й готовностью.
   - Ты меня слышишь? - рявкнул Фил ему  в  ухо.  Но  никакого  ответа  не
дождался. На румяном лице юноши  появилась  смущенная  полуулыбка,  полные
губы шевелились, не издавая ни звука. Клеобис  с  ужасом  понял,  что  его
ассистент лишился одновременно слуха и речи.  Какое  несчастье!  Что  тому
послужило причиной?
   Фил положил руку  на  плечо  своему  ассистенту,  приговаривая  деланно
веселым голосом:
   - Ничего, дружок, не горюй. Сейчас вызовем врача, скорее всего  у  тебя
небольшое  функциональное  расстройство  в   результате   нервного   шока.
Переутомление. Я и сам скверно себя чувствую. Возьмем-ка мы с  тобой  пару
свободных недель и укатим на взморье. Хватит с нас коммуникаторов...
   По широко раскрытым глазам Лизиса было видно, что до  него  не  доходит
смысл этих утешительных слов. Окончательно уверившись, что с ним стряслась
беда, Клеобис решительно направился к старенькому, вконец истрепанному  от
частого   употребления   "Коммуникатору-5",   чтобы   установить   контакт
непосредственно с мозгом своего ассистента, минуя  органы  чувств.  Быстро
настроившись на нужную волну, он послал запрос: "Что с тобой?  Ты  потерял
дар речи?" И был прямо-таки ошеломлен, не получив отклика. Более  того.  С
удивлением понаблюдав за действиями  Клеобиса  и  приняв  их,  видимо,  за
чудачества великого человека, Лизис пожал плечами и  вновь  занялся  своей
шестеренкой.
   Расстроенный и взбешенный Фил кинулся к самому примитивному и  древнему
коммуникатору - телефону, набрал номер неотложной медицинской помощи.
   - Але, але, - пропищал девичий голосок.
   - Здесь Клеобис. - Фил ожидал, что  его  имя,  как  всегда,  произведет
магическое впечатление, посыплются расспросы, тот ли самый Клеобис,  и  он
скажет, что тот самый, а затем попросит не теряя  времени  оказать  помощь
его славному помощнику, и с той стороны ответят: "Да, конечно, сию минуту,
мы рады хоть чем-то услужить гениальному конструктору..." А  вместо  всего
этого на том конце провода прозвучало: "Але, але..."
   - Здесь Клеобис!
   - Говорите.
   - У нас случилась беда!
   - Говорите же!
   - Мой ассистент...
   - Если вы будете играть  в  молчанку,  я  положу  трубку,  -  обиделась
собеседница. И тут в голове Клеобиса мелькнуло ужасное  подозрение:  а  не
сам ли он онемел? Медленно положив на рычажки  трубку,  Фил  дотянулся  до
шторы и краем грубой ткани вытер со лба холодный пот. Мысли его метались в
лихорадке. Да, это  так,  ведь  меня  не  слышат  ни  Лизис,  ни  дежурная
"неотложка". Но и я не слышу Лизиса, хотя слышал "неотложку". Значит, мы с
ним онемели вдвоем. Это не может быть следствием  внутреннего  кризиса,  а
вызвано  неким  внешним  источником.  Каким?  Ничто  не  взорвалось  и  не
вспыхнуло. Почему отказала электронная телепатия? И только ли мы с Лизисом
оказались в беде?
   Последний вопрос заставил его вскочить с места и опрометью кинуться  на
улицу. Выскочив из подъезда и увидев обычных прохожих, спешащих  по  своим
делам, Фил  несколько  успокоился.  Он  пригладил  взлохмаченные  рыжие  с
проседью волосы, поправил сбившийся набок галстук и зашагал  по  тротуару,
всматриваясь в происходящее. Собственно говоря, ничего и  не  происходило.
Фаэтянин, остановившийся у газетного киоска, попросил журнал,  перекинулся
парой фраз с продавцом и пошел своей дорогой. Двое знакомых  раскланялись,
завидев друг друга, обменялись репликами и разошлись. У  Клеобиса  отлегло
от сердца. Кажется, немота обрушилась только на его лабораторию, и  именно
там следует искать ее возбудителя.
   Фил подумал, что слово "возбудитель" не совсем подходит, что  в  данном
случае как нельзя более кстати был бы "Коммуникатор-5"  (с  телепатической
приставкой), и надо же было ему как раз сейчас выйти из строя.  Существует
ли здесь причинная связь? Какая именно? Телепатия отказала,  и  потому  мы
онемели? Или наоборот: мы  с  Лизисом  онемели,  и  из-за  этого  отказала
телепатия? Чепуха! А если подойти с другого конца...
   Тут цепь его размышлений была прервана.
   - Эй, приятель, поберегись! - крикнул  ему  какой-то  прохожий.  Подняв
голову, Клеобис увидел стремительно надвигавшийся на него велосипед. Он не
успел отпрыгнуть, получил сильный удар колесом по ногам, упал и на секунду
потерял сознание.  Когда  Фил  пришел  в  себя,  вокруг  собралась  толпа.
Сердобольная старушка держала у его носа флакончик с нашатырем,  остальные
укоризненно   увещевали   виновника   происшествия   -    мальчишку    лет
десяти-двенадцати,   сокрушенно   склонившегося   над   обломками   своего
велосипеда.
   - Почему ты ездишь по тротуару,  шельмец?  -  строго  спросил  один  из
свидетелей. - Да еще не соизволишь подавать сигналы!
   Мальчик поднял голову и, размахивая руками, начал что-то объяснять.  По
ходу дела  он  несколько  раз  наставлял  палец  обвинительным  жестом  на
Клеобиса. Фил лениво подумал:  "Вот  наглец!"  И  тут  же  сообразил,  что
паренек только широко раскрывает рот, откуда не вырывается ни звука.
   - Немой или нас дурачит! - с досадой заключил прохожий  и  обернулся  в
сторону Клеобиса. - Друзья, - заорал он, - да ведь это наш дорогой Фил!
   Тут все кинулись к своему любимцу, каждый  стремился  хоть  чем-то  ему
услужить. Не  имея  возможности  ничего  сказать  своим  поклонникам,  Фил
натянуто им улыбался, похлопывал по спинам, разводил руками - и так,  пока
ему не удалось от них вырваться.
   Добираясь до  дому,  Клеобис  столкнулся  с  еще  несколькими  случаями
внезапной немоты. Первоначальная версия оказалась ошибочной, и за  стенами
лаборатории болезнь распространялась со скоростью  чумы.  Уже  в  вечерних
выпусках новостей сообщалось про странную  напасть,  постигшую  фаэтян,  и
высказывались догадки о возможном ее происхождении. Одновременно репортеры
сетовали на то, что коммуникаторы - передатчики  мысли  отказали  все  как
один как раз в тот момент, когда в них объявилась самая неотложная  нужда.
Строились догадки:  нет  ли  здесь  злоумышления  со  стороны  неспокойных
соседей - марсиан?
   Впрочем, пересуды прекратились по той простой причине, что через неделю
все население Фаэтона онемело. Вероятно, какие-то  единицы  сохранили  дар
речи, но предпочли им не пользоваться - то ли из  солидарности  со  своими
согражданами, то ли из страха  перед  ними.  Кое-как  пережив  потрясение,
Клеобис вернулся в лабораторию и вынужден был по  каждому  пустяку  писать
послания своим подручным. Уже на второй  день  он  сообразил,  что  вместо
тетрадей  и  блокнотов  уместно  употребить  черную  доску  и  мел  -  эта
рационализаторская идея нашла быстрое распространение.
   "Подай отвертку", - написал Клеобис.
   "Какую?" - написал Лизис.
   "Самую миниатюрную".
   "А куда вы ее положили?"
   Здесь Фил получил  возможность  кивком  головы  указать  на  шкафчик  с
инструментом, а Лизис, порывшись на полках, так же жестом дал понять,  что
отвертку найти не удалось.
   "Вспомни, куда ты ее девал, неряха!" - рассердился Фил.
   "А я и вовсе ее не брал, сами вы только что  держали  ее  в  руках",  -
надерзил в ответ помощник.
   Помножив  такие  разговоры  на  общее  число  занятых  во  всех  сферах
жизнедеятельности,  можно  понять,  каких  чудовищных  размеров   достигла
растрата  времени  и  сил.  Фаэтянское  общество  уподобилось  автомобилю,
взбиравшемуся по горной дороге: внезапно заглох мотор, и машина покатилась
вниз с нарастающей  скоростью.  Наука,  промышленность,  искусство  -  все
начало хромать, спотыкаться, горбиться,  тускнеть,  покрываться  плесенью,
приходить в негодность. И как всегда бывает в эпохи упадка,  беспросветная
мгла, затянувшая горизонт публичной жизни, стала истоком множащихся личных
трагедий.   Потрясенные   потерей   речи   фаэтяне,    особенно    тонкие,
художественные  натуры,  сходили  с  ума,  кидались  с  мостов   в   реки,
предавались  мрачной  меланхолии  или  бессмысленному  разгулу.  Печальное
зрелище, не правда ли?
   Немота уже унесла в небытие треть жителей, когда эпидемия  вдруг  пошла
на убыль. К выжившим, кому раньше, кому позже, вернулась способность речи.
Вздох облегчения пронесся над  планетой.  Столь  глубоко  было  потрясение
пережитым несчастьем, столь велика радость  вновь  обретенной  способности
произносить Слово  родным,  друзьям,  сослуживцам,  да  и  просто  первому
встречному,  что  никто  и  не  вспомнил  о   "Коммуникаторе-5".   Некогда
популярные приборы пылились теперь в сараях вместе с другой  рухлядью  или
шли на изготовление примусов.
   Один Клеобис не оставался равнодушным к судьбе  своего  детища.  Упорно
искал он причину таинственного выхода из строя одновременно всех  приборов
с  телепатической  приставкой.  И  все  чаще  с  досадой  ловил  на   себе
сочувственные взгляды своего ассистента. Однажды он вспыхнул.
   - Ты, Лизис, словно жалеешь меня! Соизволь объяснить, в чем дело!
   Лизис на сей раз не смутился.
   - Я знаю причину, - лаконично пояснил он.
   - Знаешь, почему не работают мои коммуникаторы, и молчишь?
   - Ждал, пока вы сами додумаетесь.
   - Негодяй, какой негодяй! - не мог сдержать возмущения Фил.
   Лизис же, все еще не отвыкший от немоты, молча  подвел  конструктора  к
пульту управления, подал ему  увеличительное  стекло  и  ткнул  пальцем  в
гнездо контактов. Стоило Клеобису взглянуть, и все стало ясно. Еле видимая
даже  вооруженным  глазом  проволочка  включала  энергетическое  поле,   в
пределах которого передача мыслей на расстоянии становилась невозможной.
   Фил почувствовал слабость в  ногах  и  опустился  на  стул.  Но  уже  в
следующую минуту вскочил и схватил кусачки. Однако Лизис заслонил от  него
пульт. Брови его сошлись в переносице, губы потеряли кривизну и вытянулись
в  жесткую  прямую  линию.   Побелевшие   от   напряжения   руки   сжимали
металлический брус.
   - Не подходите, или я убью вас! - пригрозил он.
   - Ты с ума сошел!
   - Неужели вы ничего не поняли, учитель! Ведь именно из-за  ваших  пятых
коммуникаторов Фаэтон онемел.
   - Глупости! Я потерял дар речи после того, как ты вывел их из строя.
   - Вы онемели задолго до того, как я отважился на такой шаг, -  возразил
Лизис. - Но просто не  осознали  этого,  поскольку  привыкли  пользоваться
своей электронной  телепатической  связью.  Как,  впрочем,  и  все  другие
фаэтяне. Иного способа отрезвить вас не существовало. Забей  я  тревогу  -
меня приняли бы за низкого завистника и клеветника, только и всего.
   Фил пристально посмотрел в глаза Лизису. С  кончика  его  языка  готовы
были сорваться слова  жгучей  ненависти  к  бывшему  ученику,  прервавшему
победный полет его гения.
   - Иди, сынок, - сказал он, -  ступай,  не  бойся,  я  не  стану  делать
глупостей.
   Лизис положил брусок и молча  вышел.  Спустя  несколько  минут  сильный
взрыв повыбивал стекла в округе, столб дыма застил небо над  городом.  Это
горела лаборатория Фила Клеобиса.



   ГЛУХОТА

   Стратоник  отпрянул  от  подзорной  трубы,  зажмурился  на  миг,  давая
наваждению исчезнуть, и снова прильнул к ней. Ничто в расположении  светил
не изменилось. Сомнений  не  оставалось:  ось  Фаэтона  начала  потихоньку
смещаться.
   Он кубарем скатился с чердака,  где  была  оборудована  астрономическая
лаборатория, возбужденный, ворвался в кухню. Вкусно пахло блинами.
   - За стол! - скомандовала жена.
   - Я сделал открытие! - сообщил Стратоник.
   - Поздравляю! Тебе с икрой или со сметаной?
   - Не с чем поздравлять. Лучше б мне его не делать.
   - Так закрой его обратно. Ты бы занялся сыном.  Второй  день  носит  из
школы одни двойки.
   - Ось Фаэтона сместилась.
   - Смотри-ка! - удивилась жена. - Кто же его так раскачал?
   - Во всяком случае, не мы с тобой. Может быть, "фонарик"  Менандра  или
коммуникаторы Клеобиса? Это еще надо установить.
   - Он доставит нам много хлопот, - сказала жена.
   - Хлопоты не то слово, - возразил Стратоник.
   - Растет сорванцом, а все потому,  что  ты  не  уделяешь  ему  никакого
внимания, дни и ночи проводишь на своем чердаке.
   Стратоник поперхнулся.
   - Я тебе о серьезных вещах толкую, а ты...
   - Собственный сын для тебя не серьезная вещь?
   - Да ты хоть отдаленно представляешь, что значит смещение оси?
   - Не знаю и знать не хочу. У меня есть  дела  поважнее,  чем  витать  в
облаках.
   Стратоник махнул рукой, доел блин и пошел в юридическую контору. Там он
поделился своим открытием с Эсхипом.  Самый  старый  из  сотрудников,  тот
приходил на  работу  первым,  а  уходил  последним,  чтобы  не  обнаружить
физической немощи, которую от него ожидали.
   - Ну и что? - спросил Эсхип.
   - Это значит, что планета будет постепенно сходить  с  места,  пока  не
сорвется с орбиты и не упадет на Солнце.
   - И мы все покатимся колесом? - хмыкнул Эсхип. - Шефу  это  полезно,  -
желчно добавил он.
   - Ты, кажется, мне не веришь, - обиделся Стратоник.
   - Согласись, дружок, астрономия для тебя только хобби.
   - Расчеты неопровержимо доказывают...
   - Ладно, ладно, все равно я в этом ни черта не смыслю.  Если  ты  прав,
нам не остается ничего иного, как примириться со  своей  участью.  Ты  вот
лучше скажи мне, имел ли шеф моральное право скинуть с себя дело о хищении
на автобазе...
   Наученный этим опытом,  Стратоник  не  стал  откровенничать  с  другими
своими коллегами, а в обеденный перерыв побежал  к  приятелю  -  работнику
планетария, от кого и перенял увлечение небесной сферой.  Тот  пребывал  в
глубокой меланхолии  по  случаю  очередного  скандала  в  семье.  Выслушав
сбивчивую речь Стратоника, он спросил:
   - А когда это должно случиться?
   - Что именно?
   - Ну то, о чем ты говоришь. Когда мы начнем падать на Солнце?
   - Этого я не знаю. Нужны дополнительные исследования.
   - Скорее бы, - вздохнул приятель. - Надоело вот так. - Он провел ребром
ладони по горлу.
   - Ты даже не спрашиваешь, как я пришел к своему заключению? -  удивился
Стратоник.
   - А чего спрашивать? Если ты говоришь, значит, так и есть. Я тебе верю.
   -  И  все-таки.  Дело  ведь  нешуточное.  Я  применил   твою   методику
наблюдений.
   - А!
   - Угол, образуемый Землей и Меркурием, увеличился  для  наблюдателя  на
одну стомиллионную секунды...
   Приятель замахал руками.
   - Не надо! Я же сказал, что полностью  тебе  доверяю.  Чем  скорее  это
случится, тем лучше. Давай  выпьем,  у  меня  здесь  бутылочка  фаэтоновки
десятилетней выдержки.
   Кое-как дотянув до конца рабочего дня, Стратоник отправился в  редакцию
самой популярной газеты "Вечерний  Фаэтон".  После  долгого  ожидания  его
принял  редактор   отдела   науки.   Вежливо   выслушав   посетителя,   он
поинтересовался,  каким  инструментом  выполнены   наблюдения.   Стратоник
покраснел.
   - Труба у меня собрана из детского конструктора. Знаете, чтобы измерить
угол...
   - Знаю, - улыбнулся редактор. - А кто вы по профессии, если не секрет?
   - Юрист. Служу в адвокатской конторе.
   - Что может быть лучше! - закатил глаза редактор. -  Стоять  на  страже
закона и справедливости! Я вам завидую, молодой человек.
   - А я вот увлекся звездами.
   - Да, да, у всех у нас хобби. Запишите адресок. Гермеситская, 17,  вход
со двора.
   - Так это институт астрономии!
   - Вот именно. Редакция договорится, вас примет сам академик Архистар.
   Стратоник чуть не упал со стула. Встретиться  с  величайшим  астрономом
планеты - какая честь и какой шанс на авторитетное признание открытия!
   Три дня он готовился к свиданию со знаменитостью. Проверял расчеты,  до
рези в глазах наблюдал в трубу роковые признаки  смещения  оси,  оттачивал
текст  своего  сообщения.  Жена  окончательно  оскорбилась,  назвала   его
чокнутым и уехала к родителям, забрав сына. Стратоник  даже  не  обнаружил
этой потери.
   Архистар принял его любезно, усадил  в  кресло,  велел  подать  кофе  с
коньяком и предложил, не стесняясь временем, изложить суть открытия.
   Стратоник, задумав поразить метра, начал без предисловий:
   - Ось Фаэтона грозит сместиться...
   - Вы совершенно правы, молодой человек! - закричал академик. - Я дни  и
ночи твержу этим оболтусам, моим сотрудникам,  что  рано  или  поздно  мы;
грохнемся.
   - Да, и...
   - Вы спросите, отчего? Ясно как божий день. "Фонарик" Менандра,  против
которого я решительно выступал  с  самого  начала,  нарушил  климатический
баланс. Перемещение огромных масс воды привело к тому, что планета как  бы
накренилась, осела набок.
   - Я как раз...
   - Не следует, однако, возлагать вину на одного  Эда  Менандра.  Кстати,
его братец Фома тоже  предостерегал  против  атомной  луны.  О  чем  я?  -
Архистар встал и заходил по комнате,  заложив  руки  за  спину,  очевидно,
вообразив себя на кафедре. - А выбросы в атмосферу гигантского  количества
углекислого газа! А ядерные испытания! А хищническое истребление лесов!  А
извлечение из недр практически всех имевшихся там запасов  нефти,  угля  и
железной руды! А выветривание почв в  результате  небрежного,  варварского
землепользования! Я предупреждал...
   - Вот и мне... - попытался вставить Стратоник.
   - Правильно, юноша, молодость должна дерзать!
   - Мне только не удалось  рассчитать,  когда  Фаэтон  начнет  падать  на
Солнце.
   - Он еще спрашивает когда! - возмутился ученый. - Очень и очень  скоро.
Если мы будем и дальше так же безответственно, точнее  сказать,  преступно
относиться к своей планете. Давайте сюда вашу зачетку.
   - Но я...
   - Ах, да, вы ведь защищаться собрались. Отлично. Ученый совет у нас  по
средам. Через неделю вас устроит?
   - Устроит! - брякнул Стратоник. Он решил, что  с  трибуны  легче  будет
заставить себя выслушать.
   Неделя ушла на продумывание тактики. Неудача явно объяснялась  попыткой
ошеломить собеседника, разом выложить суть открытого явления. Масштабы его
столь безмерны, что мозг, защищаясь от потрясения, с порога отметает такую
возможность. Как преодолеть  эту  защитную  реакцию?  Ага!  Надо  изложить
существо дела в условном  наклонении  и  уже  в  самом  конце  преподнести
пилюлю.
   Так Стратоник  и  поступил,  когда  ему  предоставили  слово  в  ученом
собрании.
   - Предположим, - сказал он, - ось вращения  Фаэтона  начала  смещаться.
Что должно произойти?
   Из зала выкрикнули:
   - Все полетит в тартарары!
   - Вот именно! - обрадовался оратор. - Сперва возникнут вихревые потоки,
по сравнению с которыми нынешние ураганы и цунами покажутся легким бризом.
Приливные волны затопят прибрежные полосы.  В  результате  мощных  сдвигов
фаэтянской коры раскаленная магма вырвется наружу уже не через узкие жерла
вулканов, а сквозь многомильные трещины и расселины. Лесные массивы  будут
охвачены пожарами.
   - Птицы и звери подохнут, - дополнил кто-то из аудитории.
   - Естественно, - согласился Стратоник. - Однако все это  является  лишь
первым актом трагедии. Второй акт  начнется,  когда  планета  сорвется  со
своей орбиты и с нарастающей скоростью помчится навстречу  Солнцу.  Фаэтон
лишится атмосферы, его горы погрузятся в океаны, а океаны во мгновенье ока
превратятся в пустыни. Города будут сорваны с фундаментов и унесены в мрак
космоса.
   Зал отозвался на эту ужасную картину тревожным гулом.  "Кажется,  я  их
разбередил", - подумал Стратоник.
   -  Не  стану  говорить  о  причинах  надвигающейся  катастрофы.  Важнее
выяснить: можно ли ее предотвратить? Полагаю, нет. Наши  наука  и  техника
достаточно могущественны, чтобы сдвинуть планету с оси,  но  не  настолько
могущественны, чтобы вернуть ее на место.
   Кто-то засмеялся.
   - Не вижу ничего смешного, - обиделся Стратоник. - Мой  сын,  например,
разбирает часы, а собрать их обратно пока не в состоянии. Итак, что же нам
делать? Ответ один. Мобилизовать все силы и  средства.  Как  можно  скорее
создать космический флот и с его помощью  эвакуировать  все  население  на
одну из соседних планет. Как известно, больше всего нам подходит Земля.  А
перебравшись туда, фаэтянам следу