ная надпись на пьедестале очень  коротка,  явно  без  титулатуры  и
состоит только из имени. Это был  не  царь,  не  полководец,  но  ялмезианин
глобально  известный.  Затем  астролингвист  приказал  "Коле"  направить  на
лежащий монумент воздушный шланг. Когда  статуя  была  очищена  от  наносов,
Павел воскликнул:
   - А старичок-то - наш старый знакомый! Мы с ним на станции встречались!
   Действительно, лицо скульптуры имело  явное  сходство  с  той  старческой
головой, что была намалевана на стене станционного здания. Только  здесь  на
лице этом яснее читался  недюжинный  интеллект,  отчетливее  проглядывало  в
чертах душевное благородство. В правой  руке  статуи  можно  было  различить
некое подобие стетоскопа; видимо, оригинал  ее  имел  какое-то  отношение  к
медицине.  Но  тем  страннее  и  загадочнее  казался  нам  этот  поверженный
монумент.
   - Подшибли, подшибли старикана,- покачал головой Белобрысов.

   Ах, чего ж вы мне понаделали,
   Ах, чего ж вы мне нагадали!..
   Утешайте меня неделями,
   Утешайте меня годами!

   ...А может, он всех обидел,- продолжал  Павел.-  Видать,  это  профессор.
Мало ли, изобрел какие-нибудь пилюли, все на них набросились, а потом  вдруг
болеть стали...

   То, над чем бились большие умы,
   Стало опасней грозы и чумы.

   С  площади  мы  свернули   на   широкую   улицу,   ведущую   в   сторону,
противоположную океану. Пройдя с километр, остановились  возле  двухэтажного
здания, на крыше которого маячила объемистая платиновая цистерна.  Дом  этот
пострадал от времени и непогоды менее,  нежели  соседние;  в  некоторых  его
окнах даже стекла уцелели. Решив  заночевать  здесь,  мы  переступили  через
упавшую с петель дверь. Люксптица висела над улицей, но тут было  темно,  мы
приказали чЕЛОВЕКУ светиться.
   - Вам светиться буду, но впереди вас идти не буду, боюсь, подрагиваю  я,-
заявил "Коля".
   - Вот заячья душа! - возмутился Белобрысов.- Ну и тащись позади, там тебя
вернее кто-нибудь по чердаку долбанет!

   Любит смерть нагрянуть с тыла,
   Перед ней бессилен блат.
   Если жизнь тебе постыла -
   Становись в последний ряд.

   ...Посреди холла высилось мраморное изваяние богини - русалки с венком на
голове. На стенах пестрели мозаичные панно  с  изображениями  птицедеревьев.
Топочное отверстие камина было выполнено в  форме  широко  разинутой  рыбьей
пасти. Уцелел стол из зеленовато-серого дерева, кресла  с  подлокотниками  в
виде клешней краба; однако мебель валялась  в  беспорядке,  будто  кто-то  в
панике метался по вестибюлю. В соседней гостиной, среди такого же хаоса,  на
полу лежали останки ялмезиан; мы  насчитали  одиннадцать  черепов.  (В  ходе
дальнейшего нашего пребывания на Ялмезе мы видели много останков, но,  чтобы
не огорчать Уважаемого Читателя, впредь упоминать об этом не буду.)
   По широкому пандусу,  огражденному  резными  перилами,  мы  поднялись  на
второй этаж и приступили к осмотру  комнат.  При  каждой  имелись  ванная  и
туалет, в каждой наличествовала мебель.  Судя  по  всему,  мы  находились  в
гостинице, предназначавшейся для пожилых постояльцев-инвалидов,- ведь  иначе
архитектор не запроектировал бы пандус, а  ограничился  лестницей;  лестница
отняла  бы  куда  меньше  полезной  площади.  Но  когда  я  поделился   этим
соображением с Белобрысовым, он усмехнулся:
   -  Все  кругом  -  для  инвалидов!  Какая-то  инвалидная  планета,   так,
по-твоему, выходит?
   - Вот хорошая комната,-  прервал  наш  разговор  Чекрыгин.-  Здесь  мы  и
заночуем.
   - Не нравится мне она,- возразил Павел.- Я другую себе поищу.
   - Нет, ночевать будем все в одной,- принимая во внимание общую опасность,
распорядился Чекрыгин.
   Я заметил, что, услышав это, Павел "скис" (его выражение).  Ведь  о  том,
что он храпит, знал только я, и  ему  не  хотелось,  чтобы  об  этом  узнали
остальные.  Чтобы  замаскировать  свое  смущение,  он  развил  хозяйственную
деятельность: приказал чЕЛОВЕКУ  принести  добавочные  кровати  из  соседних
комнат, затем кинулся в ванную и, к всеобщей радости, объявил, что в  трубах
есть вода - правда, очень застоявшаяся. (Наличие воды объяснялось  тем,  что
на крыше здания имелась водосборная емкость.)  Потом,  вынув  из  контейнера
продукты и водоочистительные таблетки, мой  друг  приступил  к  обязанностям
кока, громогласно заявив, что

   Проходимец или сэр вы,
   Каннибал иль Ганнибал,
   Нужно всем иметь консервы,
   Чтоб никто не погибал!

   Едва мы приступили к ужину, как послышались резкие  альфатонные  сигналы.
Чекрыгин включил приемник и принял срочное сообщение от Карамышева  с  "Тети
Лиры".
   "Только что получено известие, что  в  Южной  поисковой  группе,  которая
успела удалиться на девятьсот километров от  корабля-базы,  при  высадке  на
берег погибли астрофилолог Антов и альфасвязист  Донтелиус.  По  утверждению
члена Южгруппы Коренникова, Антов скончался от туберкулеза, Донтелиус  -  от
малярии.  В  районе   их   гибели   замечены   существа,   имеющие   внешнее
человекоподобие, но не поддающиеся симпатизации.
   Примите все меры  самоохраны!  Избегайте  опасных  контактов.  Приказываю
изъять плазменный меч у чЕЛОВЕКА и вручить его Кортикову - с правом введения
в действие для охраны Севгруппы в пределах необходимой обороны".

   Уважаемый Читатель! Я думаю, Вам понятно, как  огорчила  нас  эта  весть.
Мало того что мы утратили еще двух своих товарищей,- большая  доля  трагизма
состояла и в том, что мы не знали подлинной причины их гибели.  Более  того,
загадочность все нарастала! Если кончину  Стародомова  и  гибель  Донтелиуса
можно было (с большой натяжкой) объяснить тем, что,  побывав  до  Ялмеза  на
других планетах, они  несли  в  себе  инфекцию,  спонтанно  проявившуюся  на
Ялмезе, то смерть Антова опровергала эту  гипотезу  начисто,  ибо  полет  на
Ялмез был его первым - и, увы, последним  полетом.  Инкубационным  носителем
болезни  он  быть  не  мог,  ибо  туберкулез  ликвидирован  на  Земле  более
полутораста лет тому назад.

   26. ЗНАКОМСТВО С ГОРОДОМ

   Перед тем, как улечься спать, мы приказали  чЕЛОВЕКУ  перекрыть  паутиной
Василенко6  коридор  и  тем  обезопасить  себя  от  чьего-либо  неожиданного
посещения. Я лег на ту кровать, что ближе к двери,  положив  рядом  с  собой
плазменный меч. Ночь прошла спокойно, по крайней мере для меня. Что касается
Чекрыгина, то утром он пожаловался, что спал не очень хорошо.
   - Два раза просыпался  из-за  вашего  победоносного  храпа,-  сказал  он,
кивнув в сторону Павла.- Вот уж не думал!.. Несладко вам (он поглядел в  мою
сторону) с таким однокаютником!
   -  Я  не  замечал  за  Белобрысовым  подобного  свойства;  очевидно,  это
временное явление,- заявил я, идя на умышленную ложь  и  тем  самым  нарушая
Устав воистов.  Но,  Уважаемый  Читатель,  в  Уставе  есть  и  такой  пункт:
"Товарища защищай даже в тех случаях, когда это связано с моральным  ущербом
для тебя".
   Через час мы отправились на поиски библиотеки.
   Когда я прорезал плазмечом проход в паутине и мы вышли из  коридора,  нам
бросилось в глаза, что на слое пыли, покрывавшей пандус, рядом со вчерашними
отпечатками наших вечсапданов появились новые, чужие  следы.  Отдаленно  они
напоминали оттиски голой человеческой ступни -  только  были  шире,  грубее,
размытее.
   - Какая-то помесь медведя с гориллой хотела с нами познакомиться,- сказал
Павел.- Хорошо, паутина помешала.
   - Но почему сигнализатор охраны не  сработал?!  -  с  тревогой  в  голосе
произнес Чекрыгин.- Может быть, это ты виноват? - обратился он к чЕЛОВЕКУ.
   - Напитал энергией прибор, проверил его заранее  я,-  стал  оправдываться
"Коля".
   -  Может,  на  этот  раз  "Николашка"  и  не  виноват,-  принял  внезапно
Белобрысов сторону чЕЛОВЕКА.- Может,  эту  животину,  что  ночью  приходила,
никакая радиотехника не расчухает.

   Чудес вокруг - хоть пруд пруди,
   И нам от них не худо,
   Но может вдруг произойти
   Чудовищное чудо.

   Мы вышли на улицу.
   За ночь погода изменилась. Ветер гнал на материк тяжелые  тучи.  Издалека
слышались удары валов, обрушивавшихся на берег; на Ялмезе нет  приливов,  но
шторма там бывают очень сильные. Ветер завывал в оконных проемах, отрывал от
стен пласты отслоившейся штукатурки.
   Мы шагали по городу, разглядывая здания,  порой  заходили  внутрь.  Время
разрушило  строения  изнутри,  наружная  облицовка  местами  отвалилась,-  и
все-таки  они  поражали  прочностью,  добротностью,  обилием   архитектурных
украшений, порой весьма  громоздких.  На  окраинных  улицах  дома  выглядели
скромнее, но и в них ощущался немалый запас прочности. Что касается лестниц,
то их не имелось даже в  многоэтажных  зданиях.  В  большинстве  случаев  их
заменяли пандусы, причем чем  богаче  был  дом,  тем  меньше  был  наклон  у
пандуса, чем беднее - тем круче и неудобнее. В самых  же  бедных  (но  самых
малоэтажных!)  зданиях  и   пандусы   отсутствовали;   вместо   них   жильцы
пользовались вертикальными шахтами, из стен  которых  торчали  металлические
скобы. В дальнейшем мы убедились, что ступени  и  ступенчатые  архитектурные
системы ялмезианским зодчим были неведомы.
   Во многих жилых и общественных зданиях мы находили книги. Но все они были
в таком плачевном состоянии, что для  чтения  не  годились:  сырость,  пыль,
грызуны и насекомые - да и само время  -  сделали  свое  дело.  Лучше  всего
сохранилась ялмезианская письменность на  вывесках,  и  Лексинен  все  время
вглядывался в них, бормоча что-то себе под нос. К полудню он заявил, что  мы
имеем дело с языком системы "Д" агглютинативной группы Р-14. Несколько позже
он сообщил, что  ему,  кажется,  известен  аналог  этого  языка.  Но,  чтобы
проверить догадку, необходимы словари.
   Возле входа в одно монументальное двухэтажное строение за чудом уцелевшим
стеклом  витрины  висела  выцветшая  афиша.  На  ней  с  трудом  можно  было
разглядеть изображение парусного судна.
   - Здесь кино,- уверенно сказал Павел.

   Шпион гуляет по стене
   На вертикальной простыне.
   К концу сеанса будет он
   Развенчан и разоблачен!

   - Нато сюта зайти, фтрук найтем киноленты,- предложил Лексинен.
   Мы вошли в фойе. Со стен свисали  какие-то  лохмотья,  пахло  сыростью  и
кошачьими испражнениями. Несколько ушастых кошек, вынырнув  из-под  осевшего
дивана, стали тереться о наши ноги. В будке киномеханика мы ничего не нашли.
В зрительном зале ушастиков оказалось еще больше, чем в фойе. Весь  пол  был
испещрен их следочками. Но имелись там и иные следы! Широкие дверные  проемы
выходили и на ту улицу, с которой мы вошли,  и  на  параллельную  ей,-  и  в
проходах между креслами мы обнаружили многочисленные отпечатки,  аналогичные
тем, которые видели  утром  в  гостинице.  Однако  здесь  они  имели  разную
давность: одни казались совсем свежими, другие уже запорошились пылью.
   - Чудища через этот зал ходят, а ушастики их, видать, не боятся, живут  в
полном уюте. Чудищам добыча покрупнее нужна,- резюмировал Белобрысов.
   Наконец, уже незадолго до наступления сумерек,  мы  отыскали  библиотеку.
Она помещалась в массивном здании  с  пилястрами  и  фронтоном,  на  котором
белела мраморная доска с изображением раскрытой книги. К сожалению, строение
оказалось  изрядно  разрушившимся:  ни  единого  уцелевшего  стекла,  кровля
просела. Когда мы вошли в нижний этаж, нас огорчило царившее там запустение.
Пол длинного двухсветного читального зала находился  несколько  ниже  уровня
тротуара, и  поэтому  там  стояла  мутная,  густая  вода,  в  которой  росли
водоросли и кишели какие-то мелкие, похожие на пиявок, твари. Столы и стулья
давно  сгнили,  остатки  их  лежали  в  воде.  По  размерам   одной,   чудом
сохранившейся, стеллажной  доски  Лексинен  определил,  что  когда-то  здесь
лежали подшивки газет. Нашли мы и одну подшивку - вернее,  то,  что  от  нее
осталось: студенистый пласт, обесцвеченный водой, весь изъеденный и усеянный
дырами и, как констатировал астролингвист, совершенно невосстановимый.
   Когда  мы  по  осклизлому   пандусу   поднялись   на   второй   этаж,   в
книгохранилище,- оттуда с  тонкими  жалобными  криками  ринулась  в  оконные
проемы стая рыжеватых птиц. Здесь, среди обрушившихся книжных  полок,  среди
бумажных холмиков, было их гнездовье. Мы стали рыться в этом хаосе, стараясь
не разрушать гнезд. Многие тома  давно  превратились  в  труху,  пропитанную
едким птичьим пометом.  Лексинен  отобрал  пять  мало-мальски  сохранившихся
книг; среди них, сказал он, есть два словаря. Едва  мы  ступили  на  пандус,
чтобы идти вниз, птицы сразу же влетели в окна.
   В гостиницу свою мы вернулись перед  наступлением  темноты,  и  Чекрыгин,
перед тем как дать очередную сводку на  "Тетю  Лиру",  спросил,  есть  ли  у
кого-либо из нас особые замечания по поводу недавнего осмотра города.
   - У меня есть,- произнес я.- В Безымянске совершенно отсутствуют  казармы
и сооружения  фортификационного  назначения.  Среди  увиденных  предметов  -
полное отсутствие оружия не только огнестрельного, но и холодного.
   - А у меня такое замечание,- продолжил Павел.- Мы видали три роддома, там
на каждом фасаде эдакий  толстый  младенец  изображен;  потом,  по  остаткам
инструментов,   два   зубоврачебных   кабинета   опознали;   потом    четыре
травматологических пункта обнаружили, там у входов такие дядечки на костылях
нарисованы... Но ни одной больницы настоящей нам по  пути  не  попалось.  Не
болели они, что ли?.. Загадочная картина.

   27. УРОК ЯЛМЕЗИАНСКОГО ЯЗЫКА

   Следующие два дня мы посвятили  дальнейшему  ознакомлению  с  Безымянском
(см. "Общий отчет", том 11, стр. 374-457), а затем  приступили  к  овладению
ялмезианским языком. Точнее говоря,  первоначально  этим  занялся  Лексинен.
Происходило это в той же гостинице, только, по настоянию астролингвиста,  мы
перебазировались в более просторную комнату, где имелся широченный стол.
   Когда настал вечер, ученый разложил на столе иномирянские книги, приказал
чЕЛОВЕКУ извлечь из контейнера филологические таблицы и космолингвистическую
аппаратуру, а затем объявил, что нам придется отойти ко сну без  ужина,  ибо
лингвоинъекцию положено осуществлять натощак. Он же лично всю ночь  посвятит
работе.
   Мы улеглись на голые панцирные сетки своих кроватей. Сон пришел не сразу.
За проемом окна чернела ночь, птицы с фосфорическими крыльями,  пронзительно
свистя, проносились во тьме. чЕЛОВЕК стоял у  окна,  подсвечивая  Лексинену.
Лингвист то шептал какие-то иномирянские слова, то нараспев  диктовал  своим
настольным  агрегатам  загадочные  фразы,  то  вдруг  вскакивал  и   начинал
расхаживать по комнате.
   - С таким однокомнатником не  уснешь,-  шепнул  мне  Павел,  лежавший  на
соседней койке.- Но надо терпеть.
   Видя, что мы не спим, астролингвист прервал работу и начал объяснять  нам
суть  инъекционного  метода.  Каждый  звук  речи,  каждую  фонему  и  каждое
звукосмысловое сочетание можно закодировать в биохимические формулы, а затем
воплотить в некие  сложные  вещества,  воздействующие  на  центр  памяти.  К
сожалению, я совершил бестактный  поступок:  уснул,  не  дослушав  до  конца
импровизированную лекцию маститого космолингвиста.
   Я проснулся первым и разбудил Павла и Чекрыгина.
   Комната была озарена ялмезианским солнцем, чЕЛОВЕК,  выключившись,  лежал
на полу. Лексинен  по-прежнему  бодрствовал,  колдуя  за  своим  столом,  на
котором теперь поблескивало множество миниатюрных пробирок.  Он  отсыпал  из
них разноцветные кристаллики и ссыпал их в воронку небольшого  агрегата,  на
табло которого мгновенно вспыхивали непонятные нам  символы.  На  консольном
выносе агрегата стояли три колбы, и в  них  кипели  три  жидкости:  розовая,
зеленая и голубая. В комнате царил странный и не вполне приятный запах;  его
ароматические ингредиенты смог бы определить только дядя Дух.
   Заметив, что мы пробудились, лингвист пояснил нам, что в розовой колбе  -
имена существительные, в зеленой - глаголы, в голубой  -  прочие  компоненты
ялмезианской речи. Затем он осторожно слил содержимое колб в мензурку; в ней
образовалась густая мутно-бурая жижа.
   - И в этом сосуде - весь ялмезианский язык? - спросил я.
   Здесь тридцать шесть тысяч слов и словосочетаний,- ответил ученый.- Этого
нам вполне достаточно.
   - А соленые словечки вы включили? - поинтересовался Белобрысов.
   Лексинен  ответил,  что  для  обогащейия  нашего  словарного   фонда   он
захимизировал  ряд  непристойных  слов,  имеющихся  в  одном  из   словарей;
по-видимому, над составлением этого словаря работал какой-то здешний  Бодуэн
де Куртенэ, ценитель вульгаризмов. И вообще - язык довольно богатый,  в  нем
немало философских терминов и отвлеченных понятий.
   - Неужели вы уже настолько поднаторели в нем? - задал я вопрос.
   Ученый скромно ответил, что в течение минувшей ночи ему удалось  овладеть
ялмезианским языком. В этом нет ничего удивительного: ведь чем больше языков
знаешь, тем легче осваивать последующие. К тому же, как он уже  упоминал,  у
этого языка существует весьма близкий  инопланетный  аналог,  уже  известный
ему, Лексинену.
   - Как звучат по-ялмезиански слова "ступени" и "лестница"? - спросил я.
   - Эти реалии в данном языке отсутствуют. Есть слово "аргдортое", то  есть
"наклонный ход"; в  русском  языке  ему  соответствуют  понятия  "пандус"  я
"аппарель".
   - Когда мы приступим к э...  э...  к  изучению?  -  обратился  к  ученому
Чекрыгин.
   Лексинен заявил, что лингвистический отвар остынет через двадцать  минут,
после чего он введет каждому  из  нас  нужную  учебную  дозу.  Поскольку  мы
находимся в походных условиях и руки нам могут понадобиться в  любой  момент
для работы  или  обороны,  а  введение  отвара  сопровождается  болезненными
явлениями  в  точке  укола,  он  заранее  извиняется,  что  будет   вынужден
шприцевать нас в ягодицы. Через сорок три минуты после шприцевания мы сможем
объясняться на новом для нас  языке,  освоение  же  письменности  зависит  в
дальнейшем от нас самих. Что касается болезненных явлений, то они длятся  не
более двух часов.
   Павлу  подобный  метод  приобщения  к  знаниям  показался   смешным.   Он
захихикал, а затем, чтобы скрыть неловкость, разразился стишком, отношения к
данной ситуации не имеющим:

        Ночь напролет молился инок,
                                А утром вынул он набор
                                Порнографических картинок -
                                И стал разглядывать в упор.

   Благ-аа-ин, Пелопрысов! Но сейчас вам пудет  не  до  поэзии!..-благодушно
пошутил астролингвист, вынимая из футляра шприц.
   После укола мой друг, презирая  боль,  взял  на  себя  обязанности  кока.
Остальные помогали ему по мере сил, и вскоре наша дружная группа  приступила
к  приему  пищи.  Лексинен  ел  сидя,  мы  же,  поскольку  волдыри  еще   не
рассосались, завтракали а-ля фуршет.
   - Толг вирщ бот, гонратч эрорм ба  бол  бощоса  нуп!7-  раздался  возглас
Белобрысова, сопровожденный стишком:

   Шергто мукла крирджи кукши,
   Лорто лертим лундро тукши,
   Бугми сортми бордлорон.
   Тартми лоо дорчгорон!8

   Аготр вимр палшето строр! Ронш  тропит  ур  тарш  потвото  пим  тап-топ9-
по-ялмезиански,  но  с  неизменным   ингерманландским   акцентом   отозвался
Лексинен.
   - Утар куп  лобтджо  крирт  норчшодрио,  латлал  шторчи  меашто  бото  ту
банштро10 военного термина,- обратился я к ученому, и маститый астролингвист
ответил, что милитаристских и охотничьих понятий в ялмезианском  словаре  он
не нашел.
   Чекрыгин тоже заговорил по-ялмезиански  и  дал  нам  указание  в  течение
десяти ближайших дней изъясняться лишь на этом  языке  -  для  практики.  Мы
приняли приказ к исполнению, и в дальнейшем только Белобрысов иногда изрекал
свои стишки по-русски, хоть, как видит Уважаемый Читатель, он  способен  был
сочинять их и на ялмезианском. Чтобы облегчить чтение,  впредь  я  все  наши