ассчитаться с ними за помощь и бесценный  вклад  в  земную  науку.  И  на
совсем уж элементарный - зачем они вообще прилетели?  Казалось,  им  здесь
просто очень нравится. А уж вели себя пришельцы столь смиренно и  лояльно,
оказались такими трудолюбивыми и благонамеренными, что слухи о  "внеземной
пятой колонне" и  "вражеской  инфильтрации"  остались  уделом  лишь  самых
бесноватых  политиков,  представляющих   осколки   национал-радикалистских
группировок, да тех еще чудаков, которым довелось пообщаться  с  истинными
инопланетянами из _подлинных_ летающих тарелок.
   Похоже, единственным признаком, роднившим настоящее с  тем  сумасшедшим
первоапрельским денечком, оставался дым, постоянно курившийся  теперь  над
пробудившимся  Маунт-Худом.   Но   это   отнюдь   не   результат   шальной
бомбардировки, ведь в этой реальности никто  никаких  бомб  на  Орегон  не
сбрасывал. Просто очнулся от векового сна сам по себе, случаются же  такие
совпадения. Мохнатый  серо-багровый  плюмаж  тянулся  от  вершины  вулкана
далеко на север, а беззаботные общины "Зигзаг"  и  "Рододендрон"  постигла
печальная  судьба  Помпеи  и  Геркуланума.  И  когда  уже  совсем  недавно
по-соседству с крохотным древним кратером на территории парка  Маунт-Табор
вдруг вырвался мощный газовый гейзер, жителей одноименного  поселения  как
ветром сдуло - они эвакуировались в  самом  спешном  порядке  в  ближайшие
развивающиеся предместья Вест-Истмонт, Имение Каштановые Холмы  и  Участки
на Солнечных Склонах. Жить с видом на дымящийся на  горизонте  вулкан  еще
куда ни шло, с этим  они  как-то  свыклись,  но  когда  прямо  под  ногами
разверзается преисподняя и  оттуда  бьют  раскаленные  фонтаны  -  это  уж
чересчур.
   В переполненной забегаловке Орр взял порцию жареной рыбы с чипсами  под
африканским арахисовым соусом и, механически пережевывая безвкусный  ленч,
грустно  констатировал,  что  сегодня   Хитер   удалось   сравнять   счет,
поквитаться за срыв прошлой встречи у Дейва.
   Он не в  силах  был  постичь  свою  беду  до  конца,  признать  утрату,
воспринимая ее как бы сквозь флер своих снов. Можно  ли  потерять  любовь,
которая никогда и не рождалась?  Разглядывая  соседей  по  стойке,  Джордж
пытался обнаружить вкус хотя бы в еде, но напрасно - вкуса в еде не было и
людей вокруг не было тоже, одни лишь бледно-серые маски.
   Поток прохожих за стеклянными дверями забегаловки  вдруг  стал  гуще  -
народ спешил  по  набережной  во  дворец  спорта,  настоящий  портлендский
колизей, на ежедневное послеполуденное  представление.  Теперь  люди  куда
меньше времени проводили дома у телевизоров  -  Федплан  ограничил  работу
всех телеканалов двумя часами в сутки, и новым стилем жизни общества стала
соборность, людей объединил дух коллективизма.  Сегодня  четверг,  значит,
рукопашные схватки - самый захватывающий вид зрелища  после  ежесубботнего
футбола. В схватках прольется немало кровушки, но им все же не  сравниться
по драматизму с футбольным побоищем, когда опилки арены орошают алым сразу
сто сорок четыре атлета. Искусство отдельных бойцов  тоже  порой  достойно
всяческого восхищения, однако впечатлениям от схваток никогда не превзойти
подлинный  катарсис  массового  взаимоистребления   в   ходе   футбольного
сражения.
   "Наплевать, воевать", - сказал вдруг себе Джордж, подбирая  на  тарелке
последние   ломтики   размякшего   картофеля.   "Наплевать,   наплевать...
та-та-та-та воевать", - повторил он, выходя в  толпу.  Вроде  бы  какая-то
песня.  Что-то  очень   древнее.   Забытая   старая   песня.   "Наплевать,
наплевать..." Как же там дальше? Не ходите воевать? Как будто подходит.  А
дальше как? Вылетело начисто...
   В глубокой задумчивости Орр наткнулся на  спину  вдруг  остановившегося
прохожего. Впереди что-то стряслось - Орр прислушался. Ничего  необычного,
заурядный гражданский арест. Верзила  с  мятым  серым  лицом,  ухватив  за
грудки, не отпускал тунику невзрачного пухлого коротышки. Толпа в основном
обтекала парочку,  некоторые  останавливались  поглазеть,  но  большинство
спешили в колизей занять место поближе к арене.
   - Это гражданский арест, прошу не проходить мимо! - сверлящим фальцетом
возопил долговязый. - Этот человек,  Харви  Т.Гонно,  неизлечимо  болен  -
злокачественная опухоль брюшной полости, но скрывает свое  местопребывание
от властей и продолжает  сожительствовать  с  женой,  подвергая  ее  риску
забеременеть. Мое имя Эрнест Ринго  Марин,  личный  номер  2624287,  Южный
проезд Вест-Иствуда, Участки на Солнечных Склонах, Большой  Портленд.  Мне
срочно нужны десять свидетелей!
   Один  из  доброхотов  уже  помогал   удерживать   слабо   отбивающегося
уголовника, Эрнест Р.Марин тем временем пересчитывал очевидцев по головам.
Орру, мигом нырнувшему в толпу, удалось избежать  участия  в  малоприятной
процедуре эйтаназии, которую при помощи личного  инъекторного  оружия  мог
провести  любой,  дослужившийся  до  вручения  ему   "сертификата   личной
гражданской ответственности". Орр и сам носил подобный пистолет не  снимая
-  так  требовал  закон,  -  правда,  сейчас  разряженный.  Как  пациента,
проходящего психотерапевтические процедуры по линии колибла, его  временно
лишили права проводить эйтаназию  самостоятельно,  но  пистолет  оставили,
дабы временное поражение в правах не бросалось в глаза окружающим и Орр не
подвергался   этим   дополнительному   незаслуженному   унижению.   Легкое
помрачение  рассудка,  от  которого  он  теперь  лечится,  как   популярно
разъяснили ему  эскулапы,  никак  нельзя  смешивать  с  уголовщиной  вроде
инфекционных  или  генетических  заболеваний.   Поэтому   он   не   должен
чувствовать себя ущербным и представляющим  опасность  для  Рода  или  для
граждан второго класса, а  пистолет  его  доктор  Хабер  перезарядит,  как
только сочтет лечение благополучно завершенным.
   Опухоли, опухоли... Разве не было  Великого  Мора,  истребившего  всех,
предрасположенных к раку, включая новорожденных, и выработавшего иммунитет
у уцелевших? Был, но, похоже, в каком-то другом сновидении. Не в  этом.  В
этом  рак  прорывался  снова,  подобно  гейзерам   на   Маунт-Таборе   или
Маунт-Худе.
   Надоело. Вот оно, это позабытое слово. "Наплевать,  наплевать,  надоело
воевать..."
   Дошагав до линии фуникулера на углу Четвертого июля и Элдер, Орр  взмыл
над зеленью и серостью города к  башне  ЦИВЭЧ,  венчающей  Западные  холмы
вместо старого дворца Питток, украшавшего Вашингтон-парк прежде.
   Комплекс ЦИВЭЧ, доминирующий над городом, просматривался отовсюду -  из
центра, от реки, из туманных долин к западу,  с  далеких  лесистых  холмов
северного Форест-парка.  Надпись  над  внушительным  дорическим  портиком,
строгий антаблемент которого мог  облагородить  даже  самое  бессмысленное
изречение, гласила: "РАДИ ВСЕОБЩЕГО БЛАГА".
   Огромное  отделанное  черным  мрамором  фойе,  точная  копия   римского
Пантеона, встречало еще одной сентенцией,  бегущей  золотыми  литерами  по
фризу главного купола: "ЕДИНСТВЕННАЯ НАУКА. ДОСТОЙНАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, -  САМ
ЧЕЛОВЕК. А.ПОУП (1688-1744)".
   Орр слыхал, что здание превосходит габаритами Британский музей,  как  в
основании,  так  и  по  высоте.  Ввиду   близости   действующего   вулкана
возводилось оно с солидным запасом сейсмостойкости. Против бомб,  впрочем,
вряд ли ему устоять, но ведь бомбить в этом мире  некому,  да  и  незачем.
Собственно, и бомб-то на Земле уже  не  оставалось.  После  приснопамятных
битв в _прилунном_ пространстве остатки ядерных арсеналов перебазировали к
поясу  астероидов  и   взорвали   в   серии   любопытных   астрофизических
экспериментов. Так что зданию не угрожало ничто, и ему  суждено  простоять
здесь века, пока на Земле вообще останется хоть что-нибудь. Впрочем,  если
Маунт-Худ не возьмется за дело всерьез. Или Орру не привидится дурной сон.
   Ступив на бегущую  дорожку,  Джордж  оказался  в  западном  крыле,  где
перебрался на спиральный эскалатор и вскоре уже вознесся на самый верх.
   Доктор Хабер сохранил у себя в офисе кушетку - своего рода  напоминание
самому себе о временах, когда он имел дело лишь с отдельными пациентами  и
не вершил судьбами миллионов, эдакая показуха, смирение паче  гордыни.  Но
чтобы  добраться  теперь  до  этой  самой  кушетки,   шагать   приходилось
достаточно долго - апартаменты доктора о семи  комнатах  занимали  минимум
пол-акра  [акр  -  единица  площади,  примерно  0,4047  га].   Подойдя   к
киберсекретарю в дверях  приемной,  Орр  назвался,  затем  поприветствовал
неизменную мисс Крауч, подкармливающую в следующей комнате свой  компьютер
свеженькими данными, миновал помещение для официальных приемов - настоящий
тронный зал без трона, где директор чествовал послов иностранных держав  и
нобелевских лауреатов, -  и  добрался  наконец  до  скромного  кабинета  с
кушеткой и окном во всю стену. Скромного по размерам,  не  по  антуражу  -
противоположная  стена  кабинета,   забранная   подвижными   панелями   из
уникальных древесных пород, скрывала современнейшую и не менее  уникальную
исследовательскую  аппаратуру.  Сейчас,  впрочем,   не   скрывала,   Хабер
наполовину погрузился в чрево Аугментора, своего излюбленного детища.
   - Хелло, Джордж, - приветливо прогудел доктор, не оглядываясь.  -  Одну
секунду. Вот только вставлю нашему бэби в ротик новую пустышку,  и  все...
Думаю, сегодня мы сможем обойтись без гипноза. Присаживайтесь,  я  сейчас,
осталось  разок-другой  тронуть  паяльником...  А  пока  слушайте.  Вы  не
запамятовали еще всю ту пачку тестов, что заполняли, когда впервые явились
в медхран? Личностные наклонности, "ай-кью", Роршах и так  далее,  и  тому
подобное. Затем я подбросил вам "Раскрути  торнадо"  и  несколько  искусно
смоделированных конфликтных ситуаций, где-то  в  районе  третьего  сеанса.
Припоминаете? Еще сомневались, как  со  всем  этим  управитесь.  -  Серое,
обрамленное  со  всех  сторон  черными  курчавыми  волосами  лицо  доктора
вынырнуло на миг из-под полуоткинутого кожуха,  глаза  тускло  блеснули  в
свете окна.
   - Как будто да, - ответил Орр, хотя на самом деле давно выкинул все это
из головы.
   - Пришла пора вам узнать, что в рамках применимости стандартных  тестов
- а я, невзирая на повсеместную распространенность и  доступность,  считаю
их чрезвычайно тонким и весьма, подчеркиваю,  весьма  точным  инструментом
психоанализа, - так вот, пора вам знать, что согласно всем этим тестам  вы
здоровы  до  неприличия,  просто  аномально  нормальны.   Естественно,   я
пользуюсь словами "здоровы" и  "нормальны",  которые  лишены  объективного
смысла, с некоторой натяжкой. Если же перейти к  терминам  количественным,
то вы, Джордж - воплощенная медиана,  серединка  на  половинку.  По  шкале
"экстравертность-интровертность", например, у  вас  49,1.  То  есть  всего
девять десятых балла в сторону интровертности. Само по  себе  это  бы  еще
куда ни шло, но ведь точно та же картина и со всеми прочими параметрами. А
это уже явный перебор.
   Если все ваши результаты совместить в один, мысленно перевести на  один
график, общая точка угодит аккурат в полтинник. К примеру, результат теста
на лидерские качества, точно не помню, но готов биться об  заклад,  где-то
возле  сорока  восьми   и   восьми   десятых.   Ни   пастырь,   ни   овца.
"Зависимость-независимость" -  то  же  самое.  Созидательно-разрушительные
тенденции по шкале Рамиреса - тот  же  результат.  Ни  то  ни  се,  короче
говоря. Там, где анализ идет по паре полярных  признаков,  вы  в  точности
между, где по одной координате - в самой что ни  на  есть  средней  точке.
Решительно все результаты тестов вы, грубо говоря, сводите на нет, так что
и измерять, собственно, нечего.
   Доктор Вальтерс  из  медхрана,  трактующий  ваши  результаты  несколько
иначе, чем я, считает, что дефицит показателей по социальным шкалам  можно
объяснить вашей феноменальной  социоадаптивностью,  а  то,  что  я  скорее
назвал бы самопогашением, именует специальной точкой баланса,  или  точкой
внутренней гармонизации. Но,  как  вы  сами,  пожалуй,  заметили,  старина
Вальтерс - фанатичный фрейдист,  так  и  не  вырос  из  коротких  штанишек
мистицизма семидесятых, но мыслит, правда, порой весьма толково... Так или
иначе, вы то, что вы есть - человек из абсолютной серединки... Ага, сейчас
уже перейдем к делу, осталось всего ничего -  присобачить  одну  маленькую
куздру к другой бокре побольше, и можно начинать... А, черт! - Подпрыгнув,
Хабер стукнулся головой о крышку Аугментора и, оставив  кожух  нараспашку,
отодвинулся от аппарата. - Вы эксцентричная личность, Джордж,  и  самое  в
вас эксцентрическое, что вы буквально центр во плоти. -  Вновь  нырнув  за
кожух, он грохнул над собственной шуткой.  -  Поэтому  сегодня  мы  сменим
тактику.  Не  будет  никакого  гипноза  и  никаких  снов.  Вам   предстоит
пообщаться с Аугментором в бодрствующем состоянии.
   У Орра отчего-то защемило сердце.
   - Зачем? - поинтересовался он.
   - В принципе, чтобы получить запись нормальных  дневных  ритмов  вашего
мозга в процессе аугментирования. Мы уже  проделывали  нечто  подобное  на
одном из самых первых наших сеансов, но возможности Аугментора тогда  были
куда как скромнее, а сегодня  с  его  помощью  я  надеюсь  получить  более
определенные характеристики отдельных участков вашего мозга. В особенности
интересует меня неуловимо-кумулятивный эффект гиппокампа. Затем  я  сравню
результаты с узорами сон-фазы, вашей и других испытуемых,  из  контрольной
группы. Я хочу разобраться, Джордж, что  там  у  вас  внутри  тикает,  где
пружинка, заставляющая ваши сны _действовать_.
   - Зачем? - настырно повторил Орр.
   - Зачем? - удивился Хабер. - Затем же, для чего вы здесь, собственно, и
оказались.
   - Меня прислали сюда, чтобы вылечить. Научить спать нормально.
   - Ну, если бы это было так же просто,  как  дважды  два,  вас  ведь  не
направили бы ко мне в ЦИВЭЧ, не так ли?
   Орр спрятал лицо в ладони и промолчал.
   - Я ведь не смогу помочь вам, Джордж, пока  сам  не  разберусь,  что  к
чему.
   - А когда разберетесь, _поможете_?
   Прищелкнув каблуками, Хабер выпрямился.
   - Почему вы так страшитесь самого себя, Джордж?
   - Не себя, - ответил Орр.  Ладони  у  него  покрылись  испариной.  -  Я
боюсь... - Он не осмеливался выдавить вертевшееся на языке местоимение.
   - Изменя-ять поря-ядок веще-ей, - подсобил Хабер, на учительский  манер
растягивая ударные гласные. - Да, знаю, мы с вами уже проходили это. И  не
раз.  Но  почему,  Джордж?  Почему?  Спросите-ка  сами  себя!  Что  такого
страшного в изменении порядка вещей? Уж не ваше ли самопогашение, не  ваша
ли _концентричность_ заставляют вас относиться к делу с подобной  опаской,
желал бы я знать. Я же, наоборот, стремлюсь  извлечь  вас  из  собственной
раковины и дать возможность взглянуть на себя со стороны,  беспристрастно.
Тогда вы убедитесь, что это всего лишь  страх  _потерять  равновесие_.  Но
метаморфозам вовсе нет нужды выводить вас из равновесия,  жизнь  изменчива
сама по себе, она ведь не статичный объект.  Процесс!  Ничего  застывшего.
Рассудком вы понимаете это, а  на  уровне  эмоций  принять  отказываетесь.
Ничто не остается без перемен от  мгновения  к  мгновению,  все  течет,  и
нельзя  войти  в  одну  реку  дважды.  Жизнь,  эволюция,  Вселенная  с  ее
пространственно-временными континуумами, материя плюс энергия, само  Бытие
- все постоянно обновляется.
   - Это лишь один аспект, - возразил Орр. - Другой же - неизменность.
   - Если вещи перестанут меняться,  наступит  победа  энтропии,  тепловая
смерть  Вселенной.  Чем  больше   движения,   пересечений,   столкновений,
трансформаций, чем меньше статики - тем больше жизни. Я обеими  руками  за
жизнь, Джордж. Жизнь - это гигантская рулетка, рискованная азартная  игра,
игра против Хаоса, против любой энтропии. Вы просто не можете  обезопасить
себя от этой игры, не  существует  такого  понятия,  как  безопасность  от
жизни.  Высуньте  же  голову  из-под  панциря,  Джордж,  живите  _полной_,
настоящей жизнью! Не знаю, как и когда, но вы неизбежно и сами пришли бы к
тем же выводам. Пуще всего сейчас вы боитесь осознать, боитесь признать  и
принять, что мы вместе с вами, Джордж, вы и я,  вовлечены  в  грандиозный,
космический эксперимент. Что мы буквально на грани открытия и подчинения -
ради блага всего человечества - неведомой новой энергии, совершенно  новой
области борьбы с безжалостной энтропией, подлинной жизненной силы, могучей
воли действовать, вершить, творить!
   - Все это так, доктор. Однако есть еще и...
   - Что есть еще, Джордж? - Голос доктора снова  исполнился  бесконечного
отеческого участия и терпения. Чтобы продолжать, Орру  пришлось  совершить
над собой усилие - он понял уже, что разговоры ни к чему не приведут.
   - Мы же находимся в  мире,  доктор,  а  не  где-то  еще,  через  дорогу
напротив. И не выйдет отстраниться  от  него,  чтобы  управлять  откуда-то
извне. Ни черта не получится, это идет вразрез с самой жизнью.  Существует
_Путь_, и ему приходится следовать. Существует мир, и  он  не  зависит  от
наших о нем представлений. И вы обязаны быть в нем. И вы обязаны позволить
быть также и ему.
   Хабер зашагал по комнате кругами, приостанавливаясь  всякий  раз  подле
обрамленного оконной фрамугой пейзажа  с  видом  на  конус  Святой  Елены,
необезображенный в отличие  от  Маунт-Худа  дымовой  гримасой  извержения.
Затем, не замедляя шага, задумчиво покивал.
   - Понимаю, - сказал он на очередном витке. - Полностью вас понимаю.  Но
позвольте, Джордж, привести только один умозрительный пример  -  возможно,
тогда станет яснее и моя позиция. Представьте себя в девственных джунглях,
где-нибудь на Мато Гроссо, например. Вы  бредете  в  одиночестве  звериной
тропой и вдруг натыкаетесь на очаровательную туземку, умирающую  от  укуса
гремучей змеи. А в ранце у вас сыворотка, много сыворотки,  хватит,  чтобы
исцелить хоть  тысячу  ужаленных.  Скажите,  Джордж,  честно  -  разве  вы
пройдете мимо, чтобы все шло своим чередом? Позволите  туземке,  выражаясь
по-вашему, "быть", то есть оставите на съедение муравьям?
   - Ну, это в зависимости... - нерешительно протянул Орр.
   - В зависимости от _чего_?
   - Ну... даже не знаю. Если верить в реинкарнацию в исконном ее  смысле,
то такая помощь, сохранив жертве жизнь посреди окружающей мерзости,  может
лишить ее лучшей доли в ином воплощении и на поверку  обернется  медвежьей
услугой. А возможно, исцелившись, наша красотка пойдет да  запросто  вдруг
зарежет шесть безобидных старушек из  своего  же  племени.  Знаю-знаю,  вы
обязательно вкололи бы ей сыворотку, уже из одного сострадания. И  все  же
никому не дано предугадать, добрый ли совершает он поступок или злой, либо
добрый и злой одновременно...
   - Браво! Бурные аплодисменты! Мы понимаем, как действует сыворотка,  но
не ведаем, что творим с  нею  сами  -  продано!  Покупается  именно  такая
формулировка. Ну и что же проистекает отсюда, какая,  к  чертям  собачьим,
разница?  Охотно  допускаю,  что  в  девяти  случаях  из  десяти  я   даже
представления не имею, как именно действует  эта  ваша  причуда,  что  там
вытворяет этот ваш таракан в голове, разбираюсь, если  честно,  не  больше
вашего, то есть точно как свинья в апельсинах, но ведь все же мы  _делаем_
что-то, только так, методом тыка, и продвигаемся. Или, может, тоже нельзя,
не одобрямс? - Переполнявшее Хабера веселье  вылилось  в  приступ  хохота,
такого задорного и заразительного, что Орр поймал себя на невольной слабой
улыбке.
   Однако,  пока  доктор  прилаживал  и  подгонял  электроды,  Орр  сделал
последнюю попытку до него достучаться:
   - По пути сюда мне  довелось  стать  очевидцем  гражданского  ареста  с
последующей эйтаназией.
   - За что? - сразу посерьезнел Хабер.
   - Как обычно, евгеника. Наследственный рак.
   Хабер хмуро кивнул:
   - Неудивительно теперь, Джордж, что вы так  приуны