х мужа. В этот  миг  -  и
только на миг - она поняла, что имеет в  виду  Джордж,  вспомнила  все  до
последней мелочи: и настоящий цвет своей кожи, и ночную  тишину  в  лесном
бунгало, и заполошный ручей по соседству, и остальное - все как фотоблицем
озарилось. Но сейчас ее внимание и забота целиком принадлежали мужу, да  и
так были нужны ему. И Хитер крепко обняла Джорджа. И _все_ забыла.
   - Ты устал, - нежно шептала она, - ты не в  себе,  ты  уснул  прямо  на
полу. А все этот ублюдок Хабер, будь он неладен! Не ходи  больше  к  нему,
что угодно, только не это! И неважно, что он там  предпримет,  мы  вытащим
его на публичный процесс, подадим кучу апелляций, оповестим прессу.  Пусть
Хабер получает свой ордер на принудиловку, на чертову Полиблу, пусть  даже
добьется отправки в Линнтон - вытащу тебя и оттуда. Нельзя больше ходить к
нему, ты просто убьешь себя этим.
   - Ничто мне не угрожает, успокойся, - сказал Орр со сдавленным горловым
смешком, едва ли не всхлипом. - Хаберу со мной не  справиться,  во  всяком
случае пока друзья могут мне хоть чуток пособить. Я  вернусь,  и  все  это
вскоре закончится. Навсегда. Беспокоиться не о чем, видишь,  я  ничуть  не
тревожусь - не переживай же и ты...
   Они приникли друг к другу всем телом и замерли в  полном  и  абсолютном
единении - под брюзгливое шкворчанье лука и ливера на сковороде.
   - Я тоже отключилась на полу, - призналась Хитер куда-то в шею мужу.  -
От перепечатывания всех этих тупых бумажек старика Ратти у меня вроде  как
крыша слегка поехала. А ты молодчина, купил  потрясную  пластинку,  обожаю
"Битлз", тащусь с самого детства, но теперь по государственному  радио  их
больше не передают.
   - Мне подарили... - начал было Джордж, но в сковороде ахнуло,  и  Хитер
бросилась на спасение их запоздалого завтрака.
   За трапезой Джордж как-то странно  посматривал  на  нее,  она  отвечала
спокойным ласковым взглядом. Женаты они были уже полных семь  месяцев,  но
по-прежнему, пренебрегая внешним миром, трепались лишь о милых  пустячках,
понятных только им двоим.  Вымыв  посуду,  они  отправились  в  спальню  и
занялись любовью. Любовь ведь не есть нечто незыблемое, вроде краеугольной
окаменелости, любовь как хлеб - ее следует возобновлять,  выпекать  каждый
день свеженькую. Когда это свершилось, они уснули в объятиях  друг  друга,
как бы удерживая новую порцию своей любви. И в этом кратком забытьи  Хитер
вновь услыхала пение лесного ручья, исполненное  призрачным  контрапунктом
голосов неродившихся детей.
   А Джордж во сне вновь погрузился в морскую пучину.
   Хитер служила секретарем  под  началом  двух  престарелых  и  никчемных
компаньонов, Пондера и Ратти. Отпросившись с работы на следующий  день,  в
пятницу, чуть раньше, в  полпятого,  она  миновала  монорельс  и  трамвай,
довозящие до дому, и забралась в  вагончик  фуникулера,  направлявшийся  в
Вашингтон-парк. Хитер предупредила Джорджа, что  постарается  подкараулить
его на крылечке ЦИВЭЧ, если успеет к пяти, до начала сеанса, а  после  они
смогут  вместе  вернуться  в  центр  и  поужинать   в   одном   из   новых
цемирплановских ресторанов на аллее Всех Наций. "Все будет в  порядке",  -
сказал тогда Джордж, понимая движущие  ею  мотивы  и  имея  в  виду  исход
сеанса. "Я знаю, - ответила Хитер. - Тем более приятно будет встряхнуться,
к тому же я специально приберегла несколько мясных талонов. И мы  с  тобой
еще ни разу не были в Каза Боливиана".
   Она добралась до дворца  ЦИВЭЧ  как  раз  вовремя  -  рассиживаться  на
мраморной ступеньке не пришлось, Джордж приехал следующим  же  вагончиком.
Хитер сразу углядела его в толпе остальных  пассажиров,  для  нее  как  бы
вовсе незримых. Невысокий, изящно сложенный, с одухотворенным лицом, он  и
шагал красиво, хотя чуточку сутулясь, как  большинство  конторского  люда.
Когда Джордж поймал взгляд жены, его чистые и светлые глаза просияли такой
радостью, а губы разъехались в улыбке столь неподдельной, что у нее  вновь
перехватило дыхание и дрогнуло сердце. Она любила  Джорджа  безумно.  Если
Хабер посмеет причинить ему хоть какой-то вред, мелькнула злая мысль,  она
прорвется сквозь любую охрану и раздерет  доктора  на  мельчайшие  клочья.
Насилие чуждо ей, но только не тогда, когда под угрозой судьба любимого. И
вообще Хитер чувствовала себя сегодня не вполне в своей тарелке,  какой-то
другой, переменившейся -  покруче  что  ли,  пожестче?  В  конторе  дважды
ляпнула вслух "Дерьмо!", заставив едва не  подпрыгнуть  старикашку  Ратти.
Прежде она никогда не употребляла подобных словечек, разве что изредка про
себя, не собиралась и впредь - а вот на тебе, сорвалось же с языка, словно
нечто привычное и само собой разумеющееся...
   - Привет, Джордж! - сказала Хитер.
   - Привет! - откликнулся он, принимая ее ладони в свои. - Ты  прекрасна,
прекрасна...
   Как только способен кто-то считать Джорджа больным? Что с того, если он
и видит свои дурацкие сны? Это куда лучше, чем обладать  ясным  и  трезвым
рассудком, исполненным одной только  злобы  да  ненависти,  как  у  доброй
четверти тех, с кем Хитер доводилось сталкиваться.
   - Уже пять, - сообщила она. - Подожду прямо здесь, на ступеньках.  Если
дождь, спрячусь в  холле.  Этот  его  черный  мрамор  напоминает  гробницу
Наполеона и такую тоску наводит, бр-р-р. А здесь, снаружи,  чудесно.  Даже
львов из зоопарка внизу слыхать.
   - Давай лучше поднимемся вместе, - сказал Орр. -  Кстати,  похоже,  уже
моросит.
   И действительно, накрапывало, начинался один  из  бесконечных  весенних
дождиков - арктические льды проливались на головы детей и внуков тех,  кто
был виновен в их таянии.
   - Приемная у Хабера просто чудо, - добавил Джордж. - Возможно, тебе там
придется поскучать вместе с какой-нибудь важной шишкой из Федплана, а то и
с губернатором. Все отплясывают джигу вокруг директора  ЦИВЭЧ.  А  я,  как
самый главный экспонат, всякий раз прохожу без  очереди.  Ручная  мартышка
самого доктора Хабера. Главная его  гордость.  Одна  лишь  видимость,  что
пациент...
   Он  провел  Хитер  по  всему  огромному  вестибюлю,   под   центральным
пантеоном, по стремительно бегущим лентам дорожек  и,  наконец,  вверх  по
воистину бесконечной спирали эскалатора.
   - Если разобраться, то именно ЦИВЭЧ заправляет всей планетой, - заметил
Джордж. - Не врубаюсь, отчего Хаберу все еще недостает могущества? На  что
ему какие-то иные формы? Видит Бог, силы и власти ему теперь не  занимать.
Почему бы не остановиться? Так нет же,  ему  еще  подавай!  Он  напоминает
Александра Македонского, у  того  тоже  вечно  в  заднице  заноза  сидела.
Никогда этого не понимал. Но разве в наше время возможно подобное?
   Джордж немного нервничал, вот почему говорил необычно много  для  себя,
но ничуть не был подавлен и не казался изнеможенным,  как  все  предыдущие
недели. Что-то возвратило ему природную невозмутимость и цельность.  Хитер
никогда не сомневалась в Джордже, не  верила,  что  решение  его  проблемы
затянется надолго, что он собьется с пути, утратит контакт  -  даже  когда
ему случалось оказаться в весьма скверной форме. А сейчас он в порядке,  и
перемена просто разительна. Хитер терялась  в  догадках,  с  чего  бы  это
вдруг. Неужто причина в затянувшихся вчера посиделках в неуютной  гостиной
под нежную мелодию "Битлз" с немудрящей текстухой? Неужто такая перемена -
и лишь из-за этого?
   В просторной, вылизанной до блеска приемной почему-то не  оказалось  ни
души. Джордж представился забавному ящику возле двери, киберсекретарю, как
пояснил он. Хитер едва успела выжать из себя незатейливую нервную  шуточку
насчет того,  не  заменили  ли  здесь  и  любовь  киберсексом,  как  дверь
распахнулась и на пороге перед ними предстал  директор  Хабер  собственной
персоной, целиком заполнив дверной проем.
   Хитер видела его лишь однажды, мельком, когда доктор впервые знакомился
со своим  пациентом,  и  успела  забыть,  как  он  огромен,  импозантен  и
величествен, какой патриаршей обзавелся бородой.
   - Проходите, Джордж! - громыхнул великан доктор.
   Хитер была просто ошеломлена видом хозяина, трусила отчаянно. И тут  он
ее заметил.
   - О-о, миссис Орр, как я  рад!  Добро  пожаловать!  Заходите,  заходите
тоже.
   - О нет. Лучше я...
   - О да!  Я  настаиваю!  Известно  ли  вам,  миссис  Орр,  что  сегодня,
возможно, наша с Джорджем последняя встреча? Он  не  говорил  вам?  Верно,
готовил сюрприз. Последнее дуновение торнадо, завершающий мазок.  Так  что
проходите смело, ваше присутствие никак не помешает.  Я  сегодня  пораньше
распустил по домам весь свой персонал. Возможно, вы даже обратили внимание
на легкое столпотворение внизу, пока поднимались по  главному  эскалатору.
Будем чувствовать себя полными хозяевами этих хором. Вот  сюда,  занимайте
это кресло, здесь вам будет удобно.
   Хабер прошел  дальше  -  очевидно,  ни  в  каких  ее  ответах  на  свои
словоизвержения он не  нуждался.  Но  Хитер  пленилась  манерами  доктора,
своеобразной его экзальтированностью, это при медвежьей-то стати - за всем
этим  как-то  забывалось,  с  какой   мировой   величиной,   знаменитостью
приходится иметь дело. И все же ей казалось  совершенно  невероятным,  что
такой великий ученый, один из лидеров человечества, долгие недели  возится
с ее Джорджем, который по сравнению с доктором просто пустое  место.  Хотя
случай Джорджа, по всей видимости, для науки  имеет  все  же  немаловажное
значение.
   -  Последний  сеанс,  -   пробасил   Хабер,   подкручивая   что-то   на
компьютероподобной  панели  в  стене  над  изголовьем  кушетки.   -   Один
завершающий контролируемый сон, и тогда, полагаю, нашу с вами проблему как
корова языком слизнет. Вы в игре, Джордж?
   Он  частенько  обращался  к  мужу  по  имени.  Хитер   вспомнила,   как
неделю-другую назад Джордж поделился с ней: "Хабер так часто повторяет мое
имя, что невольно складывается впечатление, будто этим он хочет уверить  в
чем-то самого себя. Возможно, в том, что еще не остался один-одинешенек".
   - Да,  к  вашим  услугам,  -  отозвался  Джордж  и,  улыбнувшись  жене,
откинулся на спинку кушетки.
   Хабер тут же возложил ему на голову  нечто  вроде  короны,  соединенной
невероятной путаницей проводов с аппаратурой, и поправил  какие-то  винты.
Это напомнило Хитер процедуру выпечатывания энцефалограмм, которую вкупе с
целым ворохом прочих тестов ей  самой  пришлось  проходить  при  получении
федплановского гражданства. Ассоциация не из  самых  приятных.  Как  будто
крохотные пиявки в волосах Джорджа, высасывая его мысли,  смогут  обратить
их на бумажной ленте в бессмысленные и безумные каракули -  неопровержимую
улику слабоумия. На лице мужа застыла печать глубокой сосредоточенности. О
чем это он так крепко задумался?
   Хабер едва уловимым жестом ухватил Джорджа за горло, как  бы  собираясь
придушить, другой  же  рукой  включил  магнитофон.  Из  динамиков  потекла
обычная  гипнотическая  канитель,   записанная   его   же   голосом:   "Вы
расслабляетесь, вы погружаетесь в транс..." Очень скоро  доктор  остановил
ленту и проверил действие внушения -  Джордж  уже  витал  в  гипнотических
эмпиреях.
   - Отлично, - негромко заметил Хабер и о чем-то задумался. Огромный, как
поднявшийся на дыбы  гризли,  он  переминался  на  носках  между  Хитер  и
расслабленным телом Орра на кушетке. -  Теперь  слушай  меня  внимательно,
Джордж,  и  запоминай  все  дословно.  Ты  в  глубоком  трансе  и   будешь
досконально следовать всем моим инструкциям. Когда я скомандую, ты  уснешь
и  увидишь  сон,  эффективный  сон.  Тебе  приснится,  что  ты  совершенно
нормален, совершенно такой же, как все люди вокруг. А также приснится, что
когда-то ты обладал - или просто думал, что обладаешь,  -  способностью  к
эффективным сновидениям, но теперь это _уже не так_,  у  тебя  больше  нет
подобного таланта. Начиная с этого момента твои сны ничем не отличаются от
чьих-либо еще, значение имеют лишь для тебя одного и не оказывают никакого
влияния на окружающую действительность. Все это должно присниться тебе,  а
какими там красками и метафорами ты изукрасишь свой сон,  особой  роли  не
играет, - его эффективное содержание  в  том,  что  ты  никогда  более  не
увидишь эффективных снов, этот - последний. Пусть  он  окажется  приятным,
чтобы, когда я трижды окликну тебя по имени, ты проснулся свежим и бодрым.
После этого сна ты напрочь утратишь способность видеть эффективные сны.  А
теперь - ложись-ка на спину. Располагайся поудобнее,  как  тебе  нравится.
Отлично. Сейчас ты уснешь, ты уже засыпаешь. Антверпен!
   С этой последней командой губы Джорджа слабо шевельнулись, и он  глухо,
как лунатик, что-то пробормотал. Хитер не расслышала,  что  именно,  но  в
памяти тут же всплыл эпизод из вечера накануне - она тогда сама уже  почти
забылась следом за Джорджем, как вдруг он отчетливо произнес:  "Ветер  per
annum" [из года в год, навсегда (лат.)] или что-то вроде того;  она  сразу
же переспросила, но Джордж уже спал беспробудно - точно как и сейчас.
   При виде мужа, лежащего на  кушетке  с  безвольно  раскинутыми  руками,
такого бесконечно уязвимого, у Хитер сжалось сердце.
   Завершив увертюру, Хабер нажал  белую  клавишу  на  пульте  агрегата  в
изголовье кушетки. Часть проводов от головы Джорджа вела  к  нему,  часть,
как сообразила Хитер, - к обычному энцефалографу. Стало быть, вот он, этот
хваленый Аугментор, вокруг которого весь сыр-бор и разгорелся.
   Доктор приблизился к ней, сидящей в глубоком кресле яловой кожи.  Хитер
давно уже успела позабыть, какова натуральная кожа на  ощупь.  В  принципе
почти как  винил,  только  пальцам  почему-то  приятнее.  Хитер  испуганно
напряглась, она не могла угадать, чего  ждать  ей  теперь  от  Хабера.  Он
возвышался   над    нею,    монументальный,    точно    некий    триединый
шаман-медведь-кумир.
   - Наступает кульминационный момент, миссис  Орр,  -  заговорил  доктор,
приглушив свой бас.  -  Кульминация  долгой  серии  тщательно  продуманных
экспериментов. Именно к сегодняшнему финалу, я бы сказал, финалу-апофеозу,
мы приближались столь медленным шагом все прошедшие  недели.  И  я  весьма
рад, что вы здесь, хотя, признаться, приглашать вас не собирался.  Тем  не
менее присутствие ваше наверняка прибавило пациенту уверенности,  укрепило
ощущение подлинной безопасности. Он знает, что откалывать на ваших  глазах
какие-либо номера я не стану, не так ли? И я абсолютно  уверен  в  успехе,
тут уж действительно никаких фортелей.  У  нас  не  цирк,  здесь  все  без
фокусов.  Как  только  страхи  перед  сновидениями,   обуявшие   пациента,
рассеются, напрочь  исчезнет  и  наркотическая  зависимость.  Элементарная
причинно-следственная связь... Но пора взглянуть на энцефалограф, пациент,
должно быть, уже видит сон, прошу прощения.
   Доктор стремительно, вопреки всей своей массе, пересек  комнату.  Хитер
осталась  в  кресле,  издали  вглядываясь  в  отрешенное   лицо   Джорджа,
отрешенное совершенно и безвозвратно - точно таким же мог бы выглядеть  он
и на смертном одре.
   Хабер неотрывно хлопотал над своей машинерией,  не  обращая  больше  на
Орра никакого внимания.
   - Вот, - проронил доктор негромко. "Это  он  сам  с  собой  говорит,  -
решила Хитер и не ошиблась. -  Вот  оно.  Сейчас.  Вот  небольшой  разрыв,
крохотная пауза второго уровня  между  сновидениями.  -  Доктор  подкрутил
что-то на  стенном  пульте.  -  Пожалуй,  предпримем  еще  одну  маленькую
проверочку...  -  Он  возвращался  к  Хитер,   и   снова   ей   захотелось
раствориться, слиться с обивкой кресла, стать невидимкой. Казалось, доктор
вообще не находит в молчании никакого смысла. - Ваш  супруг,  миссис  Орр,
сослужил неоценимую службу науке,  да  и  всему  человечеству.  Совершенно
уникальный пациент. То, что мы с его помощью узнали о природе  сновидений,
об их  влиянии,  как  положительном,  так  и  отрицательном,  на  терапию,
буквально бесценно для жизни во всех ее проявлениях.  Вы  ведь  знаете,  с
какой целью основан ЦИВЭЧ, помните, наверное: Центр исследования вариантов
эволюции человека? Случай с вашим мужем  открывает  воистину  невероятные,
буквально беспредельные  возможности  эволюции  человечества,  бесконечный
путь его совершенствования. Удивительно,  чем  только  может  завершиться,
казалось бы, заурядное обследование по поводу злоупотребления препаратами!
Просто в голове не  укладывается.  А  самое  удивительное,  что  докам  из
медхрана хватило ума подарить  этот  случай  мне,  буквально  на  блюдечке
поднести. Не часто встретишь подобную  проницательность  у  академиков  от
психиатрии. - Хабер ни на миг не отрывал  взгляда  от  наручных  часов.  -
Ладно, пора обратно к нашему бэби. - Похлопотав возле  Аугментора,  доктор
громко объявил: - Джордж! Ты спишь  по-прежнему,  но  теперь  можешь  меня
слышать. Можешь слышать и поймешь все, что я  сейчас  скажу.  Кивни,  если
слышишь.
   Голова Джорджа, все с  той  же  миной  безучастности  на  лице,  слегка
дернулась - как у марионетки на ниточке.
   - Хорошо.  Теперь  слушай  внимательно.  Сейчас  ты  увидишь  еще  один
отчетливый сон. Ты увидишь... большую фотофреску на стене - здесь, в  моем
кабинете. Огромную фотографию Маунт-Худа, сплошь  покрытого  снегом.  Тебе
приснится, что эта  фреска  висит  прямо  над  столом.  Приснится  ярко  и
отчетливо. И это все. Сейчас ты  уснешь  и  увидишь  сон...  Антверпен!  -
Доктор снова прильнул к аппаратуре. - Ага... - выдохнул он, -  вот  оно...
О'кей... Отлично!
   Едва  слышно   шелестело   оборудование.   Джордж   лежал   по-прежнему
безмолвный. Даже Хабер, замерев, перестал бормотать себе под нос.  Мертвая
тишина повисла в большой мягко освещенной комнате со стеклянными  стенами,
исполосованными дождем. Доктор стоял возле энцефалографа, не сводя глаз со
стены над письменным столом.
   Ничего не происходило.
   Хитер описала пальцем кружок по упруго-волокнистой обивке подлокотника,
по нежной материи,  некогда  облегавшей  живое  существо  тонкой  защитной
пленкой между чувствующей плотью и безучастным космосом. В памяти  всплыла
мелодия вчерашней старинной записи, всплыла и зазвучала уже неотвязно.

   Что ты увидишь, когда погаснет свет?
   Может, меня среди звезд и планет?

   Казалось просто невероятным,  что  Хабер  в  состоянии  безмолвствовать
столь долго, стоять так неподвижно. Лишь однажды его пальцы  шевельнулись,
поправляя что-то на пульте, - и  снова  он  застыл,  вперившись  в  глухую
отделанную деревянными панелями стену.
   Джордж вздохнул, вяло поднял руку, уронил снова - и  проснулся.  Мигая,
уселся. И сразу же обратил взгляд на Хитер - как бы желая  удостовериться,
что она все еще здесь, никуда не подевалась.
   Изумленно вздев брови,  Хабер  молниеносно  утопил  клавишу  на  пульте
Аугментора.
   -  Что  за  дьявольщина?  -  громыхнул   он,   всматриваясь   в   экран
энцефалографа, все еще выписывающего  замысловатые  зигзаги.  -  Аугментор
продолжает поддерживать стадию быстрого сна. Какого черта вы проснулись?
   - Не зна-а-аю, - зевнул Джордж. - Проснулся. А вы разве не велели?
   - Как обычно - по парольному сигналу. Но как, черт побери, как  удалось
вам превозмочь подпитку шаблона Аугментором?.. Похоже, придется  прибавить
напряжение, для подобных затей его, оказывается, малова-ато... -  протянул
Хабер, снова погружаясь в беседу с самим собой или, в  лучшем  случае,  со
своим   электронным   детищем.   Получив   от   него,   видимо,   какой-то
удовлетворительный ответ, снова обернулся к Джорджу: -  Порядок!  Что  вам
приснилось?
   - Что здесь на стене висит фотография Маунт-Худа, прямо над моей женой.
   Взгляд Хабера метнулся к стене и вновь вернулся к Джорджу.
   - Еще что-нибудь? Предыдущий сон, его запомнили?
   - Кажется, да. Погодите, одну минутку... Похоже, снилось, что я сплю  и
вижу сон, нечто вроде  того.  Весьма  запутанно.  В  этом  двойном  сне  я
находился в магазине... Точно,  выбирал  себе  новый  ко