сейчас
все спят! Почему у тебя дрожат руки?
   - Пусть их предупредят датчики ИРЦ! - прошептал Берн.- Для чего-то ведь
они натыканы везде. А мы не обойдемся, заметят... Да не поднимай ты
голову! - зашипел он, наваливаясь на Ли.
   Она все поняла.
   - Пусти-и! - яростно вывернулась, вскочила - и светлой тенью понеслась
между стволов и кустов к городку.
   И раньше, чем ее силуэт затерялся в ночи, Берн осознал, что потерял Ли
навсегда. И вообще все рухнуло.
   ...Сплоховал Альфред Берн, он же Альдобиан 42/256, ох, сплоховал! А
он-то думал, что не боится смерти. Он и не боялся ее, когда, разуверившись
в своей эпохе, готовил самоубийственный восемнадцатитысячелетний
эксперимент; не боялся, даже хотел, когда столкнулся с обезьяноподобными и
принял их за остатки человечества. А сейчас, когда обрел вторую молодость
(лучше первой), любовь, счастье, захотелось - на миг, только на миг! -
держаться за жизнь любой ценой. Миг, в который совершают предательства.
   Исчезли серые пятна эхху и огибавшей их левой стороной Ли.
Восстановилась глубокая тишина в лесу - с тем же подчеркивающим ее шорохом
сухой листвы над растущей травой. А Берн сидел, опустив голову, тоскливо
соображал, что делать дальше. Вернуться в городок? Там сейчас битва,
свалка, погром. Чем он поможет? Да и совестно. Ох, совестно!..
   Рядом блестела в свете звезд накидка Ли, а за ней у корней дуба
биокрылья.
   Но все это теперь было ни к чему.



10. ЖУТКАЯ НОЧНАЯ ДРАМА


   Великий Эхху, сжимая дубину, вышел на поляну. За спиной густо дышали
сородичи. Скудного света звезд было достаточно, чтобы различить контур
Большой Халупы Безволосых, выступавшей над Деревьями. В той стороне и их
хижины. Сейчас они без крыльев, он знает. Ночью они спят, как все твари.
   Хоть и строят из себя. Они не лучше других, Безволосые. Даже у кабана
на теле есть волосы, а у них... тьфу! Сейчас ночь, и они прячутся по
хижинам.
   Ничего не подозревают, не ждут. Великий вождь едва не загыгыкал от
сладкого предвкушения: как ворвутся, как будут хрустеть кости Безволосых
под ударами их дубин. Они будут кричать, молить о пощаде - и не будет
пощады! Будет смерть, надругательство, разрушение. Он отплатит им за все
страхи, унижения, беды - прошлые и будущие. Он, Великий Эхху, докажет
силой то, что они никогда не докажут своими хитростями: превосходство.
Страшно докажет, уаыа!
   Коротким властным жестом он разделил племя: часть под водительст
молодого Ди двинулась к городку правым краем поляны, остальные левым.
   Запыхавшаяся Ли едва не наступила на спящего в траве Эоли. Растолкала
его, выпустила пулеметной очередью:
   - Племяэххудвижетсясюдауженаподходеяихобогналаоничтотозамышляют! - и
только после этого перевела дыхание.
   Биолог смотрел на ее светящееся - ярче обычного от разгорячившейся в
беге крови - тело. Это было слишком прекрасно для сегодняшней
действительности.
   - А... ты мне не снишься? - спросил он. - Тогда я не буду просыпаться.
   - Какое - снишься, какой сон! Через десять минут они будут здесь!
   - Ага!..- Эоли, не вставая с травы, впал в глубокую задумчивость;
почесал макушку.- Эхху питают к нам враждебные чувства, даже собираются
напасть...
   замечательно! Почему? Чего им не живется спокойно, как прежде?.. Это
акт самоутверждения, понимаешь! Он поднял голову.- Постой, а где Аль?
   - Он... он испугался,- девушка беспомощно развела руками остался в лесу.
   - Вот как! - Эоли усмехнулся.- Старая истина: кто любит ласку, тот
любит себя. Надо же... храбрец!
   - Ты... ты не должен так о нем, не смеешь! - гневно и горько зазвенел
голосок Ли.- Это я была... такой. А он - потому что я хотела. И он... они
ведь его уже убивали! Ты бы, может, тоже испугался...
   - Ну-ну, извини.- Эоли поднялся на ноги, взял ее за вздрагивающие плечи.
   "Любит. И сейчас любит. Сама оскорблена его малодушием, а кто другой,
так и слова не скажи".- Ты-то уж во всяком случае молодчина. Теперь
слушай: сейчас я дам общий сигнал пробуждения, сообщу об опасных - хм! -
гостях, изложу всем план действий. А ты пробеги между домиками: не спит ли
кто еще в траве.
   И высматривай, откуда появятся эхху. Заметишь - тихо ко мне. Все, одна
нога здесь, другая там!
   Девушка исчезла.
   - Та-ак! - Биолог удовлетворенно потер руки.- Вот теперь-то у нас
получится стресс, общее возбуждение, "обратное зрение" и чтение в душах.
Добро пожаловать, эхху!

   Через минуту музыкальные сигналы пробудили биологов во всех домиках. Из
сферодатчиков на всех смотрело удлиненное лицо Эоли.
   - Внимание всем! Через несколько минут на нас нападет племя эхху. Не
теряя ни секунды, одевайтесь, заряжайте свои биокрылья, снаряжайтесь под
речь, которую я сейчас произнесу, и не забывайте вникать в нее... Да, это
уже племя, а не стадо. Потому что эхху больше не обезьяны - люди. Все
аномалии их поведения объясняются этим. Мы... точнее, наши предки,
совершали подобный переход от обезьян к людям, выходили в люди, можно
сказать, добрый миллион лет. Нынче время другое, темп изменений мира и
развития гуманоидов в нем задает цивилизация - вот и имеем новых коллег...
да-да, партнеров по жизни на Земле, а в дальнейшем, вполне возможно, и в
освоении новых миров. Нас не должно смущать, что пробудившиеся достоинство
и рассудок эхху выражают себя пока что по дурному: в стремлении видеть в
себе подобных конкурентов и противников, которых надо повергать,
обманывать, истреблять. Так было и у наших предков... да, как вы знаете, и
не только в каменном веке. Будем рассматривать это наравне с
агрессивностью наших подростков, капризами детей. Итак, пусть
подкрадываются, пусть нападают. Запасайтесь аппаратами звукозаписи,
инфракрасной съемкой, различными датчиками - и все в воздух! Ни от чего не
отгонять, не отпугивать: пусть проявят себя, ломая "игрушки".
   Наше дело - наблюдение. Только оно!
   - Эоли, почему командуешь ты? Это Ило поручил тебе операцию с эхху? Где
он сам? - понеслись вопросы со сферодатчиков.
   - Нет,- вздохнув, ответил биолог после паузы.- Ило нас покинул.
Навсегда.
   Да, покинул сегодня, четыре часа назад... А насчет эхху это я сам
разобрался - и решил, что так будет правильно. Все за дело!
   У Гобийского Биоцентра появился новый руководитель.
   Великий Эхху подбирался к крайнему домику. Так и есть, темно, тихо, все
спят. Ну, сейчас!.. В эту минуту возле входа появился силуэт Безволосого.
   Судя по спокойным движениям, он ничего не подозревал. Вождь поднял
дубинку и с боевым кличем "Эххур-рхо!", на который тотчас отозвались
сородичи, опустил ее... на пустое место: в последний миг Безволосый легко
взвился в воздух. Во тьме с шелестом развернулись его крылья.
   Смутное беспокойство шевельнулось в мозгу вождя - но ярость и злоба
вытеснили все. "Ах, так, значит, они не спят, пошли на обман, уаыа!
Дурачить нас!"
   Всюду появились Безволосые - летающие обманщики, трусы. Дикари выли,
вращали дубинами, но никого пока не задели. Самки эхху вбегали в домики,
громили и рвали там все, хватали яркие вещицы,ткани.
   Безволосые вели себя странно: не защищали имущество, не падали, не
бежали.
   Они приближались к дикарям, делали непонятные движения, отпрыгивали,
убегали и улетали; некоторые взлетали к самым вершинам деревьев и оттуда
бесшумно пикировали, проносились над головами нападающих. Раззадоренные
эхху подпрыгивали, кидали в них дубинами; другие громили хижины, но от
гулких ударов стены их не разваливались, даже не трескал Великий Эхху с
рычанием гонялся за Безволосыми, жаждал и крови. Он ничего не понимал. Вот
один Летун-Нетопырь пролетел совсем близко. Вождь следил красными от
.злобы глазами и, когда тот развернулся над ним, что есть силы швырнул в
него дубину. Попал! Но как-то не так: Безволосый подержал дубину в руках,
кинул ему обратно, полетел дальше.
   И тут Великий Эхху все понял, завыл от обиды. Безволосые не нападали и
не защищались - они дразнились! Потешались над ними, могучими эхху,
забавлялись, не принимали их всерьез. Не принимали их всерьез, ыауыа-а-а!
   Истерическое буйство охватило всех дикарей: они кидались друг на друга,
прыгали, катались по траве, выли, кусались. Вой и гам стоял над поляной.
   - Ли, достаточно. Включай! - звонко скомандовал Эоли.
   На поляне стало светло. Послышался ровный шум. Эхху затихли,
прислушались - и дружно кинулись в лес. Шум воды - все сметающей страшной
стихии! А вот и первые потоки ее, длинные языки, расстилающиеся над
травой. Сейчас догонит, зальет, поглотит, уаыа!
   Инфракрасный луч выделил в удирающем стаде Великого Эхху. Он
почувствовал черный страх, какого не испытывал даже в грозу. Опасность
была неотвратимой, гибельной. Он завизжал, прикрыл голову лапами, упал,
потом на четвереньках быстро-быстро пополз в сторону от сородичей. Он
спасется один!



11. БЕГСТВО


   Заслышав вой и визг возвращающегося племени, Берн выломил дубину - для
самозащиты. Но когда звуки приблизились, его нервы не выдержали. Профессор
помчал на молодых ногах в глубину темного леса. По полуголому телу, по
лицу и рукам встречные ветви размазывали росу, лепили на кожу листья.
Между ног панически фурхнула птица. Опомнился Берн на полянке, когда вопли
эхху утихли в стороне.
   И тогда он, стоя в обнимку с деревом, успокаивая колотящееся сердце,
понял:
   дикари сами спасались! Лицу стало так жарко, что тепловой свет от него
озарил изломы на коре дерева. "Трус!.. Лжец, предатель и трус". Берн
ткнулся лбом в ствол: что теперь делать, как жить?
   ...А он еще считал себя ровней им, самообольщался успехом консультаций,
любовной победой, биджевым фондом. Все было гладко в комфортных условиях -
а как только они посуровели, сразу обнаружилось, что и трансплантанта
мало, и обновленного тела мало, что побуждения и поступки, естественные
для них, для него - хождение по тонкой проволоке. И сорвался с первых
шагов. Чего теперь стоят его "приобретения"!
   Если он вернется, никто его не упрекнет. Старательно не подадут вида -
как тогда, после вранья на всю планету. Что с него в конце концов
возьмешь: он ведь из Земной эры, а возможности машины-матки не
безграничны, психику она не изменит... Ах, как было бы хорошо, если бы по
возвращении кто-нибудь (Ило, например) отчитал его. Или пусть бы неделю в
Биоцентре расспрашивали с подначкой, прохаживались на его счет. Это было
бы просто здорово, значило бы, что его признали своим. Они ведь не
спускают друг другу и куда более скромных проступков.
   Но этого не будет. И Ли внушат, что она не должна сердиться на него,
потому что... и так далее; и она даже обрадованно всплеснет ладонями: "Ой,
я так беспокоилась!"
   Но постепенно и она, и другие отдалятся от него. Станут избегать
молчаливо понятую неисцелимую второсортность человека, который в трудную
минуту может подвести, Нет. Он не вернется - за опекой, за подачками. Что
произошло, то произошло.
   Но куда идти? "А если снова нарвусь на эхху? Или на зверей? - Берн
стиснул зубы.- Ну-и пусть растерзают, так мне и надо! Вперед, куда глаза
глядят - только не обратно".
   И он быстрым шагом двинулся по прогалине. Было прохладно. Шелестела
трава под ногами. Вверху пылали звезды и огни Космосстроя.
   Прогалина сошла на нет. Берн брел напрямик, продирался сквозь частый
кустарник, даже если и замечал, что можно обойти,- чтобы хоть так
отвлечься от мрачных мыслей. Но постепенно хлеставшие и царапавшие ветки
пробудили в нем злость.
   Ну, разве он виноват? Ведь только и того, что по разику солгал,
струсил, предал - в дозах самых микроскопических, в его время никто и
внимания бы не обратил! Так почему в этом мире он отщепенец, почему
изгоняет себя? Не потому что он так уж плох - это они, черт бы их побрал,
они все... строят из себя!
   Слева что-то неярко засветилось. Берн шарахнулся за дерево, защитно
поднял дубину. Пригляделся: сферодатчик ИРЦ на увитой плющем ножке. Датчик
опознал человека, подал сигнал: находящемуся в такое время в лесу могла
понадобится связь, информация, помощь.
   Но Берн только представил, каким его запечатлеет сейчас для общего
удовольствия ИРЦ: в растерзанном виде, расстроенных чувствах и склочных
мыслях - и от этого, от напрасного испуга взъярился окончательно:
   - Наставили кристаллических соглядатаев - подсматривать,
подслушивать... У, сгинь, треклятый! - И от всей души опустил на шар
дубину.
   В датчике пробежала огненная трещина. Он погас.
   Не полегчало. Профессор рассчитывал, что звонко во все стороны брызнут
осколки.
   ...Его занесло совсем в чащобу: кустарник, оплетенные лианами деревья,
бурелом и корни под ногами. Берн продирался из последних сил.
Помрачившемуся сознанию пригрезилось: вот он преодолеет все и выберется из
леса... прямо в нормальную расчудесную жизнь XX века. Вон то тлеющее над
деревьями зарево впереди - от огоньков спящей деревни или от фонарей
окраинной улицы какого-то города. И он пойдет по этой улице: среди
нормальных домов, оград, магазинов с прикрытыми жалюзи витринами, встретит
запоздалых прохожих. Пусть даже пьяных, хрипло исполняющих "Jch hatte
einen Kameraden" ["Был у меня товарищ" (нем.).] - песню, от которой его
всегда передергивало. Ей-богу, он кинется им на шею!
   И ему страстно, чуть не до слез захотелось обратно - в то время, где он
был "о, герр профессор!", "многоуважаемый коллега", "наш известный
биофизик д-р Берн", был в первом ряду жизни, а не за ее последним рядом.
"Не надо мне ни ста лет вашей жизни, ни молодости этой, ни инфразрения -
ничего!" Берну представилось: он возвращается вечером из университета в
свой особняк в пригороде, медленно ведет черный "оппель" по тихой улице,
кивает ракланивающимся, очень уважающим его соседям; поднимается наверх,
включает настольную лампу в кабинете; служанка Марта приносит почту,
вечерние газеты, бутылку темного пива...
   А то, что он пережил здесь, пусть окажется сном захватывающе
интересным, прекрасным сном. Было великолепно и радостно его увидеть,
приятно будет вспоминать... Приятно будет по-прежнему часок-другой в
неделю осознавать несовершенства и заблуждения современников, прикидывать,
как их можно преодолеть, мечтать о времени, когда это случится и как тогда
будет хорошо... И тем подниматься над людьми, которые размышляют о таких
предметах раз в месяц, а то и реже... Приятно будет и беседовать о таких
возвышающих душу проблемах и перспективах с близкими по взглядам
знакомыми, переживать благостное созвучие душ... Но жить в таком времени,
жить постоянно - слуга покорный!
   Впереди над черными деревьями все шире разливалось молочно-серое
зарево. У профессора гулко забилось сердце: вот оно, вот!.. Он выбежал из
леса.
   Перед ним развернулось в обе стороны полотно нагревающейся за день и
люминесцирующей от избытка энергии фотодороги. По ней с тонким пением
моторчиков пробегали освещенные снизу автоматические вагончики.
   Дорога выходила из леса и уносилась в степь.
   Она сияла, как река в лунную ночь.



12. ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ ПОЛУФИНАЛ


   Ило встретил восход солнца позже товарищей по Биоцентру. За ночь он
пролетел и проехал более тысячи километров на юго-запад - и еще чувствовал
в себе силы.
   Подлетая к большому озеру, один край которого был обрамлен хвойным
лесом, а на другом среди пестрого от скоплений горных маков в траве - луга
высились в окружении коттеджей покатые стены буддийского монастыря (ныне
самого приметного и экзотического здания интерната), он издали услышал
щебечущий шум. Вблизи он понял его происхождение: здесь хозяйничала, пела,
ссорилась, играла в индейцев и во множество иных игр, загорала, училась
летать, лазать по деревьям, кувыркалась в траве, купалась и исполняла еще
тысячи важных дел детвора. Республика Малышовка. Воспитатели присматривали
за всеми с верхних этажей, иные парили над лугом и озером, возились с
детьми. Вид у них был довольно замороченный.
   Ило ждали. Общий гомон прекратился, тысячи глаз смотрели, как он
спланирует и сядет на площадку у озера. Пока он снимал крылья, к нему
раньше воспитателей приблизился один - в выцветших, почти не выделяющихся
на загорелом теле шортах. Светло-рыжие волосы над крутым лбом и около шеи
слиплись в косички от неумеренного купанья, короткий нос слегка лупился,
губы были сложены властно. "Заводила",- подумал биолог.
   Мальчишка остановился в трех шагах, заложил руки за спину, расставил
ноги, посмотрел снизу вверх, но будто и не снизу:
   - Это ты, что ли, будешь нашим Дедом?
   - Могу и вашим, а что? - Ило чувствовал себя неловко под пристальным
оценивающим взглядом.
   - Назовись.
   Ило назвался полным именем.
   - О-о...- после короткой паузы, расшифровав все в уме, сказало дитя,-
ничего! Это нам подходит. А то присылают... какие в прошлом веке родились
и дальше Космосстроя не бывали! - Малыш протянул руку: - Эри 7. Пойдем, я
тебя познакомлю с нашими. У нас своя команда "орлов". "Орлы из
инкубатора", ничего, а? Только девчонок не возьмем, ладно?
   Биолог осторожно пожал шершавую ладошку, отпустил.
   - Это почему?
   - Да ну, с ними одни хлопоты: хнычут, кокетничают, ябедничают. А то еще
это... влюбляются.
   "Эге,- подумал Ило,- взрослые за значительные дела в мире взрослых
почтили меня званием учителя. Но похоже, что экзамен на учителя я держу
сейчас".
   - Ну что ж,- раздумчиво сказал он,- может, и в самом деле не возьмем...
Но тогда и приверед не возьмем, согласен?
   - Каких это? - насторожился Эри.
   - Да таких, знаешь... которым все не так да не этак, не по ним: те
плачут, те влюбляются, те не рыжего цвета... В каком мире эти люди
собираются жить, ты не знаешь?
   - Хм...- Мальчишка опустил голову, поковырял босой ногой землю, поднял
на Ило чудесные диковатые глаза.- Намек понят. Тебе, я гляжу, палец в рот
не клади!
   - Хочешь попробовать? - Ило присел, хищно раскрыл рот.
   Малыш со смехом спрятал руки за спину.
   Через минуту они уже были друзьями. Эри за руку повел нового Деда к
"орлам из инкубатора".
   ...И впервые за прошедшие сутки незримая рука, стискивавшая все внутри
настолько, что не давала глубоко вздохнуть, расслабилась. Ило очень хотел
оказаться нужным Эри и другим детишкам; они-то уж, во всяком случае, были
ему необходимы.



КНИГА ВТОРАЯ


   Перевалы грядущего

 * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *


   КРУТОЙ ПОДЪЕМ


1. КОСМОЦЕНТР ВЫЗЫВАЕТ ИЛО


   АСТР. Строго говоря, я не должен больше беспокоить тебя по тому делу,
Ил.
   Состоялся Совет Космоцентра, на нем к твоему мнению обо мне
присовокупились и другие, тоже нелестные. И... словом, через три дня я
улетаю на Трассу, контролером роботов-гонщиков.
   ИЛО. Что ж... надеюсь, ты не воспринял это как жизненное поражение? В
конце концов, мы ищем себя всю жизнь. Если на Трассе ты поймешь то, что не
понял в Солнечной...
   АСТР. Да-да. Я тоже старый, Ило, не надо философских прописей. Тем
более, что если в отношении меня ты оказался во многом прав, то в деле о
пришельце Але - нет. Наш спор не окончен!
   ИЛО. Спор?
   АСТР. М-м... да, я опять не так сказал, извини. Не спор, не в твоей или
моей правоте здесь дело. Но ты понимаешь: проблема Берна-Дана не решена. И
пока она не решена, я себя отстраненным от нее не считаю. Сейчас мы дальше
от решения, чем были раньше. Я в курсе того, как повел себя Аль в
критической ситуации. Не буду высказывать чувства, они понятны. Но ты не
можешь оспорить теперь, что не пробудили вы в нем своими преобразованиями
высокое человеческое сознание, не пробудили! Ни для жизни, ни для
осознания в себе памяти Дана. А раз так, то и ты, Ил, отстраниться от
этого не вправе. Ты от всего отходишь, я знаю. Но это из долгов, которые
не погашаются даже смертью.
   ИЛО. Что ты предлагаешь?
   АСТР. Сейчас он блуждает, может попасть в опасную ситуацию, погибнуть.
Или - пусть тебя не шокирует такое предположение - одичать. Надо бы его
найти, ненавязчиво держать под контролем. Не пора ли пробуждать память в
нужном направлении? На месте тебе видней. Но... делай же что-нибудь,
делай! Если не ты, так кто?
   ИЛО. Что ж, пожалуй, ты