и их одобрительным свистом.
     - Что ты  хочешь  этим  сказать.  Счастливчик?  -  Он  неодобрительно
посмотрел на меня.
     - А сегодня дети в кино свистят индейцам.
     - Кажется, я не совсем... - он оставил фразу неоконченной.
     - Мистер Уилкинз, не знаю, как давно это началось, - подогревал я его
интерес, - но процесс ускоряется.
     - Видишь ли. Счастливчик, нужны какие-то примеры, а не общие слова. -
В его голосе просквозило явное нетерпение.
     Думай, Счастливчик Майерс, быстро думай. Соответствуй  своей  кличке.
Стоит только потерять эту работу, мистер  Забулдыга,  и,  после  того  как
прекратится выплата пособия по безработице, ты закончишь жизнь, обслуживая
автомат для чистки обуви.
     - Хорошо, вернемся назад, - сказал я торопливо. - Возьмем, к примеру,
Гэри Пауэрса и скандал с У-2. Когда русские его освобождали, то, возможно,
считали, что мы его расстреляем. Вместо этого  правительство  предоставило
ему высокооплачиваемую работу и воздало  почести.  Ордена  даются  героям.
Очевидно, что пилот У-2 был героем. По-своему, но героем.
     - Это было так давно, - грустно сказал Уилкинз.
     - Конечно, но тенденции  можно  было  проследить  уже  тогда.  Будучи
детьми, мы привыкли читать про Супермена и Бэтмена [Супермен  и  Бэтмен  -
популярные персонажи книг,  комиксов  и  фильмов]  и  отождествлять  их  с
великими детективами.  Но  задолго  до  этого  людям  был  присущ  стадный
инстинкт. Они взяли Бэтмена и отсняли телесериал.
     - Счастливчик, - нахмурился Уилкинз, - боюсь,  до  меня  не  доходит.
Никак не могу уловить, к чему ты клонишь?
     Я и сам не мог. Или по  крайней  мере  только-только  начинал  что-то
улавливать по ходу собственных рассуждений.
     - Ладно, - снова заспешил я,  -  возьмем  другой  пример  из  той  же
области. Романы про Джеймса Бонда, написанные этим англичанином...
     - Яном Флемингом, - подсказал Уилкинз. - Было время, и  я  читал  его
триллеры.
     -  Конечно.  Почти  все  читали.  Это  была  сатира.  Сатира,  далеко
выходящая за рамки смешного. Пародия на таких наших  старых  сыщиков,  как
Сэм  Спейд,  Майк  Хаммер,  Перри  Мейсон  и  Ниро  Вулф  [герои  наиболее
популярных  американских  детективов].   Большая   мистификация,   которой
зачитывались буквально все. Они устали - или  их  заставили  устать  -  от
старых асов криминалистики.
     Мистер Уилкинз погрустнел.
     - Счастливчик, - сказал он. - Я никак не пойму, какое  отношение  все
это имеет к тому, что рассказал мне  Черныш  касательно  твоего  очерка  о
заговоре. Твоего - как ты там его называешь? - радикального центра.
     - Да, так, сэр. Этот термин я взял из головы. Я не знаю, как они себя
называют сами. Я даже не знаю, что у них на уме.
     - У кого?
     - У того, кто это делает.
     - О небеса! Что делает?
     - Подкапывается под "американскую мечту",  разрушает  имидж  Америки,
заставляет наши лучшие идеалы выглядеть глупо. - От негодования я хмыкнул.
- Что случилось с Декларацией независимости?  Кто  отважится  в  наши  дни
встать и произнести что-либо подобное? Да его просто стащат с трибуны!
     Мне казалось, что я сработал очень хорошо. Я уже и сам начинал верить
в то, что говорил.
     Уэнтворт Уилкинз как бы в отчаянии покачал головой.
     - Видишь ли, мой мальчик, пора опуститься на землю. Как ты  конкретно
собираешься вести это свое расследование?
     На мгновение мне показалось, что я  попался.  Я  придал  своему  лицу
выражение, как если бы пытался сообразить, как получше  представить  якобы
заранее составленный план. На самом деле я лихорадочно  пытался  уцепиться
хоть за что-нибудь - в данном случае отлично сгодилась бы и соломинка.
     - Сэр, - с серьезным видом сказал  я,  -  возможно,  мистер  Блэкстон
попал в точку, когда упомянул о том, что в городском Центре предварительно
обкатывается множество рекламных  кампаний.  Средний  американский  город,
центр страны, ни восток, ни запад.  Интуиция  мне  подсказывает,  что  эта
компашка из радикального центра использует наш город для проверки.
     - Проверки на что? - хмыкнул по-прежнему грустный Уилкинз.
     Я посмотрел на него.
     - Чего они пытаются достичь? - добавил он.
     - Это заговор, - слабым голосом ответил я.
     - Заговор против чего? Каковы их цели?
     Вот тут-то я и попался. Голова отказалась работать. На ум ни черта не
шло.
     В конце концов Уилкинз снова покачал головой.
     - Счастливчик, мальчик мой, билет  ты  вытащил  несчастливый.  Нельзя
полагаться на то,  что  твои  интуиция  и  нюх  на  новости  всегда  будут
безошибочны. Не беспокойся, средняя зарплата сохраняется за тобой,  а  то,
как  ты  отыскал  жертву  киднэппинга  -  похищенного  ребенка  Шульцев  и
потрясающие фотографии ограбления банка  бандой  Долли  Теттера,  навсегда
останется в анналах журналистики.
     Я постарался, впрочем не особо напрягаясь, выразить беспокойство.
     - Вы думаете, мне стоит бросить это дело, сэр?
     - Боюсь, что так. Счастливчик. Боюсь, что я на этом даже настаиваю.
     - Хорошо, сэр. Хозяин - барин.
     Он лучезарно улыбнулся.
     - Не надо ставить так вопрос. Счастливчик. Здесь, в "Джорнал", мы все
- одна  команда.  Работаем  в  одной  упряжке.  -  Уилкинз  снисходительно
подмигнул. - Вот только, куда она будет тянуть, решает тот,  кто  сидит  в
моем кресле.
     - Да, сэр. - Я поднялся, поняв, что свободен.
     И тут он меня убил одной фразой:
     - Да, и напомни Чернышу,  что  сейчас  ты  свободен.  Ну,  на  случай
каких-нибудь поручений!
     Я вздрогнул. Никогда не знаешь, каким пыльным мешком и  из-за  какого
угла получишь по голове. Другими  словами,  отныне  я  не  был  разъездным
репортером и не мог разыскивать материалы для своих статей самостоятельно.
С этого момента я должен был выполнять поручения Блэкстона. И я был  далек
от иллюзий. Не пройдет и недели, как старый  профи  обнаружит,  что  я  не
способен отличить сенсацию от некролога. Он уже и так в этом сомневался.


     У Старой Головешки присутствовало  чувство  юмора,  или,  по  крайней
мере, он так думал. Для первого  раза  он  послал  меня  на  банкет  Армии
Спасения - региональную встречу офицеров рангом от капитана и выше.
     У меня тоже было чувство юмора, или, по крайней мере,  я  так  думал.
Перед началом банкета я подошел к докладчику и  получил  текст  его  речи.
После чего сообщил ему, что  у  меня  очень  важная  встреча,  и,  вильнув
хвостом, исчез в направлении "Дыры".
     Беда заключалась в том, что за очередной кружкой "темного"  почему-то
следовала другая, и в редакции я появился как раз перед  тем,  как  пришла
ночная смена.
     Блэкстон встретил меня сладенькой улыбкой.
     - Счастливчик Майерс, гениальный  лауреат  Пулитцеровской  премии,  -
пробурчал он. - Полагаю,  от  статьи  о  священниках,  которую  собирается
написать сачок, раскалятся провода всех телеграфных агентств - от  Рейтера
до ТАСС.
     Остальную часть беседы вспоминать мне бы не хотелось.
     После ее окончания я вернулся к темному пиву Сэма.


     К счастью, на следующее утро я  был  свободен.  Немедленно  бежать  в
редакцию нужды не было, и я отправился домой  к  Морту  Циммерману,  чтобы
вытащить его из постели.
     Он уставился  на  меня  из  дверей.  Единственной  его  одеждой  были
пижамные штаны. Хилость шеи подчеркивала копна  черных  волос,  которая  с
равным успехом могла бы служить тюфяком или блошиным зоопарком.
     - Что тебе нужно в этот час ночи?
     - Сейчас десять часов  утра,  -  ответил  я,  пролезая  мимо  него  в
неопрятную гостиную.
     - Черт побери, я пишу с полуночи и до рассвета!
     - Знаю, - сказал я. Бросив несколько номеров "Циника" и  "Мизантропа"
на журнальный столик и сдвинув в сторону пачку "Иконокласта", я  освободил
себе место на диване.
     - Мне нужно с кем-нибудь поговорить, - заявил я усаживаясь.
     - Почему со мной?! - взревел он. - Кофе будешь?
     - Да. А почему бы и не с тобой? Ты слабее меня и не смог бы выставить
меня вон.
     - Ничего себе шуточки с утра, - проворчал он, исчезая на кухне.
     Пока он  отсутствовал,  я  взял  номер  "Циника"  и  стал  с  грустью
перелистывать страницы.
     Передовица была посвящена момизму. Из того, что я увидел, можно  было
заключить, что большую часть материала автор взял из  старой  классической
книги  "Поколение  насмешников",  которая  сделала  написавшего  ее  Уайли
несостоятельным и безвестным еще несколько десятилетий назад.
     В другой статье развивалась мысль о  создании  организации  "Ветераны
будущих войн".  Идея  заключалась  в  том,  чтобы  начать  выплату  пенсий
подросткам,  дабы  те  могли  насладиться  материальными   благами,   пока
достаточно  молоды  и  здоровы.  Задавался  вопрос:  почему   ветеранскими
льготами, устанавливаемыми правительством, должны пользоваться только  те,
кто выжил? Те, кто будет убит, должны их тоже получать, пока война даже  и
не началась.
     Со вздохом я отложил журнал обратно на столик. В это время в  комнате
появился Морт с бумажным пакетом сахара и двумя чашками кофе,  из  которых
торчали ложки.
     Я взял чашку, зачерпнул ложкой сахар из пакета и кивнул на журналы.
     - Все еще продаешь им свои заметки?
     - Да так, по случаю, - равнодушно ответил Морт. Он  уселся  в  мягкое
кресло, не обращая внимания на бумаги и грязное полотенце, которые там уже
лежали. - Конкуренция становится все жестче.  Когда  они  только  начинали
выходить, можно было продать  все,  что  ни  напишешь.  А  сейчас  в  игру
вступила  куча  профессиональных  внештатных  журналистов,  вылетевших  из
других изданий. Тягаться с именитыми писателями мне не по плечу.
     - А что случилось с журналами для мужчин? - спросил я угрюмо.  -  Ну,
этими, которые обычно публиковали статьи о безразмерных купальных  халатах
и подобных вещах?
     Он отхлебнул кофе, но счел его слишком горячим.
     - Это был последний всплеск, - пробрюзжал он. - Некоторые выходят  до
сих пор, да и  те  перешли  на  заметки  типа  публикуемых  в  "Цинике"  и
"Иконокласте". Я тут продал на прошлой неделе одну  штуку  в  "Проказливый
плейбой" - как избежать призыва в армию.
     - Как избежать призыва?
     - Вот именно. Существует множество способов. Некоторые даже  законны.
Один  из  них  -  совершить  хулиганский  поступок.  Стащить  аэрокар  или
что-нибудь еще. Ты попадаешь на учет в полицию, а преступники в  армии  не
нужны. Или можно "закосить" на медицинской  комиссии,  принимая  сердечные
стимуляторы. Или я знаю парня, который не  возражал  против  призыва,  но,
попав на призывной пункт, стал все время шататься по баням. В конце концов
он предстал перед местными медиками, которые его  спросили:  "Нравятся  ли
вам девушки?" Он ответил: "Надеюсь, у них все в порядке", и это был  конец
его военной карьеры. Потом...
     - Мне все это известно, - прервал я. - Я имел в  виду  другое  -  мне
странно, как они могли подобную статью напечатать?
     Его косматые брови полезли вверх.
     - А почему бы и нет? У нас свободная страна.
     - И с каждым мгновением становится все свободней.
     Он снова попробовал кофе, нашел, что тот остыл достаточно, и  помахал
в мою сторону ложечкой.
     - Есть лишь одна причина, по которой  существуют  законы  о  воинской
повинности, - сказал он с  важным  видом.  -  Все  из-за  того,  что  твои
сограждане не настолько глупы, чтобы служить добровольно. Когда  последний
раз в нашей стране кто-нибудь пошел служить добровольно?
     - Ну, есть кое-кто...
     В ответ на мое замечание он неприязненно покачал головой.
     - В наши дни те парни, которые идут в  армию  добровольно,  настолько
пустоголовы, что они там просто  не  нужны.  Военным  нужны  люди  хоть  с
толикой  мозгов.   Канули   в   Лету   те   времена,   когда   коэффициент
интеллектуальности у сержантов был ниже девяноста.
     - Некоторые идут в армию ради карьеры, - сказал я. -  Через  двадцать
лет ты уходишь в отставку с пенсией и самыми разными льготами.
     - Конечно, - согласился он, уже теряя интерес к предмету  обсуждения,
- но это только исключения. Они не идут из-за таких  обветшавших  понятий,
как  патриотизм.  Они  идут,  чтобы  застраховаться.  И  ты  можешь   себе
представить, что это за  люди,  которые  готовы  в  течение  двадцати  лет
слушать армейский треп о том, что они здесь получат больше, чем  где-либо,
только потому, что не способны выжить на гражданке.  -  Морт  презрительно
фыркнул.
     Он поднялся и отправился на кухню за очередной порцией кофе.


     Когда он возвратился, я спросил:
     - Морт, а над чем ты работаешь сейчас?
     -   Парочка    вещей.    Серия,    отчасти    касающаяся    политики.
Пахано-перепахано, но я даю это под несколько другим углом.
     - И что там о политике?
     Он поднял газету и сунул ее мне.
     - Видел эту информацию о карманнике, который  стал  мэром  городка  в
Новой Англии?
     - Карманник?
     - Ага. - Он  горько  рассмеялся.  -  Толстое  полицейское  досье.  Он
обнаружил, что для того, чтобы жить  честно,  ему  необходима  работа.  То
есть, если его  не  изберут,  он  будет  вынужден  опять  воровать,  чтобы
заработать на жизнь. И даже если воровать для этого просто необходимо,  то
лучше делать это, сидя за столом, как это делают политики, а  не  шататься
по театральным сборищам и ярмаркам штата.
     Я уставился на Циммермана.
     - Ну и как, выбрали?
     - О да, все в порядке, выбрали. Под общий хохот - в кабинет.
     - Боже праведный! - простонал я. - Куда катится страна?
     - Просто избиратели наконец-то становятся такими же циничными, как  и
политики, - фыркнул Морт. - Ты представить себе не можешь,  как  много  на
сегодняшних выборах бюллетеней,  где  кандидатами  внесены  Пого-пого  или
Утенок Доналд.
     - Я думал, главная тенденция - не голосовать вообще.
     - Кто может их в этом винить? - продолжал оппонировать Морт.  -  Если
даже   на   принципиальную   кампанию   собирается   пятьдесят   процентов
потенциальных избирателей - уже необычно.
     - Ну ладно, - согласился я, - но ведь, если избирателям  не  нравится
то, что происходит, они могут поставить другого человека.
     - А могут ли? - потребовал он ответа.  -  Старая  песня,  все  это  -
фикция, когда оба кандидата обычно выступают за одно и то же.  Сколько  из
них сдерживают свои обещания, укатив из округа? Ты голосуешь за  человека,
ибо он на твоей стороне против другого, но стоит ему  усесться  в  кресло,
как он преображается. Вспомни старые времена Джонсона и Голдуотера.
     Он снова помахал ложечкой в мою сторону.
     - Это один из вопросов, о которых я собираюсь  написать.  Растущий  в
людях цинизм - это отношение ко  всему,  что  будут  делать  политики.  Мы
перестали ждать от них что-либо, кроме показухи.  Счастливчик,  со  времен
Вудро Вильсона в Белом доме не было ни одного настоящего романтика, он был
анахронизмом и, возможно, немножко дурачком для битья.
     - Хорошо, но ведь был Рузвельт, - слабо возразил я.
     - Был ли? Знаешь, кто выдвигал его кандидатуру первый раз? Хьюи  Лонг
[политический  деятель  США  20-30-х  годов,  известный  как  демагог,  не
выполнявший предвыборных  обещаний].  Среди  других  больших  политических
машин: Тэмени-холл [штаб Демократической партии в Нью-Йорке],  Фрэнк  Хейг
[представитель деловых и  политических  кругов  Нью-Йорка  в  30-е  годы],
машина Келли-Нэша [политические и деловые группировки  в  крупных  городах
США]. А откуда он взял своего третьего  вице-президента?  Из  Канзас-Сити,
машина Пендергаста, Счастливчик, друг мой, как ты думаешь, что пообещал  -
а позднее и сделал - этим людям суперлиберал Рузвельт, чтобы заручиться их
поддержкой? - Морт потихоньку распалялся. - А что  мы  имели  с  тех  пор?
Клоуны и вояки, которые проводили все восемь лет за игрой в гольф...
     - Ну, - я неуютно поежился, - был еще Джон...
     - А ирландская мафия, а? Это был тот самый единственный случай, когда
Мэдисон-авеню  [улица   в   Нью-Йорке   -   центр   рекламной   индустрии]
действительно выиграла выборы. Когда общественный имидж  и  телегеничность
значат  больше,  чем  платформа  и  партийные  принципы.  Парень   выиграл
президентские выборы потому, что его соперник недостаточно чисто  побрился
перед телевизионными дебатами. Еще один большой либерал -  первым  одобрил
фиаско в заливе Свиней и начал эскалацию войны в Азии.  -  Морт  Циммерман
фыркнул.  -  Должен  признать,  по  крайней  мере  у  него  было   чувство
собственного достоинства. У него и у его семьи. Он не  был  одним  из  тех
клоунов, которые пришли позже.
     По-моему, его слегка занесло в сторону.
     - Послушай, мы отвлекаемся от темы, - прервал  я.  -  Мы  говорили  о
цинизме избирателей.
     - А почему бы им и не быть  циниками?  Ведь  почти  каждые  два  года
всплывают новые случаи с полицейскими, которые оказываются самыми крупными
грабителями и ворами города. Я могу отследить по  годам.  Денвер,  Чикаго,
Лос-Анджелес, Детройт, Айдахо-Фолс и еще масса недавних  примеров.  И  это
только в полиции. Цветочки по сравнению с коррупцией среди администраций.
     - А я по-прежнему утверждаю, что избиратели  могут  их  убрать,  если
захотят, - наполовину сердито сказал я.
     Он покачал головой.
     -  Даже  это  становится  невозможным.  Ты  знаком  с  избирательными
законами, которые сегодня превалируют? Отныне  в  половине  штатов  третья
партия попросту не может зарегистрироваться. В некоторых из них  положение
о выборах участия третьей  партии  вообще  не  предусматривает;  в  других
условия таковы, что Республиканская партия Линкольна середины 1800-х годов
не смогла бы даже бороться за власть, ибо ее кандидат не  удовлетворил  бы
всем требованиям.
     - Конечно, ты можешь голосовать за ту или иную  партию,  но  они  обе
выступают за одно и то же. Давно ли  существовала  хоть  какая-то  разница
между их национальными платформами?
     В конце концов я сдался под его словесным огнем.
     - Ладно, - сказал я, - вчера мне все это  было  бы  более  интересно.
Сегодня я вынужден помечтать о чем-нибудь еще,  помимо  растущего  цинизма
избирателей.
     - О? Что случилось. Счастливчик?
     - Похоже, люди снова будут называть меня Чарли.
     Его лицо стало вопрошающим.
     - Сомневаюсь, что мое пребывание на работе продлится до конца недели.
     - На самом деле. Счастливчик, - проворчал Морт, - ты никогда особо не
был журналистом.
     - Мне все об этом постоянно твердят, - вздохнул я. - Однако мне нужны
деньги. Я -  самый  расточительный  человек  в  мире.  Я  могу  нырнуть  в
собственный бассейн на заднем дворе и вылезти оттуда, став беднее  на  три
доллара.
     Он странно на меня посмотрел.
     - Как ты ухитрился откопать эту нашумевшую историю с банком  и  Долли
Теттером?
     Мне начинало становиться все равно.
     - Моя младшая сестренка не знала, как достать кассету  с  пленкой  из
нового фотоаппарата, - впрочем, как и я, - поэтому  мне  пришлось  отнести
его в магазин. По пути обратно, снаружи здания Первого  банка  Америки,  я
столкнулся с Долли Теттером, или он столкнулся со мной. Он тащил  одно  из
этих новых ракетных ружей с гироприцелом - типа  базуки  для  бедных  -  и
прикрывал спокойный отход троих парней из своей  команды,  которые  только
что взяли четверть миллиона.
     Это застигло Морта врасплох.
     - Так ты на все это просто наткнулся?
     - Все правильно, - сказал я с полным самоосуждением. -  Долли  шмалял
по двум группам полицейских - по одной вверх по улице, по другой вниз. А у
полиции было что-то вроде скачек  с  препятствиями.  На  улице  находилась
масса невинных прохожих, а, кроме того, они стояли лицом к лицу  с  Врагом
Общества  Номер  Один,  опаснейшим  преступником  со  времен  легендарного
Диллинджера [Джон Диллинджер - печально известный в начале века  грабитель
банков; дважды бежал из тюрьмы, убит агентами  ФБР  в  193