рекувырнулся
в воздухе, стал на ноги "Вот это да! Я никогда не умел так делать".
   От толчка желтые листья клена сбросили на него дождь росинок Он
засмеялся от щекотного наслаждения и изумился еще одному открытию: кожа
умела коротко и резко подергиваться, чтобы сбросить каплю влаги, как у
молодых лошадей.
   Минуту он забавлялся: клал на бедро травинки, веточки - и сбрасывал их
движением кожи.
   Так поэтому оно и его: владение всем в себе? Нет, вспомнил Берн, есть и
сверх того еще, самое главное: он выбирал. Полурастворенный в
биологической жидкости, когда к нему сходились щетины зондов и электродов,
он необыкновенно много знал - чувствовал (или это жидкость знала?) о себе,
о телах человеческих и иных. Он знал не слова, не числа - что-то большее:
   чувственную суть каждого органа, мышцы, жилки, взаимодействия всего
этого, телесную идею себя. Он проникал в это сначала неуверенно, с тайной
жутью, но чем далее, тем спокойней. И, постигнув возможности, стал
выбирать - собирать, конструировать свой биологический образ: чтобы не
слишком могуч, это лишне, но и не тщедушен, чтобы и по характеру, и по
внешности, и главное - по миру сему было в самый раз. Поэтому и получилось
его тело, в большей степени его, чем данное при рождении.
   Берн осмотрелся. Ива у домика Тана была в ржаной охре, клены сияли
чистой желтизной, кусты вдоль фотодороги пылали багряно. Все это
странновато выглядело в темно-зеленом обрамлении лиственниц, кипарисов,
пальм, плюща, но все равно - признаки поздней осени. "Долгонько же надо
мной трудились. И вот он - я!"
   На него снова накатило ощущение безмятежного счастья - того простого
счастья, что не связано ни с событием, ни с удачей. Радостная песня жизни:
   вот солнце взошло, начинается день, тело полно сил, движения точны,
голова ясна, ноздри жадно пьют лесной воздух... мир прекрасен и все
нипочем! Берн, не зная, куда себя девать, помчал сломя голову в глубину
леса. Трава хлестала по икрам, встречные ветви налепили на лицо и плечи
красную мокрую листву - это только веселило его. Наткнулся на дикую яблоню
с некрупными янтарными плодами: сорвал несколько, раскусил, причмокнул с
удовольствия: с детства он так не лакомился!
   Потом он летал. В домике Эоли (того не было) взял крылья, поднялся на
место своего позора, первый уступ лабораторного корпуса, снарядился,
попробовал, как слушаются крылья, стоя у края на прохладных плитках. И - с
отвагой в сердце, но с замиранием в желудке - ринулся навстречу солнцу.
   И получилось. Не могло не получиться, пришло само то, что раньше не
давалось. По простым и точным командам нервов крылья расправлялись,
забирали под себя упругий воздух, взмахивали, несли его. А он и не думал о
нервах и командах - плыл в воздухе легкими брассовыми движениями. Сначала
только прямо, потом повороты, вираж с потерей высоты, вираж с набором
ее... Сердце замирало и крылья начинали трепыхаться неровно, когда
сознавал, как ужасно далеки внизу крохотные домики, деревца, фигурки. Но -
преодолел.
   ...Вспоминая после свой полет, Берн понял, почему Ли не смогла ничего
толком объяснить, научить его полету. Для нее, как и для него теперь, это
было естественное самоочевидное действие - как ходьба. Попробуй растолкуй
ее неходившему.
   Но это пришло позднее, а сейчас Берн летал, и ему казалось, что за
спиной выросли свои крылья, что это его могучие мышцы толкают тело вперед
и вверх.
   Лесной голубь-сизяк пересекал путь. Профессору показалось, что он с
юмором покосил на него круглым глазом в розовом ободке - он ринулся
наперехват, выяснять отношения. Бедная птаха улепетывала изо всех сил, но
летающий человек догонял ее с ужасным смехом, протягивал руки. Голубь
ринулся вниз, под защиту деревьев. Увлекшийся Берн едва не врезался в
вершину пирамидального тополя.
   За деревьями голубело озеро - овальное, в песчаных берегах. Берн
полетел над ним, попал в восходящий воздушный поток, стал кружить,
приноравливаться. Это было искусство - подниматься в нем: все время
сносило, он соскальзывал в стороны. Но освоил и парил величественно и
безмятежно, описывая вольные круги.
   Солнце поднялось над лесом. Небо очистилось от облаков, стало синим и
по-осеннему прозрачным. И как далеко, необыкновенно далеко было видно во
все стороны с высоты! Неважно было, что видеть: здания Биоцентра,
коттеджи, лес, просеки с фотодорогами, озера, вышки среди деревьев, снова
какие-то строения вдали, решетчатые стены с мачтами в дымке у горизонта
("Там Полигон", - вспомнил Берн), снова лес, его правильные ряды деревьев,
река в каскадах запруд... Все это была Земля, планета людей, умное величие
мира - и он был к нему причастен. "Как они должны быть сильны духовно, -
думал Берн, - эти летающие люди, чей обзор не стиснут домами и кварталами,
а развертывается вот так, на десятки километров!.. Нет, - испугался он, -
все это слишком чудесно, чтобы быть на самом деле. Я сплю, я, конечно же,
сплю. Разве не доводилось мне летать во снах!.."
   Он что есть силы куснул себя за мякоть кисти. Кровь была алой, боль
реальной. Реальной! Профессор расхохотался, скользнул на крыло, стал
полого планировать к Биоцентру.
   Воздух свистел в крыльях и в волосах. Было легко, торжественно и чуть
грустно. Не хотелось опускаться на землю. "Может, я выхлестал сейчас
залпом всю радость преображения, дальше ничего такого не будет?.. Нет,
вздор, вот оно - тело!" И вспомнились ему, и стали понятны слова Эоли, что
тело - и прибор познания, если его хорошо настроить, и орган утонченных
удовольствий.
   Да, теперь его "прибор" хорошо отрегулирован - и на радость жизни, и на
познание ее!
   ...На поляне Берна ждал, задрав голову, Ило.
   - Ну, - сказал он, с удовольствием мастера оглядывая приземлившегося, -
огурчик! - и помог ему снять крылья.
   - Скажи, мастер, - попал в тон Берн, - скажи, творец: и надолго мне
хватит этого "чуда дня шестого", чуда, которое и у тебя вышло весьма
хорошо?
   Ило, морща лоб, несколько секунд вспоминал, откуда цитаты:
   - А, книга первая... Лет на сто, если не пришибет метеорит.
   - Сто лет?! - Берн отступил в замешательстве: так далеко его планы не
распространялись. - И что же мне делать эти сто лет?!
   - Что делать? Живи... - Ило надел на свернутые крылья чехол, застегнул
и улыбнулся Берну своей простецкой улыбкой. - Все живут - и ты живи!



 * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *


ГРЯДУЩЕЕ ОЗАРЯЕТ НАСТОЯЩЕЕ



1. НЕМНОГО ЗВЕЗДНОЙ ЭКЗОТИКИ


   - Внимание! Смотрите все! Наблюдательный автомат НА-129 запланетного
пояса зафиксировал прохождение по Трассе "Омега Эридана - Солнечная"
первого транспорта антивещества. Смотрите все!
   Звездное пространство, каким оно видно за атмосферой: чернота с обилием
немерцающих звезд. Самая яркая из них - Ахернар. Левее и ниже ее плывет
компактная группа оранжевых пульсирующих точек. Яркость их нарастает,
скорость увеличивается. Какой-то миг видно, как точки разбухают в
раскаленные шары. В следующую секунду они проскакивают мимо огненными
полосами и вдали снова съеживаются в десяток светлых точек. Теперь ниже их
пылает, подавляя окрестные звезды, почти точечное бело-желтое Солнце.
   Зрелище прокручивается замедленно: видны расплавленные шары; впереди
каждого на расстоянии пяти диаметров - темный, заметный только на фоне
других шаров и звездной сыпи конус. Что-то исходит из обращенного к шару
острия его: с этой стороны в расплавленной массе периодически возникают
голубые сварочные вспышки; каждая чуть сплющивает громадину-каплю,
распространяет по ней огненную рябь.
   - Каждая "капелька" несет от восьми до двенадцати тысяч тонн
гранитно-базальтового антивещества из Залежи в Тризвездии, - коЯйяентирует
сдержанно-ликующий голос. - Сто тысяч тонн в одном транспорте, подумать
только! Втрое больше, чем произведено антивещества искусственно за всю
историю... Шары раскалены и расплавлены - это результат разгона
микровзрывами. Скорость 0,2 от световой, с которой они идут, конечно,
велика. В экономическом режиме будем гнать транспорты со скоростью восемь
тысяч километров в секунду. Но хотелось, чтобы первый пришел в Солнечную
поскорее: ведь его ждут столько лет - и как ждут! Итак, Трасса открыта.
   Вековая эпопея освоения Залежи антивещества, так трагически начавшаяся,
завершена. Отныне человечество владеет неисчерпаемым запасом предельно
концентрированной энергии. Поздравляем всех - и принимаем поздравления от
всех!
   Ило остановил видеозапись, вернул к началу, к выплывающим левее
Ахернара светлячкам, принялся задумчиво покачиваться в кресле.
Кресло-качалка в домике, такое же в лаборатории, такое на Полигоне...
такое предлагали ему всюду. Это становилось стариковской привычкой. Сейчас
он находился в лаборатории, в своей комнате. Полки с магнитофильмами,
книгами, инструментами; непременный шар ИРЦ, экран, эбонитовая доска;
многослойный портрет Инда - стриженого добродушного бенгальца;
бактериологический шкаф с манипуляторами в простенке между широкими
окнами, затененными кроной дуба.
   И пять белых автоклавов точной регулировки - с прибора контроля,
клавишными пультами - наглухо загерметизированные. О содержимом этих
автоклавов тоже могло бы выйти сообщение с ликующими интонациями, не хуже,
чем о Трассе. Но не будет.
   - Почему?
   - Потому что это не энергия. Энергию не создают, ее находят и добывают.
   Посредством ее делается все остальное. Без нее любые измышления ума так
и остаются измышлениями. Миражами. Они - вторичны.
   - А в автоклавах - измышления?
   - Реализованные измышления.
   - Реализованные в масштабе одной стомиллиардной от возможной величины.
То есть почти что и не...
   - Остальные 99 999 999 999 долей даст энергия.
   - Но... если все от энергии, то не есть ли и все созданное нами лишь
какое-то распределение потоков энергии?
   - То есть не есть ли все содеянное людьми...
   - ...и тобой...
   - ...мираж?
   Усталые мысли старого человека.
   Светит с экрана Ахернар; около него, если приглядеться, можно различить
звездную "нить Ариадны" - созвездие Эридана. Залежи Тризвездия у
Омега-Эридана, на самом кончике нити.
   ...Были идеи, а потом и строгие теории, предсказывавшие наличие во
Вселенной скоплений антивещества - равноправной с обычным веществом формы
материи. И несмотря на знания, на теоретическую подготовку экипажа и
специальные приборы - звездолет "Тризвездие" напоролся на Залежь, на
астероидный пояс у Омега-Эридана, как средневековый корвет на рифы. Так и
осталось неизвестным, как все вышло, но ясно было: не ждали.
   Все это случилось давно. Он сам принимал участие дежурным диспетчером
Орбиты Энергетиков, перехватывал ту пустую ракету. ИРЦ после открытия
Трассы уведомил, что "фонд" Ило возрос на 470 мегабиджей... нужны они ему!
Главное - дожил. Нетерпелив человек, нетерпеливы люди: такой проект
исполнить в пределах одной, пусть и долгой, жизни!
   ...И параллельно с исполнением его множились замыслы, идеи, уовые
проекты.
   Все они начинались с одного тезиса: предположим, что у нас достаточно
энергии для...

ВНУТРЕННИЙ ЭПИГРАФ
 Солнечная система устроена, с точки зрения человеческого существования,
крайне нерационально. Почти вся энергия Солнца, которой хватило бы для
пробуждения, развития и поддержания жизни на миллиардах таких планет, как
Земля, без пользы рассеивается в пространстве. На двух самых близких к
светилу планетах невыносимо жарко, и с этим ничего пока нельзя поделать,
Солнце не отодвинешь. Но кроме них и Земли, есть еще десяток шаров
вещества, на которых могла бы развиться высокоорганизованная жизнь, если
бы и перепадало достаточно света и тепла: это планеты от Марса до Плутона,
а также наиболее крупные спутники их, включая и Луну. Исключение
составляет Юпитер - остывшая звезда, которую раньше принимали за планету,
газовый шар, окруженный смертоносным радиационным поясом. С ним нам пока
тоже не совладать. Но осветить, обогреть, а затем и колонизовать остальные
миры в Солнечной после открытия Трассы будет целиком во власти людей.
   Поток тепла и света мощностью в 200 миллионов гигаватт, получаемый
Землей от Солнца и поддерживающий на ней биосферу и разумную жизнь 23
миллиардов людей, может быть получен и от ежесекундного сжигания двух
килограммов аннигилята в рефлекторах АИСов, то есть расход одного
килограмма антивещества в секунду. Для других шаров, в зависимости от их
места под Солнцем, своя норма. Для маленького Марса, который к тому же
перехватывает немного от центрального светила, достаточна добавка в двести
граммов антивещества в секунду. Для Урана и Нептуна понадобится по два
килограмма, для Сатурна и Титании ~ по килограмму. Для Луны ничего не
нужно, только энергия на преобразовательные процессы.
   В целом потребуется для Солнечной сжигать в помощь светилу около
двухсот килограммов антивещества в секунду, или трехсот тысяч тонн его в
год. Цифра фантастическая, если сравнить ее с количеством синтезированной
антиртути.
   Цифра ничтожная, если сопоставить ее с ежегодной убылью массы Солнца на
излучение и помнить, что эта энергия заменит Солнце десяти мирам. Но
главное: цифра реальная. Мощность Трассы в первые же годы после открытия
может быть доведена до полумиллиона тонн в год - с накоплением, избытка
для других дел.
   Какие преобразовательные процессы возбудит эта энергия на холодных
чужих мирах, чтобы, минуя долгий бестолковый путь естественной эволюции,
привести их в нормальное квазиземное с стояние? Ясно, что процесс всюду
будет один:
   труд и творчество многих миллионов людей.
   Из доклада "Перепроектирование Солнечной системы"

   И вот слово "будет" можно заменить на "есть". Уже готовы, сформированы
миллионные отряды переселенцев на каждую планету.
   Испытания АИСов у Сатурна прошли блестяще, конструкция себя оправдала,
десятки таких устройств, "помощников" Солнца, скоро займут свои места. И
энергия для них есть.
   ...Но все же, все же, все же - чем эта растянувшаяся на четыре парсека
Трасса, в одну сторону тянется вереница пустых роботов-гонщиков, в
противоположную "груженые", с шарами, у Тризвездия загрузка, здесь
разгрузка, - чем отличается она от старых, ныне музейных эскалаторных
лент, которыми уголек из карьеров на-гора выдавали? Только масштабами. Вот
то-то и есть. Потому что энергия - первичная реальность.
   Но вело к ней знание. Освоили, познав. И у тебя знание.
   То первичнее, нужнее.
   - Но ведь здесь о жизни. О жизни по-крупному. Куда же первичнее!
   - Нет той нужды. Живое субъективно, оно стремится к истине о себе,
только когда совсем зарез. В остальных случаях его занимают истины о
другом и других - объективные истины. В этом разница открытия у Тризвездия
и моего, в автоклавах. Значит... ложь умолчанием?
   - Нет. Истина умолчанием. Я не знаю до конца. Тот случай, когда
молчание честнее слов.
   Кожа на внутренней стороне рук зудела. Ило взглянул: так и есть, сыпь.
   Он сосредоточился. За минуту сыпь и покраснения исчезли, кожа стала
гладкой, упругой - молодой. Так каждый раз: как поглотит глубокая мысль,
сильное переживание, вегетативные нервы выходят из-под контроля. Да оно и
пора.
   "Творческий человек должен жить столько, сколько ему надо для
исполнения всех замыслов" - гордый тезис Ило. Жить - не просто
существовать, превосходить других в работоспособности, понимании мира.
Гореть ярче. Он, биолог, знал и умел это.
   - Вот ты и дожил до завершения самого крупного замысла.
   - А не лучше ли было - не дожить?
   - Если на то пошло, это в твоей власти.
   - И пусть дальнейшее решают другие? Трусливая мысль...
   "Э!.." Ило с досадой дернул головой, развернул кресло к сферодатчику:
   - Иловиенаандр 182 просит Эолинга 38, где бы он ни находился, прибыть к
нему в лабораторию!
   "Лучше спорить с ним, чем с собой".
   ...И его замысел начинался с допущения, что энергии вдоволь. И еще с
одного:
   жизнь штука крупномасштабная, наилучшая лаборатория для создания ее -
планета, где ее еще нет.
   Поэтому у них на Полигоне вся площадь под герметичным шатром, десятки
квадратных километров, и была засыпана глыбами и осколками минералов с
Сатурна и Луны, Марса и Титании, с Ио и Нептуна. Хоть и мало этот
фундамент отличался от имеющегося в литосфере Земли, но - для чистоты
опыта. Берем самое первозданное, от начальных "доменных" процессов
образования планет, засосавшее в расплавленные окислы весь кислород, самое
безжизненное, вымороженное космическим холодом и метановыми вьюгами. И
атмосферу такую же, от диких планет - из летучей, вонючей мерзости,
которую не приняла твердь:
   метан, аммиак, сероводород, хлор, угарный газ, чуть-чуть азота.
Скоплений воды на тех планетах не имелось - и у них на Полигоне тоже. Воду
еще требовалось доказать.
   И атмосферу надо было доказать - возможность получить из первичного
газокаменного безобразия в изобилии кислород, углекислоту, азот - весь
набор.
   А хорошо бы еще - почву... Воздух, вода, почва - три древних начала
жизни. И четвертое - огонь.
   Самое первое - огонь. Энергия.

   Движение воздуха от двери. Эоли быстро вошел, повернул спинкой вперед
стул, оседлал. Он был разгорячен полетом.
   - С Полигона? - спросил Ило.- Ли там?
   - Нет. Улетела с Алем.
   - Куда?
   Пожатием плеч молодой биолог выразил не только, что он не знает, куда
эти двое полетели, но и что ему до этого совершенно нет дела. Ило
сочувственно сощурил глаза, но сразу отвел их в сторону, чтобы этим
непрошеным сочувствием не задеть самолюбие помощника. Переменил тему.
   - Ну, как наши зверушки?
   - Плодятся, едят и умирают. И снова плодятся, снова едят. Сильные
хватают слабых, те боятся. И в глазах у всех вечный вопрос живого: зачем
мы? А кстати, зачем?
   - Не знаешь?
   - Можно подумать, что ты знаешь!
   - Знаю: просто так.
   Эоли внимательно взглянул на своего наставника. Ило никогда ничего не
говорил ради красного словца: любая реплика, любое слово отражали зреющую
в нем мысль или новое решение.



2. ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ ДИАЛОГ


   ИРЦ. Соединяю Альдобиана 42/256 с Этосом 53 и Реминной из Института
человека на Кубе, по их вызову.
   ЭТ. Здравствуй, Аль. Инн и я исследуем природу "атавистического
рефлекса перехода" у детей. Что-то у нас не ладно. Решили обратиться к
тебе за консультацией.
   БЕРН. Рад буду помочь.
   ИНН. Этот рефлекс наблюдается примерно у половины детей. Когда ребенок
переходит дорогу, то сначала поворачивает голову одну сторону, а за
серединой дороги - в противоположную: влево, потом вправо.
   Нейроизмерения показывают, что дитя вертит гол вой в инстинктивном
ожидании опасности. Какой? В какое время она проявляла себя как устойчиво
повторяющийся раздражитель? В твое время у детей был такой рефлекс?
   БЕРН. Хм... Рефлекса не было, но как раз существовала причина его
возникновения: правила движения по улицам и дорогам. Они и закрепились.
   Исследуемые вами младенцы - потомки горожан или жителей пригородов. И
тем, и другим приходилось, пересек дороги или улицы, смотреть в оба: то
влево, то вправо - чтобы не оказаться под колесами.
   ИНН и ЭТ. Как, разве машины тогда не уступали дорогу людям?!
   ИНН. Что-то очень уж просто. Не путаешь ли ты? Ведь у части детей мы
наблюдаем и "аномальный рефлекс перехода": поворот головы сначала вправо,
а за серединой дороги - влево...
   ЭТ. Да ведь отворачиваясь от Опасности - от машин, по-твоему,- не
уцелеешь!
   Такое поведение не могло закрепиться рефлексом у потомков, закрепляется
способствующее выживанию.
   БЕРН (с улыбкой). По теории - правильно. Но историческая практика была
такова, что в одних странах было правостороннее движение, а в других - в
Британском содружестве наций, например,- левостороннее... Знаете что:
   проверьте реакции детей с "рефлексам перехода" на зеленый и красный
свет.
   Смысл его во всех странах был одинаков. Если реакции у тех и других
детей совпадут, то и спору конец!
   ЭТ. Хорошо, проверим. Спасибо, Аль.
   ИНН. Спасибо, Аль, прощай!


3. БЕРН, ЛИ И УВЕРЕННОСТЬ


   Это было утром. А сей