Ага, похожи!- кричит он ей.
   Не кричит. И от нее - не доносится. Они переговариваются через ларинги
в шлемах. Здесь опасно пьянящий избыток кислорода, без гермошлемов нельзя.
   Здесь не так все просто.
   Они последний раз кружат над островками, над "живым" морем. Через два
часа старт, к своим. С удачей - и с какой!
   - Прощай, закатный мир! Сюда мы не вернемся. Тебя нам долго будет не
хватать...- поет-импровизирует Ксена. И прерывает себя:- Дан, ты что-то
сказал? Он ничего не говорил. Но чувствует щемящий озноб опасности, чье-то
незримое присутствие. Амебы? Да, они - бесформенные прозрачные комки в
воздухе; они заметны только тем, что преломляют свет: прогибаются закатные
радуги, пляшет зубчатая линия островов на горизонте. Они не с добром.
   - Ксена, скорей вниз!
   Э, да их много: воздух вокруг колышется, искривляются линии и
перспектива.
   Неспроста они, не любящие яркого света, поднялись из моря. "Да,
неспроста,- ответливо воспринимает он их мысли.- Тебе пришел конец,
млекопитающее. А ту предательницу мы уже уничтожили. Все наше останется
здесь".
   ...И самое бредовое, самое подлое, что приходящее от них не видишь, не
слышишь - вспоминаешь, как то, что достоверно знал, только запамятовал.
Или еще хуже: заблуждался, а теперь понял. Озарило. Понял, что ему конец,
что ту уничтожили, понял, как решение головоломки, и чуть ли не рад.
   Подлецы. Подлецы и подлецы! Приходящему извне психика сопротивляется. А
от них - будто выношенное свое.
   Но он это знает, уже учен. И не думает сдаваться. "Чепуха, ничего вы
мне не сделаете, Высшие Простейшие или как там вас!- мыслями отбивается он
от навязанных ему мыслей.- Я знаю, вы не умеете ничего делать в воздухе -
только в воде. Здесь вы бессильны". А сам энергичней загребает крыльями,
чтобы вырваться из окружения. "О, ты ошибаешься, млекопитающее! (И он уже
понял, что ошибается.) Мы не умеем созидать в воздушной среде. Нам это ни
к чему. Но разрушать гораздо проще, чем созидать. Это мы сумеем..."
   - Разрушать проще, чем созидать, куда проще! - говорит он Нимайеру; у
того мрачно освещенное снизу лицо на фоне тьмы.- Один безумец может
натворить столько бед, что и миллионы умников не поправят.
   Над ними тусклые звезды в пыльном небе. Новые звезды? Нет, те ярче,
обильнее. А есть и совсем не такие, немерцающие, сверкают всеми красками в
пустоте.
   ...И мордочка Мими с умильно вытянутыми, просящими губами освещена
закатом - не тем, багровым, пустынным. А какой тот? И какие звезды - те?
   ...И у дикарей, которые настигали его, были морды Мими - только
искажены яростью, азартом погони.

   - Ксена, вниз!- кричит он, работая крыльями.- Они напали на. нас!
Сообщи на спутник связи, на корабль...
   И с непонятной беспечностью отзывается в шлеме ее голос:
   - Хорошо, Дан! Хорошо, милый! Здесь так славно... "Выше, Дан! Выше,
млекопитающее!- издеваются в мозгу бесцветные мысли.- К самым звездам. Вы
ведь так стремитесь к звездам. С высоты удобней падать. И не волнуйся за
свою сумочку, с ней все будет хорошо".
   Мимолетное сознание просчета: не вверх надо было вырываться, повинуясь
инстинкту, а вниз, к почве. Но мускулы уже подчинились чужой воле; да не
чужой, он убежден теперь - вверх надо!.. Остров стоянки виден малым
светлым пятнышком, Ксена, кружащая внизу,- многоцветная бабочка в лучах
заката...

   Но почему - Дан? Он Берн, Альфред Берн, профессор биологии,
действительный член академии, и прочая, и прочая... Почему так душно? Кто
водит его руками?
   "Вот и все, млекопитающее,- понимает он, как непреложную истину, чужие
мысли.- Тебе осталось жить пятнадцать секунд". Руки будто набиты ватой,
крылья увлекают, заламывают их назад. Море, острова, радуги заката,
фиолетовое небо в белых полосах облаков - все закручивается в ускоряющемся
вихре.
   - Ксена! Я падаю. Передай всем, что меня... ох!- Страшная боль
парализовала челюсть и язык.
   Барахтанье крыльев, рук, ног неотвратимо и точно несет его на
"нож-скалу" на их острове, она и освещена так, будто кровь уже пролилась:
одна сторона девственно белая, а другая красная. Живая скала...
   И последнее: беспечный голос Ксены:
   - Ничего, Дан, ничего, мой милый! Я ведь люблю тебя! И горькая,
вытеснившая страх смерти обида: Ксена, как же так? Как ты могла?..

   Острый край скалы: красное с белым. Удар. Режущая и рвущая тело боль
заполняет сознание. "Ыуа!" Дикарь заносит дубину. Зловоние изо рта, пена
на губах. Удар.
   Вспышка памяти: он стоит высоко-высоко над морем, держит за руки
женщину.
   Ветер лихо расправляется с ее пепельными волосами, забивает пряди в
рот, мешает сказать нежное. Они смеются - и в синих глубоких-глубоких
глазах женщины счастье... Где это было? С кем?
   Удар! Все кружится, смешивается. Самой последней искрой сознания он
понимает, что это его голова в гермошлеме легко, как мяч, скачет и
кувыркается по камням.
   Красная тьма.

   Из тьмы медленно, как фотография в растворе, проявляется круглое лицо с
внимательно расширенными серыми глазами; короткие пряди волос, свисая над
лбом, тоже будто выражают внимание и заботу.
   Он встретился с взглядом, понял вопрос серых глаз: "Ну, как?"-
"Ничего,- ответил немо.- Вроде жив".- "Очень хорошо,- сказали глаза.- Над
тобой пришлось здорово потрудиться".- "Где я? Кто ты?"- напрягся Берн.
"Тебя подобрали в лесу. Но об этом потом, хотя нам тоже не терпится... (Он
читал все это в глазах с непостижимой легкостью.) А теперь спи. Спи!" Лицо
удалилось, Берн закрыл глаза.
   Или и это был бред?
   Так или иначе, но он уснул. Снова виделось прозрачно-зеленое море,
звонко плескавшее волнами на белый и легкий, как пена, берег; та женщина с
синими глазами, только загорелая; сложные механизмы в черном пространстве;
звезды под ногами - и чувство не то падения, не то невесомости.
   От этого видения вернулись к прежнему: к полету, закончившемуся
параличом, к мысленному диалогу с призраками, к обморочному падению на
скалу. Но Берн напрягся, стал вырываться из обрекающего на ужасы круга
снов, переходил от видения к видению, отрицал их, стремясь проснуться... И
наконец, проснулся - весь в поту.


7. ПРОБУЖДЕНИЕ Э 2


   Или и это еще был бред?
   Он лежал голый, как и в первое пробуждение. Но ложе было не такое,
кабина не такая. Собственно, это и не кабина: за прозрачным куполом небо,
кроны деревьев.
   Мир был непривычно четок. Листья деревьев освещало низкое солнце, он
различал в них рисунок прожилок. По чуть неуловимой свежести и ясности
красок Берн понял, что сейчас утро.
   Если это не бред, почему он так отчетливо видит? Вон
паучок-путешественник на конце зацепившейся за ветку паутинки. Две
ласточки, маленькие, как точки, играют высоко в небе,- но у каждой видны
поджатые к белому брюшку лапки, хвост из двух клинышков. Очков на лице не
было, он чувствовал... Но в бреду ведь, как и во сне, все видно смутно,
расплывчато!
   Мир был непривычно внятен. Звеняще шелестели листья под куполом. Трава
прошуршала под чьими-то быстрыми шагами - и Берн, дивясь себе, по шороху
определил: трава росистая, пробежало четвероногое. Волк? Во всяком случае,
не двуногое, не эти... При воспоминании о дикарях он почувствовал страх и
угрюмую решимость не поддаваться. Что было? Где он, что с ним?
   Сокращениями мышц и осторожными движениями Берн проверил тело. Все было
цело. Только в голове, в области правого виска, что-то зудело, мозжило -
что-то заживало там. Странно... дикари должны были его уходить насмерть.
Во всяком случае, он цел, не связан, может за себя постоять. И постоит!
   Темя ощутило сквознячок. Дверь не заперта? Берн приподнялся. Ложе
податливо спружинило.
   - Черт побери!- рассердясь на свою нерешительность, вскочил на ноги.
Замер.
   Гладкая стена отразила его настороженную фигуру.
   Какой-то ячеистый шар в углу, какие-то полки, одежда... не его одежда.
Это, собственно, и одеждой назвать трудно: полупрозрачные шорты (Берн не
терпел шорт из-за своих худых и волосатых ног), такая же куртка с
короткими рукавами. Из чего они - пластик? Ладно, выбора нет. Надел.
   Теперь - разведка местности. Надо найти более надежное убежище, чем эта
пластиковая халупа. Что ни говори, а придется прятаться. Жить, чтобы
жить...
   Он подошел к двери, выглянул наружу: никого,- вышел.
   Широкое темное отверстие - таким мог быть и вход в подвал, и вход в
метро - бросилось в глаза. Это может быть убежищем. Туда вела дорожка из
графитово-темных плит вперемешку с травой.
   Туннель полого, без ступенек, шел вниз. Берн осторожно ступал по
подающемуся под ногами, будто толстое, сукно, полу, всматривался.
Уменьшающийся поток света от входа освещал только гладкий сводчатый
потолок да ровные стены.
   Поворот - и за ним совершенная тьма. Берн заколебался: не повернуть ли
обратно? Оглянулся - и сердце упало, тело напряглось: два темных силуэта
на фоне входа! Они двигались бесшумно и осторожно, как он сам. Профессор
не тратил времени на рассматривание, легкие ноги сами понесли его вглубь.
   Глаза, привыкнув к тьме, различили вдоль стен полосы; они испускали
странный сумеречный свет. Такой бывает поздно вечером или в начале
рассвета, когда еще нет красок. Берн тронул рукой: полосы были теплые.
   Еще поворот. Полосы отдалились, исчезли. Берн скорее почувствовал, чем
увидел, что находится в обширном помещении. И в нем - он замер в ужасе -
тоже сидели и стояли существа! Они были освещены тем же сумеречным светом,
лившимся непонятно откуда. Он всмотрелся: странно, ярче всего светились
места, куда свету трудно попасть. Выделялись рты, языки и зубы; теплыми
кантами на телах тлели места, где рука прижималась к туловищу, нога была
положена на ногу... Диковинно переливались глаза, будто висящие во тьме
отдельно от лиц. "Они не освещены,- понял профессор, чувствуя, как страх
стягивает кожу, поднимает волосы на голове,- они светятся!" И их глаза,
многие пары светящихся глаз, обращены к нему. Они заметили его, объемные
живые негативы. "Морлоки!- вспыхнуло в уме Берна.- Бежать!"
   Он кинулся обратно, но из туннеля как раз вышли те двое. Они тоже
светились!.. Нет, не готов был профессор Берн ко встрече с будущим: нервы
не выдержали, он дико вскрикнул и рухнул на пол.
   - Что такое? Кто? - послышались возгласы. Вспыхнул свет.
   - Ой, да это наш Пришелец!
   - Ило, вызовите Ило!
   - Разве можно оставлять его одного!
   - Но он спал.
   - Он без сознания...
   - Где Ило? Вызовите же, наконец, Ило!

КНИГА ПЕРВАЯ
 Плюс-минус современность
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
 ВКЛЮЧАЮ БОЛЬШОЙ МИР

1. СООБЩЕНИЯ О БЕРНЕ
 "Чрезвычайное, немедленное, по Гобийскому району, повторять!
   Час назад егерский патруль Биоцентра обнаружил в лесной зоне вивария
труп (в состоянии клинической смерти) неизвестного человека. Он подвергся
нападению стада гуманоидных обезьян-эхху. У него - помимо нелетальных
повреждений тела и конечностей - разрушены значительные области черепа и
мозга.
   Датчики ИРЦ не зафиксировали пребывания этого человека ни в зоне
вивария, ни в Гобийском районе вообще. Мозг и память ИРЦ не выдают никаких
сведений о нем.
   Внимание всем! Для спасения этого человека как личности необходимы
сведения о нем. Всмотритесь в его облик, в необычные одежды: кто видел
его? Общался с ним непосредственно или по ИРЦ? Кто знает что-то о нем от
других? Сообщать немедленно в Биоцентр Иловиенаандру 182".

   Через полтора часа:
   "Чрезвычайное немедленное по Гоби отменяется. В районе происшествия
найден аппарат подземного захоронения с анабиотической бальзамирующей
установкой.
   Особенности конструкции и материалов позволили установить время
захоронения:
   середина последнего века Земной эры. Одежда неизвестного относится к
тому же времени. Все это позволяет сделать вывод: он - пришелец из
прошлого, который пролежал в своей примитивной, но надежной установке не
менее двух веков.
   Только неудачная встреча с гуманоидами помешала полному успеху его
отважного предприятия.
   То, что этот человек - из прошлого, с пониженной против нашего уровня
жизнеспособностью (так называемый горожанин), осложняет задачу возвращения
его к жизни. В Биоцентре организована творческая спасательная группа: она
исследует Пришельца и разрабатывает проекты его оживления".
   (Это сообщение, с дополнениями из предыдущего, было передано по
общепланетному ИРЦ с ретрансляцией на Космострой, Луну, орбитальные
станции Венеры, Юпитера, Сатурна - по всей Солнечной).

   Через сутки, общепланетное:
   "Восстановить Пришельца таким, каким он погрузился в анабиоз, оказалось
невозможным: слишком обширные участки его мозга разрушены. Для сохранения
его жизни и, в возможных пределах, психики и интеллекта ему были
пересажены лобные и частично затылочные доли мозга астронавта Дана
(Эриданой, 35), погибшего в экспедиции к Альтаиру. Биозаконсервированная
голова астронавта хранилась в Гобийском Биоцентре. Состояние Пришельца
после операции удовлетворительное, восстановились все функции организма;
сейчас он спит.
   Ответственность за информационный ущерб, который может быть нанесен
человечеству нашим решением, берем на себя.
   Исполнители операции: Иловиенаандр 182 Эолинг 38".

2. КОСМОЦЕНТР ВЫЗЫВАЕТ ИЛО
 ИРЦ. Соединяю Иловиенаандра 182, Гоби, Биоцентр и Линкастра 69/124, Луна,
Космоцентр.
   АСТР. Добрый день, Ило! Поздравляю тебя и Эолинга с блестящей
операцией. Вам аплодирует Солнечная!
   ИЛО. Здравствуй. Благодарю.
   АСТР. Сожалею, но приятная часть разговора на этом вся. Далее иная.
   Поскольку предмет серьезный и мы можем не прийти к единому мнению,
разговор наш частично или полностью будет передан на обсуждение
человечества. Не возражаешь?
   ИЛО. Нет.
   АСТР. Так вот, о голове Дана. Эриданой 35, увы, далеко не единственный
астронавт, сложивший голову в дальнем космосе. Но первый и единственный,
чья биозаконсервированная голова доставлена на Землю от Альтаира, за пять
парсеков! Суровая реальность дальних полетов такова, что доставить бы
обратно собранную информацию да уцелевших. В памяти людей вечно будут жить
те экспедиции, от которых обратно пришла только информация! Сейчас, после
открытия Трассы, это отходит в прошлое, но, пока летали на синтезированном
аннигиляте, было так: все на пределе. И голову Дана астронавты
Девятнадцатой звездной доставили, потому что в силу сложившихся там, у
Альтаира, трагических обстоятельств его мозг оказался единственным
носителем информации об Одиннадцатой планете той звезды. Замеры, съемки,
образцы оказались малоинформативны. Напарница Дана Алимоксена 29... теперь
уже 33/65 - была снята с планеты невменяемой, точнее, некоммуникабельной.
Ничего от нее узнать не удалось...
   ИЛО. Ас, извини, перебью, Эоли хочет участвовать в разговоре. Не
возражаешь?
   АСТР. Нет.
   ЭОЛИ. Здравствуй, Астр! Ты огорчен и сердит.
   АСТР. Здравствуй. Продолжаю о том, что вы оба хорошо знаете, но я
говорю не только для вас - для всех... Голова Дана была передана нами в
Гобийский Биоцентр в надежде на то, что если не сейчас, то через годы
удастся установить с его мозгом информационный контакт. Такую надежду
внушили нам разрабатываемые вами методы "обратного зрения", биологической
регенерации высших организмов в машине-матке и другие. И вот мы узнаем...
узнаем, что мозг Дана использован как заурядный трансплантат!
   ЭОЛИ. У нас не было выбора: Дан или эхху.
   АСТР. Так почему?
   ЭОЛИ. Не подсадили мозг эхху? Потому что это превратило бы Пришельца в
одного из них. Мы используем материал от гуманоидных обезьян при операциях
мышц, костей, внутренних органов - но мозг и нервную ткань никогда!
   АСТР. Но почему вы не известили нас о своем намерении?
   ЭОЛИ. А что бы вы могли предложить?
   АСТР. Да... хоть свою голову вместо Дановой! Многие бы предложили. Ведь
в ней была информация ценой в звездную экспедицию.
   ЭОЛИ.Ого!
   АСТР. А как вы думали? Осталось белое пятно. Главное, планета
интересная: с кислородной атмосферой, морями, бактериями... одна такая из
двенадцати у Альтаира.
   ЭОЛИ. А почему не произвели дополнительные исследования?
   АСТР. Потому что кончился резерв времени и горючего - в самый обрез
улететь... Ило улыбается, я вижу: чужую беду руками разведу. Да, у нас
тоже случаются просчеты. Командир Девятнадцатой наказан... Ну, скажи же
что-нибудь, Ило! Скажи, что еще не все потеряно.
   ИЛО. Сначала не о том. Ас, ты я уверен, сам понимаешь цену своему
предложению: отрезать голову у одного, чтобы приставить Другому.
   АСТР. Да-да, это я... Ну, а?..
   ИЛО. Думаю, что так же ты оценишь и упреки в наш адрес. Существует
шкала ценностей, в которой на первом месте стоит человек, а ниже - всякие
сооружения, угодья, звездные экспедиции... Здесь не о чем спорить.
   АСТР. Да, согласен. Ну, а?..
   ЭОЛИ. Вот если бы Пришелец не пережил операцию, мы выглядели бы скверно
- и в собственных глазах, и в чужих.
   ИЛО. Да, но он жив. И поэтому могу сказать: не все еще потеряно.
   АСТР. Уф... гора с плеч! Значит, когда наш приятель очухается, можно
его кое о чем порасспросить?
   ИЛО. Нет!
   ЭОЛИ. Нет? Почему же, Ило? Порасспросить об Одиннадцатой планете,
потолковать о новых веяниях в теории дальнего космоса, об обнаружении
не-римановых пространств... очень мило! Он сегодня утром, Ас, уже, как ты
говоришь, очухался. Забрел в наш читальный зал - и упал в обморок, увидев
нас в тепловых лучах. Кто ж знал, что в его время диапазон видимого света
оканчивался на 0,8 микрона!.. Сейчас его усыпили, приставили
гипнопедическую установку - пусть смягчит первый шквал впечатлений,
подготовит...
   АСТР. Значит, зрение у него теперь дановское?! Это уже хорошо.
   ИЛО. Да, к нему перешло зрительское и слуховое восприятие Дана,
частично моторика Дана, его речь... Но спрашивать ни о чем нельзя! Больше
того, не следует спешить рассказывать ему, что с ним произошло. И это мое
мнение ИРЦ пусть доведет до сведения всех. Я знаю, что и без того можно
положиться на сдержанность и чуткость людей - ну, а все-таки. Пусть
взрослые удержат любопытство и свое и особенно детей. Пусть каждый
поставит себя на место Пришельца: пережить все, что довелось ему, плюс
вживание в новый мир - не ребенку, сложившемуся человеку! Если сверх этого
навалить еще прошлое и драму Дана - нагрузка на психику запредельная.
Конечно, если он спросит, никто не вправе уклониться от истины. Но велика
вероятность, что о самом больном и страшном он не спросит, приятного мало.
Ему и без того будет о чем нас расспрашивать. Как и нам его... Обживется,
глубоко вникнет в наш мир, в нового себя - тогда и знания Дана в себе он
осознает как реальность - и сам их сообщит, без расспросов.
   АСТР. Но не исключена возможность, что он не дозреет, не осознает и не
сообщит?
   ИЛО. Не исключена.
   АСТР. Тогда как?
   ИЛО. Тогда никак. Пошлете новую экспедицию.
   3. КАК ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ?
   И вот он среди них. На лужайке между деревьями и домиками, в
кресле-качалке возле лиственной сосны. И другие вокруг - кто в кресле, кто
сидит на траве, скрестив ноги, кто лежит, подпершись, - смотрят на него.
Ночь сверкает звездами, шумит листвой, навевает из леса терпкую хвойную
прохладу. Стены ближних домов посылают на лица мягкий ненавязчивый свет.
   Людей здесь не так и много. Посреди лужайки вытянулся из травы на ножке
ячеистый шар; в центре его трепещет, меняет очертания, притягивает взгляд
малиновый язычок. Это - сферодатчик ИРЦ.
   Он уже кое-что знает... И что яркие звезды над ним - не только звезды,
но и станции, ангары, заводы Космосстроя - заполнившей стационарную орбиту
вокруг Земли зоны космического строительства, производства, сборки,
заправки и загрузки планетолетов и звездолетов; там же космовокзалы,
станции связи по Солнечной, места тренировки астронавтов и многое, многое
другое. Эти тела и сбили его с толку, когда он пытался по звездам
определиться во времени.
   И что занесло его не на геологическую эру, не на цикл прецессии даже -
на два века. Теперь иное летосчисление, от первого полета человека в
ко