Хорби-ривер.
Спокойствие.  Полное  спокойствие  на  парсеки  вокруг,  то  предательское
спокойствие, когда ничего не тревожит, кроме беспокоящей бездны,  таящейся
в тебе самом.
     В сознании Дэви ординарные заботы делового человека скрылись  в  тени
более  серьезной  озабоченности,  которая  все  росла  и   росла,   словно
вскормленная молчанием. Он напряженно ждал, пока беспокойство не зазвучало
в его голове подобно прерывистым раскатам грома. Ничего конструктивного  в
нем не было, просто смутная тревога заполнила  все  его  мысли  как  ватой
бесконечной  чередой   пленительных   терминов:   парсеки,   галактическая
федерация, гиперпространство, взаимопроницатели.
     Эти слова служили источником  озабоченности  Дэви.  Его  неторопливый
разум снова и снова обращался к ним, словно  в  надежде  обнаружить  некий
кроющийся за ними смысл.
     Он приближался к пятидесятилетнему возрасту,  и  большая  часть  этих
слов была известна ему не первый год, и были они всего  лишь  словами,  не
имеющими никакой связи с действительностью, словами из словаря. И только в
этот сезон они умудрились нарушить всю его жизнь.
     Едва слышные, быстрые шаги приблизились к двери. Дэви тут же  вскочил
на ноги, болезненные эмоции бурлили в нем. К какому же выводу  они  пришли
здесь насчет Израиля? Родился тот на Земле или нет? И - в действительности
это был тот же вопрос - в своем ли он уме или нет?
     Какое-то  время  Дэви  стоял,  дрожа  как  от  озноба,  потом  устало
опустился на свое место, осознав,  что  шаги  не  имеют  к  нему  никакого
отношения. Он вновь принялся за уже  приевшееся  ему  изучение  территории
порта,  для  него,  живущего  в  глубине  континента,  такой  пейзаж   был
непривычен. Отсюда товары  из  крупного  приморского  города  отправлялись
прямо  по  назначению.  Поскольку  его  интересы   ограничивались   только
разводимым им крупным рогатым скотом,  иной  раз  Дэви  мог  бы  оказаться
равнодушным к развернувшемуся перед ним зрелищу, но теперь  интересы  дела
отдавались в нем лишь легким колокольным звоном, поскольку он  смотрел  на
все глазами Израиля. А это  требовало  от  него  воспринимать  все  детали
по-иному.
     Бесчисленные мили железнодорожных  путей  означали,  с  точки  зрения
Израиля, лишь примитивную транспортную систему на одной  из  слаборазвитых
планет. И то, что окружало планету, было не небом,  как  лениво  рассуждал
некогда Дэви, а огромной и сложной системой путей, именуемой  космосом.  И
не какой-нибудь простенькой пустотой, а, как полагал Израиль, непостижимой
взаимосвязью сил, полей и измерений. Израиль  просто  рассмеялся,  услышав
это знакомое слово "космос",  он  определял  это  не  как  космос,  а  как
лабиринт напряжений. Но, конечно  же,  и  Израиль  мог  в  конечном  счете
оказаться просто-напросто обыкновенным сумасшедшим. Вне сомнения, никто  в
Бергхарре не говорил так как он.
     "И сквозь этот лабиринт силовых полей, - говорил Израиль, - скользили
взаимопроницатели."   Дэви   воображал   их   как   космические   корабли,
взаимопроницателями их называл  Израиль.  Они,  очевидно,  были  выполнены
вообще без применения металла,  а  представляли  собой  управляемые  силой
мысли силовые  экраны,  питающиеся  от  силовых  полей  и  изменяющиеся  в
соответствии с их изменениями, с их помощью обитатели Галактики  безопасно
прогуливались с одной планеты на другую. Но, в конце концов, не исключено,
что Израиль тоже мог лгать.
     И эти планеты воевали друг с другом. Но даже их война  была  не  тем,
что под этим термином  понимал  Дэви.  Она  была  столь  же  условной  как
шахматы, такой же  формальной  как  рукопожатие,  рыцарственной  наподобие
скорой помощи и безжалостной словно гильотина.
     И  объекты  ее  были  более  смутными  и  туманными,  чем  это  могли
вообразить себе земные материалисты.  Правда,  все  это  были  лишь  слова
Израиля, который мог оказаться самым обычным сумасшедшим.
     Но будь это даже так, это не повлияло бы на любовное отношение к нему
со стороны Дэви.
     "Не дай им счесть его психом!  Не  дай  им  счесть  его  психом!",  -
взмолился Дэви, обращаясь к серым стенам и повторяясь в агонии.
     И  еще  -  если  они  признают   Израиля   здравомыслящим,   придется
согласиться, что его сумасшествие -  ложь,  и  высказывания  соответствуют
действительности.
     После долгих часов ожидания Дэви оказался  не  подготовлен  к  началу
развития событий. Когда  дверь  внезапно  открылась,  он  вскочил,  теребя
пальцами тунику, и тут же смущенно опустил руки.
     Вошел седовласый человек. Это был брат Жо Шансфор, психиатр,  который
уже  беседовал   с   Дэви   на   борту   "Киберкоролевы"   -   одного   из
специализированных  судов  маневренного   флота,   заменившего   старинные
концепции о статичных госпиталях - когда Дэви, еще  в  Бергхарре,  впервые
обратился с просьбой помочь Израилю.
     Шансфор был человеком высоким, худощавым, порывистым и  примечательно
уродливым, хотя теперь, с возрастом, черты его лица еще более обострились,
придавая ему выражение более, чем запоминающейся суровости.
     Дэви вытянулся перед ним.
     - Израиль? - с надеждой спросил он.
     Шансфор  вздрогнул  от  его  горячего,   напряженного,   пристального
взгляда.
     - Мы еще не до конца достигли неопределенности, - произнес он в ответ
официальным тоном. - К некоторым фактам мы вынуждены подходить  со  вполне
понятной настороженностью, особенно...
     - Вот уже месяц прошел с тех пор, как  Израиль  находится  у  вас  на
борту. Прошло уже три недели с тех пор, как вы доставили его в Новый Союз,
- перебил психиатра Дэви. - Я передал его вам ради его же пользы, но  вряд
ли ему нравится находиться здесь под постоянным наблюдением и прочее в том
же духе. Конечно же, все это время...
     - Поспешные решения - привилегия глупцов, - сказал Шансфор. - Израиль
у нас в целости и невредимости, можете быть спокойны, и поверьте, мы вовсе
не воспринимаем его, как заурядного пациента.
     - Все это вы говорили мне и раньше!
     На  глазах  у  Дэви  навернулись  слезу  злости.  У  него   создалось
впечатление, что весь персонал плавучего госпиталя ополчился против него.
     - За то недолгое время, что я пробыл вместе с ним, я  успел  полюбить
Израиля. Вне сомнения,  ваши  люди  тоже  почувствовали  всю  доброту  его
натуры.
     - Его характер не является  вопросом.  Мы  занимаемся  проверкой  его
мыслительной деятельности, - возразил Шансфор. - Простите, что я  присяду,
сегодня выдался нелегкий день.
     Он уселся в жесткое кресло и позволил своему телу расслабиться. Дэви,
достаточно проживший, для того чтобы понять, что такое усталость,  которая
кроется за этим невинно выглядевшим жестом,  почувствовал,  что  его  гнев
смягчается. Но все же недоверие его к психиатрам продолжало  оставаться  в
силе. Чтобы не подумать, что за этим могла стоять скрытая попытка  вызвать
к себе симпатию, Дэви, снова начал говорить, сохранял прежнюю жесткость  в
голосе:
     - И все же, брат Шансфор, вы просто должны были оценить всю  кротость
его души. Ради всего  святого,  вы  можете  говорить  со  мной  в  частном
порядке: я же всего лишь скотовод, а не юрист. Скажите, Израиль так  же  в
своем уме как вы или я, или же нет?
     - Нет! - медленно произнес Шансфор. - Если вы хотите знать мое личное
мнение, то ваш протеже страдает от  травматической  шизофрении.  Сейчас  у
него параноидная форма. Я считаю, что  с  ним,  говоря  популярно,  случай
безнадежный.
     Дэви побледнел, это было заметно  даже  несмотря  на  его  загар.  Он
тщетно пытался отыскать нужные слова в серых и  зеленых  полосах  внезапно
закружившейся комнаты.
     - Позвольте мне увидеться с Израилем! - с трудом произнес он наконец.
     - Я вынужден сказать, мистер Дайл, что это  представляется  в  данный
момент  невозможным.  Медицинский  консилиум  постановил,   что   пациенту
предпочтительнее находиться в  изоляции,  вдали  от  травмирующих  внешних
влияний.
     - Но я обязательно должен повидаться с ним, - прошептал Дэви.
     Он не мог поверить в то,  что  ему  только  что  сказал  Шансфор,  на
какое-то мгновение ему даже показалось, что речь, видимо, идет о  каком-то
другом человеке, а не об Израиле.
     - Я обязательно должен увидеть его! Я же его друг! Я друг Израиля! Вы
не имеете права удерживать его здесь!
     Шансфор поднялся. Его лицо теперь также как и лицо  Дэви  побледнело.
Он не произнес ни слова, терпеливо ожидая пока Дэви выскажется до конца. И
это молчание было зловещим, чем любые слова.
     - Вы только посмотрите, -  продолжал  Дэви,  не  способный  выдвинуть
обоснованные аргументы, уже осознавший всю бесполезность своей попытки.  -
Все то, что вам рассказывал Израиль о Великой Цивилизации  Галактики,  все
это космические межпланетные силовые  поля,  взаимопроницатели,  всяческие
подробности о жизни на других планетах, о причудливых животных и растениях
- неужели вы говорите, что все это он мог взять и  собственной  головы?  А
эти планеты, о которых он говорил - Дрокси, Овлендж - да ведь вы просто не
сможете думать, что все они им могли быть выдуманы?
     - Мистер Дайл, - произнес Шансфор ломающимся голосом,  -  пожалуйста,
позвольте нам самим заниматься здесь своим делом. Я уже сказал вам, что  у
пациента  болезненное  воображение,  в  конце  концов  он  просто-напросто
замкнется  в  своем  собственном  мире,  под  давлением   огромной   массы
прочитанной информации - просто-аки жадного чтения, я бы мог отметить,  от
которого в его голове деформировались все известные нас слова и понятия.
     - Но этот рассказ о Галактической войне... - возразил Дэви.
     - Скажите, мистер Дайл - поинтересовался Шансфор с пугающей  теплотой
в голосе, - вы сами-то верите в эту Галактическую войну,  которая  сейчас,
по его словам, где-то свирепствует?
     Доки снаружи раскачивались в потоке тьмы, с которым напрасно пытались
справиться  разрозненные  огни.  Небо  казалось  одним  огромным  облаком,
окутавшим сверху Новый Союз.
     "Допустим, я верю во все эти фантастические происшествия,  но  как  я
тогда смогу доказать, что во мне здравого ума не меньше, чем у нормального
человека? Как я смогу доказать, даже самому себе, что я нахожусь в здравом
уме? Ведь два месяца  назад  я  только  лишь  посмеивался  над  всей  этой
галактической болтовней.  Правда,  нельзя  было  не  признать,  что  когда
говорил об этом Израиль - все выглядело таким достоверным и  безошибочным,
но все же... ведь все это прямо-таки пугающе надуманно. Но  тогда,  почему
же я поверил в это, хотя все это настолько невероятно, что не  может  быть
правдой?.. Поверил?.. Значит я все-таки верю?... Сомневаюсь. Если бы я  на
самом деле верил, они бы и меня заперли бы здесь. О, Израиль... Нет, лучше
сыграем в сомнение, в конце концов, я не смогу  принести  Израилю  никакой
пользы, если они начнут во мне сомневаться. Семь раз отмерь...
     - Ну-у... не сказал бы, что я в это верю.
     Он  врал  неумело,  стыдясь  своего  желания  остаться   в   стороне,
исподлобья поглядывая на Шансфора. Желтые  лютики  смеялись  ему  в  лицо,
когда он опускал взгляд.
     - Я как раз хотел сказать вам,  что  медицинский  консилиум  все  еще
продолжает свою работу, - произнес  Шансфор,  теплота  чуть-чуть  смягчала
вежливость его тона. Наш директор, старший брат Киальд Уатт тоже здесь,  и
если вам будет угодно побеседовать с ним...
     - Полагаю, это было бы лучше.
     "Перестань дрожать, дурак старый", - приказал себе Дэви.  Но  сделать
этого он не смог: с того мгновения как он отрекся от Израиля, он уже знал,
что верит всему и верит во  все,  что  за  ним  скрывалось.  Но  он  также
понимал, что никто другой, кроме него, будет не  в  состоянии  поверить  в
это. И потому, сейчас  его  задачей,  главной  задачей  Дэви  Дайла,  было
сделать так, чтобы Израиль стал свободен от того, что может оказаться  его
пожизненным заключением. К тому же, от успеха  его  миссии  зависят  более
важные вещи, поскольку только через Израиля  лежит  путь  к  изумительным,
дружелюбным мирам, так далеко находящимся от грозди недружелюбных  планет,
вращающихся вокруг  солнца.  И  сейчас  от  него  требуется  убедить  кучу
экспертов, которые уже, конечно же,  составили  свое  мнение  относительно
здравомыслия Израиля, в том, что они ошиблись. Вот  и  все,  что  от  него
требуется, но выполнить это может оказаться не так уж просто.
     - Я бы не мог сперва повидаться с Израилем? - спросил Дэви.
     - Вы вынуждаете меня ответить на вашу просьбу точно также, как я  уже
отвечал на нее ранее - то есть отрицательно, - сказал Шансфор. - А теперь,
если вам угодно последовать за мной, я думаю, директор вас примет...
     Они прошли по коридору до лифта, поднялись  на  один  этаж,  в  более
комфортабельную  часть  корабля,  и  оказались  в  отделанном  деревянными
планками зале для совещаний. Плотные занавески были опущены, горел  камин,
а на стене висела картина - подлинник Вадифанго, анатомическое изображение
тигра.
     Длинный стол стоял посреди  помещения,  мягкие  кресла  расположились
вдоль стен, но четверо  находящихся  здесь  человек  предпочитали  стоять,
придвинув свои ноги к огню. Как выяснилось  по  ходу  знакомства,  Старший
Брат Киальд Уатт  оказался  невысоким,  коренастым  человеком  с  плешивым
черепом, упакованным от ног до пяток в плотную голубую фланель, манеры его
были сдержанными, голос сухим.
     Он пожал руку Дэви, потом нагнулся к столу и отыскал  на  нем  стопку
заметок, скрепленных плоской серебряной застежкой.
     - Для нас это весьма интересный  случай,  мистер  Дайл,  -  начал  он
разговор.
     - Для меня это больше, чем случай, - заметил Дэви.
     - Хм... да-да, конечно же. Вы и он успели сдружиться за  то  недолгое
время, что были вместе, как  я  понимаю.  Хотя,  вы  насторожились,  когда
началось проявление навязчивых идей.
     - Это не было  проявлением  навязчивых  идей,  -  сказал  Дэви.  -  Я
принимаю сторону Израиля, сэр, поскольку никто другой не решился на это. Я
чувствую, что ему ничего не стоило  бы  оказаться  принесенным  в  жертву.
Тогда все это представлялось для меня простым и понятным, но  с  тех  пор,
как он оказался здесь, в Новом Союзе, в ваших руках, все становится  более
и более сложным.
     Он понимал, что говорит менее вежливо, чем намеревался.  И  смутился.
Помещение смущало его, как и его более сдержанные собеседники -  они  были
такими непохожими на жителей  родных  холмов.  Хотя  у  себя  дома,  среди
фермеров  со  скотоводами,  Дэви  считался   знающим   и   респектабельным
человеком, теперь же, вынырнув из своего  захолустья,  он  оказался  перед
экспертами, и понимал, что выглядит перед ними  обыкновенным  простодушным
селянином, даже его туника была не тех цветов. Это отвратительное  чувство
подсказало, что он уже готов натворить глупостей и именно тогда, когда это
может принести больше всего вреда, оно угнездилось между его разумом и его
эмоциями, силой вынуждало его говорить вещи почти что крамольные.
     - Полагаю, в  этом  случае  требуется  обыкновенное  здравомыслие,  -
заметил он, делая подобным заявлением не лучше, а еще хуже самому себе.
     Инальд  Уатт   доброжелательно   улыбнулся,   словно   скрывая   этим
собственное смущение.
     - К несчастью, мистер Дайл, - произнес он, - в  определенных  случаях
здравомыслие оказывается слишком грубым рабочим инструментом, и  вопрос  с
Израилем - один из таких. Пока же мы можем оценивать результаты только  по
некоторым косвенным доказательствам, как вам уже было сообщено.
     - Я всего лишь высказал свое мнение, - ответил Дэви.
     - Он надеялся, что это  прозвучало  виновато,  даже  смиренно,  но  в
гулком помещении оно отозвалось вызовом.
     - Совершенно верно, - спокойно  отозвался  Инальд  Уатт,  разглядывая
свои пальцы, словно видел их впервые. - Поверьте, мы понимаем, какое яркое
очаровательное впечатление личность вроде Израиля должна была произвести в
Бергхарре, но здесь, на "Киберкоролеве" мы  приучены  к  несравнимо  более
странному улову, так-то вот.
     - И мы  в  Бергхарре  не  такие  уж  простачки,  -  воскликнул  Дэви,
уязвленный тем, что представилось ему неуважением к родному поселку.
     Уатт с грустью кивнул, признавая правильность замечания.
     Сообразив, что он вновь оказался на грани того, чтобы выставить  себя
дураком, Дэви одернул тунику и произнес в объясняющей манере:
     - Сэр, прошу прощения, что я причиняю вам  столько  неудобств,  но  я
чувствую, что должен собственными глазами удостовериться  в  том,  что  вы
делаете с Израилем. Если, разумеется, вы с ним что-то делаете.
     - Мы уделили ему немало нашего внимания,  -  доброжелательно  сообщил
Уатт. -  Очень  хорошо,  что  вы  решили  навестить  нас.  Мы  все,  здесь
присутствующие, счастливы вас заверить,  что  последние  несколько  недель
Израиль является сосредоточением наших интересов.
     Он покачал головой и  улыбнулся,  остальные  тоже  улыбнулись.  Итак,
знакомство было долгим и мучительным, но  сейчас  все  определилось!  Уатт
попытался указать на  эту  возможность  Дэви,  но  Дэви  уловил  в  голосе
директора нотки упрека и  мучительно  покраснел,  чувствуя  себя  малышом,
поставленным перед учителем.
     - Откуда мне знать, чем вы здесь занимаетесь, - пробормотал он.  -  Я
считаю, что это мой долг - съездить и посмотреть.
     На миг в глазах  Уатта  вспыхнули  искорки  раздражения,  но  тут  же
угасли. Брат Шансфор, зная своего начальника, теперь опасался  наихудшего:
директор принадлежал к людям  такого  сорта,  которые  однажды  невзлюбив,
потом уже никогда не забывают об этом. Судя  по  всему,  Дэви  оказался  в
невыгодном положении, начиная с первых минут спора их сообщение  приводило
к  столкновению  двух  личностей,  и  результаты  его   уже   можно   было
предсказать. Уловив что-то из  этого,  Дэви  решил  перевести  разговор  в
другую плоскость.
     - Я верю, что Израиль в своем уме! - воскликнул он.
     Но тотчас же ему стало ясно, что его непонятливость еще более  отдали
их. Для них он  был  тупоголовым  профаном,  не  способным  разобраться  в
очевидных вещах.
     - Я как раз посмотрел кое-какие записи, касающиеся вашего протеже.  -
Уатт пошелестел бумагами. - Они могут прояснить наши выводы  касательно...
хм-м... пациента, и,  я  искренне  надеюсь,  это  рассеет  все  тревоги  и
сомнения, которые могут у вас возникнуть.
     - Расскажите ему о специалистах, Инальд - негромко заметил сидящий  в
стороне Шансфор.
     - Да-да, - согласился Старший брат.  -  Эти  заметки  -  выдержки  из
докладов специалистов с этого и других оздоровительных судов, занимающихся
обследованием... хм-м... Израиля, как предпочитает называть себя  человек,
поступивший к нам в прошлом месяце.  Сидите-сидите,  мистер  Дайл,  сядьте
по-спокойнее и расслабьтесь.
     Дэви сперва заколебался, потом сел поудобнее и  ритуально  расстегнул
свою тунику.
     Три члена комиссии, до сих пор не проронившие ни слова, сочли это  за
намек на то, что пора исчезнуть.
     - Итак, приступим, - заявил Уатт, откашлявшись.
     Он указал на разложенные перед ним бумаги.
     - Для начала давайте  изложим  имеющиеся  у  нас  факты  по  порядку,
согласны? Вечером, тридцать первого числа, месяца фи, некто Джордж  Факци,
крепостной на  ферме  Бранделла,  что  в  провинции  Бергхарра,  обнаружил
Израиля, скрывавшегося в сарае. Тот  был  нагим,  растерянным  и  произвел
впечатление вовсе не умеющего говорить. Факци  завернул  его  в  дерюгу  и
отвел в собственный фургон. Наутро Израилю стало лучше,  хотя  его  память
все еще оставалась замутненной. Тогда же он проявил  прекраснейшее  знание
нашего языка - весьма важная деталь, мистер Дайл,  которая  сама  по  себе
вызывает сомнения в его... хм-м... галактическом происхождении.
     - Но он же объяснил... - начал было Дэви.
     - Да,  конечно  же,  он  способен  объясни