почти как ни в чем не бывало.
   Хабер испытал столь пронзительное чувство облегчения, что даже  коленки
подогнулись. Присесть бы теперь да отдышаться. Первая опасность  вроде  бы
миновала. Дисциплинированный мозг адвоката отверг невозможное. Сейчас  она
спрашивала  саму  себя,  а  все  ли  в  порядке  у  нее  с  психикой.   Не
перетрудилась ли? Почему вдруг ожидала  увидать  за  окном  трехмиллионный
город? Не признак ли это подступающего безумия?
   Естественно, рассудил Хабер, человек, увидев  мираж,  глазам  своим  не
поверит, если те, кто находится рядом, не разделят его галлюцинаций.
   - Что-то душновато здесь, - озабоченно проронил он и подошел к стенному
термостату. -  Приходится  ставить  на  тепло  -  старая  онейрологическая
привычка. Температура тела во сне несколько падает, а возиться с  сопливым
пациентом радости мало. Как и толку. Но этот мой электрокамин  слишком  уж
мощный, от его жара я точно пьяный  хожу...  Наш  пациент  вот-вот  должен
проснуться. - Хаберу не хотелось бы выслушивать полный пересказ сновидения
при свидетеле, давая тем самым лишнее подтверждение возможным подозрениям.
- Дадим-ка ему еще  немного  поспать,  точный  пересказ  меня  сегодня  не
слишком волнует, а пациент сейчас как раз  в  третьей  стадии.  Пусть  еще
подремлет, мы же тем временем завершим нашу с вами беседу. Может  быть,  у
вас еще остались какие-то неясности?
   - Нет. Не думаю. - Медные кастаньеты клацнули при  этом  как-то  весьма
неуверенно. Мисс Лелаш на миг зажмурилась, пытаясь сосредоточиться. - Если
вы вышлете в офис мисс Ферт полное описание  оборудования,  принципов  его
действия и применения, результаты лечения и все такое прочее,  дело  будет
закрыто... Вы уже успели получить патент на свой прибор?
   - Подал заявку.
   Женщина кивнула:
   - Должно быть,  еще  рассматривают.  -  Мягко  позвякивая,  мисс  Лелаш
склонилась над спящим, затем выпрямилась со странным выражением  на  своем
птичьем личике. - И все же у вас весьма  сомнительная  профессия,  док,  -
выпалила она вдруг. - Эфемерные сновидения,  наблюдения  за  деятельностью
сознания, гипноз и прочее...  Полагаю,  значительная  часть  вашей  работы
приходится на ночные часы?
   - Приходится, куда тут денешься!.. Надеюсь, Аугментор  и  в  этом  тоже
сможет помочь. С его помощью можно усыпить пациента, где  угодно  и  когда
угодно, как только возникнет необходимость использования аппарата. Но пару
лет назад у меня случился весьма продолжительный период, более года, когда
я ни разу не ложился до шести утра. - Хабер улыбнулся.  -  Теперь  я  этим
даже  горжусь,  мой  личный  рекорд.  Зато  сегодня   персонал   института
практически свободен от ночных смен и ведет  совершенно  нормальный  образ
жизни. Достижения технического прогресса.
   - Спящий человек так далек от нас, - задумчиво произнесла  адвокат,  не
сводя взгляда с пациента. - Где он может находиться сейчас, сию минуту?
   - Вот где! - Доктор решительно ткнул в экран  энцефалографа.  -  Именно
здесь, но без всякой возможности откликнуться. В  этом-то  и  кроются  все
страхи людские перед сном - в отсутствии  связи.  В  полной  и  абсолютной
приватности. Спящий поворачивается спиной ко всем  людям  разом.  "Загадка
личности стократ во сне крепчает", - чеканно изрек поэт. И загадку эту нам
только предстоит разрешить... Но пора уже будить нашего соню...  Джордж...
Джоордж! Просыпайтесь, Джордж!
   Пациент проснулся, как  обычно  -  без  зевков,  без  потягиваний,  без
попыток перевернуться на бок, чтобы подремать  еще  чуток.  Он  немедленно
уселся, глянул украдкой на мисс Лелаш, затем перевел  взгляд  на  доктора,
снимавшего тем временем с его  головы  трансшлем.  Сойдя  с  кушетки,  Орр
малость размял застывшие члены, помотал  головой  и  неуверенно  побрел  к
окну. И замер подле него как вкопанный.
   Было в его осанке нечто такое, едва ли не  монументальность  -  в  позе
этого-то замухрышки. Словно он, безмолвствуя, продолжал находиться в самом
центре чего-то совершенно непостижимого,  в  центре  некоего  абсолюта,  в
универсальной точке подвеса. Затаив дыхание, молчали и доктор с юристом.
   Наконец Орр обернулся.
   - Где они? - спросил он. - Куда все они подевались?
   Хабер заметил медленно расширяющиеся зрачки  женщины,  уловил  растущее
внутри ее напряжение. Опасность! Говорить, ни в коем  случае  не  молчать,
говорить без умолку!
   - Судя по показаниям энцефалографа, - зачастил он в  ответ  Орру  самым
бархатистым из своих басков, - вы только что  видели  один  из  ваших  так
называемых высокоактивных  снов,  Джордж.  Нечто  не  совсем  желательное,
боюсь, даже весьма близкое к кошмару.  Первый  дурной  сон  из  всех,  что
довелось увидеть на моей кушетке, не так ли, Джордж?
   - Мне снилась пандемия, Великий Мор, - ответил  пациент,  побледнев,  и
затрясся мелкой дрожью.
   Деловито  кивнув,  Хабер  уселся  за  письменный  стол.  Орр  тоже,   в
свойственной ему манере всегда и всюду быть послушным, в  чужой  монастырь
со своим уставом не соваться, взял себя в руки и уселся в кресло напротив.
   - Вам досталась сегодня тяжелая ноша,  юноша,  и  нести  ее  оказалось,
соответственно, весьма нелегко. Но пришлось. Не так ли? Это ведь у  нас  с
вами первый и единственный случай, когда обуздать ваши  тревоги  полностью
не удалось. Дело в том, что на сей раз под моим гипнотическим руководством
мы приблизились к одному из сокровеннейших элементов  вашего  недомогания,
копнули почти до самого корня. Тут  уж  ни  удовольствий,  ни  развлечений
ожидать не приходится. Сущий ад, не так ли?
   - Вы помните времена Великого Мора, доктор?  -  справился  пациент  без
явного напора, лишь чуток подпустив в голос петушка. Не крылся  ли  в  его
вопросе сарказм? Затем Орр покосился на мисс Лелаш, вновь тихо присевшую в
уголке.
   - Естественно, - ответил Хабер. - Я ведь был уже в зрелых летах,  когда
разразилась первая эпидемия. Лет в двадцать я  впервые  услыхал  вести  об
этом  из  России,  где  ядовитые  выбросы   в   атмосферу   способствовали
образованию новой вирулентной формы канцерогенов.  На  следующий  же  день
была  обнародована  ужасающая  медицинская  статистика   из   мексиканской
столицы. Только тогда ученые сумели установить длительность инкубационного
периода, и все поголовно ударились в роковые расчеты. И стали ждать конца.
Вспыхнули мятежи, расцвело движение  пофигистов,  возникла  секта  Судного
дня, набрали силу Бдительные.  В  тот  же  год  я  потерял  родителей.  На
следующий - жену. Потом двух сестер  вместе  с  племянниками.  Практически
всех родных. - Хабер развел руками. - Да, я хорошо помню те годы, - уронил
он мрачно. - Разве такое забудешь?
   - Но ведь Великий Мор разрешил проблему  перенаселенности  планеты,  не
правда ли? - возразил Орр с определенным нажимом. И тихо добавил: -  Мы  с
вами сделали это.
   - Да, разрешил, -  с  готовностью  подхватил  доктор.  -  Теперь  такой
проблемы не существует. Кроме, пожалуй, тотальной  ядерной  войны,  только
мор  мог  стать  естественным  ее  разрешением.  Нет   больше   миллиардов
голодающих в Южной Америке, Африке, Азии. А когда полностью  восстановятся
нарушенные  коммуникации,  остатки  голода  будут  преодолены  и  в  самых
отдаленных, недоступных пока  уголках  планеты.  Говорят,  что  и  сегодня
примерно треть человечества спать ложится на пустой желудок - но в  1980-м
влачить подобное существование приходилось почти всем.  Заторы  из  трупов
людей, погибших от недоедания,  больше  не  становятся  причиной  разливов
Ганга. Дети рабочих в Портленде  не  страдают  более  от  квашиоркора,  не
болеют рахитом, как до Катастрофы.
   - До Великого Мора, - уточнил пациент.
   Хабер тяжело навалился на стол:
   - Скажите мне, Джордж. Скажите только одно. Сейчас,  сегодня,  наш  мир
перенаселен?
   - Нет, - ответил Орр и потупился.
   Хабер заподозрил,  что  тот  смеется  украдкой,  затем  заметил  слезы,
капающие из лучистых глаз пациента. Только этого еще недоставало - пациент
чуть ли не в истерике. Если не подавить ее в зародыше, дела пойдут из  рук
вон плохо. Орр сорвется, а Лелаш, подозрения которой едва удалось усыпить,
снова может вспомнить...
   - Но всего полчаса  тому  назад,  Джордж,  вы  были  всерьез  озабочены
угрозой перенаселения. Вы верили, что именно в этом кроется самая страшная
опасность для всей нашей цивилизации, неотвратимая угроза земной экологии.
Я не рассчитываю, что вы уже избавились от всех своих страхов, мой опыт не
позволяет тешиться подобными иллюзиями. Но я надеюсь, что ваших тревог все
же поубавилось после сегодняшнего сна. Вы осознали теперь,  что  некоторым
из них нет места в реальной жизни. Ваши тревоги все еще не утратили  силы,
но уже с  небольшой  поправкой  -  вы  постигли  их  иррациональность,  вы
прозреваете в них  теперь  воплощение  ваших  подавленных  бессознательных
желаний, вы научились отличать их от подлинных ваших забот.  И  это  всего
лишь начало. Отличное начало. Чертовски удачное  для  одного-единственного
сеанса, для одного лишь краткого сна. Вы понимаете  это,  Джордж?  Вы  уже
берете верх над самим собой. Вы уже почти стряхнули с себя липкую  паутину
тревожных иллюзий, запеленавшую ваше сознание. И  впредь  бороться  станет
легче, так как теперь вы уже несколько свободнее, Джордж. Вы  согласны  со
мной? Разве не чувствуете вы себя, в этом мире и прямо сейчас, чуть  менее
сдавленным, менее зажатым?
   Орр взглянул доктору прямо в глаза, затем перевел печальный  взгляд  на
Лелаш в углу. И не вымолвил ни единого слова.
   Повисла томительно долгая пауза.
   - Глядите же на вещи повеселей! - воскликнул Хабер, пытаясь приободрить
взгрустнувшего собеседника. Орра во что бы то ни  стало  следовало  как-то
успокоить, вернуть  в  прежнее  приторможенное  состояние,  в  котором  он
никогда не решился бы откровенничать  о  своем  снотворческом  даре  перед
третьими лицами. Не то придется объявить его подлинным психопатом. Наконец
Хабер нашелся: - Если бы не наблюдатель от всесильного ЗОБ-контроля  здесь
у нас в уголке, я бы рискнул предложить сейчас вам, Джордж, глоток  виски.
Но при ней опасаюсь превращать наш сеанс в попойку.
   - Вы не хотите узнать, о чем был сон?
   - Только если вы сами желаете этого, Джордж.
   - Я хоронил мертвецов. Сбрасывал в огромный ров... Служил в  похоронной
команде, когда мне стукнуло шестнадцать, а  родители  подцепили  заразу...
Правда, во сне все трупы были почему-то обнажены и выглядели как умершие с
голоду. Холмы, горы трупов. И я должен был  закопать  их  все.  Я  пытался
отыскать среди них вас, но вас там не было.
   - Естественно, не было, - чуть смущенно протянул  Хабер.  -  Мое  время
стать персонажем ваших сновидений пока еще не настало, Джордж...
   - А как же сон с Кеннеди? Или с Темени-Холлом?
   - Да, верно, - растерялся Хабер.  -  Пожалуй,  это  было  рановато  для
грамотной терапии... Стало быть, сегодняшний сон позаимствовал кое-что  из
вашей подлинной биографии...
   - Нет. Я никогда не служил могильщиком. И  никто  не  умирал  от  мора.
Никакого мора вовсе не было. Это все мои фантазии. Просто дурной сон.
   Разрази  гром  этого  маленького  тупого  ублюдка!  Он  выходит  из-под
контроля. Укоризненно качая головой, Хабер хранил безразличное молчание  -
теперь только держись, чуть что, и инспектор заподозрит неладное.  Пациент
тем временем продолжал:
   - Вы говорили, доктор, что помните Великий Мор, но  не  помните  ли  вы
также и то, что никакого мора и в помине не было? Что от вирулентного рака
никто и никогда не умирал? Что планета  перенаселена,  а  люди  продолжают
размножаться, точно кролики? Нет? Вы такого не помните, док?  А  вы,  мисс
Лелаш, вам не кажется, что справедливы обе системы воспоминаний?
   Тут уже Хабер принужден был вмешаться:
   - Простите меня, Джордж, но я категорически  против.  Не  втягивайте  в
наши  взаимоотношения  мисс  Лелаш.  Она  для  этого  должным  образом  не
подготовлена. И ее  мнение  было  бы  здесь  абсолютно  неуместно.  У  нас
психотерапевтический сеанс, а не заседание Конгресса, и  пришла  она  сюда
для наблюдения за Аугментором - ничего кроме этого. Я вынужден  настаивать
на этом. Точка.
   Орр сидел совершенно белый, лицо, болезненно обострилось. Сидел,  молча
глазея на Хабера.
   - Боюсь, у нас проблема, - продолжил Хабер после паузы, - и я вижу лишь
один-единственный способ разобраться с ней.  Разрубить  гордиев  узел.  Не
обижайтесь, мисс Лелаш, но, как вы уже могли понять, проблема  заключается
именно в вас. Мы дошли до той стадии, когда беседа не  может  продолжаться
при постороннем, пусть даже безгласном свидетеле.  Нам  придется  прервать
сеанс, перенести его окончание. Продолжим завтра в четыре, о'кей, Джордж?
   Орр поднялся, но не тронулся с места.
   - А вам не приходило в голову, доктор Хабер, -  произнес  он  спокойным
тоном, почти не заикаясь, - что могут... могут  быть  и  другие,  подобные
мне? И реальность, подобно мокрому плотику, выскальзывает из-под наших ног
ежечасно, ежеминутно, обновляясь постоянно и непрерывно - только мы  всего
этого не знаем и не замечаем. Замечает лишь тот, кто  видит  сон,  да  еще
тот, кто заранее знает сон. И если это действительно так, то наше счастье,
что мы ничего не помним. Иначе какие могли бы возникнуть затруднения!
   Мягко  подталкивая  и  тихонько  увещевая  напоследок,  Хабер  поспешил
выпроводить Орра за дверь.
   - Вам посчастливилось увидеть провальный сеанс, такое у нас  величайшая
редкость, - обратился Хабер к мисс Лелаш, прикрыв плотно дверь.  Он  потер
лоб и подпустил выражению своего лица толику задумчивой  озабоченности.  -
Фу-у-у! Ну и  денек  мне  сегодня  выпал,  и  как  нарочно  в  присутствии
контролера!
   - То, что я видела, показалось мне весьма любопытным, - светским  тоном
отозвалась дама, легонько брякнув браслетами.
   - Не подумайте лишнего, мой пациент  далеко  не  безнадежен,  -  сказал
Хабер. - Сеанс вроде сегодняшнего  и  на  меня,  будь  я  не  подготовлен,
произвел бы весьма обескураживающее впечатление. Но у Орра  есть  шанс,  и
неплохой шанс, избавиться от наваждений, от страхов  перед  сном.  Беда  в
том, что случай весьма запущенный. Дураком пациента, пожалуй, не назовешь,
но ум тоже подводит его, постоянно сплетая новые тенета  для  собственного
сознания... Эх,  попался  бы  он  мне  лет  эдак  с  десяток  тому  назад,
семнадцатилетним - правда, тогда и Возрождение едва начиналось. Ну хотя бы
с год назад, прежде  чем  он  начал  деформировать  свои  представления  о
реальности лекарствами, глушить себя наркотиками.  Но  и  сегодня  еще  не
поздно, к тому же пациент весьма  дисциплинированный,  старается  вовсю  -
рано или поздно мы вернем его к реальности.
   - Но вы ведь говорили прежде, что он вовсе не психопат! - заметила мисс
Лелаш с легкой тенью подозрительности.
   - Верно. Я называл пациента невротиком. Однако если уж он свихнется, то
свихнется окончательно и бесповоротно. Возможно, он уже и сейчас на  грани
кататонической шизофрении. Ведь  невротик  склонен  к  психозу  ничуть  не
менее, чем нормальный.
   Хабер больше не мог говорить - в горле пересохло окончательно, и  фразы
шершавыми  обрывками  лжи  царапали  язык,  словно  после   долгих   часов
бессодержательного  словоизвержения  и  бессмысленных  препирательств.   К
счастью, гостье хватило и этого - звякнув, брякнув и клацнув, она потрясла
руку доктора и откланялась.
   Проводив гостью до двери, Хабер первым  делом  бросился  к  скрытому  в
стене возле кушетки магнитофону, на который  записывал  все  свои  сеансы.
Бесшумная   звукозаписывающая   техника   была   специальной   привилегией
психотерапевтов  и  разведслужб.  Он  тщательно  стер  запись   разговоров
последнего часа.
   Усевшись затем за свой письменный стол мореного дуба, Хабер  извлек  из
нижнего ящика стакан с бутылкой и плеснул себе  добрую  порцию  ароматного
бурбона. Бог мой! - час назад никакого бурбона здесь не было.  И  быть  не
могло! Урожая зерновых и так не хватало, чтобы прокормить семь  миллиардов
голодных ртов, где там еще переводить  его  на  спиртное.  Не  выпускалось
ничего кроме синтетического пива, ну и некоторого  количества  спирта  для
медиков. И у него в столе  полтора  часа  назад  стояла  колба  именно  со
смрадным ректификатом.
   Отхлебнув сразу добрую половину, Хабер перевел дух. И снова выглянул  в
окно. Затем встал и, подойдя  к  окну  вплотную,  устремил  взгляд  поверх
редких крыш среди сплошной  зелени.  Сто  тысяч  душ.  Вечер  уже  начинал
поднимать  над  рекой  пелену  тумана,  но  вершины  гор  стояли  все  еще
освещенные ярким солнцем, безразличные, как и прежде.
   - За лучший мир! - провозгласил он тост и, подняв свой бокал  навстречу
собственному творению, одним долгим глотком прикончил виски.



6

                   Остается только понять... что наш урок и  наша  цель  -
                лишь самое начало пути, и, не ожидая ни от кого даже  тени
                какой-либо помощи, следует прибегнуть  к  непостижимому  и
                невообразимому - к помощи самого  Времени.  Нам  предстоит
                усвоить, что извечное  бурление  рождений  и  смертей,  от
                которых никому никуда не деться, - дело наших  собственных
                рук,  результат   собственных   устремлений,   что   силы,
                соединяющие  миры  воедино,  -  плод  ошибок  Прошлого,  а
                неизменная печаль наша - не  что  иное,  как  вечный  глад
                неутолимых желаний, и что свет выгорающих  солнц  питается
                негасимыми страстями душ, уходящих в Ничто...
                                                Лафкадио Хирн. "С Востока"

   Апартаменты Орра - большая трехкомнатная квартира с глубокой  старинной
ванной на львиных лапах - располагались теперь  в  верхнем  этаже  ветхого
каркасного дома по Корбетт-авеню, немного выше  в  холмы,  чем  прежде,  в
самом обшарпанном районе Портленда, где возраст  подавляющего  большинства
жилых строений  превосходил  вековую  отметку.  Из  окон  гостиной  поверх
соседних крыш открывался прекрасный вид на реку с  величаво  проплывающими
по  водной  глади  кораблями,   с   беспорядочно   снующими   прогулочными
лодчонками, с редкими теперь вереницами плотов  с  верховьев  и  неизменно
мельтешащими в воздухе стаями  суматошных  голубей  и  крикливых  голодных
чаек.
   Джордж прекрасно помнил прежнее свое жилье - комнатушку 8,5 на 11 футов
со  встроенной  плитой,  надувным  матрацем  и  общей  душевой   в   конце
бесконечного  коридора  на  восемнадцатом   этаже   жалкого   корбеттского
кооператива, о строительстве которого в этой реальности никто  даже  и  не
помышлял.
   Покинув трамвай на Уайтэкер-стрит, вскарабкавшись затем на крутой  холм
и пересчитав напоследок широкие  ступени  мрачной  лестницы,  он  оказался
дома, где  с  ходу  отшвырнул  портфель  к  стене,  рухнул  на  кровать  и
разрыдался.  Джордж  изнемогал,  он  испытывал  мучительный   страх,   его
захлестывало  неодолимое  отчаяние.  "Надо  что-то  делать,  _так_  дальше
нельзя!" - повторял он, всхлипывая. Но что? Этого он никогда не знал.  Всю
свою жизнь он делал только то, что было ведено, и так, как  ведено,  -  не
задавая вопросов и без  излишнего  рвения.  И  никогда  не  тревожился  за
конечный результат. Но такая философия потерпела  нынче  крах,  кончилась,
испарилась, иссякла вместе с наркотиками на его фармакарте. Орр чувствовал
себя  потерянным,  заблудшим   в   промозглом   тумане.   Но   он   должен
_действовать_, просто обязан  что-то  предпринять.  Недопустимо  и  впредь
позволять Хаберу использовать себя как  безмозглое,  тупое  орудие.  Давно
пора взять судьбу в собственные руки.
   Глянув мельком  на  свои  мягкие  ненатруженные  ладони,  Джордж  снова
спрятал в них лицо, слезы струились сквозь пальцы. "О дьявол! О Господи! -
мучительно и горько всхлипывал он. - Что же я за человек так