так это то, что мы в ней, мы являемся частью жизни. Словно нитка в одежде,
словно былинка в поле. Есть жизнь, и в ней есть мы. И все, что  ни  делает
человек, - это лишь легкий ветерок по траве.
   Возникла непродолжительная пауза, и когда Хабер  сформулировал  наконец
свой  ответный  аргумент,  тон  его  несколько  переменился.   Сердечность
увещеваний уступила место прохладе, близкой к презрению:
   - Даже странно слышать такое, столь  пассивную  точку  зрения,  из  уст
человека,  выросшего  в  условиях   прагматичного   иудейско-христианского
Запада. Прямо-таки настоящий буддизм. Может,  вам  доводилось  штудировать
восточную эзотерику, Джордж? Или увлекаться  мистическими  учениями?  -  В
финальном вопросе, насквозь риторическом, звучал уже неприкрытый сарказм.
   - Нет. И ничего в них не смыслю. Зато знаю, что неразумно испытывать на
прочность порядок вещей,  насиловать  природу.  Не  поможет.  Человечество
совершает эту ошибку, все время одну и ту же, уже сотни лет. Вы  видели...
видели, что стряслось вчера?
   Непроницаемо темный взгляд в упор:
   - А что же такое стряслось вчера, Джордж?
   Нет выхода. Выхода нет.
   На сей раз, чтобы  снизить  у  пациента  сопротивление  гипнозу,  Хабер
избрал пентотал натрия. И снова Орр покорился,  вяло  наблюдая  за  иглой,
жалящей его в вену. А что оставалось? Какой выбор?  Выбирать  самому  Орру
никогда и ничего не доводилось. Разве что во сне?
   Хабер выскочил, чтобы  уладить  кой-какие  дела,  пока  не  подействует
препарат; обернувшись за четверть часа, он был оживлен и порывист:
   - Все в порядке? Ну что ж, приступим, Джордж!
   С мрачной ясностью Орр предвосхитил тему сегодняшнего сна  -  война.  О
ней кричали все газеты, и даже сопротивляющееся информации  сознание  Орра
полнилось этим - ширящимся конфликтом на Ближнем Востоке. Миротворец Хабер
хочет разделаться с войной. А заодно прекратить и  южноафриканскую  резню.
Он ведь само благородство и мечтает лишь о счастье  для  всех,  для  всего
человечества разом.
   Говорят, цель оправдывает средства. Но  ведь  этому  никогда  не  будет
конца. И все, что у нас есть,  -  это  одни  средства.  Орр  откинулся  на
кушетке и зажмурил глаза. Тяжелая ладонь привычно легла на горло.
   - Сейчас ты погрузишься в транс, Джордж, - бархатный голос Хабера, - ты
уже погру...
   темнота
   Во тьме.
   Еще не ночь, только поздние сумерки, на краю пшеничного  поля.  Впереди
роща, влажная и мрачная. Путь под ногами едва виден в последних  отблесках
гаснущего заката - давно заброшенный потрескавшийся хайвей. Впереди, футах
в  десяти,  смутное  белое  пятно  -  это  шествует   здоровенный   гусак.
Оборачиваясь порой, он грозно шипит.
   Белыми маргаритками вспыхивают на небе звезды.  Одна,  крупнее  прочих,
трепетно-яркая,  распускается  прямо  впереди,  над   темным   горизонтом.
Следующий взгляд - она все больше, все ярче.  Звезда  расти  не  может!  -
мысль. Светляк  в  небе,  раздуваясь  и  разгораясь,  наливается  зловещим
багрянцем. Звезда не может быть красной! - следующая мысль.  Уже  слезятся
глаза. Яркие зеленовато-голубые волоски молний жадно тянутся  к  звезде  с
разных сторон и гаснут, упираясь в невидимую сферу. Вот уже вокруг  звезды
разгорается  и  Пульсирует  огромное  кремовое  гало.  Молнии   продолжают
неустанно жалить. О Боже, только не это! - когда звезда вдруг  исчезает  в
слепящей ВСПЫШКЕ. Упасть плашмя, прикрыть затылок ладонями! Но отвернуться
нет сил, не отвести глаз от неба, исполосованного  смертоносными  блицами.
Чудовищное содрогание земной коры приводит в сознание.  О  Господи,  спаси
меня! - отчаянный вопль в полыхающие небеса... и пробуждение.
   Рывком усевшись на  кушетке,  Орр  спрятал  лицо  в  потных  трясущихся
ладонях.
   Тяжелая рука на плече:
   - Снова скверный сон? Черт, я думал, будет все же полегче! Ведь  внушал
вполне безобидный сценарий, на тему "миру - мир".
   - Так и вышло.
   - Тогда почему вы так взволнованы?
   - Я стал свидетелем жуткой схватки в космосе.
   - Свидетелем? А где же находились сами?
   - На Земле. - Орр вкратце изложил сновидение, опустив лишь  единственно
гусака. - Только вот не знаю, то ли они  сбили  одного  из  наших,  то  ли
наоборот.
   Хабер рассмеялся:
   - Да уж, жаль, что ваш сон нельзя  записать  визуально.  Вот  бы  вышло
захватывающее зрелище! Ведь на самом-то деле столкновения  эти  происходят
на таких скоростях и на таком удалении, что человеческое зрение тут просто
бессильно. Несомненно, ваша версия куда красочнее реальности. Звучит,  как
пересказ доброго старого  боевика  семидесятых.  Сколько  я  перевидал  их
пацаном... И все же, отчего вам привиделась батальная  сцена?  Внушение-то
было на мирную тему.
   - Мирную? Увидеть сон про мир на планете - именно так вы велели?
   Хабер, занятый переключением клавиш на пульте  Аугментора,  ответил  не
сразу.
   - Порядок, - сказал он наконец. - Что ж, давайте на сей раз, в  порядке
эксперимента,  сравним  внушение  с  содержанием  сна.  Может,  прояснится
причина негативного результата. Я сказал... нет, лучше поставить запись. -
Хабер сдвинул панель на стене.
   - Вы записывали весь сеанс?
   - Естественно. Обычное в психиатрии дело. Вы не знали?
   "Откуда мне знать? - ответил про себя Орр. -  Откуда,  если  магнитофон
скрыт, сигналов не издает, а вы и словом не  обмолвились?"  Но  ничего  не
сказал. Может быть, так у них принято, может, и нарушение,  продиктованное
высокомерием доктора - в любом случае ничего не попишешь.
   "...Вот  мы  близко,  мы  почти  у  цели,  мы  уже  в  трансе,  Джордж.
Погружаемся..." - Мягко щелкнув, магнитофон смолк.
   - ...Э-эй, Джордж, не отключайтесь! Ну-ка очнитесь!
   Орр тряхнул головой и усиленно замигал. Конечно, это всего лишь запись,
но ведь он под завязку набит депрессантами.
   - Все в порядке, малость промотаем.
   И снова голос Хабера в  записи:  -  "...мирную  жизнь.  Никакого  более
массового истребления людьми себе подобных. Конец кровопролитным сражениям
в Ираке, прочих арабских халифатах и эмиратах. Мир на священной  для  всех
народов планеты земле Израиля. Конец  геноциду  в  Африке.  Нет  -  грудам
ядерного и биологического  оружия,  способного  уничтожить  все  живое  на
Земле. Нет - разработкам новых средств и способов уничтожения людей.  Миру
- мир! Мирное сосуществование как  единственно  возможное  на  Земле.  Все
названное должно присутствовать во сне. А сейчас переходим непосредственно
к засыпанию. Когда я произнесу..."
   Хабер резко оборвал воспроизведение,  чтобы  Орр,  услышав  пароль,  не
отключился снова.
   Орр задумчиво потер лоб.
   - Что ж, - процедил он. - Я в точности исполнил вашу инструкцию.
   - Не думаю. К чему же тогда эта битва в прилунном  простра...  -  Хабер
умолк так же внезапно, как только что его голос в записи.
   - Окололунном, - поправил Орр, даже немного сочувствуя Хаберу. -  Когда
я засыпал, "прилунном" еще не говорили. А как там сейчас  обстоят  дела  в
Израгипте?
   Искусственное словечко из предыдущей  реальности,  прозвучав  в  новой,
произвело едва ли не магическое действие - оба  физически  ощутили  вокруг
него некую зыбь, смысловую аберрацию, столь же явственную, как на картинах
Дали.
   Теребя знакомым Орру жестом курчавую каштановую бородку,  Хабер  нервно
зашагал по огромному  кабинету.  Такое  обычно  предшествовало  очередному
выбросу из неиссякаемых импровизационных источников, но, заговорив, он  на
сей раз не торопился и взвешивал каждое слово:
   -  Любопытное  использование  "космического  зонта"  как  символа   или
метафоры мирной жизни, как своеобразной антитезы  войне.  Недурно,  весьма
недурно. И  весьма  деликатно.  Собственно,  сны  ведь  всегда  деликатны.
Бесконечно деликатны. Чем же в действительности  обернулась  для  нас  эта
угроза, эта внезапная опасность вторжения враждебно настроенных  и  крайне
неразговорчивых пришельцев? Первое - заставила прекратить все и  всяческие
междоусобицы и обратить военные приготовления вовне. Второе - напрячь  все
силы объединенного человечества, обрушить всю его техническую мощь лишь на
космического супостата. Если бы не пришельцы, то кто знает? Может,  мы  до
сих пор кромсали бы друг друга на Ближнем Востоке.
   - Из огня да в полымя, - горько вздохнул Орр. - Неужели вы  не  видите,
док, что это единственное, чего вам удалось от меня добиться? Не подумайте
только, что я  в  чем-то  помешал,  что  затевал  расстроить  ваши  планы.
Прекратить войну как раз хорошая мысль, тут я полностью  согласен,  обеими
руками за. Кстати, на прошлых выборах я голосовал за изоляционистов и лишь
потому, что Харрис обещал вытащить нас из кровавой  ближневосточной  каши.
Тем не менее ваша затея провалилась - видимо, мое подсознание не  в  силах
вообразить мир без войны. Лучшее, что сумело оно  предложить,  -  заменить
один вид войны другим.  Вы  просили  прекратить  истребление  людьми  себе
подобных? Пожалуйста, вот вам пришельцы взамен! Ваши  идеи  мне  нравятся,
представляются вполне разумными, но дело-то приходится иметь не со мной  -
с моим подсознанием. На уровне рассудка  я,  может  статься,  и  сумел  бы
воспринять  картину,  в  которой  все  человеческие  расы  отказались   от
взаимоистребления; рассудком воспринять такое даже  легче,  чем  уразуметь
причины войн, зачастую весьма загадочные. Вам  же  приходится  оперировать
чем-то,  рассудку  вовсе  неподвластным.  Вы  пытаетесь  достичь   благих,
гуманных целей при помощи инструмента, для того не  предназначенного.  Кто
знает, могут ли вообще сны быть гуманными?
   Явной охоты отвечать Хабер пока не выказывал, и Орр продолжил:
   - А может быть, дело не только в подсознании,  не  в  одной  лишь  моей
иррациональной  подкладке,  но  в  самом  моем  существе,  моей   планиде,
неподходящей для важной миссии. Я ведь в душе пораженец, как  вы  изволили
однажды заметить, слишком пассивен по сути своей, не спорю - что верно, то
верно. Постоянно умеряю и одергиваю сам себя в желаниях и запросах.  Может
быть, вам и удастся извлечь что-либо из  моего  дара,  из  этих  проклятых
эффективных снов, если же нет - должны ведь найтись и другие,  умеющие  то
же самое. Возможно, с ними у вас получится лучше. Надо поискать,  не  могу
же я быть единственным и уникальным. Может статься,  я  лишь  первый,  кто
осознал свой дар. Но я ведь _не хочу_ заниматься этим - можете вы  понять?
Я хочу соскочить с крючка, всем нутром своим жажду этого. Смотрите, док, -
хорошо,  война  на  Ближнем  Востоке  уже  шесть  лет   как   закончилась,
замечательно! Но взамен мы получили оккупацию  Луны  пришельцами.  А  что,
если оттуда они предпримут вторжение? Только тогда выяснится, какого сорта
монстров и страшилищ вычудили вы из  моего  подсознания  во  имя  мира  на
Земле. Ведь даже я не знаю, на что они могут оказаться похожи.
   - Никто из нас пока не ведает, как выглядят пришельцы, Джордж, - сказал
Хабер мягким увещевающим тоном. - Но  все  мы  видим  их  в  наших  ночных
кошмарах, Господь тому свидетель! Однако, как вы сами только что заметили,
прошло уже полных шесть лет с  момента  их  высадки  на  Луну,  а  попытку
вторжения на Землю они пока так и не предприняли. Теперь же,  после  шести
лет колоссальных усилий, наш ракетный щит практически непроницаем,  и  нет
никаких оснований полагать, что  вторжение  вот-вот  начнется.  Что-то  же
заставляло их выжидать целых шесть лет. Настоящую опасность  представляли,
пожалуй, лишь первые несколько  месяцев  после  нападения  на  Луну,  пока
человечество еще не успело мобилизоваться полностью.
   Орр сидел, ссутулясь, и  мысленно  вопил:  "Лжец!  Немедленно  прекрати
вешать лапшу на уши!" - но вслух не произнес ни слова. Ни к чему это. Судя
по всему, Хабер просто не способен на искренность, так как лжет  в  первую
очередь самому себе. Возможно, ему удалось разделить свое сознание как  бы
на две отдельные полочки, на одной из которых сведения о феномене  Орра  и
осознанное намерение его использовать, а на другой - чистосердечная вера в
то,  что  он  лечит  гипнотерапией  и  контролируемыми  снами   настоящего
шизофреника, помешавшегося на собственных сновидениях.
   И все же Орр не мог до конца поверить в  подобное  раздвоение  личности
доктора, был не в силах ясно представить себе Хабера не  в  ладу  с  самим
собой. Собственное сознание Орра столь упорно противилось раздвоению,  что
допустить этот синдром  у  другого  он  не  спешил.  И  допускал  подобную
возможность скорее теоретически. Но все же допускал, потому  что  вырос  в
мире двоемыслия, в стране, где  государственные  мужи  частенько  посылали
отважных  летчиков  убивать  невинных  детей,  чтобы  сделать  мир   более
безопасным - для детей же.
   Но все это происходило в той, прошлой реальности, а не в  дивном  новом
мире.
   - С ума схожу,  -  пожаловался  Орр.  -  Вы  как  психиатр  должны  это
понимать. Неужто не видите,  как  я  разрываюсь  на  части?  Пришельцы  из
далекого космоса, атакующие Землю! Как вы думаете, если  позволить  мне  и
впредь видеть сны, какие еще нас ждут чудеса? Может,  продуктом  безумного
мозга станет весь мир, слетевший с  катушек?  Монстры,  призраки,  ведьмы,
драконы, трансформеры - весь этот накопившийся  внутри  нас  сор,  арсенал
детских ужасов, ночные страхи, кошмары! Как вы сможете удержать их в узде?
Уж я так точно не смогу. Нет у меня над собой такого контроля.
   - Не беспокойтесь о контроле, Джордж! Свобода - вот наш  девиз  и  наша
главная цель! - Похоже, Хабера вновь потянуло на патетику. - Свобода! Ваше
подсознание отнюдь не сток для умственных нечистот, не прибежище  грязного
порока и прочих  мерзостей.  Оставьте  эту  викторианскую  ересь  дряхлому
старичью! Они и так уже извратили до неузнаваемости достижения  светлейших
умов позапрошлого века и  подрезали  поджилки  всему  психоанализу  первой
половины двадцатого! Не бойтесь вашего подсознания! Оно вовсе не бездонная
черная яма, набитая кошмарами. Ничего подобного!  Оно  источник  здоровья,
воображения, творческой активности. А  все,  что  мы  называем  грехом,  -
продукт  цивилизации,  ее  запретов   и   условностей,   деформирующих   и
подавляющих в человеке свободу самовыражения, все его спонтанные  реакции.
И величайшую задачу психотерапии я вижу как раз в том, чтобы устранить эти
беспочвенные страхи и кошмары, вывести  содержимое  подсознания  на  ясный
свет  рассудка,  рассмотреть  его  под  микроскопом  и   обнаружить,   что
_бояться-то нечего_!
   - Увы, доктор, есть, - мягко возразил Орр.
   В конце концов Хабер отпустил его домой. Выйдя в весенние сумерки,  Орр
еще с минуту постоял на ступенях института, руки в  карманах,  покачиваясь
на носках и любуясь сполохами городских огней внизу, смутных и  призрачных
в  туманной  дымке,  словно  фитильки  глубоководных  тропических  рыб   в
затемненном  аквариуме.  Оглушительно  дребезжа,  к   институту   подкатил
трамвай, совершающий  свой  дежурный  объезд  вкруг  Вашингтон-парка.  Орр
ссыпался с крыльца и  запрыгнул  в  вагон  на  крутом  повороте.  Чуть  не
сорвался - ноги едва подчинялись ему, двигаясь,  как  у  лунатика,  как  у
непослушной марионетки.



7

                   Мечты  и  грезы  для  рассудка,  точно  туманность  для
                звезды, они граничат со  сновидением,  соотносясь  с  ним,
                как,  некое  его  предвестие.  Атмосфера  грез   изобилует
                эфемеридами -  здесь-то  и  кроется  начало  Непознанного,
                из-за пределов которого приоткрывает  самый  свой  краешек
                бескрайнее Вероятие. Иные существа и иные сущности. Ничего
                сверхъестественного,   ничего   запредельного    -    лишь
                сокровенное   продолжение   колыбельных   сказов   матушки
                природы, воистину прихотливой в своих фантазиях... Сон  по
                сути  -  лишь  соприкосновение   с   тем   же   Вероятием,
                принимаемым подчас за нечто невозможное. Мир ночи - та  же
                реальность. Ночь сама по себе иной мир и  иная  Вселенная.
                Мрачные обитатели тех неведомых сфер навязываются человеку
                в  соседи,  проскальзывая  в  наши  мысли  украдкой  -  то
                посредством некоего сродства  с  реальностью,  то  искусно
                имитируя  решительный  и  бесповоротный  исход  из  темных
                провалов  глухой  бездны...  А   сновидец   тем   временем
                недреманным  внутренним  оком  и  лишь  отчасти  дремлющим
                сознанием отмечает эфемерность и  мимолетность  неописуемо
                странных   существ,   фантастически   причудливой   флоры,
                пугающих бледных огней, мрачных теней, пялится  на  жуткие
                маски, размытые силуэты, звериные  оскалы  -  на  все  это
                дикое  мельтешение  в  лунном  свете  безлунной  ночи,  на
                тусклый  распад  зыбких  миражей,  влекущихся  из  мрачных
                расселин и тут же исчезающих, на витающие  кругом  бледные
                контуры,  на   всю   эту   мистерию,   которая   именуется
                Сновидением и  которая  ничем  иным,  кроме  как  шагом  к
                постижению невидимой и неведомой Сущности, быть не  может.
                Сновидение - аквариум Ночи.
                                     V.Hugo. "Travailleurs de la Mer"
                                     [Виктор Гюго. "Труженики моря" (фр.)]

   Тридцатого марта в четверть третьего пополудни Хитер  Лелаш,  одетая  в
красную  дождевую  накидку  и  как  всегда  оснащенная,  если  только   не
вооруженная, тяжелой черной сумкой с острыми латунными уголками, стремглав
вылетела из закусочной "Дейв  -  пальчики  оближешь!"  и  по  Энкени-стрит
заспешила  к  югу,  в  сторону  авеню  4-го  июля.  Сейчас  ее   следовало
остерегаться - взбешенная фурия представляет собой  особенную  угрозу  для
окружающих.
   Не то чтобы Хитер так уж ностальгировала  по  этому  окаянному  шизику,
пропади он пропадом, но она терпеть не могла выглядеть  круглой  дурой,  в
особенности перед официантами. Полчаса занимать столик  посреди  обеденной
суеты и давки - "Извините, занято!", "Сожалею, но я кое-кого жду!" - когда
никто так и не появляется и ей все же приходится сделать  заказ,  а  затем
давиться жратвой в одиночку! И после того еще страдать от изжоги! О,  чтоб
ему пусто было, чтобы заснул и больше никогда не проснулся!
   В запале Лелаш свернула налево по Моррисон и застыла как  вкопанная.  С
чего это она вдруг? Разве этот маршрут ведет в контору "Форман, Изербек  и
Ратти"?  Развернувшись,  она  поспешно  прошагала  несколько  кварталов  к
северу, пересекла Энкени, добралась до Берн-сайд и замерла снова.  Что  за
дьявол такой вселился в нее сегодня? Куда ее несет?
   Разумеется, к  зданию  перестроенной  автопарковки,  209,  Юго-западный
Берн-сайд...  Какой  такой   автопарковки?!   Ее   контора   находится   в
Пендлетон-билдинг, первом построенном после Катастрофы офисном здании, что
на Моррисон-стрит. Пятнадцать этажей, модерный декор  под  древних  инков.
Какая  еще  автопарковка,  что  за  идиот  согласится  работать  в  стенах
перестроенной автопарковки?
   Лелаш прошлась по Берн-сайд, дабы удостовериться. Вот оно, разумеется -
в запустении, с заколоченными окнами, чуть ли не руины.
   Но ведь у нее здесь был офис, наверху, на третьей рампе.
   Женщину,  замеревшую  на   тротуаре   возле   заброшенного   здания   с
эксцентричным наклоном этажей и  узкими  бойницами  окон,  посетило  вдруг
странное чувство. Что же на самом деле _случилось_ во время гипнотического
сеанса в минувшую пятницу?
   Во что бы то ни стало надо встретиться с  этим  маленьким  ублюдком!  С
мистером Как-его-там Орром. Пусть он и подвел ее с ленчем, ну так что! Все
вопросы остались при ней. И их непременно нужно задать.
   Отчаянно цокая каблуками и даже как бы  клацая  в  нетерп