Для тех, кто без зазрения совести ест бифштексы из телятины и вздыхает о бездомных кошках. Словно мясо для бифштексов не из трупа теленка вырезают, а в парниках выращивают, между салатом и луком...
     Пятно света быстро приближалось - да, настоящий светящийся муравейник. Растревоженный.
     - Ну что же... Я рад, что не ошибся в вас, Стас Викторович, - сказал Рубаков. - Если хотите, мы можем высадить вас прямо на вашем доме.
     - Господин генерал, - тихонько влез из передней части салона какой-то лейтенант. - Лебединский требовал, чтобы вы срочно прибыли на место, пока не начало рассвет...
     Рубаков, не оглядываясь, махнул рукой. Лейтенант увял на полуслове.
     Стас нахмурился. На этот раз и не думая играть.
     - А крысы?..
     Что за дурдом? Хотели, чтобы помог с крысами, ловили...
     Поймали.
     И теперь на фиг никому не нужен?!
     Это, в конце концов, даже обидно!
     - А что - крысы? - удивился Рубаков. - Вы хотите сказать, что вы их еще чувствуете?
     Стас облизнулся. Что он хочет сказать этим "еще чувствуете"?
     Рубакова просветили по поводу того, что содержалось в папочке "Крысолов"?
     Нет, нет! Если бы просветили, тогда бы наручники остались на руках. И разговор был бы совсем иной.
     Тогда что? Неужели они уже потравили крыс химией?..
     И крыс, и всех, кто был под землей?..
     Но надо отвечать, черт бы все побрал! Надо отвечать, чтобы не вызвать подозрений! Только осторожно. Расплывчато.
     - Да... - сказал Стас. - Чувствовал, когда был внизу. Только как-то странно... Поэтому и пытался пробраться в центр. Хотел понять, что же происходит.
     - А происходит то, что дело сделано, - сказал Рубаков. - Мы их выбили. Кремль взят.
     - Взят?..
     Рубаков довольно усмехнулся:
     - Да его даже брать не пришлось. Как мы и думали, дело было в том, что предыдущие штурмы начинались не в то время. Поздней весной или в начале лета, когда крысы уже начинали донимать Пригород. Когда они уже успевали размножиться. А надо было - ранней осенью. А еще лучше - зимой. Как мы и предполагали, их численность в это время куда меньше.
     Стас опустил глаза, потер на руке след от наручника. Нет, все же одно из двух: этот Рубаков или дурак, или идиот. Модифицированные крысы живут по пять лет. И их численность колеблется по сезонам не так резко, как у немодифицированных предков, которые теоретически могут протянуть от силы года два-три, но обычно живут год или того меньше. Потому что мелкие хищники тоже должны что-то есть.
     - Но, разумеется, не все так просто, - сказал Рубаков. - Грамотный выбор времени штурма - это лишь половина успеха.
     - А вторая половина?
     - А вторая... - Рубаков усмехнулся. - Доктрина адмирала Дёница.
     Дёниц, Дёниц, адмирал Дёниц... Это немецкий подводник, что ли, во Вторую мировую?
     - Знаете? - спросил Рубаков.
     Стас неопределенно мотнул головой. Что-то у них было, у этих немцев, какой-то хитрый план...
     - Дёниц говорил: бить надо не там, где бросается в глаза. Бить надо там, где удобно. Вот и мы подумали: зачем сразу лезть в центр? Не лучше ли начать методично, с окраин? Ломать сопротивление крыс там, где они чувствуют себя наименее уверенно. Бить их там, чтобы потом они присылали туда подкрепления - раз за разом, все новые и новые подкрепления по мере того, как мы будем перемалывать их силы. Перемалывать с минимумом наших потерь. Там, где это удобнее прежде всего нам.
     А, вот что за доктрина! Этот Дёниц втолковывал фюреру, что атаковать лучше не конвои. Там, конечно, много груженых судов с ценными грузами, все так, но там много и кораблей эскорта. А англосаксы быстро научились бить немецкие подлодки как тюленей.
     Дёниц предлагал топить одиночные суда союзников - пусть даже и пустые. С товаром, без - какая разница? Главное, что потопленное судно уменьшает общее количество грузовых кораблей союзников. Потопленник больше ничего не сможет возить в голодную островную Британию. А построить новый корабль куда труднее и дольше, чем собрать для него груз в сытых Штатах...
     - Но насколько я помню, - сказал Стас, - план Дёница до конца так и не использовали...
     - Поэтому-то они и проиграли! - воскликнул Рубаков, улыбаясь. - А вот мы использовали. И добились успеха. Два часа назад штурм Кремля закончился, не начавшись.
     - Совсем?.. Совсем без боя?..
     - Мы начали разведку боем, но никакого боя не получилось. Кремль пуст. Мы перебили всех крыс еще на подступах, пока шли через спальные районы. Шли медленно, вытягивали крыс из центра мелкими партиями. Били, вытягивали, били, вытягивали... И вытянули из центра их всех, не ввязываясь в серьезную мясорубку. Продвигались медленно, зато тщательно перекрывали все подземные проходы. Теперь мы контролируем каждую подземную нору - и ни одна крыса не просочится к нам в тыл... Ну да вы сами все это видели, когда пытались пробраться туда, - усмехнулся Рубаков.
     Видел, видел...
     И без труда обходил. И если бы не свалял дурака и не полез в крупный туннель, то спокойно дошел бы, куда хотел. Медленно, муторно, но дошел бы.
     Цивильные крысы и их командиры, эти "друзья" Арни, не глупее. Они тоже смогут передвигаться по городу, несмотря на все эти посты на каждом подземном перекрестке... Или, по крайней мере, могли бы. Ну, чисто теоретически...
     - А подземная часть Кремля? - спросил Стас. - Там должно быть много подземелий. Там тоже никого нет?
     - Я же говорю, мы вытянули оттуда всех крыс! Там везде пусто. Мы проверили все коммуникации, все старые подземелья. Никого. Да вон сами смотрите, Стас Викторович...
     Рубаков кивнул в иллюминатор.
     Впереди, из-за носа вертолета, наплывала Красная площадь - расцвеченная фарами, габаритками и прожекторами, как праздничная елка. На ней, на подступах к ней, как в разворошенном муравейнике, суетились люди, вездеходы, джипы...
     - Это что?..
     - Это парад. Чтобы ни одна щелкоперская собака не посмела потом сказать, что военные корреспонденты сильно преувеличивают наши достижения! Пора положить конец всем этим сплетням, будто кампании по очистке Старого Города затеваются исключительно под выборы, поскольку де иначе нашему президенту никак не переизбраться... Они ведь уже начали! Только и трындят, что для того всех и эвакуировали из города, чтобы гражданские не видели, что реально творится в городе!
     Вертолет не сильно, но вполне уловимо задрал нос. За четверть часа вестибулярный аппарат приноровился к наклону пола, перестал его замечать и теперь четко отметил переход с крейсерского хода на зависание.
     Крыши домов - черные ширмы среди электрического многоцветья - резко замедлили бег. Вынырнул торговый центр. Сверху все освещено прожекторами, ядовито зеленеют круги со зрачками-бабочками. В салоне засуетились, закопошились. Вертолет еще не сел, но уже открыли люк, и лейтенантик, поминавший Лебединского, уже тащил Рубакова по проходу к выходу...
     Стас не стал толкаться, вылез последним.
     В лицо ударил свежий ветер и, словно грохот далекого океанского прибоя, шум площади. Там рычали двигатели, грохотали по брусчатке стальные "чушки" солдат, хрипло гавкали мегафоны... Все это сливалось в единое целое, словно это были не отдельные люди, а какая-то стихия, завладевшая Красной площадью. Как наводнение. Или пылевая буря. Или тучи саранчи...
     На крыше тоже кипела жизнь.
     Тут царил Лебединский. Помощник президента по связям с общественностью гонял штабных Рубакова, как цирковых осликов. Те лишь послушно кивали головами, став кружком вокруг него - уверенного, наглого и лощеного.
     Его щеголеватый костюм выигрывал еще больше от соседства с расшитыми золотом, но безвкусными армейскими мундирами. Очки в тонкой стальной оправе - можно спорить на что угодно, что тоже ровно полторы диоптрии. Изумительно ровно уложенные, волосочек к волосочку, бачки... Даже Тоцкий казался рядом с ним неотесанной деревенщиной.
     - Все поняли? - вещал Лебединский, не снисходя до выделения кого-то лично из массы офицеров. - Грузитесь обратно, взлетаете и делаете два прохода над строем. Как можно ниже! Мне нужны хорошие кадры! Затем садитесь на фоне храма. Торжественный выход. Сначала армейцы - быстро! Потом комитетчики. Акцент на вас - президент не ошибся с назначением! Принимаете доклад о взятии Кремля. Все четко и аккуратно, мы будем работать в прямом эфире, эти кадры обойдут весь мир! Все ясно? Ну пошли! Быстрее, быстрее! Пока не рассвело! Мне нужны именно ночные кадры! Ночь, время крыс, но даже ночью они теперь не властвуют в центре Старого Го... Москвы, господа! Теперь опять Москвы!
     Лебединский движением руки отослал генералов к вертолету и тут же переключился на возившихся с камерой военкоров:
     - Вы еще тут?! Я же сказал, вниз, вниз! На второй этаж! План должен быть прямо над головами, чуть выше строя! Из центра жизни, чтобы эта площадь казалась как от Днепра до Волги, а не крошечным пятаком! Быстрее, живо, живо! Через пять минут прямой эфир!
     И уже кому-то из снующих вокруг с озабоченными лицами:
     - Ну чего они ждут, уже почти рассвело! Где связь с вертолетом Рубакова? Эти...
     По ушам ударил рев винтов, вертолет ушел вверх. Журналисты, Лебединский, еще какие-то суетящиеся вокруг него люди устремились в люк, внутрь торгового центра.
     Крыша пустела на глазах. До Крысолова, такой важной птички еще пару дней назад, никому никакого дела. Даже обидно...
     И Тоцкий, черт бы его подрал, куда-то испарился! Ведь старался же следить за ним! И все же не уследил. Вместе с Рубаковым на вертушке улетел принимать парад или убежал вниз? Чтобы заняться своими делами? То есть не только своими...
     Не уследил... Хотя черт его знает, важно ли это вообще...
     Теперь.
     Если Рубаков задавил крыс - и диких, и цивильных, которыми управляли "друзья" Арни, - где же теперь эти самые друзья? И где искать Арни?..
     И вообще, живы ли они...
     Людское море внизу успокаивалось. Военные и спецназ КГБ замерли стройными рядами. Тут и там между рядами "Кутузовы". Не совсем в строгом порядке - с примесью этакого живописного бардака.
     Чувствуется умелая рука. Эти тщательно выверенные частички искусственного беспорядка придали всему какую-то живость. Жизненную правдивость. И словно бы увеличили все в масштабах. Если людей и технику выстроить в единый ряд, в строгом порядке, все будет казаться скромнее...
     И да - прав Лебединский. Темнота тоже помогает. Утром все будет казаться куда менее внушительным. Утром будет видно все. А сейчас, в резком, контрастном свете прожекторов, края площади теряются в темноте, отодвигаются куда-то далеко-далеко. Множат ряды людей и туши вездеходов. Шеренги уходят в теневые провалы и продолжаются, продолжаются, продолжаются, вдаль и в темноту...
     Несколько мегафонов рявкнули что-то почти в унисон. На площадь опустилась полная тишина.
     Где-то вдалеке ревел вертолет.
     Внизу, на пару этажей ниже парапета крыши, перекликались военкоры.
     - Вторая камера, держать восток над домами! А ты чуть ниже возьми... Так... Нет, левее! Эфир!
     Пару секунд все оставалось по-прежнему, а потом рев вертолета стал нарастать.
     Решили все разыграть как спонтанный доклад?
     Этак между делом... К чему выверенные до мелочей формальные парады, если для нашего господина президента это совершеннейший пустяк? Подумаешь, очистил Старый Город от крыс. Ну и что, что другие это два десятилетия сделать не могли... Мужик сказал - мужик сделал!
     Театралы хреновы...

***

     По плану Лебединского все шло до момента самого доклада.
     Чеканя шаг, какой-то генерал в военной форме прошел к Рубакову, старательно выполняя все ужимки, положенные парадным протоколом.
     Порядочно растолстевший, не привыкший ко всем этим чеканным выкрутасам, военный генерал был похож на петуха. Грязный деревенский петух с парой грязных перьев в ободранном хвосте, но вышагивающий с достоинством холеного павлина.
     Наконец-то встал перед Рубаковым, отдал честь и загаркал, непонятно куда спеша и глотая согласные:
     - ...ин!...ал!...шите!...жить!
     А дальше совсем уж непонятная скороговорка. Лишь по общему антуражу и можно понять-расшифровать: что-то про выполненные задачи и взятие под контроль чего-то там сверхважного.
     Генерал замолчал и замер, вытянувшись стрункой - этакая разжиревшая струнка, с узлом посередине.
     Рубаков не спешил отвечать, держа эффектную паузу.
     И вот в этой-то тишине, гулкой и звенящей...
     По площади разнесся глухой не то рокот, не стук. Словно где-то далеко за горизонтом чудовищный исполин тряс каменную котомку с валунами.
     Только звук шел и не справа, и не слева. Не сзади, не спереди. Не понять, откуда. Словно отовсюду сразу... И все не пропадал, лишь усиливался.
     И оборвался коротким треском.
     Кусок брусчатки перед замершими в струнку генералами рухнул вниз - как огромная платформа для подъема грузов, у которой лопнул трос. Рухнул ровным прямоугольником в пару соток.
     Но неглубоко. Всего метра на полтора. На миг стал виден срез площади: сверху брусчатка, под ней какие-то непонятные слои не то прежних мостовых, не то просто спрессованного древнего мусора... Это все на полметра. А дальше-темная щель пустоты, идущая куда-то вглубь и в стороны, под уцелевшую брусчатку...
     Оттуда хлынуло. Обрушившийся кусок брусчатки заполнился темными тельцами, превратился в живой пруд. Там кишело, заполняло, поднималось - и выплеснулось вверх, на площадь.
     Крысы сплошным потоком лезли из щелей по краям провала. Сначала на обрушившийся пласт, а с него вверх, на брусчатку. И мчались прочь во все стороны, по всей площади. Освобождая место тем, кто рвался через щель следом...
     Самые первые уже у ног солдат, но на людей не бросились.
     Прошмыгнули между блестящими стальными "чушками" и понеслись дальше, дальше, дальше... Смешиваясь с выстроившимися солдатами в единое целое, в котором невозможно разобрать, где свои, а где крысы. Не давая ни открыть огонь, ни даже толком рассмотреть, что шныряет под ногами.
     И не замедляя живого потока, бьющего из-под земли. Он все вырывался и вырывался оттуда, как бесконечный язык исполинского мухолова - огромный, покрытый густой шерстью черный язык...
     Когда на площади раздалась первая автоматная очередь, темное живое море успело растечься-просочиться сквозь ряды солдат до самых краев площади. Крысы уже вырвались и на обе улочки по краям торгового центра.
     Следом за первой очередью на площади загрохотало - сразу, много, вразнобой, во все стороны. И даже не столько по крысам - это не те дикие крысы с окраин, которые позволяли избивать себя, как слепых крысят, - сколько по ногам своих товарищей. Просто вокруг себя, куда угодно, лишь бы крысы не достали тебя самого...
     И вот тогда крысы начали свою атаку.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     Звякнули колокольчики.
     Стас вздрогнул и вернулся в мир. Снова ощутил себя на крыше бывшего торгового центра. Сидел скрючившись и привалившись спиной к высокому парапету.
     Казалось, что все это время руками зажимал уши - но руки уже давно безвольно опустились. Просто там, внизу, все уже стихло.
     Наверно, давно. Из-за парапета, с площади, не доносилось ни звука...
     Снова звякнули колокольчики. Отчетливо. Значит, не галлюцинация? Стас поднял голову и открыл глаза.
     Уже рассвело. Откуда-то снизу в небо били лучи прожекторов, но уже не такие заметные. Небесный свет растворял их, затушевывал.
     На крыше никого. Только мерцающие ядовито-желтые круги для вертолетов. Справа, метрах в десяти, открытый люк. Лестница вниз, под крышу торгового центра...
     - Внимание! - донесся откуда-то мягкий женский голос. - Аккумулятор почти разряжен, для продолжения работы срочно замените его или подключите камеру к сети.
     Камера... Ну да. Это снизу, со второго этажа. Там были военные корреспонденты. Снимали парад.
     Снова колокольчики. И снова тот же женский голос, только куда более тихий, совсем призрачный:
     - Внимание! Аккумулятор разряжен. Передача сигнала на спутник прервана из-за недостатка энергии. Запись видеоматериала приостановлена из-за недоста... - Женский голос затих.
     Передача на спутник... Неужели все, что творилось внизу, - все это прошло в прямом эфире?..
     Нет конечно же. В прямом эфире это пройти не могло. Куда-то на спутник эти кадры ушли, с него были пересланы дальше, но не в эфир конечно же. Осели в компьютерах военного ведомства.
     Стас медленно поднялся, старательно держась спиной к площади, чтобы даже случайно взгляд не упал туда. Пошел к люку, ежась и запахивая плащ. Холодно. Чертовски холодно. И воздух холодный, и без еды уже черт знает сколько...
     Вниз. В темное, пыльное здание. Но на выход не сразу. Сначала по центральной галерее сквозь весь торговый центр, чтобы выйти с дальней от площади стороны.

***

     Ноги сами принесли домой. В бывший дом...
     Выбитая дверь лежала прямо в проходе. В холле - грязь, окурки, скомканная пачка "Имперских". Еще какой-то скомканный целлофан, в углу пара жестянок из-под прохладительного.
     Стас прошел к лифту, поднял голову к камере наблюдения...
     Ч-черт... Это не поможет. Система безопасности все равно не опознает. Она вообще не действует. Оба диска с программой и настройками, и основной, и резервный, сейчас не в домашнем компьютере, а в рюкзачке. Который километрах в пяти к северу. В ларьке на Выставке.
     Стас развернулся и пошел по лестнице.
     На четвертом этаже остановился. Заглянул в комнату для переговоров. Столик с остатками трапезы Тоцкого. Сорванный с батареи чехол. Наручников на батарее нет, кто-то снял. Может, сам Тоцкий и снял...
     Стас поднялся выше, в квартиру.
     В прихожей по привычке остановился - разуться. Но... Дорогущий, мягкий как плюш ковролин - в рубцах, словно футбольный газон после матча. И следы, везде грязные следы...
     Не разуваясь, Стас прошел коридор. В гостиной остановился, морщась.
     Несло какой-то кислятиной. Табачным перегаром, потом... В кухонную арку виднелся стол, уставленный грязной посудой, какими-то бутылками с остатками газировки, пластиковыми коробочками из-под готовых салатов.
     Шкаф в спальне распахнут, вся одежда ворохом на полу. Кровать сдвинута, изножье у самой двери. На смятых простынях полосочки и квадратики земли. Засохшая грязь, вывалившаяся из узоров подошв какой-то свиньи, которая спала там прямо в одежде, даже не соизволив разуться...
     Стол в кабинете тоже сдвинут, на нем разворошенный компьютер. Со стены снята добрая половина видеопанелей, вьются разноцветные обрывки проводов...
     Стас поежился. Не только от холода. Мой дом - моя крепость...
     Как-же. Вовсе не крепость это, а какая-то жертва изнасилования. Грубого. Циничного. Группового.
     Стас развернулся и пошел вниз.
     На первом этаже свернул в тамбур перед крысярней. Остановился.
     Если личная гвардия там, то, в принципе, должны узнать по запаху. Но...
     - Лобастый? - позвал Стас. Тихо.
     - Лобастый! Ушастик! Тихо. Ни звука.
     Стас толкнул дверь, вошел. Нащупал на стене выключатель, щелкнул. Комнату залил красноватый свет.
     - Ч-черт...
     Через всю комнату тянется черный кабель, скрываясь в открытом люке. Стас заглянул вниз. В темном провале перемигивался цифрами экран. Большой, поворотный, чтобы издали были видны все показания... Детектор движения.
     Даже если личная гвардия улизнула из той ловушки и пришла к дому, то близко не подошла. Один раз в ловушку с детектором движения уже попались, а по второму разу на одни и те же грабли не наступят. Теперь-то Ушастик знает, что значит едва слышный звук, чем-то похожий на быстрые порывы ветра...
     Стас присел и рванул кабель. Внизу с хрустом вылетел штекер. Стас отбросил кабель в сторону, присел на корточки. Сложил ладони рупором, позвал в черную дыру:
     - Ушастик! Лобастый! Рыжик!
     Послушал. Эхо собственного голоса, медленно умирающее... И тишина.
     Стас вздохнул и поднялся.
     Ну что же... Если они сюда приходили и наткнулись на дете