Брайан ОЛДИСС

                         ГАЛАКТИКИ КАК ПЕСЧИНКИ




                    Все  входящие   в  этот  сериал   главы  первоначально
               печатались  как  отдельные  рассказы  и  были  включены (за
               исключением  первого)  в  авторский  сборник "Тент времени"
               (1959 г.). Сериал в настоящем виде под названием "Галактики
               как песчинки" был впервые опубликован в 1960 году.



     Из тех законов, которые мы можем выявить в окружающем нас мире,  один
стоит надо всеми: ЗАКОН ПЕРЕМЕНЧИВОСТИ - НИЧТО НЕ ОСТАЕТСЯ НЕИЗМЕННЫМ.
     Деревья год за годом роняют свою листву, горы разрушаются,  галактики
выгорают как высокие сальные  свечи.  Ничто  не  остается  неизменным,  за
исключением  времени.   Покрывало   вселенной   изнашивается,   но   время
продолжается. Время - как башня, как  бездонная  шахта,  время  чудовищно,
время - герой. Человеческие и нечеловеческие характеры иссушаются временем
как бабочка на листе бумаги, хоть крылья еще ярки, но полет уже забыт.
     Время, как и вещество, может быть  твердым,  жидким  и  газообразным,
тоже имеет свои три стадии. В настоящем - это поток, который мы не в силах
уловить, в будущем - туманная пелена, в прошлом оно застывает  и  делается
стекловидным, тогда мы называем это историей, в  этот  миг  оно  не  может
показать нам ничего другого, кроме наших собственных насыщенных лиц. Время
- ненадежное зеркало, оно освещает лишь ограниченную правду. В нем слишком
много от человека -  и  потому  объективность  делается  невозможной,  оно
слишком нереально, и это порождает враждебные чувства.
     Некоторые из следующих далее  материалов  были  написаны  очевидцами,
некоторые являются реконструкциями, часть может оказаться мифами,  слишком
давно замаскированными под правду и потому воспринимаемыми как правда.  Но
все они фрагментальны.
     Цельное зеркало прошлого расколото на куски, и его  осколки  лежат  у
нас под ногами. Некогда оно охватывало все стены во всех дворцах, ныне  же
сохранились лишь некоторые эпизоды, именно их вы и держите в своих руках.



                               1. ЭРА ВОЙН

     Начнем. Конечно же,  это  имеется  ввиду  не  "начало"  в  буквальном
смысле, с первого эпизода, когда над миром сгустились тучи национализма  и
разразились ураганом войны. Над забытыми континентами -  Азией,  Америкой,
Африкой - неслись всесокрушающие снаряды. В  те  дни  осажденные  люди  не
вполне понимали природу сражения, в которое они оказались втянуты.
     Осознание политической ситуации у этих простых черных,  белых,  серых
людей могло быть изменено достаточно быстро  с  незначительными  затратами
сил.  Но  в  основе  этих  побуждений  лежали  факторы,  которые  вряд  ли
достаточно понимались в правительственных особняках Пекина, Лондона, Каира
или Вашингтона - факторы, источник которых крылся  в  длительном  и  диком
прошлом расы; факторы инстинктивные и демонстрирующие полную бесполезность
инстинктов, факторы страха, вожделения и пробуждающейся  совести;  факторы
неотделимые от юности вида, маячащие позади всех жертв рода  человеческого
подобно непреодолимым горным хребтам.
     И люди начинали сражаться друг с другом, вместо того, чтобы  бороться
с самим собой. Наиболее храбрые стремились  избегнуть  потоков  ненависти,
вырвавшись наружу, к ближайшим планетам Солнечной Системы, малодушные  всю
свою жизнь проводили в забвении в обширнейших ульях, именуемых мечтаниями,
где красоты выдуманного мира могли  в  какой-то  степени  нейтрализовывать
разрушительные последствия войны. Но ни  один  из  путей  не  предоставлял
реального убежища, когда начинается  землетрясение,  рушатся  и  дворцы  и
хижины...
     Знаменательно, что первый эпизод начинается  с  человека,  беспомощно
сидящего в кресле, в то время как вокруг рвутся бомбы.



                           ВНЕ ДОСЯГАЕМОСТИ

     Директор Мечтария-Пять выскользнул из своего  кресла  перед  молчащим
контрольным пультом; проблема Флойда Мильтона вызывала в нем непреодолимую
тревогу. Серия сильных и частых взрывов на поверхности давала  знать,  что
вражеская атака еще продолжается, это вряд ли  способствовало  спокойствию
директора. И хотя он мог считать себя в полной  безопасности,  находясь  в
подземельи, и спокойно изучать мечты Флойда Мильтона,  другие  соображения
заставили его воспользоваться лифтом и спуститься в неприветливые  глубины
Мечтания-Пять.
     Он видел лицо Мильтона в тот день, когда вступил в  должность,  тогда
Мильтон был подобен смерти.
     На этажах спящих стояла та же сырость, что  и  обычно,  они  насквозь
пропахли спиртом, применяемым роботами при массаже.
     - Вот слизняки! - громко произнес Директор в  сторону  длинных  рядов
спящих.
     Они лежали неподвижно, упрятав головы в шлемы обратной  связи.  Порой
спящих заставляли скорчиться, до такой степени, что колени подтягивались к
плечам,  а  ягодицы  зависали  в  воздухе,  и  тут  же  обтянутые  резиной
механические приспособления начинали бить и мять их.  Потом  спящих  вновь
вытягивали и начинали массаж грудной клетки, осторожно обходя спускающиеся
с потолка питающие трубки, подключенные к венам.
     Несмотря на их умственное состояние, спящие поддерживались в  хорошей
физической форме, и все это время они прибывали в прострации,  погруженные
в мир своих смутных мечтаний.
     - Слизняки! - неприязненно повторил Директор.
     Вряд ли можно было бы отыскать человека,  который  бы  любил  спящих,
находящихся на его попечении, ему,  в  одиночестве  несущему  дежурство  в
огромных,  автоматизированных  помещениях  мечтания,  было  слишком  легко
заглядывать в фантазии этих беспомощных,  ушедших  полностью  в  свой  мир
существ.
     За исключением единиц, побуждаемых любопытством, в мечтарии  ложились
в основном лишь психопаты и неудачники, пытающиеся переиграть свою жизнь в
бесплодных мечтах, к сожалению они составляли изрядный процент  населения.
Шестьдесят лет холодной  войны,  которая  теперь  обратилась  в  нечто  до
отвращения горячее, породили  огромное  количество  умственных  инвалидов,
которые  были  готовы  с  радостью  сбежать  от  действительности  в  свой
собственный выдуманный мир, воспользовавшись услугами мечтариев.
     Флойд Мильтон не принадлежал к такому типу людей, не принадлежал он и
к числу тех твердокаменных космонавтов, которые после долгого и  нелегкого
рейса куда-нибудь к Марсу или к  Ганимеду,  порой  заглядывали  сюда  ради
небольшой передышки. Он больше всего  походил  на  человека,  который  сам
предал себя и ясно осознавал это.
     Потому-то директор и заглядывал часто  в  его  мечты.  Порой  люди  -
настоящие люди - могут избавиться от самих себя  до  того,  как  опустятся
слишком низко.
     Директор задержался возле кровати  Мильтона.  Вновь  прибывший  лежал
неподвижно. Дыхание поверхностное. Лицо его также было скрыто  под  шлемом
обратной связи. Номер не сообщал ничего, и Директор поспешил  к  ближайшей
контрольной кабине, где принялся быстро манипулировать ручками  настройки.
Потом водрузил шлем на себя.
     Мгновение  спустя  он  будет  автоматически  подключен  к   мечтаниям
Мильтона,  судя  по  выражению  лица  Мильтона,  когда  тот   поступил   в
Мечтарий-Пять,  это  вряд  ли  окажется   приятным,   но   соответствующие
электронные цепи давали Директору возможность сохранять  свой  собственный
рассудок при любой модуляции эффекта сопереживания.
     Как всегда, когда приходилось заниматься подобного рода наблюдениями,
Директор сделал быстрый обзор своего собственного мира,  иначе  в  чьих-то
посторонних мечтах могут возникнуть трудности с самоориентацией. Этот  мир
не был уютным. Идеологические барьеры расчленили всю Землю с тех пор,  как
в  сороковых  годах  предшествующего  столетия  был  положен  конец  любым
попыткам человека добиться счастливой жизни.
     В конце шестидесятых годов первые пилотируемые корабли спустились  на
Лунную  поверхность.  В  конце  восьмидесятых  -  принципы   надпорогового
внушения были применены к спящему мозгу, в соединении с техникой  обратной
связи  это  позволило  разработать  методы,  дающие  возможность  личности
воспринимать  собственные  фантазии   более   жизненно,   чем   трехмерные
кинофильмы. Не прошло и трех лет как был построен первый мечтарий.
     А на самой грани веков прибыли солиты. И прибыли  не  на  космических
кораблях, а на судах которые сами называли пристанищами, напоминающих дома
на сооружениях, способных транслировать себя из мира солитов на Землю.  Их
наука являлась паранаукой и лежала за пределами понимания землян, и все  и
они находили на Земле свои невинные радости.
     - Они любили Землю! - тихо произнес Директор.
     И тут он увидел, как солиты,  с  разрешения  землян,  загружали  свои
пристанища дарами планеты, загружали не  ураном  или  золотом,  а  земными
растениями,  животными  и  бабочками.  Они  были   утонченными   дикарями,
очаровательным народом, посвятившим  всю  жизнь  удовольствиям.  Но  когда
холодная война внезапно сменилась горячей, они исчезли, заявив, что больше
никогда не вернутся. И тот момент для всех рассудительных  людей  во  всем
мире, стал мгновением, когда умерла надежда. Земля снова осталась в полном
одиночестве, наедине со своими бедами.
     - Все подготовлено, сэр, - сообщил металлический голос.
     Директор взял себя в руки. И через секунду был уже подключен к мечтам
Флойда Мильтона.
     Это было  изумительно.  После  промозглых  подземелий  мечтария-Пять,
после приглушенных отзвуков глобальной  войны  это  все  было  изумительно
вдвойне. И в то же время  -  для  Директора  -  все  казалось  странным  и
одновременно невероятным.
     Растения щеголяли цветами, нежными, как губы девушки,  цветы  пускали
побеги, раскрывали бутоны,  увядали,  выбрасывали  узкие  ленты  длиной  в
пятьдесят ярдов, раскачиваемые ветерком и рассыпающие благоухающие семена.
Стена растений образовывала круг, и этот круг был комнатой.
     Только одной комнатой. Стены второго помещения мерцали от бессчетного
количества  рыб  и  небольших  серых  созданий  с  черными   змееподобными
язычками. Они плавали в башнях из воды, которая омачивала вам палец,  если
вы прикасались к ней.  Трансматериальные  поля  в  две  молекулы  толщиной
заставляли их стоять неподвижно, взметаясь в янтарного цвета воздух.
     Следующий зал, казалось,  был  обшит  звездами,  гигантские  мотыльки
порхали над головами, и  если  мотылек  касался  звезды,  то  та  начинала
звенеть как колокольчик.
     Дальше шел холл, в котором высокая трава сверкала от обильно выпавшей
на рассвете росы.
     А здесь постоянно шел снег, снег преувеличенный,  поскольку  падал  в
виде трехслойных кристаллов, которые, коснувшись пола, сразу же исчезали.
     А там... но каждая комната отличалась от другой,  поскольку  это  был
дворец Амады Малфрейи, а дворец находился на Солите,  и  сама  Амада  была
тоже здесь, она только что вернулась из своего путешествия на  Землю,  где
обзавелась цветами и тиграми. Сейчас она давала прием, на котором собирала
всех своих старых друзей, чтобы представить им своего второго мужа.
     Гостей набралось около  пяти  сотен.  Изящную  гармонию  образовывали
супружеские  пары,  яркие  расцветки  свободных  мужских   мантий   удачно
контрастировали с оттененной черными  одеждами  полуобнаженностью  женских
тел. Многие женщины и некоторые мужчины прибыли в сопровождении животных -
гепардов, попугаев аба, великолепных ящериц особого рода, достигающих трех
футов высоты, когда они вышагивали на задних  лапах.  Веселой  толпой  они
заполнили изумительные помещения.
     Нарядные аэростаты, плывущие  в  древних  торговых  ветровых  струях,
разносили бокалы по всему веселящемуся дворцу. Каждый  из  присутствующих,
казалось, был пьян, но никто не казался  перепившим.  И  еще  одна  деталь
делала этот прием непохожим на другие  званые  вечера  на  Земле  -  здесь
говорили все, и в то же время никто не пытался перекричать другого.
     Ослепленный открывшимся перед ним зрелищем, Директор подумал, что  до
сих пор он никогда не наблюдал ни у кого фантазий даже на половину богатых
как эта. На основании всех этих тщательно  проработанных  деталей  он  мог
сказать, что это скорее воспоминания, чем воплощение желаний, вызванное  в
жалком ущербном умишке большинства узников  Мечтария-Пять.  Флойд  Мильтон
должен был в самом деле прогуливаться по этому невероятному зданию,  чтобы
представить все подробности.
     Он и в самом деле посещал эти  нарядные  анфилады,  залитые  холодным
аргоновым светом, который освещал всеми цветами радуги  лица  собравшихся,
бродил по невидимым тропинкам над бурлящим потоком, вкушал  фантастические
блюда и беседовал с гостями, слегка запинаясь в своем твердом недостаточно
солитском произношении.
     И ничто из окружающего не удивляло Мильтона, поскольку  это  был  его
дворец, ибо именно он и был вторым мужем Амады, и этот прием был устроен в
его честь, и именно ради знакомства с ним прибывали  сюда  гости.  Настала
величайшая ночь в его жизни, и все же он не был счастлив.
     - Ты выглядишь озабоченным, мой звереныш, - прошептала ему Амада.
     Она могла бы быть женщиной  Земли,  причем  очаровательной  женщиной,
если бы не редкие волосы, плотно уложенные вокруг  головы.  И  сейчас  она
напустила на себя страдальческий  вид,  как  становится  страдающей  любая
женщина, когда ее муж неловко ведет себя в щекотливом положении.
     - Я не озабочен, Амада, -  возразил  Мильтон.  -  И,  пожалуйста,  не
называй меня "зверенышем". Зверушка - это твой голубой тигр.
     - Но это же комплимент, Флойд, - ответила она, похлопывая животное по
загривку. - Разве Сабани не прекрасный зверек?
     - Сабани - тигр, а я - человек. Ты можешь  усвоить  и  запомнить  эту
небольшую разницу?
     Амада никогда не выглядела рассерженной, но теперь ее  страдальческое
выражение усилилось. "Это сделало ее еще более женственной" - отметил  про
себя Мильтон.
     - Для меня эта разница совершенно очевидна, - тихо сообщила она. -  А
жизнь ведь слишком коротка, чтобы тратить ее на выяснение очевидных вещей.
     - Ты права, но для меня они  не  настолько  очевидны,  -  раздраженно
буркнул Мильтон. - Что  надо  вашему  народу?  Вы  прибыли  на  Землю,  вы
получили там все, что хотели: траву, деревья, рыб, птиц...
     - Даже мужей! - заметила Амада.
     - Да, даже мужей. И ты, Амада, располагаешь всем этим, потому что ваш
народ  настолько  пропитался  любовью  ко  всему  земному.  И  если   тебе
вздумается раздобыть еще что-нибудь - твой корабль тут же доставит это.  А
это заставляет  меня  воспринимать  себя  ничем  не  лучшим  какого-нибудь
экзотического растения или пуделя.
     Она грациозно повернулась к нему спиной.
     - Сейчас ты ведешь себя нисколько не умнее пуделя.
     - Амада! - позвал он,  и  когда  она  медленно  повернулась  к  нему,
произнес: - Прости меня, милая! Ты же знаешь, я  болезненно  чувствителен,
все  никак  не  могу  избавиться  от  мыслей  о войне на Земле. И... и  от
прочих...
     - От прочих? - напомнила она.
     - Да. Почему, вы, солиты, так скрытны  насчет  того,  в  каком  месте
вселенной находится ваш мир. Почему ты не указала мне даже направление,  в
котором он находится на ночном небе Земли. Я знаю, что для ваших пристанищ
расстояния несущественны, но я просто хотел бы знать. Для тебя  это  может
быть мелочью, но это одна из тех вещей, что беспокоят меня.
     Амада подождала, пока подобие  гигантской  бабочки  опустится  ей  на
палец, и потом осторожно ответила:
     - При теперешнем уровне развития  земной  цивилизации  вы  не  можете
достичь нашего мира, тогда какое же значение имеет, где мы находимся?
     - Ах, да знаю я, что наши крохотные космические  корабли...  но  ведь
это же только начало...
     Он позволил своему голосу затихнуть. Цивилизация солитов была слишком
могущественной и в то же время слишком прекрасной, в этом-то и заключалась
основная трудность. Они могли внешне выглядеть как земляне,  но  думали  и
поступали всегда по-своему, они были... чужими. Это, в  основном,  и  было
предметом  беспокойства  Мильтона.  Застарелый  пуританизм  заставлял  его
интересоваться тем, не совершил ли он некий безымянный грех, женившись  на
женщине с другой планеты.
     Всего лишь после  месяца  супружества  он  и  Амада  обнаружили  свою
несхожесть, нет конечно, до раздоров дело  не  доходило,  но  определенные
различия все же выявились. Они любили друг друга, да,  это  было  так.  Но
Мильтон, подвергая проверке свою любовь, пытался выяснить,  не  руководило
ли им осознание того, что лишь женившись на Амаде, он  сможет  попасть  на
сказочную Солиту. Лишь тот, кто женится на обитательнице  этой  планеты  с
матриархальной системой правления, мог посетить ее, иначе она  оказывалась
недостижимее самых дальних небес, практически - вне досягаемости.
     Презирая себя, Мильтон все же вернулся к своим наболевшим вопросам.
     - Земля - бедный мир, - начал он, пытаясь  не  обращать  внимания  на
скуку, которая уже приобрела заметные очертания на его  лице  -  Солита  -
богатый мир. И все же почему-то вам так нравятся разные земные безделушки.
Вы импортируете их, и при  этом  ничего  не  даете  взамен  земле  -  даже
собственного местонахождения.
     - Нам нравятся земные  дары  по  трем  причинам,  которые  вы  в  них
почему-то не замечаете, - ответила она.
     Он вновь столкнулся с чуждой ему  логикой  рассуждения.  Его  охватил
озноб, несмотря на тепло в помещении.
     - Вы ничего не дали Земле, - повторил Мильтон, и тут же  осознал  всю
низость сказанного им. Он говорил не думая, мозг его заплутал во множестве
самых разнообразных вещей.
     - Я готова дать тебе все, что только захочется, -  беспечно  ответила
она. - А теперь иди, пожалуйста, поулыбайся ради меня собравшимся.
     Хотя подозрения в душе сохранились, Мильтон все же сумел загнать их в
самый дальний край мозга. Комплекс вины одолевал его:  там,  дома,  в  его
родной  стране,  приходилось  воевать,  здесь  же  все  было  создано  для
наслаждения. Да, сама Солита по себе безмерно приятна. Мильтону  нравилась
ее атмосфера гедонизма, в которой, тем не менее, все-таки ощущался вяжущий
привкус.  Ему  нравились  местные  женщины  за  их  красоту  и  изысканную
деликатность, которой маскировалась их решительность с какой  они  правили
миром. Мужчины Солиты произвели на  него  менее  сильное  впечатление:  он
никак не мог простить им, что они здесь - слабый пол  -  старые  привычные
взгляды умирают с трудом.
     Новая толпа женщин и животных, плотная - настолько, что  Мильтону  не
удалось устоять на месте, подхватила его и  понесла  в  странствования  по
дворцу. Все  прибывали  в  изумленной  растерянности:  некоторые  комнаты,
казалось, находились внутри здания, а некоторые - снаружи; сочетание плоти
и меха возбуждало, калейдоскоп красок опьянял. Тут Мильтон обнаружил,  что
его  давно  уже  осаждают  вопросами  о  Земле.  Он  отвечал  на  них   не
задумываясь, все меньше и меньше обращая на это внимания, теперь процессия
начала  превращаться  для  него  в  этакое  подобие  причудливого   танца.
Несомненно, веселье проникло и в него,  согревая  душу  и  ускоряя  биение
сердца.
     То, что  думали  о  нем  солиты  -  было  достаточно  ясно:  создание
примитивное, экзотическое, возможно даже - ужасное, но, следовательно, еще
в большей степени возбуждающее. Что ж, пусть считают, что  он  -  пещерный
обитатель, благодаря которому этот изумительный прием продлится  несколько
дольше.
     Несмотря на все  свои  восторги,  Мильтону  все  же  удалось  кое-что
выведать о цивилизации, членом которой  он  теперь  стал,  подбирая  крохи
информации, падающие во время случайных разговоров.  Солита  оказалась  по
большей части бесплодным миром, половину вытянувшегося от полюса до пол