ческой и тыловой службы и готовых в любой момент
выступить в роли резервной или оккупационной армии. Сейчас
балтийская саламандра - лучший солдат на свете;
психологически она обработана в совершенстве и видит в войне
свое подлинное а высшее призвание; она двинется в бой с
воодушевлением фанатика; холодной сообразительностью техника
и убийственной дисциплиной Истинно прусской саламандры.
   Известно ли также британскому лорду адмиралтейства, что
Германия лихорадочно строит транспортные суда, каждое из
которых сможет перевозить за один раз целую бригаду военных
саламандр? Известно ли ему, что Германия строит сотни
небольших подводных лодок с радиусом действия от трех до
пяти тысяч километров, экипаж которых будет состоять
исключительно из балтийских саламандр? Известно ли ему, что
Германия сооружает в разных частях океана гигантские
подводные резервуары для горючего? И мы еще раз
спрашиваиваем: уверен ли британский гражданин, что его
великая страна действительно хорошо подготовлена на случай
каких-либо неожиданностей?
   Нетрудно себе представить, какую роль в ближайшей войне
будут играть саламандры, вооруженные подводными "бертами",
минометами и торпедами для блокады побережий; клянусь
честью, впервые в мировой истории никто не сможет
позавидовать превосходному островному положению Англии. Но
раз уж мы начали задавать вопросы, осведомимся! еще:
известно ли британскому адииралтейству, что балтийские
саламандры снабжены в общем-то мирным инструментом под
названием пневматические сверло? Это сверло, представляющее
собой последнее слово техники, в течение часа вгрызается на
глубину десяти метров в крепчайший шведский гранит и на
глубину от пятидесяти до шестидесяти метров в английский
меловые породы. (Это доказали опытные буровые работы, тайно
производившиеся по ночам немецкой технической разведкой
11-го, 12-го и 13-го числа прошлого месяца на английском
побережье между Гайтом и Фолкстоном, то есть под самым носом
Дуврской крепости.) Предоставляем нашим друзьям по ту
сторону Ламанша самим подсчитать, сколько недель потребуется
на то, чтобы Кент или, Эссекс были просверлены под водой,
как кусок сыра. До сих пор британский островитянин с
беспокойством поглядывал на небо, считая, что только оттуда
может; идти опасность, грозящая его прекрасным городам, его
Английскому банку и его мирным коттеджам, таким уютным в
рамке из вечнозеленого плюща. Теперь пусть он лучше
приложят ухо к земле, на которой, играют его дети: не
услышит ли он, как скрипит, шаг за шагом въедаясь все
глубже, неутомимый страшный бурав саламандрового сверла,
прокладывающий путь для невиданных доселе взрывчатых
веществ? Последнее слово нашего века - это уже не война в
воздухе, а война под водой и под землей Мы слышали
самоуверенные слова, прозвучавшие, с капитанского мостика
надменного Альбиона; да, пока еще это мощный корабль,
который вздымается, на волнах и властвует над ними; но в
один прекрасный момент волны могут сомкнуться над разбитым и
трнущим судном. Не лучше ли заблаговременно отразить
опасность? Через три года будет слишком поздно!"
   Это предостережение знаменитого французского журналиста
вызвало в Англии необычайную тревогу; несмотря на все
официальные, опровержения, люди слышали скрип садамандровых
сверл в разных концах Англии. Конечно, немецкие официальные
круги резко и категорически отрицали угрозы, содержащиеся в
процитированной нами статье, объявляя ее от начала до конца
злонамеренным вымыслом и враждебной пропагандой;
одновременно в Балтийском, море, происходили, однако,
большие комбинированные маневры германского флота,
сухопутных вооруженных сил и военных саламандр. Во время
этих маневров минные, роты саламандр на глазах у иностранных
военных атташе, взорвали участок просверленных снизу
песчаных дюн в районе рюгенвальде площадью в шесть
квадратных километров. Это было великолепное зрелидае: с
грозным гулом, вздыбилась земля, "словно ломающаяся льдина"
и только потом поднялась вверх гигантской тучей дыма, песка
и камней; сделалось темно, почти как ночью; поднятый взрывом
песок сыпался на землю в радиусе почти ста километров, а
через несколько дней обрушился песчаным дождем на Варшаву.
В земной атмосфере после этого великолепного взрыва осталось
так много свободно парящего мелкого песка и пыли, что во
всей Европе до конца года закаты солнца были необычайно
красивыми; таких огненных, кроваво-красных закатов в этих
широтах никогда до сих пор не наблюдали.
   Море, залившее взорванный участок побережья, получило
потом название "Шейхцерова моря" и сделалось местом
бесчисленных школьных экскурсий и походов немецких детей,
распевающих популярный саламандровый гимн:

    (110)

5. ВОЛЬФ МЕЙНЕРТ ПИШЕТ СВОЙ ТРУД

   Должно быть, именно эти трагически прекрасные солнечные
закаты, о которых мы только что говорили, вдохновили
кенигсбергского философа-отшельника Вольфа Мейнерта на
создание монументального труда "Untergang der Menschheit"
(111). Мы можем живо представить себе, как он бродит по
берегу моря с непокрытой головой, в развевающемся плаще, и
смотрит восторженными глазами на потоки огня и крови,
заливающие больше половины небосвода. "Да, - шепчет он в
экстазе, - да, пришла пора писать послесловие к истории
человека!" И он написал его.
   Сейчас доигрывается трагедия человеческого рода, так
начал Вольф Мейнерт. Пусть нас не обманывает его
лихорадочная предприимчивость и техническое благополучие;
это лишь чахоточный румянец на лице существа, уже
отмеченного печатью смерти. Еще никогда человечество не
переживало столь высокой жизненной конъюнктуры, как сейчас;
но найдите мне хоть одного чеяевека, который был бы
счастлив; покажите мне класс, который был бы доволен, или
нацию, которая не бщущала бы угрозы своему существованию.
Среди всех даров цивилизации, среди крезовского изобилия
духовных и материальных богатств нас все больше в больше
охватывает неотвязное чувство неуверенности, гнетущей
тяжести и смутного беспокойства. И Вольф Мейнерт беспощадно
анализировал душевное состояние современного мира, эту смесь
страха и ненависти, недоверия и мании величия, цинизма и
малодушия. Одним словом - отчаяние, кратко резюмировал
Вольф Мейнерт. Типичные признаки конца. Моральная агония.
   Встает вопрос: способен ли человек быть счастливым, и
был ли он когда-либо способен на это? Человек - несомненно,
как каждое живое существо; но человечество - никогда. Все
несчастье человека в том, что ему предопределено было стать
человечеством; или в том, что он стал человечеством слишком
поздно, когда он уже непоправимо дифференцировался на нации,
расы, веры, сословия и классы, на богатых и бедных, на
культурных и некультурных, на поработителей и порабощенных.
Сгоните в одно стадо лошадей, волков, овец и кошек, лисиц,
медведей и коз; заприте их в одном загоне, заставьте их жить
в этом неестественном соединении, которое вы назовете
Обществом, и исполнять общие для всех правила жизни; это
будет несчастное, недовольное, разобщенное, стадо, в котором
ни одна божья тварь не будет себя чувствовать на месте. Вот
вам вполне точный образ огромного и безнадежно разнородного
стада, называемого человечеством. Нации, сословия, классы
не могут долго сосуществовать, не задевая друг друга и не
тяготясь друг другом до полного отвращения; они могут жить
или в вечной изоляции друг от друга, - что было возможно
лишь до тех пор, пока мир был для них достаточно велик, -
или в борьбе друг с другом, в борьбе не на жизнь, а на
смерть. Для биологических человеческих групп, таких, как
раса, нация или класс, существует единственный естественный
путь к блаженному состоянию ничем не нарушаемой
однородности: надо расчистить место для себя, истребив всех
других. А это и есть то, чего не успел сделать вовремя
людской род. Теперь уже поздно братьей за это. Мы
обзавелись слишком многими доктринами и обязательствами,
которыми оберегаем "других", вместо того чтобы от них
избавиться; мы выдумали кодекс нравственности, права
человека, договоры. законы, равенство, гуманность и прочее;
мы создали некую фикцию человечества, понятие, объединяющее
я нас и "других" в воображаемом "высшем единстве". Какая
роковая ошибка! Нравственный закон мы поставили выше
биологического. Мы нарушили величайшую естественную
предпосылку всякой общности: только однородное общество
может быть счастливым. И это вполне достижимое благо мы
принесли в жертву великой, но неосуществимой мечте: создать
единое человечество и установить единый строй для людей всех
наций, классов и уровней жизни. То была великодушная
глупость. То была единственная в своем роде достойная
уважения попытка человека подняться над самим собой. И за
этот свой предельный идеализм род людской расплачивается
ныне неизбежным распадом.
   Процесс, в ходе которого^человек пытается как-то
организовать себя в человечесзвдо, столь же древен, как сама
цивилизация, как первые, законы и первые общины; и если
человечество в итоге, росле долгих тысячелетий, добилось
лишь того, что пропасти между расами, нациями, классами и
мировоззрениями стали такими глубокими, бездонными, как
сейчас, то уже не стоит закрывать глаза на тот факт, что
злополучная историческая попытка сплотить всех людей в некое
человечество потерпела окончательное и трагическое крушение.
В конце донцов мы уже начинаем осознавать что отсюда эти
попытки и замыслы организовать человеческое общество иначе,
с помощью радикального освобождения места для одной нации,
одного класса или одной религии. Но кто может сказать,
насколько глубоко проникли в нас микробы неизлечимой болезни
дифференцирования? Рано или поздно любое мнимо-однородное
целое неизбежно расколется вновь, превратившись в скопление
разноречивых интересов, партий, сословий и так далее,
которые или снова начнут подавлять друг друга, или будут
страдать от своего сосуществования. Нет никакого выхода.
Мы движемся по заколдованному кругу; но развитие не может
вечно кружиться на одном месте. Об этом позаботилась сама
природа, освободив на свете место для саламандр.
   Не случайно, философствовал далее Вольф Мейнерт,
саламандры начали осуществлять свои жизненные возможности
только тогда, когда хроническая болезнь человечества, этого
плохо сросшегося, все время распадающегося гигантского
организма, переходит в агонию. Если не считать некоторых
незначительных отклонений, саламандры представляют собой
единое грандиозное и однородное целое; они не создали до сих
пор резких делений на племена, языки, нации, государства,
религии, классы или касты; среди них нет господ и рабов,
свободных и несвободных, богатых и бедных; правда, между
ними существуют различия, определяемые разделением труда, но
по существу это однородная. Монолитная масса, состоящая,
так сказать, из одинаковых зерен, - масса, во всех своих
частях одинаково биологически примитивная, одинаково бедно
наделенная дарами природы, одинаково угнетенная, с одинаково
низким жизненным уровнем. Последний негр или эскимос живет
в несравненно более высоких условиях, пользуясь бесконечно
большим богатством материальных и культурных ценностей, чем
миллиарды цивилизованных саламандр. И тем не менее нет
никаких признаков, которые говорили бы, что саламандры
страдают от этого. Наоборот. Мы видим, что они совершенно
не нуждаются ни в одной из тех вещей, в которых человек ищет
успокоения и облегчения от метафизического ужаса и страха
перед жизнью; они обходятся без философии, без веры в
загробную жизнь и без искусства; они не знают, что такое
фантазия, юмор, мистическое чувство, мечта, игра; они
насквозь проникнуты реализмом. Нам, людям, они столь же
чужды, как муравьи или сельди; они отличаются от этих
существ только тем, что приспособились к другой жизненной
среде, а именно - к человеческой цивилизации. Они
устроились в этой среде так, как устраиваются собаки в
человеческих жилищах; они не могут прожить без нее, но от
этого они не перестают быть тем, чем они являются: весьма
примитивным и мало дифференцированным семейством животных.
Они довольствуются тем, что живут и размножаются; они могут
даже быть вполне счастливы, так как их не тревожит ощущение
какого-либо неравенства. Они совершенно однородны. Они
могут поэтому в один прекрасный день или, лучше сказать, в
любой ближайший день без всякого труда осуществить то, что
оказалось не под силу человечеству: единство своего вида во
всем мире, свою всемирную общину, - словом, всеобъемлющий
мир саламандр. В этот день окончится тысячелетняя агония
человеческого рода. На нашей планете не хватит места для
двух сил, каждая из которых стремится овладеть всем миром.
Одна из них должна будет уступить. Какая именно-это мы уже
знаем.
   Сейчас на земном шаре насчитывается около двадцати
миллиардов цивилизованных саламандр, то есть приблизительно
в десять раз больше, чем людей. Отсюда с биологической
необходимостью и в согласии с логикой истории вытекает, что
саламандры, будучи угнетенными, должны будут освободиться;
будучи однородными, они должны будут объединиться;
превратившись, таким образом, в величайшую силу, которую
когда-либо видел мир, они неминуемо должны будут захватить
мировое господство Думаете, они настолько безумны, чтобы
пощадить тогда человека? Думаете, они повторят историческую
ошибку человека, который испокон веков ошибался, порабощая
побежденные нации и классы, вместо того чтобы их истреблять?
Который из эгоизма вечно создавал новые различия между
людьми, а потом из идеализма и великодушия пытался
перекинуть через них мост? Нет, восклицал Вольф Мейнерт,
подобной исторической бессмыслицы саламандры не допустят -
хотя бы уже потому, что они извлекут предостережение из моей
книги! Они станут наследниками всей человеческой
цивилизации; в их руки попадет все, что мы делали или
пытались сделать, желая покорить мир; но они действовали бы
против самих себя, если бы захотели вместе с этим
наследством принять и нас. Они должны избавиться от людей,
если хотят сохранить свою однородность. Если бы они
поступили иначе, то рано или поздно мы заразили бы их своей
разрушительной двойственностью: создавать различия и
страдать от них. Но на этот счет мы можем быть спокойны; ни
одно создание, которое продолжит историю человека, не станет
повторять его самоубийственных безумств.
   Нет сомнений, что мир саламандр будет счастливее, чем был
мир людей; это будет единый, гомогенный мир, подвластный
единому духу. Саламандры не будут отличаться друг от друга
языком, мировоззрением, религией или потребностями. Не
будет между ними неравенства в культурном уровне, не будет
классовых противоречий - останется лишь разделение труда. У
них не будет ни господ, ни рабов, ибо все они станут служить
лишь Великому Коллективу Саламандр - вот их бог, владыка,
работодатель и духовный вождь. Будет лишь одна нация с
единым уровнем. И мир этот будет лучше и совершеннее, чем
был наш. Это - единственно возможный Счастливый Новый Мир.
Что ж, уступим ему место; угасающее человечество уже не
может совершить ничего иного - только ускорить свой конец,
озарив его трагической красотой, пока и это еще не поздно...
   Мы изложили здесь взгляды Вольфа Мейнерта как можно более
популярно; мы знаем, что от этого много потеряла их сила и
глубина, которые в свое время загипнотизировали всю Европу и
особенно молодежь, восторженно принявшую веру в упадок и
надвигающийся конец человеческого рода. Правда, некоторые
политические аналогии побудили германское правительство
запретить учение "великого пессимиста", и Вольфу Мейнерту
пришлось скрыться в Швейцарию. Тем не менее весь культурный
мир с удовлетворением принял теорию Мейнерта о гибели
человечества; его книга (в 632 страницы) была переведена на
все языки и во многих миллионах экземпляров получила
распространение даже среди саламандр.

6. ИКС ПРЕДОСТЕРЕГАЕТ

   Очевидно, под влиянием пророческой книги Мейнерта
литературный и художественный авангард в культуриых центрах
провозгласил лозунг; "После нас хоть саламандры!" Будущее
принадлежит саламандрам. Саламандры - это культурный
переворот. Пусть у них нет своего искусства - зато они не
обременены грузом идиотских идеалов, иссохших традиций и
того обветшалого, нудного школярского хлама, который
назывался поэзией, музыкой, архитектурой, философией или
культурой вообще; все это дряхлые слова, от которых нас
тошнит. Саламандры еще не поддались искушению пережевывать
жвачку изжившего себя человеческого искусства - тем лучше:
мы создадим для них новое. Мы, молодые, расчищаем путь для
будущего всемирного саламандризма; мы хотим быть первыми
саламандрами, мы - саламандры завтрашнего дня!
   Так родилась в поэзии молодое направление
"саламандрианцев", возникла тритоническая (трехтональная)
музыка и пелагическая живопись, которая вдохновлялась
образами медуз, морских звезд и кораллов. Работы саламандр
по упорядочению побережий были объявлены источником новой
красоты и монументальности. Мы сыты природой по горло,
раздавались голоса; пусть гладкие бетонные берега придут на
место старых живописных скал! Романтика умерла. Будущие
континенты будут очерчены прямыми линиями и примут формы
сферических треугольников и ромбов; старый геологический мир
должен уступить место миру геометрическому. Словом - это
было опять-таки нечто новое и футуристическое, новая
сенсация духовной жизни и манифеста новой культуры. Те же,
кто не успел своевременно вступить на путь грядущего
саламандризма, с горечью чувствовали, что остались за
флагом, и мстили за это, проповедуя чистую "человечность",
возврат к человеку и к природе и прочие реакционные формулы.
В Вене был освистан концерт тритонической музыки, в
парижском Салоне Независимых неизвестный злоумышленник
изрезал пелагическую картину, выставленную под названием
Capriccio en bleu (112). Одним словом, саламандризм
победоносно и неудержимо шествовал вперед.
   Не было, однако, недостатка и в ретроградных
выступлениях, направленных против "саламадромании", как ее
тогда называли. Самым принципиальным из них был анонимный
английский памфлет, вышедший в свет под заглавием "ИКС
предостерегает". Эта брошюра получила значительное
распространение, но личность ее автора никогда не была
раскрыта; многие считали, что ее написал кто-то из князей
церкви, так как в английском языке буква икс ("X") служит
сокращенным обозначением имени Христа.
   В первой главе памфлета автор пробовал дать статистику
саламандр, прося простить его за неточность приводимцх цифр.
Даже по приблизительному подсчету, говорил он, саламандр в
настоящее время в семь-двадцать раз больше общего числа
людей на земном шаре. Столь же неопределенны и наши
сведения о том, сколько есть под водой у саламандр фабрик,
нефтяных скважин, водорослевых плантаций, ферм для
разведения угрей, установок для использования водной энергии
и других естественных энергетических ресурсов; у нас нет
даже приблизительных данных о производственной мощности
промышленных предприятий саламандр; но меньше всего нам
известно, как обстоит дело с вооружениями саламандр. Мы
знаем, правда, что в получении металлов, деталей машин,
взрывчатых веществ и многих химикалий саламандры зависят от
людей; но, во-первых, все государства держат в строгом
секрете, какое именно оружие и сколько других фабрикатов они
поставляют своим саламандрам, а во-вторых, мы поразительно
плохо осведомлены о том, что именно изготовляют саламандры в
морских глубинах из полуфабрикатов и сырья, покупаемого у
людей. Несомненно одно: саламандры отнюдь не желают, чтобы
мы знали об этом; - в последние годы утонуло или задохнулось
так много водолазов, спускавшихся на морское дно, что их
гибель никак нельзя приписывать простой случайности. Это,
безусловно, признак тревожный как с промышленной, так и с
военной точек зрения.
   Конечно, продолжал Икс в следующих главах, трудно
представить себе, что именно саламандры могли бы или хотели
потребовать от людей. Они не могут жить на су