вера в Великого Саламандра Правда, это учение совсем не
привилось у саламандр, зато нашло очень много приверженцев
среди людей, особенно в больших городах, где в короткий срок
появилось множество тайных храмов саламандрового культа (91).
   Сами саламандры позднее приняли почт всюду иную религию,
причем неизвестно, откуда они ее взяли. Это было поклонение
Молоху, которого они представляли себе в виде исполинской
саламандры с человеческой головой; по слухам, у них под
водой были огромные идолы из чугуна, которые они заказывали
у Армстронга или Круппа, но подробности их религиозных
обрядов, будто бы необычайно таинственных и жестоких, так и
остались неизвестными, потому что совершались под водой. По
видимому, эта религия распространилась у них потому, что имя
Молоха напоминало им естественно-научное (molche) или
немецкое (Molch) название саламандры.
   Как видно из изложенного, Саламандровый. Вопрос в
течение долгого времени сводился к тому, в состоянии ли (и
если да, то в какой мере) саламандры, будучи существами
разумными и в значительной степени цивилизованяыми,
пользоваться теми или иными человеческими правами, хотя бы
где-то на-грани человеческого общества и человеческого
порядка; иными словами, это был внутренний вопрос каждого
отдельного государства, разрешавшийся в рамках гражданского
права. Долгие годы никому не приходило в голову, что
Саламандровый. Вопрос может иметь крупнейшее международное
значение и что с саламандрами придется, пожалуй, иметь дело
не только как с мыслящими существами, но и как с единым
саламандровым коллективом или саламандровой нацией.
   Строго говоря, первый шаг к такому пониманию
саламандровой проблемы сделали те эксцентричные христианские
секты, которые пытались окрестить саламандр, ссылаясь на
слова писания: "Идите по всему миру, учите все народы".
Тем самым впервые было заявлено, что саламандры нечто вроде
нации (92).
   Различные организации обратились к саламандрам с
воззваниями (93).
   Саламандровой Проблемой занялось со временем и
Международное бюро труда в Женеве. Там столкнулись два
противоположных взгляда Одни признавали саламандр новой
категорией работающих и добивались распространения на них в
полном объеме социального законодательства, касающегося
рабочего времени отпусков с сохранением зарплаты,
страхования по инвалидности и старости и так далее.
   Другие, наоборот, заявляли, что в лице саламандр растет
опасная конкуренция трудящимся людям и что использование
труда саламандр просто надо запретить как антисоциальное
явление. Против этого предложения выступили, однако, не
только работодатели, но и делегаты от рабочих, которые
ссылались на то, что саламандры перестали быть только новой
рабочей армией, но сделались крупным потребителем со все
возрастающим значением. Они привели данные о том, в каком
небывалом объеме возросла за последнее время занятость
рабочих в металлообрабатывающей промышленности (инструменты,
машины и чугунные идолы для саламандр), военной, химической
(подводные взрывчатые вещества), бумажной (учебники для
саламандр), цементной, лесной, искусственного корма
(Salamander Food) и многих других отраслей; тоннаж торгового
флота увеличился по сравнению с досаламандровыми временами
на 27 процентов, добыча угля - на 18,6 процента. Косвенным
путем - благодаря повышению числа занятых рабочих и уровня
благосостояния людей - увеличивается оборот и в других
отраслях промышленности. Наконец, в самое последнее время
саламандры стали заказывать разные детали машин по
собственным чертежам; из них они монтируют под водой
пневматические сверла, молоты, подводные двигатели, печатные
станки, подводные радиопередатчики и другие механизмы
собственной конструкции. За эти детали саламандры платят
повышением производительности труда. Уже сейчас пятая часть
всей мировой продукции тяжелой промышленности и точной
механики зависит от заказов саламандр. Уничтожьте
саламандр, и вам придется закрыть одну пятую всех
предприятий; вместо нынешнего процветания миллионы людей
окажутся без работы.
   Международное бюро труда не могло, конечно, не считаться
с этими возражениями. В конечном счете после долгих
переговоров было достигнуто компромиссное решение, в котором
говорилось, что "вышеозначенные работополучатели группы S
(земноводные) могут быть заняты только в воде или под водой,
а на берегу - лишь на расстоянии не более десяти метров от
наивысшей черты прилива; они не имеют права добывать уголь
или нефть на морском дне, не имеют права производить для
сбыта на суше бумагу, текстильные товары или искусственную
кожу из водорослей и т. д.". Эти ограничения саламандровой
продукции были сведены в кодекс из девятнадцати параграфов,
которых мы не приводим подробно по той простой причине, что
с ними, само собой разумеется, нигде не считались; но в
качестве образчика широкомасштабного, подлинно
международного решения экономической и социальной стороны
Саламандрового Вопроса этот кодекс являл собой внушительный
и интересный документ.
   Несколько медленнее подвигалось дело с международным
признанием саламандр в других областях, в частности 8
области культурных взимоотношений. Когда в специальном
журнале ча подписью Джона Симэна появилась многократно
цитировавшаяся потом статья "Геологическое строение морского
дна у Багамских островов", то никто не подозревал, что это -
научный труд ученой саламандры; но когда научные конгрессы,
различные академии и ученые общества стали получать от
исследователей-саламандр сообщения и работы по вопросам
океанографии, географии, гидробиологии, высшей математики и
других точных наук, то это всякий раз вызывало большое
смущение и даже негодование, которое великий д-р Мартель
выразил в словах: "Эта мразь хочет нас учить?" Японский
ученый, д-р Оношита, который отважился процитировать
сообщение одной саламандры о развитии желткового мешка у
головастика глубоководной морской рыбки Argyropelecus
hemigymnus Cocco, подвергся бойкоту со стороны ученого мира
и сделал себе харакири; для университетской науки стало
вопросом чести и корпоративной гордости не замечать ни одной
научной работы саламандр. Тем большее внимание (если не
возмущение) вызвал жест Университетского центра в Ницце
(94), который пригласил д-ра Шарля Мерсье, высокоученую
саламандру из тулонского порта, выступить на торжественном
акте, где д-р Мерсье с огромным успехом прочел лекцию о
теории сечений конусов в неэвклидовой геометрии.
   На торжестве в Ницце в числе других присутствовала, как
известно, делегатка женевской организации, мадам Мария
Диминяну. Эта замечательная и благородная дама была так
тронута скромными манерами и ученостью д-ра Мерсье ("Pauvre
petit, - воскликнула она, - il est tellement laid" (100),
что поставила целью своей кипучей и деятельной жизни
принятие саламандр в Лигу наций. Напрасно политические
деятели объясняли красноречивой и энергичной даме, что
саламандры, не имея нигде на свете ни суверенной
государственной власти, ни собственной территории, не могут
быть членами Лиги наций. Мадам Диминяну начала
пропагандировать идею, что в таком случае саламандры должны
получить где-нибудь свободную территорию и обзавестись
подводным государством. Эта идея была в достаточной мере
нежелательна, если не просто дерзка; но в конце концов нашли
счастливый выход я решили, что при Лиге наций будет
учреждена специальная "Комиссия по изучению Саламандрового
Вопроса", в состав которой пригласят также двух делегатов от
саламандр, в качестве одного из делегатов, по настоянию
мадам Диминяну, пригласили д-ра Шарля Мерсье из Тулона, стал
некий дон Марио, толстая ученая саламандра с острова Куба,
занимавшаяся научной работой в области планктона и морских
растений. В ту пору это был высший предел международного
признания саламандр (101).
   Итак мы наблюдаем энергичный и непрестанный подъем в
развитии саламандр. Численность их определяют уже в семь
миллиардов, хотя с ростом цивилизации плодовитость их резко
падает (до двадцати - тридцати головастйков в год на самку).
Они заселили уже свыше шестидесяти процентов всех побережий
земного шара, пилярные побережья еще не заняты их
поселениями, но канадские саламандры уже начинают
колонизовать берета Гренландии и даже оттесняют эскимосов
внутрь страны, захватывая в с&ои руки рыболовство и торговлю
рыбьим жиром.
   Рука об руку с их количественным ростом продолжается и
культурный прогресс; установив обязательное школьное
обучение, они наставили себя в ряд с цивилизованными нациями
и могли уже похвастать сотнями собственных яодводных газет,
выходящих миллионными тиражами, прекрасно оборудованными
научными институтами и так далее.
   Разумеется, этот культурный подъем не всегда проходил
гладко и без внутренних неурядиц. Мы, правда, чрезвычайно
мало знаем о внутренних делах саламандр, но, судя тто
некоторым признакам (например, по найденным трупам саламандр
с откушенными носами и головами), под морскою гладью долгое
время свирепствовал яростный и затяжной идейный спор между
старосаламандрами и младосаламандрами. Младосаламандры
стояли, видимо, за прогресс без всяких преград и
ограничений, заявляя, что и под водой надо перенять
материковую культуру целиком со всеми ее достижениями, не
исключая футбола, флирта, фашизма и половых извращений.
Наоборот, старосаламандры, по-видимому, консервативно
цеплялись за природные свойства саламандр и не хотеля
отречься от старых добрых животных привычек и инстинктов;
они, несомненно, осуждали лихорадочную погоню за всякими
новшествами и видели в ней признаки упадка и измену
саламандровым идеалам предков и, конечно, возмущались также
чужеродными влияниями, которым слепо подчиняется теперешняя
развращенная молодежь, и спрашивали, достойно ли гордых и
самолюбивых саламандр это обезьянье подражание людям (103).
   Мы можем себе представить, что выдвигались громкие
лозунги, вроде: "Назад к миоцену! Долой всякое
очеловечивание! На бой за нерушимую саламандренность!" - и
т. д.
   Несомненно, здесь были налицо все предпосылки для остроте
идейного конфликта между поколениями и для коденного
перелома в духовном развитии саламандр. Нам очень жаль, что
мы не можем дать об этом более подробных, - сведений, но мы
надеемся, что саламандры извлекли из этого конфликта все,
что могли.
   Мы видим затем саламандр на пути к наивысшему расцвету;
впрочем, и человеческий мир переживает в то время период
небывалого процветания. Лихорадочно сооружаются новые
берега континентов, на старых отмелях насыпается новая суша,
среди океана вырастают искусственные авиационные острова; но
и это все - ничто по сравнению - с грандиозными техническими
проектами полной переделки земного шара, которые ждали
только, чтобы кто-нибудь их финансировал. По ночам
саламандры без отдыха работают на дне всех морей, на
побережьях всех континентов; кажется, будто они
удовлетворены и не требуют для себя ничего, кроме
возможности работать да сверлить под берегами норы и
переходы своих темных жилищ.
   У саламандр есть, таким образом, свои подводные и
подземные города, свои столицы в пучиие, свои Эссены и
Бирмингамы на дне морском, на глубине от двадцати до
пятидесяти метров; у них есть свои перенаселенные фабричные
кварталы, гавани, транспортные магистрали и миллионные
скопления населения, словом, - у них есть свой мир, более
или. менее неведомый (104) людям, но, по-видимому, высоко
развитый в техническом отношении. У них нет, правда
доменных печей и металлургических заводов, но люди
доставляют им металлы в обмен на их работу. У них нет своих
взрывчатых веществ, но люди продают им, эти вещества.
Источником энергии является для них море с его приливами и
отливами, с его подводными течениями и разницей температур;
правда, турбины дали им люди, но саламандры умеют ими
пользоваться, а разве цивилизация не есть просто-напросто
умение пользоваться тем, что придумал кто-то другой! И если
у саламандр нет, допустим, собственных идей, то у них все же
вполне может быть собственная наука. Правда, у них нет
своей музыки или литературы, но они прекрасно обходятся и
без них. И люди начинают приходить к выводу, что это
замечательно современно. Стало быть, и человек уже может
кое-чему научиться у саламандр, - и не удивительно разве не
пожинают саламандры великолепных успехов? А с чего же и
брать людям пример, как не с успешных деяний?! Никогда еще
в истории человечества не производилось, не строилось и не
зарабатывалось столько, как в эту великую эпоху. Да, ничего
не скажешь, вместе с саламандрами в мир явился гигантский
прогресс, некий новый идеал, именуемый Количество. "Мы люди
Саламандрового Века", - говорилось тогда с обоснованной
гордостью; куда до него обветшалому Человеческому Веку с его
медлительной, мелочной, бесполезной возней, которую называли
культурой, искусством, чистой наукой или как там еще.
Подлинные сознательные люди Саламандрового Века не станут
уже тратить время на размышления о Сути Вещей; им хватит
дела с одним их количеством и массовым производством.
Беспрестанное увеличение производства и потребления - вот
все будущее мира, а посему - пусть будет еще больше
саламандр, чтобы еще больше произвести продукции и еще
больше сожрать! - Попросту говоря, саламандры - это
Множественность, их эпохальная заслуга в том, что их так
много. Только теперь дано человеческому разуму работать в
полную силу, ибо он работает в огромных масштабах, в
условиях, когда производительная мощность доведена до
предела, а обороты капиталов достигли рекорда; короче,
настала великая эпоха.
   Так чего же еще не хватает, чтобы действительно настал
Счастливый Новый Век всеобщей удовлетворенности и
процветания? Что может помещать осуществлению желанной
Утопии, в которой объединились бы все эти победы техники,
открывая все дальше и дальше, до бесконечности, великолепные
возможности еще больше увеличивать благосостояние людей и
усердие саламандр?
   Честное слово, ничего! Ибо отныне деловые отношения с
саламандрами будут увенчаны проницательностью, достойной
государственных деятелей, которые заранее позаботятся о том,
чтобы колеса Нового Века никогда не скрипели.
   В Лондоне собралась конференция приморских государств, на
которой была выработана и принята международная конвенция о
саламандрах. Высокие договаривающиеся стороны взаимно
обязались: не посылать своих саламандр в воды, находящиеся
под суверенитетом других государств; не допускать, чтобы их
саламандры каким бы то ни было способом нарушали
неприкосновенность территории или признанной сферы интересов
какого-либб иного государства, никоим образом не вмешиваться
в саламандровые дела других морских держав; в случае
столкновений между своими и чужими саламандрами подчиняться
решениям международного арбитража в Гааге, не вооружать
своих саламандр каким бы то ни было оружием, калибр которого
превосходит калибр обыкновенного подводного револьвера
против акул (так называемого Safranek-gun или shark-gun); не
допускать, чтобы их саламандры завязывали близкие отношения
с саламандрами, подчиненными иному государственному
суверенитету, не строить новые континенты и не расширять
свою территорию с помощью саламандр без предварительного
разрешения. Постоянной морской комиссии в Женеве и т. д.
(всего тридцать семь параграфов). Вместе с тем были
отвергнуты - английское предложение, чтобы морские державы
не вводили обязательного военного обучения саламандр;
французское предложение - интернационализировать саламандр и
подчинить их Международному Саламандровому Бюро по
упорядочению мировых вод; немецкое предложение - выжигать на
каждой саламандре клеймо того государства, в подданстве
которого она состоит; другое немецкое предложение, чтобы
каждому приморскому государству разрешалось иметь лишь
установленное в известной пропорции число, саламандр;
итальянское предложение, чтобы государствам, располагающим
избытком саламандр, были предоставлены для колонизации новые
побережья или участки на дне моря; японское предложение,
чтобы над саламандрами (черными от природы) осуществляла
международный мандат японская нация, как представительница
цветных рас (105).
   Обсуждение большинства этих предложений было перенесено
на следующую конференцию морских держав, которая, однако, по
разным причинам не состоялась.
   "Этот международный акт, - писал о конвенции Жюль
Зауэрштоф* в "Тан", - обеспечивает будущность Саламандр и
мирное развитие человечества на многие десятки лет.
Поздравим лондонскую конференцию с благополучным завершением
ее нелегких трудов; поздравим и саламандр с тем, что
принятый статут дает им охрану в лице Гаагского суда; теперь
они могут спокойно и с полным доверием заняться своей
работой и своим подводным прогрессом. Следует подчеркнуть,
что лишение Саламандровой Проблемы политического содержания,
отразившееся в параграфах Лондонской конвенции, является
одной из важнейших гарантий всеобщего мира; в особенности
разоружение саламандр уменьшает вероятность подводных
конфликтов между отдельными государствами. Пусть даже почти
на всех континентах продолжаются пограничные споры и распри
из-за господства, несомненно одно: со стороны моря
всеобщему миру не грозит теперь никакая конкретная
опасность. Но, по-видимому, и на суше мир обеспечен лучше,
чем когда бы то ни было. Приморские государства целиком
заняты строительством новых берегов и могут расширять свою
территорию за счет мирового океана, вместо того чтобы
стремиться раздвинуть свои границы на суше. Уже не нужно
будет с помощью железа и газа сражаться за каждую пядь
земли; лопат и мотыг саламандр хватит, чтобы каждое
государство построило себе столько территории, сколько ему
нужно; эту мирную работу саламандр на благо мира и всех
наций как раз и гарантирует Лондонская конвенция. Еще
никогда земной шар не был так близок к прочному миру и
мирному, но мощному процветанию, как именно сейчас. Вместо
Саламандровой Проблемы, о которой столько писали и говорили,
отныне будут, по-видимому, с полным правом говорить о
Золотом Саламандровом Веке".

3. ПАН ПОВОНДРА ОПЯТЬ ЧИТАЕТ ГАЗЕТЫ

   Ни на ком так не заметен бег времени, как на детях. Где
маленький Франтик, которого мы (так недавно!) оставили над
левыми притоками Дуная?
   - Куда опять запропастился этот Франтик? - ворчит пан
Повондра, раскрывая свою вечернюю газету.
   - Сам знаешь - как всегда... - отвечает пани Повондрова,
склонившись над штопкой.
   - Значит, отправился к своей девчонке, - сердито
произносит Повондра-отец - Проклятый мальчишка! Едва
тридцать лет исполнилось, а ни одного вечера дома не
посидит!
   - Одних носков сколько изнашивает, и все из-за беготни! -
вздыхает пани Повондрова, натягивая еще один безнадежный
носок на деревянный гриб. - Ну что тут поделаешь? -
задумывается она над огромнейшей дырой на пятке, похожей
своими очертаниями на остров Цейлон. - Прямо хоть выбрось!
- критически рассуждает она, но после дальнейших
стратегических размышлений решительно вонзает иглу в южное
побережье Цейлона.
   Настала уютная семейная тишина, столь дорогая сердцу
Повондры-отца только газета шуршит да отвечает ей быстро
продергиваемая нитка.
   - Поймали его? - спрашивает пани Повондрова.
   - Кого?
   - Да того убийцу, который зарезал женщину.
   - Очень мне нужен твой убийца, - возмущенно ворчит пан
Повондра. - Вот тут как раз пишут, что между Японией и
Китаем напряженные отношения. Это серьезное дело. Там
всегда серьезные дела.
   - Я думаю, его уже не поймают, - замечает пани
Повондрова.
   - Кого?
   - Этого убийцу Когда кто нибудь убивает женщину, его
почти никогда не могут поймать.
   - Японец-то недоволен, что Китай регулирует Желтую реку.
Тут, брат, хитрая политика! Пока Желтая река творит всякие
безобразия, в Китае то а дело бывают наводнения и голод, а
это ослабляет китайца, понимаешь? Дай-ка мне ножницы, я это
вырежу.
   - Зачем?
   - А тут написано, что в Желтой реке работает два миллиона
саламандр.