ая Амада - эх, если бы я знал  это  раньше!  -  вовсе  не  чуждое
создание...
     Директор мертвенно побледнел.
     - Если это так, - произнес  он  раздражительно,  прерывая  причитания
Мильтона, - если они все вовсе никакие не космические путешественника, то,
насколько я понимаю, они просто вернулись назад во времени?
     Мильтон кивнул.
     - На пятнадцать тысяч лет, - безразличным тоном добавил он.
     - Так почему же они не  сказали  нам  об  этом?  Почему  они  нам  не
сообщили? Или они ненормальные?
     - По очень простой  причине,  -  объяснил  Мильтон.  -  Им  прекрасно
известно, что мы находимся на грани всеобщей катастрофы, и могли  попросту
не  выдержать,  если  правда  станет  известной;  они  потомки  нескольких
человек, уцелевших во время тотальной войны. Вот почему,  как  только  они
открыли способ путешествий во времени,  который  применяли  при  постройке
пристанищ, они вернулись к нам, чтобы спасти хотя бы то,  что  возможно  -
растения, птиц и прочее исчезнувшее во время всеобъемлющего уничтожения.
     Могучий взрыв снаружи сотряс Мечтарий. С потолка посыпалась грязь....
     - во время этого всеобъемлющего уничтожения, - уточнил Мильтон.
     - Господь  Милосердный!  -  воскликнул  Директор.  -  Это...  Это  же
потрясающая новость! Это же все меняет!
     Мильтон коротко и невидяще посмотрел на него, потом снова  спрятал  в
ладонях свое опустошенное лицо.
     - Для меня это теперь уже ничего не меняет, - заявил он.



                          2. ЭРА СТЕРИЛИЗАЦИИ

     На этом фрагмент кончается.  Записей,  касающихся  дальнейшей  судьбы
Флойда Мильтона нет; но у нас нет и оснований думать, что  они  непременно
были бы интересны.
     Мильтон  был  всего  лишь   надломленным   войной   человеком,   даже
надломленным не столько самой войной, сколько  теми  конфликтами,  которые
она породила в его разуме.  Эти  конфликты  находились  вне  пределов  его
понимания отсюда - его отчаяние. Отчаяние - это одно  из  тех  причудливых
состояний, которые часто испытывали отдельные личности,  но  крайне  редко
все общество в целом. Да, Мильтон отчаялся, но человечество -  нет.  Война
продолжалась. Продолжался и род людской.
     Наконец,  война  достигла  такой  точки,  после   которой   конфликт,
казалось, продлевался добровольно. Ведь когда  человек  потерял  уже  все:
дом, жену, семью, свой бизнес или еще  какие-либо  ценности,  которыми  он
обладал, он может продолжать  механически  сражаться,  не  замечая  ничего
вокруг, либо из ненависти, либо из-за безразличия. Год следовал за  годом.
Порой убивать было легко, порой - затруднительно. Но выгоды от всего этого
давно уже стали незначительны.
     В то же самое время менялась и расстановка сил,  по  мере  того,  как
нации меняли свою верность  одной  стороне  на  противоположную.  То,  что
началось, как  схватка  различных  идеологий,  теперь  развилось  в  нечто
гораздо более отвратительное: всеобъемлющую расовую войну.
     Эта расовая война продолжалась около  четырех  тысяч  лет,  временами
стихая на столетия из-за истощения ресурсов враждующих сторон или перехода
от горячей войны к пропагандистской, благодаря перемириям... или  угрозам.
Но в конце концов последние твердыни белого сопротивления были  подавлены.
Остатки белой расы  нашли  свое  последнее  прибежище  на  Луне,  затем  в
заключительной схватке почти вся  она  целиком  была  уничтожена,  ядерный
костер в который превратилась Луна,  продолжал  еще  тлеть  на  протяжении
десяти тысяч лет.
     После этой  весьма  сомнительной  победы  для  черных  настал  весьма
странный период, когда небольшие группы людей жили изолированно  от  своих
собратьев, порой намеренно, порой из безразличия. Темнокожие расы также не
только сократились в численности, теперь они были обессилены. Умственное и
физическое  истощение  -  стали  отличительными  признаками  последовавшей
долгой Эры, получившей название ЭРЫ СТЕРИЛИЗАЦИИ.
     Даже  те  стимулы,  которые;  как  до  тех   пор   казалось,   играли
доминирующую  роль  в   человеческих   поступках   -   эротика   и   жажда
накопительства - заметно снизились, и повсюду воцарилось молчание.
     Предпринимались    различные    попытки    возрождения.     Нестойкая
агрокультурная экономическая система смогла продержаться  несколько  веков
благодаря огромному количеству роботов, которые брали  у  Земли  все,  что
только способна Земля производить. Отдаленные  самоуправляющиеся  общества
находились  под  неусыпным  контролем,  который  осуществлял   приобретший
печальную славу генетический центр, регулирующий  все  браки  и  рождения,
только  полностью  лишенная  надежды  эпоха  могла  вынести  столь  унылое
правление.
     Но чисто механической изобретательности было недостаточно - и никогда
не будет достаточно - чтобы противопоставить бедствию.
     Время разворачивалось подобно длинному  ковру,  по  которому  человек
легко и спокойно шел к угасанию.



                             ВСЕ СЛЕЗЫ МИРА

     Стоял  последний  день  лета  последнего  года  восемьдесят  третьего
столетия от рождества Христова.
     Высоко в стратосфере, мурлыкая что-то  самому  себе,  летун  нес  Дж.
Смитлао, психодинамиста, над сто восемьдесят вторым  сектором  Земли  Инг.
Вот он нырнул вниз. Выровнялся, перешел на горизонтальный полет. И наконец
описал круг над поместьем Чарльза Ганпата - и  все  это  происходило  безо
всякого участия со стороны Смитлао.
     Для Смитлао это был обычный визит. Как психодинамист Ганпата  он  был
должен явиться к  старику  и  прописать  ему  дозу  ненавистеукрепляющего.
Темное лицо его поскучнело, когда он в  очередной  раз  бросил  взгляд  на
телеэкран, передающий внешние пейзажи. Но тем не менее, как ни странно, он
успел заметить человека, пешком приближавшегося к поместью Ганпата.
     - Должно быть дикарь. - буркнул он сам себе.
     Под снизившим скорость летуном  раскинулась  территория,  аккуратная,
словно на плане. Убогие поля образовывали  правильные  прямоугольники.  То
тут, то там, то  один  сельскохозяйственный  робот,  то  другой,  охраняли
природу  в  соответствии  со  своими  конструктивными  воззрениями:   даже
горошина в стручке не смогла бы появиться без кибернетического надзора, не
было пчелы, петляющей среди тычинок,  чтобы  ее  курс  не  контролировался
лучом радара. Каждая птица была снабжена номером и опознавательным знаком,
даже    в    каждом    племени    муравьев    поселились     металлические
муравьи-соглядатаи, передающие все секреты племени на свою базу. Когда шел
дождь, фиксировалась место выпадания каждой его капли Древний  уютный  мир
случайных факторов исчез в тисках голода.
     Ничто живое не  живет  без  контроля.  Бесчисленное  множество  людей
предшествующих поколений и тяготы войны истощили почву. Только  строжайшая
экономия в сочетании с безжалостной регламентацией  позволяли  производить
достаточно пищи для сильно сократившегося населения. Миллиарды погибли  от
голода;  сотни  продолжали  жить,  но  на голодном пайке, прямой дорогой в
ад... если только не были такими же ущербными, как Плойнлой.
     Выбросив замечательную фигуру из своих мыслей, Смитлао  опустил  свой
летун на каменную полосу перед домом. Он был рад  выбраться  наружу,  день
стоял ветреный, и в кучевых облаках, сквозь которые  он  пробивался,  было
полно турбулентных завихрений. Поместье Ганпата  с  непрозрачными  окнами,
башенками,  бесконечными  террасами,  ненужным  орнаментом   и   массивным
крыльцом напомнили ему выброшенный свадебный торт.
     Его прибытие вызвало  немедленную  активность.  Трое  роботов-часовых
приблизились к летуну с трех разных сторон и, подойдя вплотную,  наставили
на него вращающиеся головки лучеметов.
     "Да, - подумал Смитлао, - никто не проникнет сюда  незванным.  Ганпат
не отличается дружелюбием даже по недружелюбным стандартам своего времени;
иметь такую дочь как Плойнлой - бесчестье, и это только усиливает  угрюмые
стороны его меланхолического темперамента.
     - Идентификация?! - потребовала машина-начальник.
     Она была уродлива, приземиста и чем-то неуловимо напоминала жабу.
     - Я - Дж. Смитлао, психодинамист, прибыл к Чарльзу Ганпату, - ответил
Смитлао.
     При каждом визите ему приходилось проходить через  эту  процедуру,  и
каждый раз произнося эти слова он показывал свое лицо  машине.  Та  что-то
хрюкала в ответ, сравнивала внешний  вид  и  информацию  своей  памяти,  и
наконец сообщала:
     - Вы - Дж. Смитлао, психодинамист, прибыли к Чарльзу Ганпату. Цель?
     Проклиная эту чудовищную медлительность, Смитлао каждый  раз  говорил
роботу:
     - У меня назначена встреча с Чарльзом Ганпатом на  десять  часов  для
проведения ненавистеукрепляющих процедур.
     - У вас назначена встреча с Чарльзом Ганпатом  на  десять  часов  для
проведения ненавистеукрепляющих процедур, - после паузы повторял робот.  -
Следуйте вот этим путем.
     Он отъехал в сторону с неожиданной грациозностью и заговорил с  двумя
другими роботами, успокаивая их, механически повторяя:
     - Это Дж. Смитлао, психодинамист, прибыл к Чарльзу  Ганпату.  У  него
назначено свидание с Чарльзом Ганпатом  на  десять  часов  для  проведения
ненавистеукрепляющих процедур.
     Повторение продолжалось до тех пор, пока они не усвоили эти сведения.
     Тем временем Смитлао обратился к своему летуну. Та  часть  кабины,  в
которой он находился, сдвинулась с места и колесами опустилась  на  землю.
Неся в себе  Смитлао,  она  в  окружении  роботов  направилась  в  сторону
главного здания.
     Поднялись  автоматические  шторы,  закрывая  окна.   Смитлао   всегда
поступал так в присутствии других  человеческих  существ.  Теперь  он  мог
видеть, и быть видимым только на экранах. Такова уж была людская ненависть
(эквивалент страха) испытываемая ими к своим сородичам, что он не смог  бы
вынести непосредственного общения с ними.
     Одна за другой машины взбирались на  террасу,  преодолевая  массивное
крыльцо, где их  окутывал  туман  дезинфекторов,  проезжали  по  лабиринту
коридоров и оказывались, наконец, в непосредственной близости  от  Чарльза
Ганпата.
     Темное лицо Ганпата, появившееся на экране экипажа, казалось отделяло
от психодинамиста совсем небольшое расстояние. И как  всегда  он  сохранял
самообладание, что плохо свидетельствовало о мастерстве Смитлао, поскольку
задача как раз и заключалась в  том,  чтобы  один  из  собеседников  довел
второго до великолепнейшего приступа ярости. Исходя  из  этих  соображений
социодинамист уже собирался приступить к ненавистеукрепляющим  процедурам,
когда нечто более важное туманно замаячило на сегодняшней повестке дня.
     Машина Смитлао  задержалась  приблизительно  в  ярде  от  изображения
пациента, что было намного ближе, чем разрешали правила приличия.
     - Я запоздал, - деловито начал Смитлао, поскольку  не  мог  заставить
себя появиться в твоем обществе,  которое  так  омерзительно,  ни  минутой
ранее. Я надеялся, что  если  я  запоздаю  как  следует,  то  какой-нибудь
счастливый несчастный случай  заставит  твой  мерзостный  нос  убраться  с
твоего - как бы это поточнее назвать? - рыла. Увы, он на месте, да еще и с
ноздрями, так напоминающими крысиные норы, ведущие прямо в череп.
     Внимательно следя за выражением лица своего пациента, Смитлао отметил
лишь слабую тень раздражения. Вне сомнения, Ганпат был человеком, которого
нелегко вывести из себя. Но, к счастью, Смитлао был специалистом  в  своей
области, он решил прибегнуть к более утонченному оскорблению.
     - Да, когда ты обратился в Геноцентр с просьбой, тебе даже  в  голову
не пришло, что хотя бы в этом одном-единственном случае  человек  вынужден
обходиться без помощи экранов. А то-то, наверное, думал, что даже  любовью
можно  заниматься  по  телевизору!   Последствия?  Одна  дочка,  да  и  то
чокнутая...  дочка-то  у  тебя  рехнувшаяся,  Ганпат!  И ты не рыдаешь? Ты
только подумай, как хихикают над тобой твои конкуренты по авторазработкам.
"Помешанный Ганпат и его рехнувшаяся дочка, - только и говорят они.  -  Да
он даже гены-то свои не контролирует!" Вот, что они думают о тебе.
     Насмешки достигли своего желаемого  эффекта.  Кровь  прилила  к  лицу
Ганпата.
     - С Плойплой все в порядке, - отрезал он,  -  разве  что  она  только
изолирована, и ты же мне сам это говорил!
     То, что он начал отвечать на вопросы было добрым знаком. Дочь  всегда
была слабым местом в его броне.
     - Изолирована! - презрительно усмехнулся смитлао. - А куда же  ты  ее
мог  еще  подевать?  А  она  ничего,  славненькая,   слышишь   меня,   ты,
волосатоухий! Ей хочется любви!
     Психодинамист иронически хохотнул.
     - Ах, как это непристойно, друг мой: она не может  ненавидеть  и  тем
спасти свою жизнь. Она ничем не отличается от дикарки, даже  гораздо  хуже
дикарки, ведь она попросту ненормальная!
     - Она не сумасшедшая, - злобно  произнес  Ганпат,  вцепившись  обеими
руками  в  экран  от  ярости:  через  десять  минут  ему  было  необходимо
руководить важным совещанием.
     - Не сумасшедшая? - переспросил психодинамист, голос его  принял  тон
добродушного подшучивателя. - Да, Плойплой просто  сумасшедшая,  а  бывает
попадает  так,  что  не  поздоровится,  говоришь  "несумасшедшая":  просто
геноцентр  лишил  ее  права   на   потомство,   всего-навсего.   Имперское
правительство запретило ей пользоваться телепатией. Объединение  торговцев
вычеркнуло ее уже давно из  списков  потребителей,  ничего  более  совсем.
Управление культуры причислило ее увлечения к классу "бета", только  лишь.
И она пленница этой усадьбы, потому что гений, верно? И ты -  просто  псих
Ганпат, если не замечаешь, что твоя дочка -  ненормальная  настолько,  что
это каждому бросается в глаза. Того и  гляди,  как  ты  захлюпаешь  своими
погаными губами и начал меня убеждать, что у нее не белое лицо.
     Ганпат издал сдавленный звук, потом с трудом выдавил:
     - И ты осмелился упомянуть об этом! К тому же,  какое  дело,  что  ее
лицо... такого цвета?
     - Ты задаешь настолько глупые вопросы, что трудно  решить,  стоит  ли
тратить на тебя силы, - спокойно сказал  Смитлао.  -  Твоя  беда,  Ганпат,
состоит в том, что ты полностью не согласен с одним  историческим  фактом:
Плойплой белая потому, что она - лишь маленький непристойный атавизм, наши
враги в древности были белыми. Они захватили эту часть земного шара, и  до
тех пор пока наши предки не нагрянули с востока и не отобрали  у  них  все
привилегии, они  долго  наслаждались  жизнью  за  наш  счет.  Наши  предки
переженились на тех побежденных, кто выжил, не так ли? Несколько поколений
спустя племя белых было практически полностью обескровлено,  уничтожено  и
забыто. И с тех пор белые лица перестали встречаться  на  Земле  до  самой
ужасной эры перенаселения... будем великодушными, скажем пятнадцать веков.
А теперь - как вам это нравится?  -  маленький  наш  богоотступник  Ганпат
неожиданно выкинул перед нами такую вот штучку?  Интересно,  чем  это  они
наградили  тебя  там,  в  Геноцентре,  Ганпи,  малыш   -   п_е_щ_е_р_н_о_й
д_е_в_и_ц_е_й?
     Ганпат задрожал от ярости, тыкая пальцем в экран.
     - Чтоб тебе сгореть, Смитлао, - прорычал он. - На этот раз  ты  зашел
уже слишком далеко, даже среди ваших грязных и  гнусных  психов.  Убирайся
прочь! Убирайся, уматывай, не смей больше появляться!
     Резко  повернувшись,  он  приказал  соединить   себя   с   совещанием
автооператору. Теперь у него было самое подходящее настроение, чтобы иметь
дело с авторазработчиками.
     Когда изображение разгневанного Ганпата  исчезло  с  экрана,  Смитлао
глубоко вздохнул и расслабился.  Сеанс  ненавистеукрепляющей  терапии  был
завершен. Высшим комплиментом его профессиональному мастерству служило то,
что к концу собеседования пациент  сам  прервал  связь,  в  следующий  раз
Ганпат обрушится на него с  гораздо  большим  запалом  ярости.  Однако  же
Смитлао не испытывал  удовлетворения.  В  его  профессии  целенаправленное
использование человеческой  психологии  являлось  необходимостью:  он  мог
точно определить болезненные точки  людской  натуры,  и  достаточно  умело
играть на этих точках, побуждая людей к решительным действиям.
     Без  этого  подстегивания  люди  оказались  бы   беспомощными   перед
летаргией и сделались бы тряпичными куклами в окружении суетящихся  машин.
Древняя напористость, конечно же, не допустила  бы  этого,  но  она  давно
заглохла.
     Смитлао продолжал сидеть на своем месте,  но  его  мысли  устремились
далеко в прошлое и будущее.
     Истощив  почву  люди  истощили  самих  себя.   Здоровая   психика   и
исчерпавший себя пахотный слой не могли существовать одновременно,  ничего
не было проще и логичнее этого.
     И только ослабевающие  с  каждым  днем  приливы  ненависти  и  ярости
придавали человеку новые силы, для того, чтобы он смог продолжить  начатое
дело, иначе бы он просто-напросто оказался бы живым мертвецом в окружающем
механизированном мире.
     "Вот так и вымирали биологические виды", - подумал Смитлао, он был бы
удивлен,  если  бы  кто-нибудь  еще  предавался   подобным   размышлениям.
Возможно, имперское правительство  и  знает,  но  оно  бессильно  что-либо
предпринять, в конце концов, чего  еще  можно  добиться  от  жизни,  кроме
возможности просто выжить?
     Смитлао был поверхностным  мыслителем  -  это  неизбежно  в  кастовом
обществе, нерешительном настолько, что неспособном даже взглянуть  в  лицо
правде. Сталкиваясь с наболевшей проблемой, он заставлял себя  позабыть  о
ней, уклонялся от  любого  соприкосновения  с  ней,  от  малейшей  могущей
возникнуть лишней ответственности. Он заворчал на свой экипаж, развернулся
и приказал везти себя домой.
     Поскольку роботы Ганпата уже удалились, он возвращался тем же  путем,
что и прибыл сюда, кабина выкатила наружу и направилась к летуну,  который
спокойно ожидал хозяина в тени вязов.
     Прежде чем экипаж успел воссоединить себя с летуном, чье-то  движение
привлекло к себе внимание Смитлао. Наполовину скрытая  террасой,  напротив
угла дома стояла Плойплой. Побуждаемый внезапно вспыхнувшим  любопытством,
Смитлао выбрался из кабины. Открытый  воздух  провонял  розами,  облаками,
разной зеленью, потемневшей при мысли об осени  Смитлао  был  напуган,  но
предвкушения приключения гнало его вперед.
     Девушка не смотрела в его направлении, она что-то разглядывала сквозь
баррикаду листьев, отгораживающую ее от остального мира.  Смитлао  подошел
по-ближе. Девушка тем временем направилась к тыльной стороне  здания,  все
еще  во  что-то  пристально   и   изумленно   вглядываясь.   Психодинамист
настороженно последовал за ней, пользуясь  тем  преимуществом,  что  рядом
находилась небольшая плантация, которая давала ему возможность  оставаться
незамеченным. Металлический садовник продолжал орудовать ножницами на краю
газона, даже не подозревая о его существовании.
     Позади дома Плойплой не остановилась. Ветер,  шелестящий  ее  длинным
платьем, шевелил листьями перед ней. Он тосковал  по  дикому,  запущенному
саду, как священник, мечтающий  о  крещении,  и  обрывал  последние  розы.
Позже, эти  упавшие  лепестки  металлический  садовник  всосет  в  себя  с
дорожек,  газонов,  плит  двора,  а  пока  что  они   крошечными   волнами
разбегались под его ногами.
     Экстравагантная архитектура скрывала Плойплой в тени. Причуды  рококо
здесь  смешивались  с  гениальностью  фантастических  портале   и   крыше.
Балюстрады взмывали и опадали, лестницы уходили  в  округлые  арки,  серые
лазурные карнизы почти касались земли. И все  это  пребывало  в  печальном
запустении. Дикий виноград, уже ощущавший свою  победу,  силился  сбросить
мраморные статуи с постаментов, скрытый лепестками роз, цеплялся за каждый
выступ мраморных ступеней. И все это  создавало  идеальную  декорацию  для
одинокой фигуры Плойплой.
     Если не считат