ли.  Вы  все  еще  не
осознали  до  конца  необходимость  контролируемого   разумными   законами
социального насилия во имя общественного же блага. Не лежит у вас  душа  к
грубым методам, и это вполне понятно. Но мир, окружающий нас с вами, - это
грубый мир. Реальный мир, Джордж! Жизнь, как я уже имел честь докладывать,
абсолютно безопасной быть просто не может. Из года в  год  она  становится
все жестче, все грубей. Но будущее за все нас оправдает. Здоровый генофонд
куда важнее страданий отдельной личности. Не место в обществе  неизлечимым
вырожденцам,  неспособным  к  нормальному   воспроизводству   и   плодящим
генетических уродцев, у социума на бесполезное сострадание попросту нет ни
сил, ни времени.
   Защищая окружающую действительность, Хабер в своем пафосе  поднялся  до
такого накала, что Орр невольно засомневался, уж не  достиг  ли  доктор  в
_миротворчестве_ желанной конечной цели.
   - А сейчас я хочу, чтобы вы уселись прямо и не расслаблялись, Джордж, -
сменил пластинку доктор, - иначе заснете просто в силу привычки. Вот  так,
отлично! Придется чуток поскучать. Глаза не  закрывайте,  думайте,  о  чем
заблагорассудится, а я тем временем соберу разбросанные игрушки и  подотру
нашему бэби попочку. Начинаем, поехали. - Хабер утопил пусковую клавишу на
пульте Аугментора, в изголовье кушетки.
   Инопланетянин, проходящий по бульвару, в толчее вновь  легонько  пихнул
Орра в бок и немедленно поднял в извинительном жесте  свой  левый  локоть,
Джордж в ответ пробормотал на ходу извинение. Но существо заступило  путь.
Орр застыл, изумленный - бесстрастие  зеленоватой  бронированной  громады,
возникшей перед ним, впечатляло. И даже гротескное  сходство  пришельца  с
гигантской морской черепахой забавным отнюдь не казалось - как и  извечный
обитатель  Галапагосов,  существо  обладало  некоей  экзотической  магией,
странноватой  красотой,  своеобразным  причудливым  совершенством,  никому
более в подлунном мире не присущими.
   Из-под левого локтя прошелестел безжизненный механический голос:
   - Йор Йор...
   Далеко не сразу, лишь  с  трудом  разобрав  в  этих  звуках  чудовищную
фонетику собственного имени, Джордж откликнулся:
   - Да, меня зовут Орр, это именно я.
   - Пожалуйста простить предумышленное  вмешательство  вы  есть  личность
способный _йах'хлу_ замечаться раньше. Источник все эти неприятности  есть
твоя самость.
   - Я не... Вы думаете, что я...
   - Мы также быть очень  встревоженный.  Концепции  нарушаться  в  туман.
Различение затруднять. Вулканы огнедышать. Предложение помощь отвергаться.
Змеиный сыворотка не хватать для каждый. Прежде следовать ведущие неверное
направление указания дополнительные силы должны быть  сложенные  следующий
образ - _вэй'р'перенну_!
   -  Вэй'р'перенну,  -  машинально  повторил  Орр,   мучительно   пытаясь
сообразить, о чем же толкует пришелец.
   - Если желательно. Слово есть серебро, молчание  есть  золото.  Самость
есть  космос.  Пожалуйста  опять  простить  предумышленное   вмешательство
пересекаться в туман. - Пришелец, лишенный даже какого-то подобия шеи  или
талии,  сумел,  однако,  создать  впечатление  вежливого  поклона  и  стал
удаляться, возвышаясь над сероликой толпой безучастных прохожих.
   Орр таращился вслед, пока не услышал оклик Хабера:
   - Джордж! Джо-о-ордж!
   - А? Что? - Хлопая ресницами, Орр удивленно озирался по сторонам.
   - Что за чертовщина с вами творится? Что вы такое там делали?
   - Ничего, - ответил Орр. Он по-прежнему сидел  на  кушетке  с  головой,
утыканной электродами.
   Выключив Аугментор, Хабер обошел кушетку и заглянул Орру в глаза. Затем
снова покосился на экран. Распахнул кожух и проверил самописцы.
   -  Решил  было,  что  неверно  истолковал   картинку   на   экране,   -
прокомментировал  Хабер  свои  действия  и  нервно  хохотнул.  -  Какая-то
чертовщина у вас в коре,  Джордж,  а  я  коры  сегодня  даже  не  касался,
настроил Аугментор на легкую стимуляцию варолиева моста...  Что  за  черт!
Тут добрых полтораста милливольт! - Он  резко  обернулся.  -  Ну-ка,  живо
вспоминайте, о чем думали!
   Странное  нежелание  отвечать,   смешанное   с   ощущением   близящейся
опасности, посетило вдруг Орра.
   - Я подумал... мне вспоминались пришельцы.
   - Альдебаранцы? Ну и?..
   - Просто вспомнил одного, с которым столкнулся по пути сюда.
   - И это восстановило,  сознательно  или  бессознательно,  ту  печальную
уличную сценку с эйтаназией? Верно? Пожалуй, только  так  можно  объяснить
весь этот необычный концерт, который ваши эмоциональные центры закатили, а
Аугментор выделил и усилил.  Но  вы  же  должны  были  почувствовать...  А
что-нибудь совсем необычное в голову разве не пришло?
   - Нет, - совершенно искренне ответил Орр. Ведь существо  не  вызвало  в
нем никаких необычных _ощущений_.
   - Ладно. На тот случай, если вас всполошила такая моя реакция,  поясняю
- несколько сот раз я испытывал Аугментор на самом себе и  еще  на  сорока
пяти добровольцах. И абсолютно уверен, что он не причинит вам ни малейшего
вреда. Просто последняя запись для взрослого весьма необычна, и захотелось
проверить, не ощутили ли вы и сами в этот момент что-либо необычное.
   Доктор скорее успокаивал самого себя, а не Орра. Впрочем,  особой  роли
это не играло - пациент в увещеваниях на сей раз не нуждался.
   - Ну что ж, продолжим с места, где прервались, - объявил  Хабер,  снова
запуская энцефалограф вкупе с Аугментором.
   Стиснув зубы, Орр приготовился встретить лицом к лицу Хаос и Мглу.
   Но  ничего  такого  не  случилось,  никаких  переносов  во  времени   и
пространстве,  даже  беседа  с   черепахоподобным   гигантом   и   та   не
возобновилась. Орр по-прежнему сидел себе посиживал  на  кушетке,  любуясь
далеким дымчато-голубым конусом Святой Елены за окном. Украдкой, аки  тать
в нощи, душу посетило, постепенно заполонив всю  ее,  странное  чувство  -
порядка, единения с окружающим миром, уверенности,  что  все  идет  как  и
положено, а сам он словно в некоем центре и чуть ли не пуп Вселенной.
   "Самость есть космос", - всплыло в  памяти  недавно  услышанное.  Страх
одиночества, боязнь безвозвратно кануть как рукой сняло. Орр возвращался к
живительным истокам. Он испытывал покой и уверенность - как за себя, так и
за все прочее в мире. Не тот восторженный мистический покой, что  посещает
блаженных, а нормальное, здоровое хладнокровие. Это был  тот  самый  путь,
следовать которому он обычно и стремился в жизни, сбиваясь с него  лишь  в
самые  кризисные  моменты.  Это  были   безмятежность   детства,   упоение
сокровенных мгновений отрочества и юности - самые естественные из способов
бытия. За последние годы  Орр  подрастерял  все  это,  незаметно  и  почти
бесследно, лишь изредка осознавая с горечью, что именно он теряет.  Что-то
такое стряслось с ним четыре года назад, и тоже в  апреле,  что-то  лишило
его  равновесия,  напрочь  выбило  из  седла.  Груды  проглоченных   Орром
наркотических снадобий, эти сны - источник вечного  страха,  беспросветная
каша в памяти, блуждание в различных ее вариантах и  неизменное  ухудшение
текстуры бытия после любой попытки Хабера его усовершенствовать - все  это
вынуждало прокладывать для себя новый курс сквозь туман. А сейчас,  вдруг,
ни с того ни с сего, он вернулся к самым своим истокам.
   Но Джордж твердо знал, что собственных его заслуг в этом нет.
   - Неужто Аугментор? - удивился он вслух.
   - Что именно,  Джордж?  -  отозвался  Хабер,  наклоняясь  над  машинным
чревом, чтобы смерить взглядом экран.
   - Э-э... даже и не знаю.
   - Повторяю, Аугментор ничего такого с  вашим  мозгом  не  вытворяет,  -
ревниво заметил доктор. Когда он с головой  погружался  в  анализ  научных
гитик, пытаясь вычленить из  экранного  мельтешения  некий  тайный  смысл,
маска вечной улыбчивости спадала, он начинал раздражаться. - Просто  чуток
усиливает то,  что  мозг  делает  сам,  выборочно  подпитывает  активность
отдельных участков, а мозг ваш сей момент ничего такого и не делал...  Вот
так!
   Быстро что-то пометив для памяти в настольном календаре, Хабер  тут  же
вернулся к Аугментору и снова вперился в крохотный экран.  Одна  из  линий
потолще показалась подозрительной,  при  помощи  винтов  тонкой  настройки
доктор сумел расчленить ее на  три  отдельные.  Орр  не  вылезал  более  с
репликами, не мешал.
   - Теперь зажмурьтесь покрепче! - скомандовал Хабер. - Не открывая глаз,
переведите взгляд вверх. Хорошо! Постарайтесь  внутренним  взором  увидеть
что-нибудь яркое - сияющий оранжевый кубик, к примеру. Отлично!..
   Когда Хабер выключил  наконец  аппаратуру  и  стал  снимать  электроды,
хрустальная ясность и приподнятость Орра не оставили,  как  обычно  бывает
после алкогольного  или  наркотического  кайфа.  Без  всяких  колебаний  и
робости он вдруг спокойно и отчетливо объявил:
   - Доктор Хабер,  я  больше  не  могу  позволить  вам  использовать  мои
эффективные сны.
   - Э-э?.. - Внимание доктора по-прежнему было приковано к мозгу Орра,  а
не к обладателю оного.
   - Я больше не могу позволить использовать мои сны.
   - Использовать?
   - Использовать. Сновидения.
   - Ага, вот, стало быть, как вы называете это, - ответил Хабер.  Он  уже
выпрямился  во  весь  свой  башенный  рост  и  тяжко  нависал  над  Орром,
по-прежнему сидящим на кушетке. Серый, огромный, широченный,  пышнобородый
ревнивый идол. - Сожалею, Джордж, но вынужден констатировать: вы не в  том
положении, чтобы выступать с подобными заявлениями.
   Незримые безымянные  боги  Орра  столь  же  завистливы  не  были  и  не
требовали более от него ни поклонения, ни послушания.
   - Тем не менее я говорю вам это, - мягко сказал Орр.
   Хабер смерил пациента взглядом с головы до ног и обратно, всмотрелся и,
похоже, наконец что-то такое  узрел.  Он  походил  на  человека,  который,
отдернув невесомый воздушный тюль, обнаруживает  вдруг  грубую  монолитную
стену. Доктор пересек комнату, уселся за стол. В свою очередь Орр поднялся
и томно потянулся.
   Хабер нервно почесывал бороду серыми пальцами-сардельками.
   - Я нахожусь сейчас буквально на пороге грандиозного научного открытия,
подлинного прорыва в неведомое, - пророкотал он. -  Используя  в  качестве
образца ритмы,  вырабатываемые  вашим  мозгом  в  ходе  рутинных  процедур
аугментирования,   я   программирую   свой   прибор   на   воспроизводство
энцефалограмм эффективного сновидения. Собираюсь окрестить такое состояние
сдвиг-фазой. Когда получу удовлетворительный результат, начну  накладывать
выработанную запись на ритмы быстрых снов другого мозга  в  надежде  после
соответствующей подгонки  вызвать  тот  же  эффект.  Вы  способны  понять,
Джордж, что означает это? Я смогу погружать  в  сдвиг-фазу  любой  должным
образом подготовленный мозг так же легко, как нейропсихолог,  использующий
метод мозговой  стимуляции,  ввергает  в  ярость  кота  или  утихомиривает
разбушевавшегося психопата, даже легче, куда  легче  -  ведь  при  обычной
стимуляции  приходится  вживлять  электроды  или  применять  долгоиграющие
химические препараты. От желанной цели меня сейчас отделяют считанные дни,
возможно, даже часы.
   Как только я получу желанный результат, вы свободны. Вы тогда ни к чему
мне, Джордж. Ненавижу работать, подавляя чью-либо волю, да и  успеха  куда
легче  добиться,  имея  дело  с  подобающим   образом   подготовленным   и
дисциплинированным  субъектом.  Но  пока  мне   без   вас   не   обойтись.
Исследование должно быть завершено. Оно, возможно,  самое  важное  за  всю
историю человеческого познания. Я вынужден удерживать вас, Джордж, если же
вашего  чувства  долга  передо  мной,  перед   познанием,   перед   благом
цивилизации окажется недостаточно, прибегну и к  определенному  насилию  -
ради высшей цели и высшего блага. Если  понадобится,  я  даже  затребую  в
медхране ордер на принудительное наркологическое лече... на принуждение  к
личному  благополучию.  Коли  понадобится,  применю  и  подавляющие   волю
наркотики, как в случае с заурядным психом. Ведь ваш отказ сотрудничать  в
деле подобной важности иначе, нежели  психопатию,  просто  не  истолкуешь.
Однако нет нужды говорить, что мне неизмеримо легче  иметь  дело  с  вашей
добровольной помощью, с вашей свободной волей  и  не  прибегать  к  помощи
закона или химиотерапии. Вот и вся разница, Джордж.
   - Так уж и вся. Неужели? -  съехидничал  Орр  без  всякого  нажима  или
вызова.
   - Почему вы так взъерепенились вдруг,  Джордж?  Почему  именно  теперь,
черт побери, когда внесли такую большую лепту и  мы  практически  у  самой
цели?
   Идол на поверку оказывался весьма бранчливым божком. Но путь  осознания
вины и мук совести, путь упоения страданием пролегал мимо, не задевая Орра
за живое, - будь он человеком, неспособным пережить чувство  вины,  он  не
дотянул бы и до своих скромных лет.
   - Потому что чем дальше вы продвигаетесь, тем мир становится все хуже и
хуже. А сейчас, вместо того чтобы избавить меня от  эффективных  снов,  вы
уже готовитесь вызывать их у себя самого. Мне не нравится мысль заставлять
остатки мироздания жить моим сном,  но  возможность  оказаться  персонажем
вашего я не приемлю просто органически.
   - Что значит "становится все хуже"?  Давайте  рассмотрим  это,  Джордж,
рассмотрим всерьез. - "Как мужчина с мужчиной, - мелькнуло у Орра.  -  Без
бабьих штучек.  Присядем,  мол,  и  все  обсудим..."  -  Давайте  подведем
предварительные итоги тех считанных недель, что мы вместе.  С  вавилонским
столпотворением покончено. Качество городской жизни  и  экобаланс  планеты
восстановлены. Рак  как  главная  причина  смертности  устранен.  -  Хабер
загибал одну за другой свои  серые  сардельки.  -  Ликвидирована  проблема
цвета кожи, вечный источник межрасовых конфликтов. Разобрались до конца  и
с войнами. Сведен на нет риск  биологического  вырождения  человека  путем
наследования гибельных мутаций. У нас и во всем мире покончено -  впрочем,
еще не вполне, но вскоре будет решительно и  бесповоротно  покончено  -  с
нищетой, с  материальным  неравенством,  с  классовой  борьбой.  Что  еще?
Душевные болезни как отклик на вывихи окружающей  действительности  -  это
еще займет какое-то время, но первые успешные шаги в этом направлении  уже
делаются. Под руководством ЦИВЭЧ мир ждет невиданный всплеск человеческого
здоровья, как  физического,  так  и  психического,  настоящий  расцвет,  а
постоянный подъем свободы здорового самовыражения  личности  станет  делом
поистине повседневным. И вот это будет уже подлинный  прогресс!  Прогресс,
Джордж. Мы  с  вами  за  шесть  недель  продвинули  человечество  по  пути
прогресса больше, чем оно само прошагало за шесть сотен тысячелетий!
   Орр чувствовал, что аргументы эти шатки, что не  в  пример  пифагоровым
штанам изобилуют прорехами, что их можно и нужно парировать.  И  попытался
принять бой:
   - Но куда же тогда подевалось демократическое устройство общества? Люди
утратили право выбирать и решать что-либо за самих себя. Почему все вокруг
так  омерзительно,  почему  на  улице  не  увидишь  улыбки?  С   человеком
невозможно поговорить приватно, я не говорю уже по душам, до  души  просто
не достучишься, и чем собеседник моложе,  тем  глуше  в  нем  переборки  и
больше эгоизма.  Это  все  результат  одной  из  затей  вашего  всемирного
правительства - отнимать детей у родителей, ссылая их в педцентры...
   - Чья бы корова мычала, Джордж! - рассвирепел Хабер. - Педцентры -  это
ваша личная выдумка, отнюдь не моя! Как обычно, я лишь наметил  desiderata
своим внушением, так как, попытайся я подсказать  вам  способ  реализации,
схему  действия,  ваше  чертово  подсознание  обязательно   извратило   бы
результат до неузнаваемости. Вам незачем признаваться, что вы негодуете  и
противитесь всем моим замыслам принести пользу человечеству -  это  и  так
было очевидно с первого же сеанса.  При  любом  изменении,  к  которому  я
понуждал вас, при каждом совместном шаге  вы  отыскивали  глухие  окольные
тропы, калеча мои идеи в зародыше. В ответ на каждый  мой  шаг  вы  делали
свой - невесть куда, но чаще всего  назад.  А  собственные  ваши  затеи  -
вообще сплошной негатив! Без жесткого гипнотического контроля над вами мир
давно уже  обратился  бы  в  прах  и  подернулся  пеплом.  Вспомните,  что
натворили однажды вы сами, когда слиняли с этой вашей истеричкой...
   - Она мертва, - тихо вставил Орр.
   - Тем лучше. Эта  дамочка  оказывала  на  вас  дурное  влияние.  Лишала
чувства ответственности. А вы и так не слишком можете им  похвастать.  Вам
недостает социальной сознательности, Джордж, простого альтруизма, в  конце
концов.  В  нравственном  смысле  вы  медуза.  При  каждом  внушении   мне
приходится восполнять  в  вас  дефицит  этих  качеств.  И  всякий  раз  вы
упираетесь, отходите в сторону. Так и в случае с этими педцентрами. Я лишь
намекнул, что корень зла, причина всех невротических заболеваний кроется в
детстве индивида, в его семейном окружении, и что в  совершенном  обществе
такое положение может и должно быть выправлено. Ваш сон попросту подхватил
незрелую идею и, сдобрив ее безумными утопическим концепциями, а возможно,
и циничными антиутопическими, выдал на-гора  эти  дурацкие  педцентры  как
собственную интертрепацию - именно интертрепацию! И все же даже они  лучше
того, что было прежде, чье место заняли! Известно ли вам, что в мире почти
не осталось шизофрении, что она  стала  заболеванием  редчайшим?  -  Глаза
Хабера полыхали темным светом, губы судорожно подергивались.
   - Может, в чем-то и стало лучше, чем раньше, - скрепя сердце согласился
Орр, уже утративший всякую надежду взять верх в дискуссии. - Только  после
каждой вашей новой затеи все становится хуже и хуже. И я вовсе не  пытаюсь
вам перечить, ставить палки в  колеса,  это  именно  вы  своими  попытками
совершить невозможное порождаете противление в моем подсознании. Мой  дар,
он все-таки мой, принадлежит лишь мне, и я знаю, что говорю, ясно  осознаю
свою ответственность. И вот в  чем  она  -  пользоваться  им,  лишь  когда
_должно_, когда нет иного выхода, нет альтернативы. А теперь она _есть_. И
я вынужден остановиться.
   - Но мы  не  можем  прекратить,  мы  ведь  едва  начали!  Только-только
нащупываем контроль над этой вашей энергией. Я способен сделать это,  и  я
это сделаю. Никакие личные переживания и страхи не остановят меня на  пути
к общечеловеческому благу, которое может принести новое свойство сознания.
   Да он одержимый! Орр смотрел Хаберу прямо в глаза, но не находил в  них
никакого отклика. Хабер в упор ничего не видел и замечать ничего не желал.
На него опять накатило.
   -  Что  я  замыслил,  Джордж,  так  это   сделать   новую   способность
_воспроизводимой_, ни более ни  менее!  Тиражировать  на  манер  печатного
слова, как и подобает поступать со всеми  достижениями  науки  и  техники.
Если в другой лаборатории эксперимент или аппаратура  невоспроизводимы,  в
них нет никакого толка, ни на грош. Точно так же, пока сдвиг-фаза  заперта
в сознании отдельного индивида, пользы в ней, что  в  ключе  за  замкнутой
дверью,  не  больше.  Отдельная  бесплодная  мутация,   бесполезная   игра
прихотливых генов. Но я раздобуду ключ. И это станет  величайшей  вехой  в
человеческой эволюции, сопоставимой разве  что  с  зарождением  собственно
разумного сознания.  Любой,  заслуживающий  того,  сможет  воспользоваться
присущей покамест только вам  способностью.  Когда  подходящий  и  должным
образом  подготовленный  субъект  под  воздействием  Аугментора  войдет  в
сдвиг-фазу, контроль окажется полным, абсолютным. Ничто не будет  доверено
игре случая,  случайному  импульсу  подсознания,  прихоти  иррационального
нарциссизма. Тогда уж не останется места для  разности  потенциалов  между
вашим нигилизмом и моим стремлением  к  прогрессу,  вашей  подсознательной
нирваной и моим  сознательным  и  педантичным  переустройством  мира