Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
Владимир Савченко
За перевалом
---------------------------------------------------------------
© Copyright Владимир Савченко
Date: 30 Aug 2004
Владимир Савченко: home page
http://savch1savch.narod.ru
Владимир Савченко: НФ-публицистика и экспериментальные тексты
http://fan.lib.ru/s/sawchenko_w_i/
---------------------------------------------------------------
Социально-утопический роман
Содержание
Пролог.
1 Гоби. ХХ век.
2 Промежуточные диалоги.
3 Старт.
4 Пробуждение.
5 Встреча.
6 Человек погиб - человек живет.
7 Пробуждение Э2.
Книга первая "Плюс-минус современность"
Часть первая "Включаю большой мир"
1 Сообщения о Берне.
2 Космоцентр вызывает Ило.
3 Как ты это делаешь?
4 "Обратное зрение".
5 Первое слово.
6 Люди на крыльях.
7 Он не самозалечивается!
8 Промежуточные диалоги.
9 Пробуждение Э3.
Часть вторая "Грядущее озаряет настоящее".
1 Немного звездной экзотики
Внутренний эпиграф
2 Промежуточный диалог.
3 Берн, Ли и уверенность.
4 Второе дополнение к проекту.
5 Берн и эхху.
6 Спор.
7 Последний потребитель.
8 Трудное решение.
9 Ночь в лесу.
10 Жуткая ночная драма.
11 Бегство.
12 Оптимистический полуфинал.
Книга вторая "Перевалы грядущего"
Часть первая "Крутой подъем"
1 Космоцентр вызывает Ило.
2 Космоцентр вызывает Арно.
3 Пора прилета птиц.
4 Ксена.
5 На летающем острове.
6 Блуждания.
7 "Какая это планета?"
8 История для детей.
9 Проверка на разумность (комментарий для взрослых).
10 Визит дамы (Подъем).
11 Девочки играют в "классы".
12 Эри, Свифт и Кo.
13 Легенда о Неизвестном Астронавте.
14 Ило и Берн.
15 Холодная ночь.
16 Урок древней педагогики.
17 Агония - рождение.
Часть вторая "На планете Амеб"
1 Сообщение ИРЦ.
2 На Одиннадцатой.
3 Геологическая летопись.
4 Мертвый поселок.
5 Ночная охота.
6 Дома растут на заре.
7 Высшие Простейшие.
8 Перерыв.
9 Ксена и Амеба.
10 Пути жизни.
11 Эра разнообразия.
12 Возвращение к единому.
13 Атака презрением.
14 Амеба - "регрессистка".
Эпилог.
1 Арно, Эоли, Астр.
2 Все впереди.
Источник: "Избранные произведения", т.3
изд. "Флокс", Нижний Новгород, 1995г.
Сканировал: Троянец
Корректура: А.Е.
2000г.
ПРОЛОГ
1. ГОБИ. XX ВЕК
Место в западной части пустыни, куда долетел вертолет, ничем не
отличалось от окрестностей: те же волны барханов, показывающие направление
последнего ветра, гнавшего их, такой же серо-желтый песок сухо скрипел под
ногами и на зубах; солнце, ослепительно белое днем и багровое к вечеру,
так же описывало в небе почти вертикальную дугу. Ни деревца, ни птицы, ни
тучки, ни камешка в песке. Только алюминиевая вешка - пирамидка из
потускневших за четыре года трубок - отмечала засыпанный вход в шахту.
Сняли пласт песка, открыли люк. Внутри все сохранилось идеально:
дощатый сруб, лестница из скоб, кабели от термоэлементов, пронизывающие
доски и сходящиеся внизу к кабине-снаряду.
Опустились. Отдраили крышку иллюминатора, пощелкали тумблерами на
внешнем пультике. Главным была энергетика, термоэлементы, превращавшие
геотермальный поток в грунте в электричество. Они не подвели: шатнувшись,
остановились против нужных делений стрелки приборов, загорелись лампочки в
кабине, осветили мохнатое .ело необычно, по-людски вытянувшейся на
пластиковом ложе гориллы, ее лицо, сердито сжатый рот.
Анализ газовой смеси в кабине: состав, давление, влажность - все в
норме.
Можно откачивать, входить, пробуждать. По показаниям биодатчиков
обезьяна будто спала несколько часов.
Горилла-самка Мими выросла в университетском виварии, участвовала во
многих опытах, знала и не пугалась людей. Но сейчас, пробудившись, она
шарахнулась от двоих исследователей с визгом, оскаленными клыками, защитно
выставленными когтями; обрывая провода датчиков, ринулась в дверцу, только
ветерок пошел по шахте - так она взлетела по скобам.
- Вот это да! - Нимайер высунулся, позвал: - Мими!.. Что с ней?
- Последействие морфина,- сказал Берн.- Я и на себе его чувствовал.
Значит, наркотик из методики исключается - только самогипноз. Если через
восемнадцать тысячелетий со мной приключится такое, привести меня в норму
будет некому.
Так было сказано главное.
"Берн Альфред (1910 - 1952), немец, биолог, биофизик, действительный
член Швейцарской Академии наук, профессор Цюрихского университета. Работы
в области анабиоза позвоночных. Пастеровская премия (1948). Монографии об
анабиозе и по палеонтологии". (Из энциклопедии.)
"Нимайер Иоганн. Род. в Моравии в 1924 г., оконч. политехнический ин-т
в 1948 г., сотрудник кафедры экспериментальной биологии Цюрихского
университета. Женат, двое детей (сын и дочь). Рост 170 см, вес 68 кг,
сложение нормальное, внеш. вид - см. фото. Особых примет не имеет.
В предосудительном не замечен". (Из картотеки машинного учета
кантональной полиции.)
И был некролог с фотографией Берна в траурной рамке: пряди седых волос
над обширным лбом, темные глаза под темными бровями, прямой нос, впалые
щеки, нервный рот - губы в иронической полуулыбке. Ректорат и деканат
биофакультета с глубочайшим прискорбием извещали о гибели профессора во
время катастрофы при изысканиях в пустыне Гоби. Охи, ахи, расспросы,
оплакивания близкими, толки о том, кто займет кафедру... И был отчет чудом
спасшегося второго участника экспедиции инженера Нимайера, который
показал, что:
когда в поиске следов третичной фауны они перебазировались в глубь
пустыни, на 80 километров восточней колодца Байрым, в первый рейс,
нагрузив вертолет приборами и взрывчаткой для выброса породы, отправился
профессор; он, Нимайер, остался упаковывать остальное снаряжение; когда
вертолет поднялся метров на двести, он накренился, мотор стал давать
перебои, заглох; не набрав скорости, машина стала снижаться вертикально и
быстро - падать; когда она коснулась почвы, в ней раздался сильный, в два
раската, взрыв - видимо, от удара детонировали запалы к динамитным шашкам;
вертолет развалился на куски, дело завершил взрыв бензобака и пожар,
спасти Берна было невозможно; сам Нимайер трое суток выбирался из
раскаленных песков.
Отчет был убедительным, а расстояние до места происшествия к тому же
было столь значительным, что комиссию для расследования решили не
посылать. Да и координатные записи маршрута экспедиции сгорели в
вертолете; после осенних бурь обнаружить места стоянок с воздуха не было
никаких шансов... Словом, ухищрения Берна и Нимайера по тщательной
разработке легенды и подкрепление ее тем, что в вертолет перед взрывом
сунули обезглавленный труп Мими (чтобы на случай проверки наличествовали
обломки костей), оказались лишними.
Для самого инженера все случившееся было немалой неожиданностью. Он
отправился с Берном, чтобы проверить самочувствие захороненной в Гоби
крошки Мими, в случае успешного оживления ее ликовать, поздравлять
профессора и вкусить благ от своей (скромной, но и весомой: аппаратура)
доли участия в деле. А оказалось, что опыт только начинается, до конца его
Нимайеру не дожить, а о вкушении благ и говорить не стоит.
2. ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ ДИАЛОГИ
Поэтому между ними все дни подготовки возникали несогласия и споры. К
ним вело все - с чего ни начать, о чем ни говорить.
...Багровый закат высоко распространился в насыщенном пылью воздухе.
Чернеют тени вертолета и палаток на его фоне. И они двое - шевелящиеся
фигурки из черной бумаги - у раскладного столика на полотняных стульчиках.
Поглощают опостылевшую свиную .тушенку с бобами, которая от жары уже
начала попахивать, запивают зеленым чаем. Крутят ручки портативного
приемника:
взвизги, морзянка, фразы на многих языках, рев глушилок, марши -
вьюжный, недобро напряженный эфир начала 50-х годов.
Сердитая английская речь. Берн прислушивается, крутит ручку - ползет
темная полоска по светящейся шкале. Бравурный марш: ухают басы, верещат
фанфары, гремят литавры.
- Вот-вот...- кривит губы Берн.- Отбивай шаг, задирай подбородок. Ведь
погибают всегда другие, не "я". Вперед, кандидаты в мертвецы!..- Крутит
дальше, ползет полоска. Французская речь.- Слушайте, слушайте! (Берн
полиглот - и не без того, что ему приятно щегольнуть этим.) "Наибольший
выброс радиоактивного грунта, как установил профессор Дарье, и оптимальное
заражение им местности происходит при внедрении плутониевой бомбы на
глубину пятнадцать метров..." Ведь это наука, Иоганн, вершина разумной
деятельности, как и у нас. А!
- Э, нет.- Инженер положил вилку, зашвырнул пустую банку в пески.- Там
не такая наука. Там нормальная наука, с практическим смыслом. Пусть
зловещим, угрожающим одним ради защиты других - но со смыслом все-таки! А
какой научный смысл в вашей затее? Анабиоз на годы - это можно понять.
Но... на восемнадцать тысяч лет!.. Простите, но это же самоубийство.
- Эй, не пугайте меня сейчас! Думаете, установка откажет?
- Нет, самое страшное, что установка может выдержать. Вполне.
Термоэлементы?
Они просты, как булыжник, и надежны, как булыжник. Был бы геотермальный
поток, а им ничего не сделается, ток дадут. Герметика идеальная, никаких
утечек... То есть я допускаю, что как биологический организм вы
сохранитесь.
Если мясо ископаемых мамонтов с удовольствием лопают собаки, то...
техника может больше. Но все равно: столь категоричное отделение от мира,
породившего вас, бросок в неизвестную среду - безумная, самоубийственная
авантюра, как хотите! Какой смысл?..
- Научный смысл моего предприятия: проверка гипотезы о возникновении
нового человечества. Самая суть: орбита Земли не круговая, а
эллиптическая. Солнце в одном из фокусов ее, когда планета ближе к нему,
тепла на нее попадает больше, когда дальше - меньше. Из-за наклона оси эта
добавка тепла распределяется между Северным и Южным полушариями
неравномерно, сейчас, например, больше перепадает Северному. Но ось Земли
процессирует, описывает конус - как у игрушечной юлы, только гораздо
медленнее: один круг за двадцать шесть тысяч лет. Понимаете теперь, почему
счет на тысячелетия? В ходе их меняется положение Земли под Солнцем. Сорок
тысяч лет назад больше согревалось Южное полушарие, а у нас, на севере,
ползли льды...
- А!- сказал инженер.- Оледенение как причина эволюции обезьян?
- Да. Резкое похолодание, оскудение растительной пищи - и обезьяны
посмышленей стали орудовать камнями и палками, познали труд, полюбили
огонь.
Так возникли племена питекантропов. Дальше дело пошло... Весьма
вероятно, что так случалось не однажды - не только сорок тысячелетий
назад, но и шестьдесят шесть, и... прибавляйте по двадцать шесть, сами
сочтете. То, что в самых древних пластах находят останки людей и их
предметов, а в древних знаниях намеки на новейшие достижения науки и
техники,- признаки того, что процесс повторяется, возвращается на круги
своя.
- Любопытно. Это ваша гипотеза?
- Нет. Одного русского, которому тоже не очень везло в жизни,- Николая
Морозова-Шлиссельбуржца.
- Родом из Шлиссельбурга?
- Опять не угадали, Иоганн: эта приставка к фамилии означает, что он
провел в Шлиссельбургской каторжной тюрьме ни мало ни много - двадцать
лет. И чтобы скоротать время, напридумывал там немало интересных гипотез.
Эта возникла у него в самом конце прошлого века. По нынешним временам она
выглядит несколько наивно, но верна ее суть - идея, которую я
распространяю на все времена: человечество породил некий глобальный,
космический процесс. Наша цивилизация объективно - проявление его. Но
поэтому же в развитии мира заключена и его гибель.
Совсем стемнело.
Лицо Берна освещала снизу шкала приемника. В нем ритмично поскуливал
джаз.
Голос профессора звучал с пророческой торжественностью:
- Возникают, развиваются, достигают кульминации существа и коллективы,
которые в силу ограниченности придают исключительное значение себе, своему
месту и времени. Потом происходит нечто и они сникают. За материальные
останки былого "разумного" величия принимаются вода и ветер, мороз и
коррозия, пыль, сейсмика земной коры. Потом - новое оледенение. Толща
льдов, как губка, стирает с лица материков следы энного человечества,
энной цивилизации - и очищает место для эн плюс первой. Морали в этой
басне нет...
- Он помолчал.- Следующее похолодание начнется через
двенадцать-тринадцать тысячелетий. Южные области, как и прежде, оптимальны
для развития обезьянолюдей. Пять тысяч лет форы на возможный прогресс.
- Но... ведь здесь безжизненная пустыня.
- Сейчас - пустыня. И Сахара сейчас пустыня, и Каракумы, и Аравия. А
буйная растительность и животный мир, что были в них, залегли пластами
угля и нефти. Не упускайте из виду счет на десятки тысячелетий, Иоганн: за
это время смешаются созвездия, одни звезды потускнеют, другие разгорятся
ярче - изменится картина "вечного" неба. Что уж говорить об изменениях
климата!
Оледенение нагонит влагу - и здесь будут леса, луга и реки.
- О! Я вижу, вы уже на "ты" с вечностью!..- В голосе Нимайера ирония,
уважение, замешательство - все вместе.
- Допустим, вы окажетесь правы. Но зачем вам эта правота? Ведь знания
добываются для людей.
Это уже на следующий день, к вечеру, когда все приготовления окончены.
Крошка Мими, которая двое суток с уханьем металась за барханами,
наконец оголодала, почувствовала прежнее влечение к людям, приблизилась,
умильно вытягивая губы трубочкой,- тут ее и прихлопнули выстрелом в голову.
Солнце еще не село. Нимайер один приканчивает банку консервов.
Профессор прихлебывает чаек из пиалы: есть ему ближайшие 180 веков нельзя.
- Для людей? Для их блага, да? Много счастья принесло людям познание
атома!.. Хорошо, если вы не поняли то, что я высказал вчера в общих
категориях, выскажусь прямо.- Берн отставил чашку, встал, оперся рукой о
стол.- Я отрицаю человечество. Отрицаю его как разумную силу и разумный
процесс. Его нет - есть лишь стихия, равная с движением вод и воздуха,
размножением и миграциями животных. А над этим есть "я". Мое "я". Нет меня
- нет ничего. Знания!.. Они приносят удовлетворение только тому, кто
познает они образуют его мир - мой мир! И в мой мир вошла эта
возможность,- он мотнул головой в сторону шахты,- возможность стать над
временем, над жизнью.
Моя жизнь будет состоять не из одного, как у всех, а из двух штрихов на
ленте времени, разделенных тысячелетиями. А может, и больше, как удастся.
Вот, я сказал все, хоть вам это, наверно, и неприятно.
- Нет, почему же...- пробормотал инженер, отставляя банку; у него
пропал аппетит, и вообще он почувствовал себя как-то неуютно один на один
с Берном в пустыне. Пришло в голову, что самый надежный способ сохранить
эксперимент в тайне - это пристукнуть и его, Нимайера. От человека,
затеявшего безумное дело, всего можно ждать.- Я понимаю... чтобы решиться
на такой... м-м...
необратимый бросок через тысячелетия, надо иметь воистину термоядерный
заряд индивидуализма. И замечательно, Альфред, что он у вас есть.
- А для людей,- продолжал профессор,- для их блага... точнее сказать,
для потребительской пошлятины - так это вам, Иоганн, и карты в руки. Когда
вернетесь, никто не помешает вам разработать этот способ для коммерческих
применений: ради жирных многолетних процентов на вклады, чтобы не сцапала
полиция до истечения срока давности... да мало ли! Не пропадать же добру.
- Я... я не думал об этом,- с облегчением сказал инженер (он и в самом
деле не думал),- но если я и предприму что-либо, то для сохранения ваших
идей, Альфред, вашего научного имени.
3. СТАРТ
В последнюю ночь обоим трудно было уснуть, хотя выспаться следовало не
только Нимайеру, коему предстоял трудный путь, но и - как ни парадоксально
- Берну: чтобы успокоить взбаламученную хлопотами и спорами психику.
Нимайер - так тот был рад, что сон не идет. Лучше перетерпеть эту ночь,
а то кто знает: уснешь и не проснешься. После объявления своего замысла и
особенно после "философских излияний" почтенный ученый, с которым он
работал и которого почитал (даже любил в кругу знакомых молвить: "Вот мы с
профессором..."), представлялся ему вырвавшимся на волю преступником.
"Надо же, в какую историю влез. Да если бы знал, то ни за что и никогда!..
Авантюрист оголтелый, кто бы мог подумать! Чего ему не хватало? А ведь
это он и о себе: что-де жизнь талантливых людей несчастна... Другим бы
такие "несчастья": его оклад на кафедре, гонорары за статьи, премии за
исследования, его особняк (интересно, кому он достанется: жене или
дочери?)... Господи, только бы благополучно выбраться из этого дела и из
пустыни! И молчок-молчок до конца дней. И подальше от таких выдающихся...
Ну их!"
Он ворочался на надувном матрасике, ощупывая положенный под него
пистолет:
береженого и бог бережет.
Профессор, лежа с закрытыми глазами, укорял себя за разговоры с
Нимайером.
Что ему был этот инженер, его мнение! И возвращался к его сомнениям
своим доводам, мысленно подкреплял их новыми... и понял, наконец, что
убеждает не инженера - себя. Подбадривает. Потому что ему жутко. Тот
подъем духа, который пробудился в нем, великолепное сознание превосходства
над миром, над человечеством, которое он отторгает от себя, уверенность,
что он сделает это - он, такой отчаянный и молодец... все вдруг кончилось,
Берн почувствовал себя маленьким и слабым. Понесло в другую крайность.
...Для Нимайера можно было проще: о том, что разочаровался, устал - в
духе обмолвки о Морозове, которому тоже в жизни не везло. Тоже. И ему,
если мерить по таланту и силам, приходилось трудно в этой жизни: всего
добивался с боем - и чем серьезнее цель, тем более изматывала битва за
нее. А добившись, часто убеждался, что цели эти: новая прибавляющая
известности статья или книга, дополнительные звания, связи да и
обнаруженные в опытах комариные узенькие знаньица - мишура, на которую не
стоило расходовать душу... И о том, что рвались одна за другой
привязанности: отошли, замкнулись, в своих мирках друзья молодости,
выросла и сделалась чужой дочь, опостылела жена.
Иоганн хорошо сказал о мегатонном заряде индивидуализма. Ах, если бы
так!
Заряд одиночества, безнадежности.
Э, нет, так нельзя себя настраивать... вернее, расстраивать. Для
укрепления духа надо мыслить глобально, отрицать мир, соразмерять себя с
вечностью.
Ведь была же мысль... Ага, вот даже не мысль - лежащая за пределами
логики уверенность: осуществив восемнадцатитысячелетний рывок сквозь
время, он настолько поставит себя над жизнью, над всеми ее превратностями,
что... все будет хорошо. Изменится небо и климат, исчезнут народы,
появятся другие...
может, ухнет в тартарары нынешняя цивилизация, готовящаяся к мировой
свалке,- а с ним все будет отлично.
Берн ободрился, успокоился, уснул.
Оба открыли глаза, едва лучи солнца коснулись палатки. Над пустыней
по-утреннему умытое небо. Апельсиновый диск солнца освещал нежно-розовые
барханы.
- Сегодня даже пустыня прекрасна. Или мне это кажется, а, Иоганн?
Вместе опустили в шахту термопластиковое ложе, в котором четыре года
пролежала Мими; теперь оно было идеально подогнано по телу Берна, под
каждую его косточку, мышцу, связку; установили в кабине. Вместе осмотрели
приборы, запасы, каждый уголок - не забыто ли чего, не осталось ли
ненужное.
- Все. Прощайте, Иоганн!- Берн коротко улыбнулся, пожал инженеру руку.
Тот шевельнул губами, но ничего не сказал, в глазах был ужас.- В старое
доброе время немцы на надгробиях высекали "Auf Wiedersehen" [До свидания -
нем.] дорогим покойникам. А я говорю: прощайте. Встреча в загробном мире
не состоится. И не смотрите на меня так - я переживу вас всех!
Оставшись один, Берн наглухо завинт