ствовали ничего противнее и тяжелей этого
концентрированного презрения:
   надменного, холодно испускаемого на нас со всех сторон. Мы плыли будто
не в воде, а в море презрения... не дай бог еще пережить! - Дан впервые за
передачу сорвался с ровного тона. - Я показался себе таким ничтожным,
глупым... и вроде уже раскаивался, что осмелился перечить - и кому?!
   - Со мной происходило похожее, - вступила Ксена, но только с моей,
учитываемой Амебами спецификой. Они все вокруг обменивались быстрыми и
невероятно сложными мыслями, касавшимися меня и интересными мне. Однако
мои бессильные попытки их понять только забавляли Высших Простейших,
усиливали их презрение. "Пустяковые организмы, примитивы, - заметило одно
ВП слева. - Я бы взялся овеществить в тех же объемах куда более
совершенные. Для этого надо..." И в глубине его сумеречного комка возникли
упрощенные фигурки Дана и меня, преобразуемые в более совершенный вид.
Соседние ВП молчаливо одобряли, только одно помыслило: "Да самку-то
незачем и совершенствовать - слить ее с нашей базой-маткой, чего проще!"
Другие и это одобрили. Но самое страшное было то, что... - Ксена замолкла
на секунду, - что и я это одобрила. Сама вдруг захотела, чтобы меня слили
с их базой-маткой, полуживой пассивно-чувственной жидкости! Неодолимо
захотела, мечтала: нет для меня большей радостью, чем слиться с нею и
служить Высшим... Конечно, и это было наведено.
   - Мы находились в общем психополе, - заговорил Дан, - и я чувствовал,
что с Ксеной неладно. Мне тоже досталось, но ей было вовсе худо...
   - Мне было не худо, - с невеселой улыбкой возразила та, - мне было
очень хорошо, когда на пятнадцатиметровой глубине я принялась расшивать
стык гермошлема с костюмом, чтобы слиться. Мне было просто замечательно.
   - Я увидел, закричал: "Что ты делаешь?!" - подплыл к ней, схватил за
руки...
   - А я сопротивлялась что было сил, кричала: "Пусти! Не хочу жить, не
хочу с тобой, противно! Хочу с ними!.." - отбивалась и вырывалась...
   - Это не ты сопротивлялась, это они заставили тебя раскрываться и
отбиваться - для забавы, для удовлетворения мстительного чувства. Чтобы
унизить нас. Я понял это, понял, что бороться надо с тобой, с ними. Как?
Вспомнил: Амебам очень не по душе пришлись мои знания об огне. И я стал
таким огнем! Мыслью и чувствами я был всем сразу: дюзами разгоняющегося
звездолета, степным пожаром, тритиевой термоядерной плазмой, Альтаиром во
всем его блеске, пылающим вулканом, вспышкой "сверхновой"!.. А сам тащил
тебя к поверхности и к берегу. Мимолетно ощутил: подействовало, Амебы
ошеломлены, растекаются от нас подальше. И ты перестала сопротивляться,
обмякла. Мы выбрались...



14. АМЕБА - "РЕГРЕССИСТКА"


   Кадры памяти: вращающийся луч маяка ракеты выхватывает из тьмы то
полосы дождя, то ряды волн, косо накатывающиеся на берег, то нелепо
сросшиеся дома-растения вдали. Потом - Ксена в каюте, полулежит в кресле.
Лицо осунулось, глаза большие, углубившиеся; в них обида и тоска.
   - Я готовил ракету к отлету, рассчитывал на рассвете стартовать, -
сказал Дан. - Оставаться далее было рискованно, да и время подпирало.
Время в дальнем космосе - это горючее: если затянуть со стартом, то
наверстать опоздание можно только удвоенной скоростью, вчетверо большим
расходом аннигилята. Потому что на звездолет надо прибыть все равно час в
час. А запас топлива один - на все про все...
   "Да, - кивнул внизу под днищем-экраном Арно. - Час в час - потому что
время отлета звездолета тоже задано, рассчитано, спланировано.
Продиктовано космической погодой. Путешествие с околосветовой скоростью -
не безмятежный полет в "пустоте", а плавание по бурному морю меняющихся
полейг и тяготение от окрестных звезд, и магнитных, электростатических,
корпускулярных... Та еще "пустота"! Задержка сверх расчетного времени
резко увеличивает шансы не вернуться в Солнечную. А пришлось задержаться,
перерасходовать горючее на рейс к Одиннадцатой, опускаться на нее - мне в
одноместной разведочной. Моя 1Р, вероятно, и сейчас торчит на том
островке. И все было наспех, скорей-скорей..."

 - Но все-таки было досадно улетать так, не поняв друг друга, - продолжал
Дан. - Будто бежать... Возможно, если бы Контакт осуществился обычно,
через видимые и слышимые сигналы, мы не так прикипели бы душой к этому
странному миру. При обычном общении всегда есть дистанция отчуждения,
которой не было при здешнем, чувственном. И мы выходили на площадку
ракеты, глядели во тьму, вслушивались в шум дождя и прибоя - с чувствами
людей, которым не дали дочитать интересную книгу. Неужели все? Неужели
встреча которую так искали, закончится на скверном эпизоде?
   Фиолетовое пятно появилось передо мной так неожиданно, что я отшатнулся.
   "Нет, не все, улететь рано, - "понял" я. - Надо, пока ночь, вырыть на
острове бассейн десять на тридцать метров, глубиной пять, накрыть
светозащитной пленкой и наполнить водой. Возможно это?" Это было вполне в
наших возможностях - а для Ксены, чтобы прийти в норму после пережитого,
даже и полезно.
   Мы трудились часа четыре. Я управлял универсальным автоматом, она
возилась с пленками, насосом. Когда на востоке засерело небо, бассейн за
ракетой был наполнен и накрыт. В него фиолетовым призраком метнулась та
Амеба; в глубине засветилось ее желтоватое тело. Мы плавали над ней у
поверхности.
   Первое, что мы "поняли-вспомнили", это унылое, подавленное настроение
этой Амебы. "Я ведь только и помыслила: все-таки они к нам прилетели, а не
мы к ним!.. И сразу - отчуждение, холод. Вам трудно понять, какая это
опасность:
   отчуждение и холод в мире, где каждая мысль, каждый оттенок настроения
просматриваются всеми. Возвращение к Единому - процесс не только
биологический, касающийся универсализации и упрощения структур; он, к
сожалению, возвращает и к единомыслию. Мыслить иначе, чем все, допустим,
только в узких пределах, не касаясь основного, в чем все молчаливо
согласны, как бы сомнительно и спорно ни было такое согласие. Холод и
отчуждение по отношению к помыслившему не так - почти смертный приговор
ему. Существа, умеющие наперегонки вычислить тридцатизначные простые
числа, могут далеко наперед проницать и в поступки, вытекающие из
недозволенных мыслей и настроений. Так что они, вероятно, уже
догадываются, что я с вами, и этот мой поступок - последний".
   - Оказывается, - вступила Ксена, - среди Амеб чуть ли не с первого дня
шел интенсивный обмен мнениями о нас. По мере накопления впечатлений
мнения ухудшались, а полемический выпад Дана и вовсе настроил Высших
Простейших...
   не то чтобы враждебно (им и унижаться до вражды!), а на нежелание иметь
с нами, с людьми вообще, дело. Более всего Амеб пугала и шокировала наша
избыточность, чрезмерность; по их меркам мы, люди, слишком активны,
суетны, примитивны. "Даже эти двое нарушили мудрую безмятежность нашего
бытия. А что будет, когда их появится на планете много? Для утоления своей
чудовищной прожорливости они примутся создавать на островах и прибрежьях
угодья для производства злаков, водорослей, живности - пищи. А их
примитивно громоздкая техника, испепеляющая энергия!.. Нет, от них лучше
подальше. Или - еще лучше - чтобы они навсегда оказались подальше.
Деятелен - значит, глуп, этим все сказано".
   Вот тут эта Амеба и помыслила ставшее для нее роковым благожелательное
суждение о нас... Далее мы "вспомнили", что сказанное Даном тому ВП об
угасании разума на Одиннадцатой хоть и было мало аргументировано и до
смехотворности самонадеянно, но глубоко задело всех. Удар попал в больное
место. В силу застойного единомыслия никто не рискует об этом отчетливо
думать, но факт остается фактом: максимум развития далеко позади, идет
спад.
   "Десять - двенадцать тысячелетий назад это еще осознавали, это
беспокоило, - продолжалось наше озарение. - Тогда группа Высших Простейших
из Южного полушария решила начать обратное развитие, вернуться к формам и
образу жизни деятельных существ, чтобы от него исполнить иной, не ведущий
в тупик вариант разумной жизни - более с креном в преобразовании природы,
а не себя.
   Тридцать пять тысяч инициаторов (остальные Амебы именовали их
"регрессистами" восстановили себе скелет, туловище, конечности, органы
универсального (в воде и на суше) дыхания, пищеварения - превратились в
высокоорганизованные существа, способные деятельно жить в воде, на суше и
в плотной атмосфере. Эти существа, - внушала наша Амеба, - создавшие себя
на основе биологического знания, были венцом, потолком возможного в
органической жизни. У них, кстати, были и ваша теплокровность и гомеостаз
- качества, необходимые для желающих освободиться от гнета среды и
изменить ее".
   Но при перевоплощении в деятельности организм размеры мозга необходимо
уменьшались. Пришлось расстаться со значительной долей знаний,
телепатических и телекинетических свойств ВП. Это действительно был
изрядный регресс. Исповедовавшейся нам Амебе в последний момент стало жаль
этих способностей и знаний - и она отошла от "регрессистов". Но самое
печальное то, что откат назад погубил и все движение...
   "Регрессисты", чтобы быть подальше от враждебно настроенных Амеб,
переселились на сушу и в замкнутые водоемы. Там они принялись создавать
свою технику: летательные аппараты, гальванические энергобатареи,
электроннопознающие машины из искусственной нейронной ткани. Конечной их
целью было переселение на соседние планеты, поскольку было ясно, что
развернуть здесь деятельно-разумный вариант жизни из-за отношения
консервативных ВП не удастся. Но не вышло и с переселением: в разгар
работ, изысканий, проектов среди "регрессистов" начался мор. Причиной его
были выпущенные в атмосферу и воду закрытых бассейнов вирусы, созданные
Амебами.
   Эпидемия вызывала ослабление рассудка и нервно-мышечный паралич. И без
того интеллектуально попятившиеся существа не смогли, просто не успели
найти способы борьбы с вирусом раньше, чем мор выкосил их.
   "Вы, мыслящие млекопитающиеся, дерзки и наивны, - продолжала Амеба. -
Вы носитесь по Вселенной, полагая, что тысячи пройденных парсеков пустоты
приблизят вас к самим себе. В одном важном отношении вы еще в самом деле,
не обижайтесь, молокососы: в том, что не понимаете, в какой мере вы - не
вы, не сами по себе, а порождение вашей Главной Индивидуальности - мира, в
котором развилось и живет человечество. В вашей части галактического
потока, в Солнечной системе и особенно на Земле эволюция материи достигла
- без участия людей - огромной, экстремальной выразительности. Там у вас
все будто более отчетливо наведено на резкость, чем здесь, более четко
разделено. Мы до встречи с вами и представить такого не могли! Эта
выразительность и пошла у вас с того мезозоя, подавившего рептилий и
выделившего теплокровных. Но столь крайняя выразительность, экстремум
материального всплеска, на гребне которого мчит ваша цивилизация, стихиям
не нужна, долго они ее поддерживать не станут. Мир размытости, болота,
смешения все-таки более вероятен - таков наш жизненный опыт, наше
историческое знание... Однако (они этого не допускают, а я допускаю)
возможен и иной опыт, иное знание: ваши, например, опыт и знание. Опыт
дерзкий, опыт активного напора. Развитие этой тенденции поможет вам не
только удержаться на гребне космической выразительности, но, и, кто знает,
может быть, поднять его еще выше. Ведь и то сказать, все-таки вы к нам
прилетели!.. Вы на взлете, люди. Вам кажется, что так будет всегда.
   Не будет - в той мере, в какой это зависит от природы вещей. А вот в
какой мере это зависит от вас?.."
   И, сделав паузу на этом полувопросе, Высшее Простейшее предложило
передать нам свои знания. "Есть немало областей, где вы впереди нас. Но о
законах, свойствах и глубинной сути органической жизни вы знаете маловато.
Хотя это надо понимать как можно полней, ведь о самих же себе. Правда,
наши знания таят и опасность более легкого пути: многое, достигаемое вами
посредством сложной техники и больших энергий, можно достичь быстрей,
проще. Но это уж сами смотрите в оба, выбирайте. У вас и наш путь теперь
перед глазами. Да и... не пропадать же им, этим знаниям, тут!" - закончило
ВП совсем откровенно.
   Наши кристаллоблоки памяти Амеба заполнила за час. Затем потребовала,
чтобы мы хорошенько перемешивали воду в бассейне: поглощаемые водой газы и
муть со дна служили ей материалом для создания кремне-белковой нейронной
ткани, а из нее сфероматриц памяти. В воде один за другим возникали
беловатые шары.
   Каждый шар рос, будто наматывался клубок из тончайших нитей; и в нитях,
в каждом сантиметре ее была структурно закодирована информация. Так прошел
весь день.
   "Вот и все, - "услышали-поняли" мы за час до заката Альтаи-ра. - В
кристаллоблоках знания, которые люди смогут понять при нынешнем уровне
развития. В нейронных сфероматрицах - те, к которым вы сможете
подступиться, освоив первые... Теперь вам лучше поскорей покинуть планету".
   "А как же ты?" - спросила Ксена.
   "Какое это имеет значение! - беспечно помыслило в ответ ВП. - Я
пережила лучшие часы в своей слишком долгой и унылой жизни, отдавая вам
полно, без остатка, то, что не теряешь отдавая: знания. Даже самые
сокровенные, святая святых Высших Простейших. Теперь я вернусь в море и с
удовольствием понаблюдаю за их реакциями!.."
   "Но ведь тебя ждет смерть?"
   "Что есть смерть! По-настоящему это знают лишь те, кто знает, что есть
жизнь. Вы этого еще не знаете". В мыслях Амебы появился свойственный им
всем оттенок высокомерия.
   - А мне было жаль ее, жаль расставаться и отпускать на погибель, -
говорила, появившись на экране, Ксена. - Я даже подумала: нельзя ли и ее
поместить в ракету, увезти с собой? "Зачем! - помыслило напоследок ВП. - Я
и так с вами - лучшим, что было во мне. Освоив эти знания, вы даже сможете
разводить Высших Простейших в земных морях. Только - не советую". Было
светло, мы ничего не увидели. Просто почувствовали, что этой Амебы с нами
больше нет.
   В последний раз заговорил Дан:
   - Мы перенесли кубы в памяти и сфероматрицы Амебы в ракету, подготовили
ее к старту. Сгоряча мы хотели немедленно последовать совету Амебы, но
одумались; очень уж это выходило не по-людски: после всего пережитого и
узнанного здесь покидать планету, будто улепетывая... Сейчас можно только
гадать: в какой мере это настроение было наше, а в какой навеяно
по-быстрому готовившими свой заговор Высшими "простачками", - но я и
сейчас не жалею об этом решении. Мы не сделали ничего худого, ничего не
похитили, а Амеба верно ведь мыслила, что знания не теряешь, отдавая. Да и
не такая штука первый Контакт, чтобы допустить в нем то, что мы и в
обычных отношениях между собой не допускаем: фальшь, передергивания,
корыстные ходы... Верность себе всегда окупится, так считаю.
   И не хотелось нам расставаться наспех с этим миром: красивым,
своеобразным, чем-то грустным в своем увядании - и теперь для нас не
чужим. К тому же разгорался феерический, ни с чем не сравнимый закат
Альтаира. И мы поднялись на биокрыльях - попрощаться, бросить последний
взгляд на море, на архипелаг Ксены, на все.
   - И только с большой высоты, - вступила Ксена, - мы заметили на
восточной оконечности нашего острова скалообразный выступ с острыми, как у
ножа, гранями. Его не было раньше, он вырос за этот день. Заметили - но не
придали значения: если на этих островах сами вырастают дома, почему бы не
вырасти и скале! Вероятно, и эта наша беспечность была уже не наша -
потому что это выросла та самая "нож-скала"...



ЭПИЛОГ


1. АРНО, ЭОЛИ, АСТР

   Арно досматривал передачу из Биоцентра под аккомпанемент мыслей,
начинавшихся с "вот оно что", - и каждая приносила облегчение. Он лежал на
холме, глядел на днище "лапуты" - но и без показываемого уже понимал все.
   ...А на экране метались фантасмагорические видения, динамики
транслятора несли в ночь торжественно-зловещие хоры. Они переходили то во
вьюжный свист и улюлюканье, то в издевательский хохот - раскатистый, с
затяжной реверберацией. Видения сплетались знакомыми лицами, фигурами; все
они искажались, переходили одно в другое, растекались. Все - и картины, и
звуки - доказывало призрачность бытия, отрешало, уводило от
привязанностей, от долга, подавляло... Это там, на Одиннадцатой планете.
Высшие Простейшие обрабатывали Ксену: подавляли личность, внушали
покорность, чувство ничтожества и вины - и это она передавала сейчас,
передавала с самого донышка предельно напряженного сознания.
   "Вот оно что..." Нет на ней вины, на Ксене. Все суждения о долге и
нарушении его выработались у людей для психических воздействий и
обстоятельств в пределах некоей жизненной нормы. А там она попала под
психические влияния, сравнимые по мощи разве что с силой гравитации, -
попала в психическое поле; и падение ее, сдача после гибели Дана были так
же неизбежны, как и механическое падение тела, лишившегося опоры. Главное,
одна, совсем одна...
   бедная Ксена!
   "Вот оно что..." Арно смотрел на экран, но видел-вспоминал иное - лицо
Ксены, когда, прилетев на Одиннадцатую, нашел ее: измученно-отупелое,
постаревшее, худое, с застывшим в глазах и складках у рта отчаянием.
Ксена, которую сломили, - бедная Ксена!
   Не совсем, однако, сломили, не до конца: голову Дана она спасла.
Сохранить Дана, хоть его голову, - это, наверно, стало у нее пунктиком,
соломинкой для утопающего. И пред этим спасовали все психические атаки
Амеб; а ведь как, поди, старались! Сфероматрицы инакомыслящей Амебы она
уничтожила; и кристаллоблоки, образцы, снимки, записи - все, где хоть
намеком могло обнаружиться существование на планете этих далеко не простых
Высших Простейших... А с головой Дана вышла осечка. Или решили не отнимать
последнюю игрушку у забытого, но упрямого ребенка: пусть, мол, тешится,
что это изменит!.. Недооценили знания и волю людей.
   Ага, вот и его, Арно, лицо появилось на экране, оттеснило видения. Но
такое странное: зловещее, холодно-властное! Это, наверно, тот момент,
когда он мягко и настойчиво пытался отобрать у Ксены сосуд-гермостат с
головой Дана.
   Она не отдавала. Даже он тогда показался ей чужим, враждебным,
выдуманным Амебами... Бедная, бедная Ксена!
   "Вот оно что..." Зря пострадали те психологи: не слаба была Ксена, не
слабее других. Не горе от гибели Дана ввергло ее в депрессию и
невменяемость - а то, что причиной этой гибели, и ее горя оказались
высокоразумные существа, выше людей по знанию и историческому развитию,
что использовали они для убийства и порабощения ее психики самые высокие
свои знания, надругались жестоко и расчетливо - ради стремления к
болотному покою. Именно это убило в ней веру в разум, в людей, в себя - и
хорошо, что удалось восстановить все, вернуть.
   "Вот оно что..." Да и ему ли удивляться, что Амебы так ее подчинили? Он
и сам в те считанные часы на Одиннадцатой находился в их психическом поле.
Эта "нож-скала", орудие убийства - он ее даже не осмотрел как следует, не
заснял. Не придал значения. И тому, как удивительно мало данных собрано за
пять недель работы на планете, тоже. И легковесная версия, что Дан
"фигурял"
   и допустил оплошность, подсказалась ему там... Сейчас Арно было неловко
видеть на днище-экране высвобождающегося из кресла и проводов седого, с
чужим обликом, но все-таки Дана, своего товарища, которого он, получается,
опорочил.
   Планета с психополем - новое в астронавтике! Вот как их всех там
обставили:
   и причины не те, и версии ложны.
   И приговор ему, выходит, ошибочен.
   Арно почувствовал, как внутри у него все расслабляется, размякает.
Передача кончилась, квадрат на днище " лапуты" погас. Ярче стали видны
обильные звезды и огни Космосстроя. Но вот и они расплылись все вдруг.
Арно тронул пальцем мокрые глаза, потом лизнул палец: и верно, соленые...
"Ничего, - утихомиривал он себя, - раз в жизни можно. Зная слабость, буду
потом там еще крепче. Ничего..."
   И понял он, что жил все эти годы будто со стиснутыми зубами. Поня