л главным образом на операцию "Мухоловка".
   Я старался сохранить серьезное лицо, но каждый раз, слыша это название,
едва удерживался от смеха. Сам образ был нелеп - звонкоголосые мухоловки в
рядах безмолвных шпионов! И какой только мудрец из ЦРУ ухитрился придумать
для этой грязной миссии такую праздничную упаковку!
   - Я предвижу день, - продолжал Ингрем,  -  когда  важнейшая  информация
начнет непрерывно поступать к нам от сотен  опытных  агентов-специалистов,
достигших высших  постов  в  своих  областях.  Нельзя  забывать,  господин
президент, что сегодня многие выдающиеся американские ученые ставят  науку
выше преданности Соединенным Штатам. Они считают  мир  науки  своего  рода
содружеством без всяких границ, в котором любая  информация  якобы  должна
циркулировать  совершенно  свободно,  как  товар  на  мировом  рынке   без
таможенных  барьеров.  У  нас  есть   сведения   о   неосторожных   связях
американских ученых с коммунистами, связях, которые  могут  нанести  ущерб
нашей безопасности.  Честно  говоря,  многие  ученые  вообще  не  доверяют
правительствам, в том числе и своему.  И  сотни  из  них  до  сих  пор  не
избавились от комплекса вины, потому что участвовали  в  создании  атомной
бомбы. Я могу их понять, но идеи их не вызывают у меня сочувствия.
   Ингрем на секунду умолк, расправил плечи и продолжал:
   -  Короче  говоря,  господин  президент,  я  стараюсь  воспитать  новое
поколение ученых, для которых верность Соединенным Штатам Америки была  бы
превыше всего. Для этого и задумана операция "Мухоловка". Я  полагаю,  она
сторицей окупит затраченные деньги, энергию и время.
   Президент слушал его, стоя у балконной двери. Когда Ингрем  кончил,  он
вернулся к столу.
   - Пользуясь вашим выражением, Артур, - сказал он, - я могу вас  понять,
но ваша идея не вызывает у  меня  сочувствия.  Возможно,  с  точки  зрения
холодного расчета разведки ваша операция "Мухоловка"  имеет  смысл.  Но  я
обязан рассматривать  ее  с  более  широкой  точки  зрения,  учитывая  всю
сложность наших отношений с окружающим миром. И то, что я вижу, мне не  по
душе.
   Он взглянул в глаза Ингрему.
   - Скажите откровенно, Артур, если мы прекратим эту операцию, ЦРУ  сядет
в лужу?
   - В лужу? - Ингрем вспыхнул, даже несмотря на  свой  загар.  -  О  нет!
Просто мы останемся без важного козыря и...
   - Я вот о чем все время думаю, - прервал его  Роудбуш.  -  Представьте,
Артур, что у меня есть сын, молодой физик, и ваши люди  связались  с  ним.
Что скажет мне сын, когда узнает, что ЦРУ проникло в ряды  его  коллег?  И
еще, поверит ли он  мне,  если  я  скажу,  что  ничего  не  знал  об  этой
операции?.. Артур, это дело дурно пахнет, и мне оно не нравится. Совсем не
нравится. Молодые ученые живут  в  бесконечном  мире  открытий,  стремятся
познать сущность материи, истинную  природу  вселенной.  Они  должны  быть
совершенно свободны в своих поисках и выводах. Если же они  превратятся  в
наемный отряд защитников старых людей и старых идей - я подразумеваю себя,
и вас, и все наше поколение, - их  деятельность  превратится  в  постыдный
фарс. - Президент откинулся на спинку кресла. - Полагаю, на  месте  Мигеля
Лумиса я был бы так же встревожен и возмущен.
   - Насколько я понял, вы предлагаете свернуть  операцию  "Мухоловка",  -
спокойно констатировал Ингрем.
   - Совершенно верно. - Президент улыбнулся. - К тому же Мигель Лумис  не
оставил нам выбора. Если субсидии ЦРУ не прекратятся, он намерен выступить
с публичным разоблачением.
   - Я бы с ним справился, -  проворчал  Ингрем,  прозрачно  намекая,  что
самому президенту Роудбушу Мигель, видно, не  по  зубам.  -  Я  подчиняюсь
вашему желанию, сэр, хотя и  не  согласен  с  вами.  "Поощрительный  фонд"
больше не будет финансировать молодых ученых.
   Ингрем сидел все так же прямо, и пальцы его все так же  обрамляли  очки
симметричными ромбами.
   - Прекрасно! - сказал президент. - Я ценю  вашу  готовность  пойти  нам
навстречу, Артур.
   Разговор был окончен. Ингрем почувствовал это, встал, спрятал так и  не
пригодившиеся очки в кожаный футляр и сунул в нагрудный карман.
   - Неприятная эта история со Стивеном Гриром, - сказал он. - Я знаю, вас
это потрясло, господин президент.
   Слова его удивили прежде всего меня. Было совершенно непонятно,  почему
Ингрем не заговорил о Грире сразу же по приходе.
   - Меня беспокоит Сью  Грир,  -  сказал  Роудбуш.  -  Правда,  пока  она
держится. Поразительная история. Полиция до сих пор не напала на след.
   - Если наше управление может быть  чем-нибудь  полезно,  сразу  звоните
мне, - предложил Ингрем.
   - Спасибо, Артур. Пожалуй, сейчас лучше оставить это дело полиции.
   Роудбуш проводил Ингрема до двери, кивнув мне, чтобы я  задержался.  Он
вернулся и сел на угол стола  рядом  с  золотым  осликом,  подставкой  для
авторучек. Первые его слова захватили меня врасплох.
   - Джин, -  сказал  он,  -  мне  кажется,  вы  собираетесь  когда-нибудь
написать книгу обо мне и моем правительстве. Так  сказать,  изложить  свой
взгляд.
   - Я об этом подумывал, господин президент. У меня пока нет определенных
планов, но...
   Он остановил меня.
   - Надеюсь, вы это сделаете. Лучше вас никто не  сможет.  Вы  здесь  как
рыба в воде и в то же  время  можете  взглянуть  на  наши  дела  с  высоты
птичьего полета: такое положение должно придать вашим оценкам  достаточную
объективность. Я лично не выношу плаксивых мемуаров,  которые  следуют  за
гробом покойного, как наемные плакальщицы. Джон  Кеннеди  однажды  сказал,
что такого понятия, как история, вообще не существует. Я с  ним  согласен,
если только правильно его понял. Но вы можете подойти близко к истине.
   Я облегченно ухмыльнулся.
   - Не очень-то я подхожу на роль официального историка.
   - И хорошо. Надеюсь, вы делаете  заметки?  Об  этой  махинации  Ингрема
обязательно напишите. Боюсь, нам еще придется с ним повозиться. Ну кто бы,
например,  мог  подумать,  что  глава  ЦРУ  что-то  скрывает   от   своего
президента?.. Или прячет тайного агента в его раздевалке?
   Мы уставились друг на друга. Роудбуш улыбнулся, и мы оба расхохотались.
Нет, этот человек не похож на других, подумал я. Мне представилось, как бы
разбушевался на его месте Дуайт Эйзенхауэр или Линдон Джонсон.  Но,  слава
богу, Роудбуш обладал чувством юмора. Когда мы отсмеялись, он  снова  стал
серьезен.
   - Джин, можете вы объяснить,  почему,  во  имя  чего  Ингрем  старается
превратить наших студентов-физиков в агентов ЦРУ?
   - Наверное, видит в этом какой-то смысл, - ответил я. - Для меня  лично
это сплошная бессмыслица. Откровенно говоря, господин президент,  в  своей
книге я бы назвал эту операцию "Поощрение - Мухоловка" нелепой и циничной.
   Президент кивнул.
   -  Я  полностью  согласен  с  молодым  Лумисом.  Мне  эта   "Мухоловка"
отвратительна. Такого рода операции  подрывают  веру  в  наши  собственные
принципы. Они развращают и портят людей, и тот, кто  задумывает  подобное,
вряд ли высоко ценит наше свободное общество. - Он передернул плечами. - А
этот любезный Ингрем... провалиться ему! Как вспомню, что он тут  говорил,
у меня давление сразу подскакивает.
   - По вашему виду этого не скажешь.
   Он покачал головой.
   - Нет, на Ингрема злиться бессмысленно. Мы уже с  ним  сталкивались  на
этой почве. Что останется от нашей гласности, от  нашей  демократии,  если
каждый будет озираться,  не  стоит  ли  у  него  за  спиной  тайный  агент
правительства? Кто сохранит к нам доверие и уважение,  если  наши  молодые
ученые отправятся за границу с секретными заданиями?
   Он слез с угла стола и пошел к своему креслу,  опустив  голову,  словно
рассматривая рисунок ковра.
   - ЦРУ отбилось от рук, - продолжал Роудбуш. - Подачки  интеллигентам  и
профсоюзным лидерам, подкуп исследователей  в  университетах,  заговоры  и
перевороты, вооруженное вмешательство в чужие дела, - чем  только  они  не
занимаются!  Обо  всем   этом   и   речи   не   шло,   когда   создавалось
разведуправление. Его  задачей  был  сбор  интересующих  нас  сведений  за
границей, и больше ничего... Конечно, и я виноват... Ими  давно  следовало
заняться. Но у меня всегда такая куча важнейших дел, которые нужно  решать
немедленно.
   Он взглянул на меня, словно я мог отпустить ему этот грех. Потом  криво
усмехнулся.
   - И конечно, нельзя забывать, что Ингрема поддерживают  в  сенате  и  в
прессе. Эту птичку не так легко  загнать  в  клетку...  Сейчас  нам  нужна
убедительная,  чистая  победа  на   ноябрьских   выборах   с   подавляющим
большинством голосов. А там посмотрим. - Он умолк на минуту. -  Проследите
за этим делом, Джин. Не спускайте с ЦРУ глаз. Запишите все, что я говорил.
Когда-нибудь, когда придет время,  страна  должна  узнать  обо  всем,  что
произошло.
   Он подровнял стопку писем и отложил на край стола в знак  того,  что  с
этим вопросом покончено.
   - Вернемся к Стиву. О чем спрашивали газетчики?
   Я коротко рассказал о пресс-конференции,  но,  пока  говорил,  меня  не
оставляла мысль: смог ли бы я спокойно рассуждать  о  делах  ЦРУ,  отложив
напоследок вопрос о  том,  как  реагирует  печать  на  исчезновение  моего
близкого друга? Правда, мы говорили о деле, касающемся  сына  влиятельного
политического союзника. По-видимому, сообразил я, любой  президент  должен
думать и принимать решения о делах в соответствии со степенью их важности,
по порядку. И не обязательно начинать с  тех,  которые  его  больше  всего
волнуют.
   В дверь постучали. Подтянутая седая секретарша президента Грейс  Лаллей
заглянула в комнату.
   - Я думаю, вы захотите ответить сами,  господин  президент,  -  сказала
она. - Звонит начальник полиции Уилсон насчет мистера Грира.
   Президент взял трубку. Разговор был коротким. Закончив  его,  президент
сказал:
   - Десятилетний мальчик, который живет  на  Вердетт-роуд,  говорит,  что
видел вчера около восьми вечера, как в  машину  возле  ограды  "Неопалимой
купины" подсаживали какого-то человека. Мальчик не уверен,  садился  он  в
машину по собственной воле или по принуждению. Ему кажется,  что  всего  в
машине  было  трое.  Место,  где  это  произошло,  недалеко  от  четвертой
площадки.
   - Четвертая площадка - это та, где нашли сумку Стива?
   Президент кивнул.
   - Наверное, теперь этим займется ФБР, - сказал я.
   Роудбуш быстро взглянул на  меня.  По-видимому,  он  не  сразу  осознал
значение свидетельства мальчишки.
   - Вы думаете, это похищение? - Роудбуш нахмурился. - Что  ж,  возможно.
Пожалуй, стоит связаться с Десковичем.
   Я встал.
   - Если ФБР вступит в игру, пожалуйста, сообщите мне.  Такую  новость  я
все равно не смогу скрыть от моих ребят.
   - Разумеется, - согласился он. - Я позвоню вам через несколько минут.
   -  Да,  вот  еще  что!  -  сказал  я,   вспомнив   свое   обещание   на
пресс-конференции. - Меня спросили, о чем вы говорили с  Гриром  во  время
последней встречи во вторник. Что мне ответить прессе?
   Роудбуш задумался, сдвинув брови.
   - Мы засиделись допоздна, было уже за полночь... - начал он неуверенно.
- Нет, Джин, сообщить не  о  чем.  Разговор  шел  обо  всем  понемногу:  о
политике, о личных делах.
   - Меня непременно спросят, не заметили ли  вы  каких-нибудь  признаков,
хотя бы намека... что Стив был чем-то встревожен?
   Президент снова задумался.
   - Нет, он был совершенно спокоен. Как всегда,  полон  разных  планов  и
сарказма. Все тот же старина Стив!.. Можете сказать об этом, если хотите.
   - Благодарю.
   Когда я вернулся в свой кабинет, Джилл  протянула  мне  желтую  полоску
телетайпной ленты ЮПИ:

   "ЮПИ-184. (Грир - Финансы)
   Загадочное исчезновение  Стивена  Б.Грира,  близкого  друга  президента
Роудбуша, вызвало резкое падение акций на  нью-йоркской  бирже.  Понижение
курса за последние два часа достигло максимума и приостановилось только  в
связи с закрытием биржи.
   На нью-йоркской бирже стоимость акций в среднем упала на  1  доллар  37
центов - самое большое понижение со  времен  забастовки  на  авиалиниях  в
прошлом году. Акции Доу-Джонс котировались перед закрытием намного ниже.
   Операции на Американской  бирже  и  в  ее  отделениях  по  всей  стране
показали: количество проданных акций удвоилось. На западном побережье, где
биржа была еще открыта, стоимость предлагаемых акций  понизилась  особенно
резко.
   Массовую продажу акций и падение  курса  биржевые  маклеры  приписывают
"тревожным сведениям из Вашингтона о деле Грира".  Однако  большинство  из
них предсказывают стабилизацию курса в  понедельник,  поскольку  экономика
страны на подъеме и биржевики будут играть на повышение".

   - Хорошенькое дело! - сказал я, мысленно ругая себя за то, что  упустил
из виду возможную реакцию биржи. Следовало хотя  бы  спросить  президента,
стоит ли касаться на пресс-конференции этой темы.
   Обещанный звонок от  президента  раздался  только  через  час.  Положив
трубку, я  повернулся  к  машинке,  отбарабанил  двумя  пальцами  текст  и
попросил Джилл снова впустить газетную братию. На  сей  раз  она  вышла  в
вестибюль западного крыла.
   - Мистер Каллиган просит вас!
   Голос ее мелодично разнесся над рядами кожаных  кресел.  Казалось,  она
объявляет коронный номер программы.
   Лишь  слегка  поредевшая  толпа  журналистов  ворвалась  в   помещение,
заполнив мой кабинет и часть приемной.
   - Всех прошу войти! - приказала Джилл со своего поста у двери.
   Дэйв Полик встал напротив моего стола.
   - На бирже "грировская распродажа", - сказал он.
   - Знаю, - ответил я. - О положении на Уолл-стрит комментариев не будет.
Я прочту вам только следующее. Записывайте за мной.
   "Президент Роудбуш  поручил  Федеральному  бюро  расследований  принять
участие в поисках Стивена Б.Грира. Президент отдал этот приказ после того,
как получил от начальника столичной полиции Тэда Уилсона сообщение о  том,
что в четверг  вечером  на  Бердетт-роуд  близ  "Неопалимой  купины"  были
замечены двое мужчин, подсаживавших третьего в автомашину.  Это  произошло
недалеко от площадки, где была найдена сумка  с  клюшками  мистера  Грира.
Директор ФБР Питер Дескович выделил специальную  группу  агентов,  которые
будут вести расследование на основании федерального закона  о  киднэпинге.
Это не означает, однако, что мы уверены, будто мистер  Грир  похищен.  Но,
поскольку такая возможность существует, она должна быть изучена. Президент
призывает все силы охраны порядка к максимальному сотрудничеству с ФБР".
   - Сколько выделено агентов, Джин?
   - Пока не знаю. Наверное, достаточно.
   - Кто возглавляет группу?
   - Постараюсь сообщить вам завтра.
   - Вы обещали узнать, о чем говорил президент с Гриром во вторник ночью.
Удалось?
   - Это была частная беседа, и я не знаю о чем, - ответил я. - Однако что
касается поведения Грира, то президент сказал: Грир не был ни угнетен,  ни
встревожен. Он  был  в  обычном  добродушном  настроении  и,  как  всегда,
высказывал интересные мысли. Одним словом, вел себя совершенно нормально.
   - Ожидает ли президент сегодня вечером доклада от Уилсона?
   - Да, если  выяснится  что-либо  новое.  То  же  самое  и  в  отношении
Десковича.
   - Это все, Джин?
   - Все, до половины десятого завтра  утром.  Если  будут  изменения,  мы
успеем предупредить всех по списку.
   Джилл открыла дверь и прижалась к стене, пропуская  возбужденную  толпу
газетчиков. На этот раз  всего  один  человек  задержался  на  миг,  чтобы
посоветовать ей постричься покороче.  Обычно  таких  советов  бывало  куда
больше.
   Только Дэйв Полик все еще упрямо стоял у моего стола.
   - Хочу предупредить, - сказал он, - отныне  я  занимаюсь  только  делом
Грира. С вами я откровенен.
   - Желаю удачи, - сказал я. - Если узнаете что-нибудь, не подходящее для
печати, сообщите мне.
   - Я уже многое знаю об одном ирландце  и  о  девушке,  которая  у  него
работает, - сказал Полик. - Мог бы  напечатать  кое-что,  но  я  этого  не
делаю, Из глубокого уважения к моим друзьям.
   - Вы хотите сказать, из глубокого уважения к  законам  о  печати?  -  Я
изобразил на лице улыбку. - Ладно, специалист  по  Гриру,  звоните  мне  в
любое время. Только не позже часа ночи и не раньше семи сорока пяти утра.
   - Я ничего не обещаю.
   - И не надо обещать.
   Он повернулся, собираясь уходить, но на полдороге обернулся и уставился
на меня, качая головой.
   - Я не понимаю вас, Джин. Вы ведете себя  так,  будто  это  всего  лишь
очередная банальная история. Думаю, вы тут не  правы.  Я  думаю,  что  это
самое крупное дело со дня моего появления в вашем крысином городе.
   - Откровенно говоря, Дэйв, я не успел составить  об  этом  собственного
мнения.
   - Ну-ну! - пробормотал он и вышел из кабинета,  не  поверив  ни  одному
моему слову.
   Но я сказал правду. И теперь,  освободившись  наконец  от  всех,  кроме
Джилл, снова склонившейся над телефоном, я повернулся  в  кресле  к  окну;
солнце садилось, и тень от большого вяза уже наполовину  закрывала  газон.
Стивен Грир исчез, растворился в ночи на поле для гольфа. Это было нелепо,
невероятно. Я ворошил в памяти все, что знал  о  Грире,  начиная  с  нашей
первой  встречи  во  время  избирательной  кампании  и  кончая  последней,
вчерашней, когда он так нервничал и без конца смотрел на часы. Я  просидел
так, наверно, с полчаса, пока не обнаружил с удивлением, что почти  ничего
не знаю ни о самом Грире, ни о его исчезновении. Впервые с тех пор, как  я
появился в Белом доме, важное государственное событие прошло мимо меня как
в какой-то  далекой  туманной  дали.  У  меня  не  было  фактов,  не  было
источников информации, не  было  даже  предположений.  Чувствовал  я  себя
препогано.
   - Джин, - нежно окликнула меня Джилл, - пора уходить. Скоро стемнеет.
   Тень от большого вяза целиком покрывала газон, когда мы закрыли лавочку
и отправились домой.



4

   Стэнли Уолкотт поднял высокий бокал - джин со льдом и лимонным соком  -
и покачал, льдинки звякнули о стекло. Он сидел в широком кожаном кресле  в
кабинете  своего  губернаторского  дома  в  Иллинойсе.  Кондиционированный
воздух был прохладен и мягок, но дышалось тяжело. Новая  роль  душила  его
как слишком тесный воротник.
   С тех пор как его выдвинули на конференции  в  Хьюстоне  кандидатом  на
пост  президента  и  он  стал  противником   Роудбуша,   надеявшегося   на
переизбрание, все  окружающие,  даже  старые  друзья,  относились  к  нему
по-новому: с почтительной сдержанностью. Почтительность эта нелепа,  думал
он,  чувствуя  себя,  как  водопроводчик,  которого  прочат  на  должность
инженера-сантехника.  Потому  что  он  был   заранее   обречен,   он   был
"кандидат-жертва". Его шансы победить Роудбуша котировались от минимальных
до нуля. Первые предвыборные опросы Галлапа и Гарриса в общем подтверждали
это. В середине августа Галлап предсказывал ему 38% голосов на  ноябрьских
выборах, анкеты Гарриса давали 36,7%. Уолкотт не впал в отчаяние. Он этого
ожидал. Он был готов  до  конца  служить  партии  по  мере  своих  сил.  И
гордился, что был реалистом.
   Таким  же  реалистом  считал  себя  и  Мэтью  Силкуорт,   его   главный
распорядитель в предвыборной кампании, который сейчас сидел напротив  него
с бокалом виски с содовой. Силкуорт был  приземистый  толстяк  с  жесткими
черными волосами и  синеватыми  тенями  на  щеках.  Он  провозглашал  себя
пессимистом, но это опровергала  его  бьющая  через  край  энергия.  Любой
человек, находящийся  в  постоянном  движении,  бессознательный  оптимист.
Разум взывает  к  осторожности,  а  тело  требует  действий,  действия  же
зачастую влияют на характер.  Уолкотту  нравилась  жестокая  откровенность
Силкуорта. Но, вскрывая слабости их позиций, Мэтью в то же время напоминал
кандидату, что предвыборную кампанию придется довести до конца.
   - Я слушал в шесть часов последние известия, - сказал  Уолкотт.  -  Мне
кажется, здесь все же замешана женщи