Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
Кит Педлер, Джерри Дэвис.
Мутант-59
-----------------------------------------------------------------------
Kit Pedler, Gerry Davis. Mutant 59: The Plastic Eaters (1972).
Изд. "Мир", М., 1975. Пер. - К.Сенин.
OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
ПАМЯТИ С.ЭЙНСЛИ
20 июля с.г. в своем доме в Сайденхэме на 54-м году жизни скоропостижно
скончался доктор Саймон Эйнсли, старший преподаватель микробиологии
Кенсингтонской больницы, член Британского биологического общества и
Ассоциации патологоанатомов.
Саймон Эйнсли родился 6 декабря 1919 г. Свой первый квалификационный
экзамен он сдал в 1939 г. при больнице св.Марии. Вскоре после начала
второй мировой войны он был зачислен в состав Королевского
военно-медицинского корпуса, где длительное время занимался исследованиями
в области бактериального заражения огнестрельных ран.
По возвращении к гражданской жизни Эйнсли посвятил себя бактериологии,
проявляя особый интерес к проблеме приспособляемости бактерий. В
результате многолетних трудов он собрал обширные данные о
жизнедеятельности бактерий в необычных питательных средах, и, хотя работы
Эйнсли остались неопубликованными, коллеги отдавали справедливую дань его
усилиям. Один из них писал:
"Саймон был человеком редкого обаяния. Он охотно помогал советами в
любой знакомой ему области; а в последние месяцы, как явствует из его
заметок, провел серию оригинальных экспериментов с Bacillus prodigiosus,
которые привлекли особенно пристальное внимание ученого. Трагично, что
Эйнсли не суждено было дожить до завершения своих исследований. Коллегам
по работе его будет очень недоставать".
Мы скорбим по поводу утраты и приносим наши искренние соболезнования
семье покойного.
Бритиш медикал джорнел
1
Переключатель этот стоил 18 долларов 43 цента. Назначение его было
точно таким же, как и у любого другого переключателя на прилавке магазина
хозяйственных товаров, но с одной лишь разницей, мало существенной для
обывателя, однако жизненно важной для Хансена. В техническом описании
значилось: "Вероятность отказа = 0,0001", иначе говоря, она была
бесконечно мала. За 18 долларов 43 цента вам гарантировалась практически
абсолютная надежность. Щелчок в одну сторону - коррекция траектории
производится вручную, щелчок в другую - это делается автоматически.
Командир космического корабля перевел переключатель в положение
"вручную" и с этой секунды обрек себя на гибель.
Движение командира должно было послать мгновенный электрический импульс
в хитросплетенно микроцепей, спрятанных позади контрольной панели. Но ток
достиг лишь крохотной проволочки, некогда надежно изолированной, а теперь
- невидимо для глаз - мерцавшей оголенным металлом. На панели тотчас,
мигнув, ровным светом загорелся красный тревожный огонек.
Лицо командира осталось бесстрастным. Быть может, лишь слегка
расширились зрачки да чуть дрогнули веки. Он вернул переключатель в
прежнее положение, затем опять щелкнул им - тревожный огонек послушно
погас, но тут же вспыхнул снова.
Оба других члена экипажа сосредоточенно следили за его действиями. Их
лица также ничего не отражали. Люди смертельно устали. Нечеловеческое
напряжение темными тенями легло вокруг глаз.
Воля всех троих была направлена только на одно - выжить во что бы то ни
стало, выжить: этому учили их долгие годы тренировок.
Командир глубже втиснул свое невесомое тело в кресло. Он молчал. Двое
других тоже не проронили ни слова. Внезапно кабину наполнил
невыразительный, искаженный помехами голос - их вызывал центр управления
полетом в Хьюстоне.
- Хэлло, Кондор, до последней коррекции остается одна минута сорок пять
секунд. Даем сигнал...
Вслед за голосом коротко мяукнул зуммер. Командир ответил самым
обыденным тоном:
- Внимание, Хьюстон, вышел из строя переключатель, компьютер не
срабатывает, сами отделить посадочную ступень не сможем, повторяю,
отделить посадочную ступень не сможем. Прием...
Снова зуммер.
- Кондор, вас понял. Проводим наземную проверку, прием...
- Спасибо, Хьюстон...
Корабль - ничтожная частичка в пустоте и мраке пространства - быстрее
любого снаряда мчался по изогнутой траектории навстречу Земле, не оставляя
за собой ни следа, ни звука.
- Кондор, наземная проверка подтверждает неисправность на борту.
Переключитесь на автоматику, повторяю, передайте контроль автоматике...
- Вас понял, Хьюстон. Прошу повторить время коррекции...
Командир тронул переключатель, и тревожный огонек погас.
- До запуска двигателей остается одна минута пятнадцать. Даем сигнал...
Зуммер мяукнул снова.
В биомедицинском отделе центра управления полетом врачи озабоченно
следили за скачками самописцев, фиксирующих состояние экипажа. Один из них
сделал пометку в своем дневнике: "Первый пилот - тахикардия, пульс 110,
частота дыхания 30".
А в командном отсеке корабля, позади контрольной панели, шел процесс,
не предусмотренный конструкторами, - с каждой секундой неумолимо
приближался конец...
Неожиданно отказали еще два микроэлемента. По цепям счетно-решающих
устройств пронесся целый шквал импульсов. Последовала беззвучная вспышка -
и в тесноту кабины ворвался дым. Трое космонавтов, задыхаясь, отчаянно
старались сохранить контроль над кораблем, но корабль, уже совершенно не
управляемый, стремительно приближался к границам атмосферы...
Пассажиры рейса 122, летевшие над Атлантикой в Нью-Йорк, дремали - в
салоне горел неяркий синий свет. Только мальчонка в кресле у окна
беспокойно ерзал, то и дело прижимаясь носом к стеклу, и вдруг, отпрянув
от иллюминатора, вцепился в руку матери:
- Мама, смотри скорее, мама!..
Он показывал пальцем за окно. Мать, очнувшись, наклонилась над малышом
и посмотрела вслед за ним в ночь.
Поперек ясного звездного неба пролегла пламенеющая оранжевая дуга; было
видно, что начало ей дает какое-то движущееся тело. Некоторое время оно
росло на глазах, а потом распалось на три огненных комка, которые
рассыпались в темноте, словно искры гигантского фейерверка в День
независимости. Мать откинулась в кресле и ласково прижала сынишку к себе.
- Это звезда упала, милый. Не бойся, она никому не причинит вреда...
Миссис Гаррис сложила книги мужа на чердаке, прикрыла за собой люк и,
тяжело дыша, спустилась по приставной лестнице. В больнице обещали, что он
протянет месяца два, а на самом деле все кончилось за три недели...
В гостиной ей на глаза попалась их свадебная фотография в широкой
рамке, и, всплакнув, она подумала: а не убрать ли и фотографию на чердак
вместе с другими его вещами? Но потом женщина вспомнила о своем высоком
давлении и больных ногах и, сняв фотографию со стены, положила ее на
каминную доску.
Это спасло ей жизнь.
Командир самолета, следовавшего рейсом 510 из Парижа в лондонский
аэропорт Хитроу, был в прекрасном настроении. Впереди не предвиделось
никаких особых осложнений, разве что легкая дымка в Хитроу. Дверь за
спиной отворилась, и в кабине появился второй пилот. Привычно проскользнув
между откинутым сиденьем и пультом и не задев ни одного из бесчисленных
рычажков и приборов, он опустился на свое место. Командир встретил его с
ухмылкой:
- Думаешь, не знаю, где ты пропадал? Мне казалось, правда, что она
помолвлена...
- Все члены экипажа, - ответил второй пилот, потирая руки, - обязаны
беспрекословно выполнять распоряжения старших по рангу...
- Ну, положим, только в профессиональных вопросах...
Второй пилот поспешил сменить тему:
- Какое у нас расчетное время прибытия?
- Семнадцать десять, если над полосой не продержат...
Капли дождя скользили по стеклам кабины. Сливаясь в ручейки, они почти
скрывали плотную пелену облаков, расстилавшуюся над самолетом.
Командир вышел на связь с диспетчером в Хитроу, стараясь выделить его
голос из заполнявшей эфир беспорядочной болтовни.
- Альфа Чарли вызывает борт 510. Вам разрешается войти в зону. В
квадрате 82 выполняйте правый разворот...
- Благодарю, Альфа Чарли, разворачиваюсь направо...
Пока командир вел переговоры, бортинженер снимал показания приборов,
контролирующих работу каждого из четырех двигателей: температуру, тяговое
усилие, давление масла. Свои наблюдения он заносил в бортовой журнал,
привязанный к приборному щитку, - а самолет тем временем накренялся,
ложась в последний вираж. Вот уже он вошел в конус радиосигналов, которые
должны привести его на посадочную дорожку. Второй пилот отмотал, что
машина идет совершенно точно и по направлению и по углу снижения. Они
миновали первый вертикальный маркер...
Эна Гаррис приготовила на кухне чай и теперь, мрачно уставившись в
окно, не торопясь, прихлебывала его из обжигающе горячей чашки.
В левом крыле лайнера, выполнявшего рейс 510, пряталась маленькая серая
коробочка, начиненная пластинками с замысловатыми узорами печатных схем.
Блестящее дюралевое крыло скрывало в себе целую сеть сосудов, почти не
уступающую по сложности живому организму, а коробочка призвана была
контролировать подачу топлива в двигатель номер два. Именно отсюда на
пульт бортинженера поступали данные о питании двигателя, а также о
температуре огненного вихря, ревущего в его турбовентиляторном сердце.
Но вот внутри серой коробочки от одной пластинки стал медленно
отделяться двухмиллиметровый проводничок.
А в кабине командир корабля уже обменивался с наземным диспетчером
последними репликами:
- Альфа Чарли вызывает борт 510. Вам разрешается посадка на полосу
четыре. До свидания.
- Спасибо, Альфа Чарли. До свидания.
И командир выключил передатчик.
Именно в этот момент спрятанная в крыле коробочка окончательно вышла из
строя. В двигатель номер два хлынуло горючее из центрального бака,
расположенного в нижней части фюзеляжа, хлынуло так, как если бы
топливопровод от бака левого крыла был предварительно перекрыт.
Но топливопровод перекрыт не был...
Двигатель захлебнулся, последовал внезапный короткий взрыв, одна из
лопаток турбинного вала отломилась и со скоростью пули отлетела вверх. Как
нож масло взрезав листовой металл, она прошила плоскость крыла, вспорола
герметизированные патрубки и наконец застряла в плотном переплетении
трубопроводов между щитком поперечного управления и закрылками. Из
разорванных сосудов хлынула "кровь" - красная гидравлическая жидкость.
Мгновенно раскрылись внутренние и внешние элероны, и их тут же заклинило.
Сорвавшись с подвески, развалился двигатель. Крыло рывком опустилось вниз
- и раненую машину неудержимо потянуло в сторону, все дальше от конуса
радиосигналов, гарантирующего безопасность...
Миссис Гаррис безрадостно допила свой чай и отправилась в сад, чтобы
снять с веревок белье. Едва она сложила первые простыни, серые от дождя и
тумана, как до нее донесся гул приближающегося самолета.
Она прожила здесь, в Айлуорте, всего в нескольких километрах от
главного аэропорта столицы, целых двадцать лет и обычно не обращала на
этот гул внимания. Но на сей раз звук был каким-то особенным, и женщина
невольно стала вглядываться во мглу. Надсадный рев достиг немыслимой силы,
и тогда над верхушками яблонь в дальнем углу сада вдруг показался
исполинский фантастически накрененный крылатый силуэт.
Эна Гаррис остолбенела, не веря собственным глазам, а потом бросилась к
дому. Она уже добежала до двери, когда гигантская тень самолета заслонила
небо. Последнее, что она запомнила, прежде чем потерять сознание, был
черный кокон колеса и блестящие стойки шасси, мелькнувшие над самой ее
головой.
С этого мгновения лайнер, выполнявший рейс 510, как летательный аппарат
прекратил свое существование. Колесо, расшвыряв черепицу и аккуратные
стопки книг, врезалось в чердак, стропила взвились в воздух, словно
спички, а самолет перевернулся и начал разваливаться. Одно из крыльев
снесло постройки по другую сторону улицы, а фюзеляж, будто вырвавшаяся на
волю исполинская торпеда, распахал середину мостовой и, опрокидывая людей
и автомашины, проложил по ней страшную дорогу смерти. Оторвавшийся
двигатель правого крыла, все еще продолжая работать, пробил витрину
переполненного магазина самообслуживания и взорвался внутри, его.
Хвостовой отсек, кувыркаясь подобно чудовищному бумерангу, вонзился в
стену лотерейного агентства и исчез в облаках кирпичной пыли. Отделившаяся
носовая часть, докатившись до конца улицы, подпрыгнула на прощание и
закончила свой последний прыжок в сплошном нагромождении домишек, круша их
стены и потолки. Остатки фюзеляжа просто рассыпались и завертелись в
воздухе кусками рваного металла.
Жизнь сорока восьми пассажиров и членов экипажа оборвалась почти
мгновенно - смятые переборки, лопнувшие стойки и панели располосовали их
тела на куски и разбросали кошмарным дождем на всем протяжении улицы.
Шел сильный косой дождь, и Анну Креймер слегка знобило. Она подняла
капюшон плаща и, напрягая слух, старалась разобрать, что говорит офицер,
расположившийся с мегафоном на молу.
С мостика небольшого конвойного миноносца, где она стояла, была хорошо
видна носовая палуба атомной подводной лодки "Ринаун", вооруженной
шестнадцатью ракетами класса "Поларис А-3". На черной овальной палубе ее
китообразного корпуса, открытые всем дождям, зияли шестнадцать люков,
ведущих к пусковым установкам. У одного из люков, задрав кверху головы,
стояли двое матросов. Со стрелы крана к ним лениво спускался темно-серый
цилиндр ракеты. Матросы осторожно направили ее хвост точно в отверстие
люка, и ракета медленно исчезла в нем. Затем они принялись задраивать люк
круглой пластмассовой мембраной.
Анна и ее коллеги - небольшая группа журналистов - жались к стене
рубки, пытаясь хоть как-то укрыться от дождя. Усиленный мегафоном голос
отдавал металлом:
- При запуске давление газов, созданное обычным пороховым взрывом,
выталкивает ракету вверх. Мембрана прорывается, и ракета покидает
подлодку, направляемая на цель с помощью компьютеров...
Голос трескуче продолжал в том же духе. И Анна подумала, что вряд ли в
будущей статье ей удастся воспроизвести этот рассказ, разве что
официальный текст, предназначенный для печати, окажется достаточно
подробным. Следовало бы как-нибудь ухитриться и набросать черновик.
За окнами кают-компании завывал шторм, пеленой дождя маскируя огромные
эллинги под горой на берегу залива. Внутри царил мягкий полумрак, было
тепло. Приглушенные разговоры у стойки бара стали громче и непринужденнее.
Группу подобрали явно наспех. Рядом с журналистами, на лацканах которых
красовались оранжевые жетоны "Пресса", офицеры в форме казались невероятно
холеными и изысканно воспитанными.
- Леди и джентльмены! Минуточку внимания!.. - возвысил голос старший
офицер. Разговоры смолкли. - Благодарю вас. Прежде всего позвольте мне
приветствовать вас от имени командования базы Герлох. Надеюсь, вы повидали
здесь все, что хотели...
Журналисты откликнулись на это заявление добродушным гиканьем. Офицер
ответил им улыбкой:
- Уверяю вас, леди и джентльмены, что закон о сохранении
государственной тайны не имеет отношения к системам, дислоцированным в
нашем баре, так что прошу вас - не стесняйтесь!
- Благослови вас бог, начальник, - насмешливо воскликнул один из
гостей, приподняв свой стакан.
- Теперь о программе на завтра, - продолжал офицер. - С утра мы
предлагаем вам посетить учебные классы, где готовят персонал для работы с
ракетами "Поларис", - боюсь только, там придется воздержаться от
фотографирования. Затем мы с вами планировали подняться на борт "Тритона",
первой из подлодок ее величества, вооруженных ракетами "Посейдон". Как вам
известно, завтра "Тритон" должен был ошвартоваться на нашей базе, однако
вследствие непредвиденных обстоятельств произошла некоторая задержка,
поэтому мы поведем вас в сухой док, где в настоящее время стоит на ремонте
подлодка "Резолюшн". Да, и еще вот что: обед будет подан в семнадцать
тридцать. Благодарю за внимание.
- Что случилось? - обратилась Анна к стоявшему рядом с ней журналисту.
- До сих пор они были точны как часы.
Обычно веселый и разговорчивый, сейчас Мэтт был серьезен, его глаза
рыскали вокруг в поисках намека на разгадку.
- Ты права, они никогда не меняют расписания без чертовски уважительных
причин. - Он пристально посмотрел на Анну. - У них определенно что-то
стряслось...
Доктор Лайонел Слейтер специализировался в области теории связи. Еще в
студенческие годы его отмечали как очень одаренного математика. Правда,
кто-то из преподавателей однажды заметил, что, кроме склонности к
математике, у него есть еще и прискорбная склонность к выводам, которые
выходят за рамки строгой научности. Завершив диссертацию, Слейтер
воспользовался субсидией, чтобы совершить поездку по научным учреждениям
Северной Америки, а затем возвратился в Англию и в поисках работы принялся
изучать объявления в специальных журналах. Его американское турне не было
ни особенно интересным, ни особенно успешным, если не считать одного
происшествия, которое само по себе тоже отнюдь не выглядело значительным.
Хотя поездка обошлась молодому ученому гораздо дороже, чем он
предполагал, Слейтер позволил себе добраться от аэропорта Кеннеди до
Манхэттена вертолетом: ему очень хотелось посмотреть на город с высоты.
Глядя с птичьего полета на забитые автомобилями улочки и перекрестки
Бруклина, он представил себе все это как единую систему. Движение
блестящих цветных точек подчинялось определенному ритму, они не просто
повиновались сигналам светофоров, а каким-то неведомым образом влияли друг
на друга. Слейтер даже набросал в записной книжке приближенные
математические зависимости и к тому моменту, когда вертолет приземлился,
был уже целиком во власти того особого возбуждения, с которым неизменно
связано возникновение хорошей новой идеи.
Вернувшись в Англию, Слейтер после долгих и тягостных поисков нашел
себе работу в исследовательском центре при министерстве транспорта и с
помощью инженеров-автодорожников и специалистов по электронике стал
"доводить" свою идею до уровня практической осуществимости.
Он придумал и название для своего проекта: "Самообучающаяся дорожная
система".
Упрощенно его идея сводилась к тому, чтобы, взяв замкнутую сеть улиц,
превратить ее в подобие биологического целого. Снабдить ее "органами
чувств" - пневматическими счетчиками, помещенными под поверхностью
мостовых, и телевизионными камерами, а всю информацию, поступающую от этих
органов чувств, передавать на компьютер, способный корректировать свои
решения на основании накопленного опыта, иначе говоря, "самообучаться". И,
наконец, связать этот компьютер обратной связью со светофорами и с
полицией, регулирующей движение.
Отличие системы Слейтера от других подобных систем заключалось именно в
способности компьютера "самообучаться". Изучая транспортные потоки на
переданных под его контроль улицах, он мог максимально увеличить
интенсивность движения на каждый отдельный день, н