразить мир  во  всей  его
сложности, так, как есть, полностью, и  вынуждены  строить  специально
для нас другой, упрощенный, ненастоящий. В этом иллюзорном мире  мы  и
живем. Мы привыкли к нему и не желаем другого. Кстати, именно  поэтому
мы  не  можем  по   настоящему   понять   природу   гравитационных   и
внутриядерных сил, не можем ощутить - кроме как приборами -  магнитное
поле и радиацию. Несмотря на то, что все это существует рядом с нами и
постоянно влияет на нас, мы не можем это увидеть, услышать, осязать...
Можно найти аналогию. Собака со своим  черно-белым  зрением  не  может
представить себе красного или синего, так и мы  не  можем  представить
себе четвертое, пятое и другие измерения, несмотря на то, что живем  в
них... Но Бог с ней, с собакой - предположим, что у нее  несовершенное
зрение, а у нас-таки совершенное. Но у насекомых - скажем, у  пчелы  -
ведь тоже цветное зрение, а видит она все по-другому: белые  цветы  ей
кажутся голубыми, а желтые -  фиолетовыми...  Кто  прав?  Человек  или
пчела? Какие цветы на самом деле?
    Профессор улыбнулся, но,  словно  бы,  не  тому,  что  услышал,  а
чему-то своему. Он сидев в кресле, завернувшись в плед, как гусеница в
кокон,  и  время  от  времени  прихлебывал  чай.  На  поверхности  чая
отражалась лампа, играли, переливались блики.
    - Так вот... - продолжил голос с пленки. - Мир, который мы  видим,
в котором живем, условен;  более  того,  он  искусственный.  Покрывало
майи... Чувственный  опыт  обманчив,  об  этом  неоднократно  говорили
философы прошлого. Я скажу  тебе  больше:  каждый  человек  видит  мир
по-своему, а значит, каждый человек живет в своем собственном мире...
    Профессор опять улыбнулся.
    - Теперь о пресловутом четвертом измерении. Как бы это, что б тебе
было  попонятней...  Ты  знаешь   строение   вестибулярного   аппарата
человека?
    - В общем, нет.
    - Если  просто...  Он  состоит  из  трех  колец,  лежащих  в  трех
перпендикулярных  плоскостях.  Это-то  тебе  понятно?..  В  кольцах  -
рецепторы. Еще там... Впрочем, ну их... Подробно тебе  незачем.  Самое
главное, что все органы чувств связаны между  собой,  и  вестибулярный
аппарат влияет, скажем, на зрение... и так далее. В общем,  каждое  из
колец регистрирует изменения положения тела в одном  из  измерений.  А
всего их три... Понимаешь?
    - Не очень.
    Женя остановил запись.
    - Тут он пытается пересказать мне учебник по  физиологии.  Я  ведь
филолог - всего этого не знал... Я перемотаю. Ладно?
    - Да, конечно.
    Женя перемотал кассету чуть вперед.
    - Все вместе эти три кольца рисуют нам картину трехмерного мира. И
все другие органы чувств в след за ними тоже... Теперь  понимаешь?  Мы
не чувствуем четвертого измерения только потому,  что  нам  нечем  его
почувствовать! У  нас  просто  нет  четвертого  кольца.  А  между  тем
четвертое измерение существует, и пятое, и шестое тоже... И  мы  живем
во всех этих измерениях, но не можем понять и почувствовать их. Мы  не
можем понять многих явлений природы только  потому,  что  суть  их  не
попадает в наши три измерения, а прочно коренится в других. Да что там
явления природы, может быть, мы не  можем  понять  друг  друга  только
потому, что души человеческие тоже находятся  в  четвертом  измерении.
Ощутить мир целиком и полностью, пожалуй, невозможно, но  продвинуться
в его познании, вполне в наших силах. Для  этого,  в  первую  очередь,
нужно  отказаться  от  иллюзорного   трехмерного   мира,   того,   что
преподносят  нам   наши   органы   чувств.   Необходимо   искусственно
усовершенствовать эти органы.  И  тогда  хоть  как-то  расширится  наш
кругозор...
    - Но как? - спросил с магнитофонной пленки Евгений.
    А  Евгений  реальный  еще  раз  скользнул  взглядом  по  интерьеру
комнаты: пустые остовы книжных полок пересекались  под  прямым  углом,
словно оси абсцисс и ординат, точно такой же  прямой  трехмерный  угол
образовывали стены и потолок; все вокруг, все  предметы  в  комнате  -
включая картонные коробки,  перетянутые  крест  на  крест  шпагатом  -
настаивали на трехмерности мира. А посреди этого  трехмерного  мира  в
мягком  кресле,  уютно  завернувшись  в  плед,   сидел   профессор   и
прихлебывал чай. Только магнитофон  -  надо  заметить,  весьма  чуждый
профессорской  квартире  -  производил  шум,  выпуская  в  мир  потоки
максималистской,  юношеской  чуши.  Чуши,  от  которой  у  нормального
человека уже давно бы съехала крыша...  Кто  прав?  Кто  убедительнее?
Евгений вдруг  почувствовал  бесконечную  глупость  своего  положения.
Ничем профессор не поможет, понял он.
    - Как? - переспросил на записи Герман.  -  Я  нашел  нейрохирурга,
который берется мне вшить второй вестибулярный аппарат  симметрично  с
первым... Это,  конечно,  рискованно.  Я  даже  не  представляю  своих
будущих ощущений, но, может быть, мне удастся  воспринять  шестимерное
пространство, где электрополя так же видны, как лужи  на  асфальте,  а
гравитация слышна,  как  вой  ветра,  где  рядом  с  телами  людей  их
двойниками ходят души...  Возможно,  я  даже  смогу  передвигаться  из
одного измерения в другое. Но риск  все-таки  огромен,  поэтому  я  не
хочу, чтобы ты рассказывал об этом кому-нибудь раньше времени...  Зато
потом, после эксперимента, что бы ни случилось, постарайся...
    Евгений выключил магнитофон.
    - Теперь уже не только можно, но и нужно, чтобы об этом узнало как
можно больше людей, - торжественно сказал Женя.
    - Так что же произошло? - оживленно спросил профессор. И  Евгений,
увидав эту заинтересованность, всего на миг подумал,  а,  может  быть,
все-таки поможет...
    - Эта ужасная операция состоялась? - закончил профессор. И Евгений
укорил себя за поспешность суждений.
    - Да. Более того - операция удалась! Мой друг  исчез,  как  только
начал приходить в себя. Чуть  ли  не  с  операционного  стола.  Просто
растворился  в  воздухе.  Вы  понимаете,  он  же  перенесся  в  другие
измерения, в параллельный мир! Он вырвался из этой трехмерной  ловушки
иллюзорного мира...
    - Вы это сами видели? - чуть охладил энтузиазм Евгения профессор.
    - Что?
    - Как он исчез.
    - Нет, но мне это рассказал хирург.
    - Кстати, кто он, откуда, как его зовут?
    Женя замялся:
    - Дело в том, что он не назвался. Вы же  понимаете,  что  операция
была проведена незаконно и тайно, он опасался последствий. А потом  он
вообще куда-то уехал... Но он очень хороший хирург...
    - Ну что ж, я думаю, что милиция сможет его отыскать.
    - Почему же милиция... - Женя ошарашено хлопал глазами. - Вы  что,
мне не верите?
    - Причем здесь вы - вы, по-видимому, ни в чем не виноваты.  А  вот
этот ваш, так называемый, хирург - явно  аферист.  Вы  не  знаете,  он
случайно не брал с вашего друга денег? Или  он  просто  маньяк,  такие
тоже бывают... В любом случае этим  должны  заниматься  не  ученые,  а
правоохранительные органы.
    - Вы не верите... - удрученно повторил Женя.
    - А почему собственно я должен кому-то верить? Друга  вашего  нет,
хирурга тоже нет, не  осталось  даже  свидетельств  их  существования,
кроме этой кассеты с юношеским  бредом  и  ваших  рассказов...  Ничего
этого нет, а мир - заметьте, нормальный, трехмерный -  есть.  Вот  он,
можете потрогать. Вы - романтик; наверное, стихи любите,  может  быть,
поете под гитару... Фантастику, небось, читаете... Но только  то,  что
красиво звучит в литературе, очень часто  бывает  пагубно  для  науки.
Хотите расширять сознание - так занимайтесь  йогой.  Или  каким-нибудь
буддизмом. И, Бога ради, не верьте на слово. Вас ведь просто обманули,
говорю вам это точно, как специалист по  этому  самому  вестибулярному
аппарату... Кстати, ничего в нем нет таинственного - это всего-навсего
орган позволяющий сохранять равновесие...
    - Но  ведь  все  органы  чувств  связаны  воедино...  -  попытался
поспорить Евгений.
    - Вы меня будите учить? - беззлобно оборвал его профессор. - Науке
по этому поводу ничего не известно. И точка...
    Однако в рассказе точка еще не поставлена.
    Женя ушел, а  Сергей  Филиппович,  закрыв  за  ним  дверь,  устало
опустился в любимое кресло. Он вспомнил те древние времена,  когда  он
был таким же молодым и смелым, и его глаза были такими же  голубыми  и
так же горели огнем... Ах-ах-ах, вестибулярный аппарат,  как  же,  как
же... Хорошо им теперь - нашел хирурга, незаконная операция... А в  те
времена умели отбивать охотку.  Какие,  к  черту,  параллельные  миры!
Стране нужен металл! Потом - кукуруза... Чуть из комсомола не выперли,
а ведь он был  сыном  полка.  Пришлось  публично  покаяться,  рукопись
сжечь, и все забыть, как страшный сон. А ведь все доводы были -  слово
в слово...
    А теперь все  -  нет  больше  пороха  в  пороховницах.  Хорошо  им
сейчас...
    Сергей Филиппович злорадно усмехнулся, поудобнее завернулся в плед
и задремал.
    Точка? Нет, все равно еще не точка.
    Женя зря переживал.  Ведь  в  параллельном  мире,  в  трех  других
измерениях был такой же Сергей Филиппович и такой же филолог  Женя.  И
был такой же разговор...
    Такой же, да не совсем.
    Женя ушел, а Сергей Филиппович, закрыв за ним дверь, бодрым  шагов
вышел на середину комнаты и прошептал: "Непорядок. Беда с  ними.  Надо
помочь парню..." Прошептал и... растворился в воздухе. Много лет назад
ему сделали такую же операцию, и  он  свободно  перемещался  из  одних
измерений в другие. Он нашел Германа и, как опытный учитель, помог ему
справиться с новыми ощущениями.
    Миров было бесконечно много. Они были похожими и разными.
    Еще в одном параллельном мире не было ни  Сергея  Филипповича,  ни
Германа, ни даже филолога Жени. И это открытие так никогда и  не  было
сделано...
    А в другом все  люди  с  рождения  могли  перемещаться  по  разным
измерениям, и в других мирах их считали домовыми и прочей нечистью.
    И одном из этих бесконечных миров  за  столом  сидел  я  -  Андрей
Щербак-Жуков - и,  закончив  в  конце  концов  рассказ,  поставил-таки
точку.
    Точка. Все.


                                                       Москва, 1995 г.